Мы пройдем. Вот все, что я хотел тебе сказать.
   - А сестра? А брат?
   - Нести с собой малютку нам не по силам, да она и не  вынесет  тягостей
пути. Твой брат должен остаться с ней; его сила  и  бодрость  послужат  ей
опорой. Нет, Грейс, мы должны идти одни. Пойми, что наше спасение - это  и
их спасение. Они продержатся  здесь,  пока  мы  не  вернемся  за  ними,  а
вчетвером мы не осилим трудностей пути. Я пошел бы и один, но я не в силах
оставить тебя, милая Грейс.
   - Если ты оставишь меня, я умру, - сказала она простодушно.
   - Я знаю, - ответил он тоже без всякой аффектации.
   - Но не лучше ли обождать? Помощь может прийти  в  любую  минуту,  даже
завтра.
   - Завтра мы будем слабее сегодняшнего. Силы наши убывают с каждым днем.
   - А старый доктор?
   - Он скоро будет там, где уже не нуждаются в помощи, -  грустно  сказал
молодой человек. - Тсс, он просыпается.
   Один из закутанных в одеяло мужчин зашевелился. Филип подошел к  очагу,
подбросил сучьев и разгреб угли. Вспыхнувшее пламя осветило лицо  старика;
его лихорадочно блестевшие глаза были устремлены на Филипа.
   - Зачем вы роетесь в очаге? - ворчливо спросил он с легким  иностранным
акцентом.
   - Раздуваю огонь.
   - Не троньте его.
   Филип, не споря, отошел в сторону.
   - Подойдите, - сказал старик.
   Филип приблизился к нему.
   - Можно не задавать вопросов, - сказал старик,  пристально  поглядев  в
глаза молодому человеку. - Ответы написаны  у  вас  на  лице.  Все  та  же
история. Я знаю ее наизусть.
   - Ну и что?
   - Ничего, - устало сказал старик.
   Филип снова отошел.
   - Вы закопали ящик и рукописи?
   - Да.
   - Надежно?
   - Надежно.
   - А как вы обозначили место?
   - Пирамидой из камней.
   - А немецкие и французские объявления?
   - Прибил их везде, где мог, по краям старой дороги.
   - Отлично.
   Когда Филип повернулся, чтобы идти, циническое выражение  на  его  лице
словно усилилось. Не дойдя до двери, он остановился, вытащил из-за  пазухи
увядший цветок с поникшими лепестками и вручил его старику.
   - Вот вам второй экземпляр того цветка, что вы разыскивали.
   Старик приподнялся на локтях, схватил цветок  и  принялся  разглядывать
его, задыхаясь от волнения.
   - Да, тот самый цветок, - сказал он с глубоким вздохом облегчения. -  А
вы... вы говорите, что нет новостей...
   - Разрешите узнать,  в  чем  же  новость?  -  спросил  Филип  с  легкой
усмешкой.
   - Новость в том, что я прав,  а  Линней,  Дарвин  и  Эшшольц  ошиблись.
Сделано важнейшее открытие. Так называемая альпийская фиалка совсем не то,
чем ее считали до сих пор... Совершенно самостоятельный вид!..
   - Важная новость для людей, умирающих с  голоду,  -  с  горечью  сказал
Филип.
   -  Это  еще  не  все,  -  продолжал  старик,  не  обращая  внимания  на
скептическое замечание Филипа. - Этот  цветок  не  мог  вырасти  в  полосе
вечных снегов. Он зародился  в  теплой  земле,  под  благодатным  дыханием
солнца. Если бы вы не сорвали его, он вырос бы и отцвел, как ему  повелела
природа. Это значит, что через два месяца там, где  вы  нашли  его,  да  и
здесь, где я сейчас лежу, будет расти  трава.  Мы  -  ниже  уровня  вечных
снегов.
   - Через два месяца! - воскликнула молодая  девушка,  нервически  сжимая
руки.
   - Через два месяца! - сумрачно повторил молодой человек.  -  Через  два
месяца мы будем далеко отсюда или же нас не будет совсем.
   - Допускаю, - сказал старик сухо. - Но если вы точно выполнили все, что
касается безопасности моих коллекций и рукописей, они не пропадут и в свое
время станут достоянием науки.
   Эшли отвернулся  с  жестом  нескрываемой  досады,  а  старик  бессильно
опустил голову. Сделав вид, что он хочет приласкать  ребенка,  Эшли  снова
приблизился к Грейс, что-то сказал ей почти неуловимым шепотом и  удалился
через дверное отверстие. Когда он ушел, старик приподнял голову  и  позвал
слабым голосом:
   - Грейс!
   - Что, доктор Деварджес?
   - Подойди ко мне.
   Она поднялась и приблизилась к нему.
   - Зачем он подходил к очагу, Грейс?  -  спросил  Деварджес,  бросая  на
девушку подозрительный взгляд.
   - Не знаю.
   - Ты обо всем ему рассказываешь. Об этом ты тоже ему рассказала?
   - Нет, сэр.
   Деварджес пристально поглядел на нее, как если бы читал все  ее  тайные
мысли, потом, как видно успокоившись, сказал:
   - Пора остудить его в снегу.
   Молодая девушка стала разрывать тлеющую золу, пока  не  обнаружила  там
камень величиной с куриное яйцо; камень был раскален добела и  в  полутьме
светился. Двумя обгорелыми палочками она с некоторым трудом  извлекла  его
из очага и положила  в  снег,  нанесенный  ветром  у  порога,  после  чего
вернулась к изголовью Деварджеса.
   - Грейс!
   - Да, сэр.
   - Ты решила уйти?
   Девушка ничего не ответила.
   - Не говори  -  нет.  Я  подслушал  ваш  разговор.  Допускаю,  что  это
правильное решение. Но не в этом суть. Правильное ли, нет ли, ты уйдешь  с
ним все равно. Скажи, Грейс, что ты знаешь об этом человеке?
   Ни  почти  что  дочерняя  любовь  к   доктору   Деварджесу,   рожденная
многодневным общением, ни сблизившие  их  страдания,  ни  нависшая  угроза
смерти, ничто не приглушило в Грейс  инстинктивной  независимости  женской
натуры. Она тотчас оборонила себя щитом и стала  слабой  рукой  парировать
удары умирающего противника.
   - Все мы знаем, сэр, какой он верный  друг.  Бескорыстный  друг.  Сколь
многим все мы обязаны его отваге, его выдержке, его уму!
   - Вздор! Еще что?
   - Не знаю, что сказать... Разве только, что он всегда был предан вам. Я
думала, что и вы его любите. Ведь это вы привели его  к  нам,  -  добавила
девушка не без коварства.
   - Да, я повстречал его в Суитуотере. Но я не знаю ни кто он, ни  откуда
он взялся. Тебе он что-нибудь рассказывал?
   - Он бежал от злого  отчима.  К  нему  дурно  относились  в  семье.  Он
отправился на Запад, решил поселиться один, среди индейцев или же попытать
счастья в Орегоне. Он очень гордый - вы знаете это, сэр. Он  не  похож  на
нас, он джентльмен, как и вы, образованный человек.
   - Да, здесь он образованный человек!.. Не отличает лепестка от тычинки!
- проворчал Деварджес. - Пусть будет так. Скажи лучше, после того как вы с
ним убежите, обещает он на тебе жениться?
   На мгновение впалые щеки девушки зарделись румянцем;  она  растерялась,
но тут же вновь овладела собой.
   - Не жестоко ли так шутить, сэр, и в такую минуту? -  кротко  возразила
юная лицемерка. - От нашего успеха зависит  жизнь  моего  любимого  брата,
малютки сестры, жизнь погибающих женщин. Ни у кого, кроме  нас  двоих,  не
хватит сил пройти этот путь; без моей помощи ему будет труднее;  ведь  мне
требуется гораздо меньше пищи для поддержания сил, чем ему. Я верю в  нашу
удачу; мы вернемся немедля, вернемся с подмогой. Нет, сэр, сейчас не время
шутить. На карте жизнь наших спутников и ваша - тоже.
   - Что до меня, - бесстрастно сказал старик,  -  я  завершил  расчеты  с
жизнью. Когда вы вернетесь, если только вы вернетесь  вообще,  -  меня  не
будет в живых. - Судорога  боли  прошла  по  его  лицу.  С  минуту  он  не
шевелился, как бы набираясь сил.  Когда  он  снова  заговорил,  голос  его
звучал слабее и глуше: - Подойди поближе, дитя, я должен тебе еще  кое-что
сказать.
   Грейс колебалась. Разговор вселил  в  нее  какой-то  страх  перед  этим
человеком. Она оглянулась на спящего брата.
   - Он не проснется,  -  сказал  Деварджес,  следя  за  ней  взглядом.  -
Снотворное еще действует. Принеси мне то, что ты вынула из золы.
   Грейс принесла камень; он стал синевато-серым и походил теперь на кусок
шлака. Старик взял его в руки, внимательно оглядел и сказал Грейс:
   - Теперь потри его об одеяло, и покрепче.
   Грейс повиновалась. Поверхность камня чуть заиграла белым блеском.
   - Блестит, как серебро, - задумчиво оказала девушка.
   - Это слиток серебра, - ответил Деварджес.
   Грейс невольно выпустила камень из рук и отступила назад.
   - Возьми, - сказал старик, - я отдаю его тебе. Я  нашел  его  год  тому
назад в ущелье, когда обследовал горную цепь, идущую отсюда на запад.  Там
много серебра, целая сокровищница, ты слышишь меня, Грейс? Жила проходит в
синеватой породе; помнишь, как выглядел камень, когда мы вчера его клали в
огонь? Я опишу тебе это место, расскажу, как его  найти.  Я  передаю  тебе
свое право на серебро - право первооткрывателя. Возьми  его;  владей  моим
богатством.
   - Нет, нет! - поспешно возразила  девушка.  -  Оставьте  его  себе.  Вы
будете жить, оно вам еще пригодится.
   - Нет, Грейс. Я не взял бы его даже если б мне суждено было остаться  в
живых. Я был богат, очень богат, и богатство не принесло мне счастья.  Эти
залежи серебра мне ни к чему. Сорная трава, которая растет  рядом  с  ним,
кажется мне теперь большим  сокровищем.  Прими  мой  подарок.  В  мире,  в
котором мы живем, богатство дает почет, положение в  обществе.  Прими  мой
подарок. Ты станешь такой же независимой и гордой, как твой  возлюбленный.
Ты будешь вечно прекрасной в его глазах, ибо твоя красота будет  оправлена
в серебряную раму и твоя добродетель получит серебряный  пьедестал.  Прими
мой подарок: он - твой.
   - Но у вас же есть родные, друзья, - возразила девушка, отступая  прочь
от светящегося камня в почти  суеверном  ужасе.  -  Есть  другие,  имеющие
больше прав...
   - Никто не имеет больше прав, чем ты, - торопливо  прервал  ее  старик,
переводя слабеющее дыхание.  -  Считай  это  наградой,  если  хочешь.  Или
взяткой твоему возлюбленному, чтобы он выполнил, что обещал,  и  спас  мои
коллекции и рукописи. Если хочешь, считай это искупительной жертвой;  быть
может, я знал когда-то другую молодую девушку, которой такой подарок  спас
бы жизнь. Словом, думай что хочешь, но прими мой дар.
   Последние слова он произнес шепотом. Сероватая бледность  разлилась  по
его лицу, дыхание стало прерывистым.  Грейс  хотела  разбудить  брата,  но
Деварджес коснеющей рукой воспретил ей это. Собрав силы, он приподнялся на
локте, вытащил из кармана конверт и вложил ей в руку.
   - Вот здесь... план местности, описание руды... все  -  твое...  скажи,
что ты согласна... скорее, Грейс, скорее...
   Он сник. Грейс нагнулась, чтобы приподнять ему голову, но в этот момент
кто-то заслонил собою дверное отверстие.  Быстро  оглянувшись,  она  снова
увидела лицо Дамфи.
   На этот раз она не вскрикнула, но, словно разом  набравшись  решимости,
повернулась к Деварджесу и сказала:
   - Я согласна.
   Она снова оглянулась, с вызовом в глазах; Дамфи исчез.
   - Спасибо, - сказал старик.
   Губы его продолжали шевелиться, но слов нельзя  было  разобрать.  Глаза
словно подернулись пленкой.
   - Доктор Деварджес! - позвала Грейс шепотом.
   Старик не отвечал. "Он умирает", - мелькнуло  в  голове  у  девушки,  и
внезапный,  неведомый  доселе  страх  овладел  ею.  Живо  поднявшись,  она
бросилась к брату и попыталась разбудить его. Он только застонал во сне. В
отчаянии она огляделась вокруг, потом подбежала к дверному отверстию:
   - Филип!
   Никакого ответа. Через длинный узкий  ход  она  выбралась  наружу.  Уже
стемнело, и в нескольких  футах  от  хижины  ничего  не  было  видно.  Она
торопливо оглянулась назад, а потом, как видно  совсем  потерявши  голову,
ринулась во тьму. В ту же минуту две фигуры вышли из тени и  скользнули  в
хижину. Это были миссис Брэкет и мистер Дамфи.
   Их можно было принять за двух крадущихся хищных зверей - так осторожны,
дерзки и в то же время опасливы были их движения. То они передвигались  на
ногах, то припадали на четвереньки. Они метались по хижине, сталкивались в
полутьме, награждали друг друга тумаками и  плевками,  шныряли  по  углам,
рылись в гаснущих углях, в остывшей золе, перебрасывали одеяла  и  бизоньи
шкуры, оглядывали и обнюхивали все, что попадало им под руку. Признав свое
поражение, они злобно воззрились один на другого.
   - Сожрали, будь они прокляты! - хрипло прошептала миссис Брэкет.
   - Не похоже было на съестное, - возразил Дамфи.
   - Ты же сам видел, как девчонка вынула эту штуку из огня?
   - Да.
   - И потерла об одеяло?
   - Да.
   - Болван! И ты не разглядел, что у нее в руках?
   - А что?
   - Печеная картошка!
   Дамфи был ошеломлен.
   - А зачем ей было  тереть  печеную  картошку  об  одеяло?  Ведь  сойдет
хрустящая кожура! - спросил он.
   - Господа не привыкли жрать в кожуре, - с  проклятием  ответила  миссис
Брэкет.
   Дамфи все еще был под впечатлением сделанного открытия.
   - Он сказал ей, что знает  место,  где  есть  еще,  -  прошептал  он  с
жадностью.
   - Где?
   - Я не расслышал.
   - Болван! Ты должен был ухватить его  за  глотку,  вытряхнуть  из  него
душу, - прошипела миссис Брэкет в бессильной ярости. - В  блохе  и  в  той
больше отваги. Дай мне только добраться до девчонки. Тсс! Это что?
   - Он шевелится, - сказал Дамфи.
   В то же мгновение оба вновь превратились в застигнутых врасплох зверей,
озабоченных только тем, чтобы унести поскорее ноги. Они боялись  встать  с
места. Старик повернулся на  бок  и  что-то  прошептал  в  забытьи.  Потом
позвал:
   - Грейс!
   Показавши своему спутнику знаком, чтобы он молчал, женщина склонилась к
старику:
   - Это я, родной.
   - Скажи ему, чтобы ничего не забыл. Пусть помнит свое  обещание.  Пусть
скажет тебе, где яма.
   - Где, родной?
   - Он скажет тебе. Он знает.
   - Я слушаю, родной.
   - При входе в Моньюмент каньон. В ста футах  севернее  одиноко  стоящей
сосны. На глубине в два фута под пирамидой из камней.
   - Да.
   - Волки почуют.
   - Да.
   - Камни - защита от хищных зверей.
   - Да, конечно.
   - От когтей и клыков...
   - Да.
   - От голодных зверей.
   - Да, родной.
   Блуждающий взор старика вдруг погас, как задутая свеча. Нижняя  челюсть
отвисла. Он умер. А над его мертвым телом  сидели  скорчившись  мужчина  и
женщина, испуганные, но ликующие. На их лицах играла улыбка, первая улыбка
с того рокового дня, когда они вступили в каньон.



        "3. ГЭБРИЕЛЬ"

   Наутро обнаружилось,  что  в  лагере  не  стало  пяти  человек.  Доктор
Деварджес умер. Филип Эшли, Грейс Конрой,  Питер  Дамфи  и  миссис  Брэкет
бесследно исчезли.
   Смерть старика едва ли  кого  взволновала  или  опечалила,  но  бегство
четверых вызвало у оставшихся  приступ  бессильной  ярости.  Беглецы,  как
видно, разведали путь к спасению и ушли, никому  ничего  не  сказав.  Буря
негодования нарастала: имущество  беглецов  было  тотчас  конфисковано,  а
жизнь объявлена вне закона. Были предприняты некоторые шаги - общим числом
не более двадцати, - чтобы преследовать изменников.
   Только один человек знал, что Грейс ушла с Филипом, - это был  Гэбриель
Конрой.  Когда  он  проснулся  на  рассвете,  то  нашел   клочок   бумаги,
пришпиленный к одеялу; на нем было написано карандашом:
   "Боже, благослови дорогого брата и сестренку и сохрани им  жизнь,  пока
мы с Филипом не придем назад".
   Рядом лежало немного еды; как видно, Грейс собирала прощальный подарок,
экономя его из своего скудного рациона.  Гэбриель  немедленно  присоединил
эти крохи к своему запасу.
   Потом   он   принялся   нянчить   сестренку.   При   своей    природной
жизнерадостности Гэбриель был еще наделен особым умением развлекать детей,
скорее даже не умением, а талантом. Этот молодой человек имел все  данные,
чтобы стать первоклассной нянькой или сиделкой. Физическая сила сочеталась
в нем с нежностью,  густой  рокочущий  голос  рождал  доверие,  руки  были
умелыми и твердыми, к широкой груди невольно  хотелось  припасть.  Так  уж
повелось с самого начала их изнурительного похода, что матери поручали его
заботам своих детей, старухи умирали у него на  руках,  и  каждый,  кто  в
чем-либо нуждался, шел к нему за помощью. Никому  не  приходило  в  голову
благодарить Гэбриеля, да и сам он не ждал ни от кого  благодарности.  Даже
не помышляя, что творит добро, он не придавал своим поступкам ни малейшего
значения. Как это и бывает в подобных случаях, остальные думали,  что  ему
виднее, и ценили его доброту не больше, чем он сам.  Мало  того,  принимая
услуги Гэбриеля, они взирали на него при этом с некоторым  снисходительным
сожалением.
   - Олли, - сказал он, слегка подбрасывая сестренку на руках,  -  что  ты
скажешь, если я подарю тебе хорошую куколку?
   Олли широко раскрыла свои голодные глазенки и кивнула,  выражая  полное
согласие и удовольствие.
   - Красивую куколку с мамой, - продолжал Гэбриель. - Мама будет  нянчить
куколку, как настоящего ребеночка, а ты будешь ей помогать. Хочешь?
   Предложение нянчить куколку вдвоем, видимо,  заинтересовало  Олли.  Это
была новинка.
   - Тогда братец Гэйб тебе ее достанет. А  Грейси  куда-нибудь  уйдет  от
нас; иначе не будет места для мамы с куколкой.
   Олли сперва запротестовала, но потом, любопытная, как все женщины, даже
когда они  умирают  с  голоду,  захотела  поглядеть  на  новую  куклу.  Из
благоразумия она все же спросила:
   - А кукла не голодная?
   - Эта кукла никогда не бывает голодной, - заверил ее Гэбриель.
   - Вот как! - откликнулась довольная Олли.
   Тотчас же наш хитрец разыскал несчастную миссис Дамфи.
   - Вы совсем извелись со своей малюткой, - сказал он, погладив сверток у
нее на руках и потрепав за щечку воображаемого младенца. - По-моему, детям
лучше, когда  они  вместе.  Боже  мой,  как  похудела  ваша  крошка.  Надо
что-нибудь придумать. Пойдемте-ка  с  ней  к  Олли;  девочка  вам  немного
подсобит. Побудьте у нас до завтра.
   Завтрашний  день  был  для  миссис  Дамфи  пределом,  за   который   не
переступало ее воображение.
   Пока что вместе со своим свертком она перебралась в хижину Гэбриеля,  и
Олли  получила  требуемое  развлечение.  Возможно,   что   человек   более
утонченный и наделенный более ярким воображением не решился  бы  на  столь
трагическую инсценировку; Гэбриель же был доволен, что  разрешил  стоявшие
перед ним трудности. Олли не спрашивала, куда ушла Грейс, и была вместе  с
миссис Дамфи занята делом.  Сменяя  одна  другую,  они  нянчили  свернутое
одеяло. Девочка, готовя себя для Будущего, забыла о Настоящем;  несчастная
мать погружалась в воспоминания о Прошлом. Не думаю,  чтобы  кто-либо  еще
сумел без содрогания наблюдать, как Олли и миссис Дамфи урывали  крохи  от
своей еды для несуществующего ребенка, но Гэбриель, как я уже сказал,  был
режиссером этого представления, а чтобы оценить  зрелище  по  достоинству,
нужно находиться в зрительном зале.
   В полдень  скончался  истерический  юноша,  двоюродный  брат  Гэбриеля.
Гэбриель навестил соседей, чтобы подбодрить их. Ему отчасти  удалось  это;
во всяком  случае,  он  вдохновил  их  златоуста  на  новые  увлекательные
рассказы. В четыре часа дня, когда Гэбриель  отправился  к  себе,  мертвое
тело все еще оставалось непогребенным.
   Темнело. Втроем они коротали время у очага, когда с миссис Дамфи  вдруг
что-то приключилось. Она выронила сверток, руки ее бессильно упали, взгляд
остановился. Гэбриель окликнул ее, потом потряс за плечо,  но  женщина  не
слышала его призыва. Олли зарыдала.
   Плач девочки  пробудил  миссис  Дамфи.  По-прежнему  не  двигаясь,  она
заговорила, но каким-то странным, не своим голосом.
   - Слышите? - Гэбриель сделал знак Олли, и та замолкла. - Они едут!
   - Кто? - спросил Гэбриель.
   - Спасатели.
   - Где же они?
   - Далеко, очень далеко. Только еще  выезжают.  Я  вижу  их:  двенадцать
мужчин на лошадях, навьюченных припасами. Их ведет  американец;  остальные
все иностранцы. Они едут к нам, но они еще далеко. Ох, как далеко!
   Гэбриель сидел, устремив взгляд на женщину, ни словом не  прерывая  ее.
Она замолкла; можно было подумать, что она умерла. Потом заговорила снова:
   - Солнце светит, пташки поют, трава зеленеет  на  дороге.  Но  они  еще
далеко. Ох, как далеко!
   - Знаете вы кого-нибудь из них? - спросил Гэбриель.
   - Нет.
   - А они знают нас?
   - Нет.
   - Почему же