он.
   Не успел Гэбриель пробежать и полумили, как уловил  своим  чутким  ухом
дальний рев воды. Но и тогда он  только  чуть  ускорил  свой  ровный  бег,
словно повинуясь команде тренера, а не угрозе  смерти.  Впереди  раздалось
цоканье подков, и в ту же минуту стало слышно,  как  возница  заворачивает
дилижанс, ибо предостерегающий крик Гэбриеля обогнал его  самого,  подобно
выпущенной пуле. Увы, слишком поздно! Ревущей  поток  обрушился  сзади  на
Гэбриеля и понес его, а в следующее мгновение вода подхватила  и  почтовую
карету вместе с лошадьми,  сбила  их  в  один  огромный  черный  клубок  и
швырнула к каменной стене каньона. Вот когда понадобились столь  тщательно
сэкономленные силы Гэбриеля! Когда водяная громада настигла его, он  и  не
подумал  сопротивляться  ее  бешеной  энергии,  отлично  зная,   что   это
бесполезно. Он отдался на волю волн, пока не приметил  прямо  над  головой
куст чимизаля, растущий на стене каньона. Ухватившись за него, он  могучим
усилием вырвался из кипящего водоворота. Почтовой кареты он не увидел,  но
на том месте, где она недавно стояла, то исчезая  из  виду,  то  появляясь
вновь, боролись с течением несколько  человек;  среди  них  была  женщина.
Долго не раздумывая, Гэбриель кинулся в желтые волны. Сильно загребая,  он
подплыл к женщине и обнял ее за талию, чтоб помочь ей держать  голову  над
водой. В эту минуту один из утопающих схватил его за другую руку. Гэбриель
не оттолкнул его.
   - Держи меня за пояс, и я вытащу вас обоих! - крикнул  он,  высвобождая
руку и стараясь достать до куста  чимизаля.  Когда  ему  удалось  это,  он
подтянулся, вцепился в куст зубами, а  затем,  стиснув  челюсти,  повис  в
воздухе и вытащил за собой  из  воды  обоих  спасенных.  Едва  успели  они
ухватиться за куст, как послышался  зловещий  рев,  и  новая  мутно-желтая
водяная лавина ворвалась в каньон. Куст чимизаля подался под тяжестью трех
человек. Пальцами одной руки Гэбриель врылся в почву  у  корней  чимизаля,
добираясь до каменистого основания,  другой  же  рукой  как  можно  крепче
прижал женщину к каменной стене каньона. Когда волна накрыла их с головой,
раздался отчаянный вопль и затем всплеск:  их  сотоварищ  исчез.  Остались
Гэбриель и женщина.
   Они спаслись,  -  надолго  ли?  Левая  рука  Гэбриеля,  цеплявшаяся  за
неровности каменной стены, была их единственной  опорой.  Впервые  за  эти
минуты Гэбриель взглянул на женщину и спросил, запинаясь:
   - Можете вы продержаться еще немножко?
   - Да.
   Несмотря на ужас их положения, таинственная сладость в  голосе  женщины
поразила его.
   - Обнимите меня за шею и держитесь как можно крепче.
   Она повиновалась.  Почти  не  ощутив  веса  повисшей  на  нем  женщины,
Гэбриель  стал  осторожно  нащупывать  освободившейся  правой  рукой  хоть
какой-нибудь уступ  в  каменной  стене.  Разыскав  его  наконец,  Гэбриель
могучим  усилием  подтянулся  вверх   и   поставил   ноги   в   отверстие,
образовавшееся на месте вырванного с корнем куста чимизаля.  Потом  сделал
передышку.
   - Еще можете немного продержаться?
   - Поднимайтесь, - ответила она.
   Гэбриель стал подниматься. Он отыскал второй выступ, потом еще  и  еще,
пока наконец не добрался до карниза в фут шириною, почти у  самой  вершины
утеса. Он остановился, чтобы перевести дух. Теперь заговорила женщина:
   - Вы сумеете добраться до вершины?
   - Да... если только вы...
   - Поднимайтесь, - спокойно сказала она.
   Тщательно размеряя свои движения,  Гэбриель  возобновил  подъем.  Через
несколько минут он был на вершине. Тут пальцы женщины  вдруг  разжались  и
она скользнула было вниз, но Гэбриель поддержал ее, взял на руки  и  понес
на полянку, которую  сваленная  кем-то  сосна  устлала  мягким  ковром  из
высохшей хвои.  Здесь  он  опустил  ее  на  землю,  проявив  при  этом  ту
необыкновенную нежность в каждом движении,  которую  выработал  за  многие
годы ухода за слабыми и  больными  и  которая  стала  как  бы  его  второй
натурой. Она грациозно поблагодарила его, показав при этом  очаровательные
белые зубки, и так взглянула на  него  своими  темно-синими  глазами,  что
Гэбриель не мог не ответить ей взглядом. Это была  миниатюрная  блондинка,
одетая изящно и по моде, того типа и  того  круга,  который  Гэбриелю  был
совершенно незнаком.  Если  не  считать  улыбки,  женщина  показалась  ему
некрасивой. Продолжая улыбаться, она вдруг побелела и потеряла сознание.
   В ту же минуту Гэбриель услышал  голоса  и,  оглянувшись,  увидел  двух
приближающихся к ним пассажиров дилижанса, спасшихся, как  видно,  тем  же
способом, что и они. И тут - не знаю  даже,  как  рассказать  об  этом,  -
Гэбриеля охватил внезапный страх, что он снова попал в какую-то запутанную
и рискованную историю. Что подумают эти люди? Да  и  поверят  ли  они  его
рассказу? С отчаянием он вспомнил недавний разговор у Бриггса; потом перед
его мысленным взором продефилировали костлявая Сол и дебелая миссис Маркл;
потом вопрошающие глаза малютки Олли глянули  ему  прямо  в  душу,  и  наш
герой, наш победоносный гигант повернулся и... пустился наутек.



        "5. ПРОСТОДУШИЕ ПРОТИВ ХИТРОСТИ"

   Когда  Гэбриель  пришел   домой,   было   уже   темно;   Олли,   сильно
встревоженная, ждала его.
   - Ты вымок насквозь, противный Гэйб, и весь в глине к тому  же.  Скорее
переодевайся, не то простудишься насмерть, грешная твоя душа!
   Гэбриель был несколько озадачен  тоном  полученного  выговора,  но  так
обрадовался, что Олли ни о чем его не расспрашивает, что решил  пропустить
ее дерзость мимо ушей. Вернувшись из-за занавески в сухом  платье,  он,  к
своему изумлению, увидел в ярком свете новой свечи, что Олли с  той  поры,
как он утром оставил ее, претерпела некое волшебное  превращение.  Лицо  и
руки  ее  поражали  необыкновенной  белизной,   золотистые   локоны   были
перехвачены яркой розовой  лентой.  Немалые  перемены  произошли  и  в  ее
наряде:  она  надела  старенький  кружевной  воротничок,  извлеченный   из
хранившегося в вещевом мешке материнского "гардероба", и повязала  на  шею
пунцовый бантик.
   - Если я не ошибаюсь, - весело сказал Гэбриель, - одна девочка, которую
я хорошо знаю, тоже переоделась и к тому же подзанялась своим туалетом. Уж
не свалилась ли ты без меня в канаву, Олли?
   - Даже не думала, - с достоинством  возразила  Олли,  накрывая  стол  к
ужину.
   - Но я ни разу не видел тебя такой нарядной, Олли. Не приходил ли кто к
нам? - спросил Гэбриель, испытывая внезапную тревогу.
   - Никого здесь не было, - сказала Олли. - Уж не воображаешь ли ты,  что
я не могу нарядиться сама и нуждаюсь в помощницах вроде... Сьюзен Маркл?
   Парфянская стрела застала Гэбриеля врасплох.
   - Видишь ли, Олли, - сказал он, - тебе не следует так относиться к этой
женщине. Ты ведь еще ребенок. Даже если твой брат и рассказал тебе кое-что
по секрету, как это водится между родственниками, ты не должна давать волю
языку.
   - Давать волю языку! - негодующе  воскликнула  Олли.  -  Да  я  с  этой
женщиной ничего общего иметь не желаю! Подумать только!
   Взирая на сестру с почтительным восхищением, Гэбриель подумал в глубине
своей совестливой души, что, пожалуй, не заслужил столь  отважной  защиты.
На минуту он даже решил было рассказать ей всю  правду,  но  удержался  из
страха разочаровать Олли, а также желая еще немножко понежиться в лучах ее
сочувствия. "И кроме того, - подумал он, делая важное открытие, - это  еще
может пойти ей на пользу. Взгляни на этот воротничок, Гэбриель! Взгляни на
ленту в волосах! Сколько раз ты говорил ей  правду  без  малейшего  толка.
Один раз соврал, и малютку - не узнать!"
   Сумрачные мысли, навеянные дневными разговорами, все  же  не  оставляли
Гэбриеля. Когда Олли кончила есть  (Гэбриель  заметил,  как  она  железным
усилием воли поборола желание  вытереть  хлебом  оставшуюся  на  сковороде
подливку), он спросил ее весьма серьезно:
   - Скажи, Олли, если тебя спросят, ухаживал я за миссис Маркл  или  нет,
что ты ответишь?
   - Что я отвечу? - свирепо повторила Олли. - Отвечу, что если была когда
на свете женщина, бегавшая за мужчиной, который и знать-то ее не хотел, то
это, конечно, миссис Маркл, мерзкая старая Сьюзен Маркл. Я  скажу  ей  это
прямо в глаза.
   Гэбриель был в полном восторге.
   - Когда сюда приедет учительница, поухаживай за ней, Гэйб!!
   - Олли! - вскричал скандализованный Гэбриель.
   - Да, поухаживай за ней. Так же, как ухаживал за Сьюзен Маркл. А  лучше
всего, сделай это, когда миссис Маркл будет поблизости, или так, чтобы вас
увидела  Манти;  она  побежит  и  расскажет  матери;  она  обо   всем   ей
рассказывает. Я слышала, Гэйб, что учительницы бывают прехорошенькие.
   Гэбриелю очень хотелось чем-нибудь вознаградить  Олли;  он  даже  решил
было поведать ей о сегодняшнем приключении в каньоне,  но  его  остановила
мысль, что Олли может потребовать,  чтобы  он  немедля  предложил  руку  и
сердце спасенной им женщине. В это время раздался стук в дверь.
   - Совсем позабыла, Гэйб, к тебе сегодня приходил  адвокат  Максуэлл,  -
воскликнула Олли. - Наверно, это  он.  Если  он  попросит  тебя  опять  за
кем-нибудь ходить, не соглашайся. У тебя за мной смотреть и то не  хватает
времени.
   Гэбриель встал с  растерянным  видом  и  открыл  дверь.  Вошел  высокий
смуглый бородатый человек; борода его была сильно тронута  проседью.  Хотя
одежда его и общая манера вести себя отвечали местным обычаям, нечто  и  в
одежде и в манерах пришельца показывало, что он стоит выше среднего уровня
Гнилой Лощины. Не в пример недавнему  вечернему  посетителю,  он  не  стал
оглядывать   дом   Гэбриеля,   а   сосредоточил    острый    взор    своих
полунасмешливых-полувопрошающих глаз прямо на лице хозяина. Выражение  его
собственного лица было степенным, если не считать нервного подергивания  в
левом уголке рта, которое  прекращалось,  когда  адвокат  слегка  проводил
рукой по лицу. Впечатление было такое, что он смахивал улыбку, как  другие
смахивают набежавшую слезу.
   - Мы, кажется, никогда не встречались, Гэбриель, - сказал он, подходя к
хозяину дома и протягивая ему руку. - Меня зовут Максуэлл. Должно быть, вы
слышали обо мне. Нам с вами придется обсудить небольшое дельце.
   Испуг на лице Гэбриеля не укрылся от взора адвоката; заметил он  и  то,
что Гэбриель сделал знак Олли уйти. "Как видно, я застал его  врасплох,  -
подумал адвокат. - Либо  он  скрыл  все  от  девочки,  либо  не  успел  ее
подготовить".
   - Насколько я  понимаю,  Гэбриель,  -  сказал  адвокат  вслух,  -  ваша
маленькая... гм... девочка тоже имеет отношение к нашему делу. Не лучше ли
ей остаться?
   - Нет, нет! - сказал Гэбриель,  теперь  уже  полностью  уверенный,  что
Максуэлл пришел к нему как юридический представитель  оскорбленной  миссис
Маркл. - Нет! Беги, Олли, набери щепок в  сарае,  чтобы  было  чем  завтра
развести огонь. Живее!
   Олли повиновалась. Максуэлл поглядел девочке  вслед,  провел  рукой  по
лицу и, облокотившись на стол, устремил взгляд на Гэбриеля.
   - Я пришел, Гэбриель, во-первых, чтобы спросить вас, не склонны  ли  вы
покончить дело с миром, и, во-вторых, чтобы посоветовать вам, как  адвокат
противной  стороны,  сделать  это  без  лишних  проволочек.  Буду  с  вами
откровенен, у меня на руках все необходимые бумаги, чтобы возбудить против
вас судебное дело. Желаете ли вы, чтобы я изложил  вам  существо  иска,  и
надо ли называть вам имя истца?
   Гэбриель понурил голову. Но и в эту  минуту  сказалось  прямодушие  его
натуры. Взглянув в лицо адвокату, он сказал просто:
   - Нет!
   Адвокат Максуэлл был чуть-чуть ошеломлен. Чуть-чуть, не больше.
   - Отлично, - задумчиво промолвил он,  -  я  вижу,  вы  человек  прямой.
Теперь  следующий  вопрос:  не  угодно  ли  вам,  дабы  избежать  судебной
процедуры, неприятной огласки и  сплетен  -  а  в  том,  что  суд  вынесет
неблагоприятное для вас решение, сомнений быть не может, -  не  угодно  ли
вам просто покинуть этот дом и участок с тем, чтобы стоимость их  пошла  в
счет убытков, причиненных вами истцу. Если вы  не  против,  я  уполномочен
пойти на такое соглашение. Я даже гарантировал бы вам, что в  этом  случае
мы не затронем  вопроса  о  личных  взаимоотношениях.  Короче  говоря,  вы
сохраняете свое имя, она - свое и остаетесь чужими друг другу. Как  вы  на
это смотрите?
   Гэбриель вскочил со стула.
   - Вы добрый человек, мистер Максуэлл, - сказал он, сжимая руку адвоката
своими  могучими  лапами,  -  благородный  человек.  Как  великолепно   вы
справились с этим прискорбным делом! Вы не смогли бы защитить меня  лучше,
даже если бы были моим адвокатом. Я  уеду  немедленно.  Я  ведь  думал  об
отъезде с той самой минуты, как это дело заварилось.  Я  уеду  завтра  же,
Оставлю дом и все пожитки. Если бы у меня были деньги, чтобы заплатить вам
гонорар, я охотно бы это сделал. Пусть берет себе дом и все, что хочет.  И
- точка!
   - Да, точка, - повторил Максуэлл, с удивлением глядя на Гэбриеля.
   - И чтобы никаких не было  разговоров,  никаких  статей  в  газетах,  -
продолжал Гэбриель.
   - Все, что касается ваших действий по отношению к ней, а равно и  вашей
роли в этом деле, будет сохранено в полной тайне, если, разумеется, вы  не
нарушите молчания сами. Эту опасность я, собственно, и имел в виду,  когда
рекомендовал вам уехать отсюда.
   - Да, да я еду завтра же, - сказал Гэбриель, потирая руки. - Не  хотите
ли вы, чтобы я подписал какое-нибудь обязательство?
   - Нет, с какой стати?! - возразил адвокат,  проводя  рукой  по  лицу  и
разглядывая Гэбриеля так, словно тот принадлежал  к  какому-то  совершенно
новому, еще неведомому отряду позвоночных.  -  Я  позволю  себе  дать  вам
дружеский совет, Гэбриель, никогда не подписывайте никаких бумаг,  которые
могут быть использованы против вас. Ваш отказ от дома и участка нас вполне
удовлетворяет. Я не буду подавать ко взысканию до четверга,  а  в  четверг
уже не с кого будет взыскивать. Вы меня понимаете?
   Гэбриель кивнул утвердительно и, обуреваемый благодарностью, предпринял
еще одну попытку сломать руку адвокату. С трудом оторвав  свой  взгляд  от
ясных глаз Гэбриеля, Максуэлл направился к двери. На пороге он задержался,
оперся о косяк и, медленно проведя рукой по лицу, сказал:
   - Все отзываются о вас, как о честном, порядочном  человеке,  Гэбриель,
и, скажу вам откровенно, если бы вы  не  признались  сами,  я  никогда  не
поверил бы, что вы можете дурно поступить  с  женщиной.  Я  счел  бы,  что
произошло какое-то недоразумение. Я давно занимаюсь юридической практикой,
многое повидал, и действия людей перестали  меня  удивлять;  я  не  берусь
анализировать  людские  поступки,  не  берусь  оценивать  их  с  моральной
стороны. Но вот сейчас, когда мы с вами достигли взаимопонимания, я  хотел
бы услышать, что толкнуло вас на этот чудовищный, необыкновенный  в  своем
роде поступок? Повторяю, что бы вы ни сказали, это не изменит моего мнения
о вас: я считаю вас неплохим человеком. Я хочу лишь  узнать,  каковы  были
ваши мотивы, как могли вы с заранее  обдуманным  намерением  обмануть  эту
женщину?
   Гэбриель густо покраснел.  Потом,  подняв  глаза  на  адвоката,  указал
пальцем по направлению к двери. Тот взглянул - на пороге стояла Олли.
   Адвокат Максуэлл усмехнулся.  "Значит,  все-таки  замешана  женщина,  -
комментировал  он  про  себя,  -  хоть  и  несколько  более  юная,  чем  я
предполагал; это - его родная дочь, сомнения быть не может".  Он  покивал,
улыбнулся девочке и с чувством профессионального торжества и в то же время
морального удовлетворения, которое не всегда сопутствовало его юридическим
триумфам, исчез в ночи. Гэбриель  отмалчивался  допоздна.  Но  когда  Олли
заняла свое излюбленное местечко напротив очага у самых ног  Гэбриеля,  то
спросила его прямо:
   - Зачем он приходил к тебе, Гэйб?
   - Просто так, - ответил Гэбриель,  демонстрируя  полное  равнодушие.  -
Знаешь, Олли, я хочу рассказать тебе сказку. Давно уже я  ничего  тебе  не
рассказывал.
   У Гэбриеля был обычай услаждать эти вечерние часы, рассказывая  Олли  о
новостях и событиях, которые он успевал  узнать  в  поселке  за  день,  но
облекая их в изысканно-беллетристическую  форму.  Последние  дни,  занятый
тревожными мыслями о миссис Маркл, он позабыл  о  своих  сказках.  Сейчас,
заручившись согласием Олли, Гэбриель начал:
   - В доброе старое время  жил  да  поживал  один  человек,  обыкновенный
человек, как все прочие люди, и никого-то у него на свете не  было,  кроме
маленькой сестренки, которую он любил всей душой. И никогда  этот  человек
никому не позволял, как это говорится,  встревать  в  их  жизнь,  и  такая
дружба была у них, такая любовь, что просто всем на загляденье.
   - Значит, это был обыкновенный человек, не волшебник? - спросила Олли.
   - Это был обыкновенный человек, но сестренка у него была фея - я совсем
забыл тебе об этом сказать - и своими чарами приносила ему много добра,  а
он-то даже и не подозревал о ее чудесной силе. И жили они вдвоем во дворце
в густом лесу. Но вот однажды случилась у этого человека беда, и он понял,
что больше ему в этом прекрасном дворце не жить. "Да, - подумал он, -  как
же я скажу об этом моей сестренке?" И вот собрался он с духом  и  говорит:
"Глориана - сестренку звали Глорианой, - придется нам с тобой покинуть наш
прекрасный дворец и уехать в дальние края, а почему - это тайна,  и  я  не
могу тебе ее открыть". А сестренка ему в ответ: "Что годится тебе, братец,
то годится и мне, потому что мы с тобой, любим  друг  друга.  Свет  велик,
разнообразие украшает жизнь, завтра же я соберу свой чемодан". Так  она  и
сделала. А почему, Олли? Потому, что она была  феей  и  понимала  все  без
лишних слов. И они уехали в дальние края, в  новые  места,  построили  там
дворец еще краше прежнего и жили-поживали, добра наживали до  конца  своих
дней.
   - И старая ведьма, вроде миссис Маркл, больше не досаждала им. Когда же
мы поедем, Гэйб? - спросила практическая Олли.
   - Я думал, Олли, - сказал смущенный Гэбриель, оставляя свои аллегории и
не без почтения поглядывая на сестру, - я думал завтра  же  перебраться  к
Кейси, чтобы захватить вечерний дилижанс на Мэрисвилл.
   - В таком случае, - сказала Олли, - мне пора ложиться спать.
   - Олли, - с укором воскликнул Гэбриель, когда крохотная фигурка исчезла
за занавеской, - ты не поцеловала меня и не сказала "спокойной ночи".
   Олли вернулась.
   - Ах ты, старина Гэйб, - покровительственно  сказала  она,  снисходя  к
брату с высоты своего интеллектуального и морального величия и разглаживая
ручкой его спутанную шевелюру. - Милый старый Гэйб, что бы ты стал  делать
без меня? - И она поцеловала его в лоб.
   Наутро  Гэбриель  с  удивлением   заметил,   что   Олли,   как   только
позавтракала, сразу принялась наряжаться, отбирая самые роскошные вещи  из
своего  гардероба.  На  белое  муслиновое  платье,  ветхое   и   несколько
пожелтевшее от времени, она накинула дешевый ярко-розовый  шарфик,  сверху
же повязала и закрепила огромной черепаховой брошью черную в белую  клетку
материнскую шаль, такую длинную, что, сколько Олли  не  подворачивала  ее,
шаль по-прежнему волочилась по полу. На свою кудрявую головку  она  надела
большую  соломенную  шляпу,   украшенную   желто-белыми   маргаритками   и
светло-зелеными лентами, и в довершение всего  раскрыла  маленький  желтый
зонтик.
   Гэбриель,  с  очевидной   тревогой   наблюдавший   за   приготовлениями
прехорошенькой,  хоть  и  несколько  фантастической  маленькой   франтихи,
отважился наконец обратиться к ней с вопросом:
   - Куда ты собралась, Олли?
   - Пойду в лощину, к Ридам,  попрощаюсь  с  девочками.  Это  неприлично,
взять да уехать, ничего не сказав людям.
   - Ты только... не подходи близко... к дому миссис Маркл.
   Олли презрительно сверкнула синими глазами.
   - Подумать только!
   Столько решительности было  в  кратком  энергичном  ответе  девочк