ело.
   Артур  Пуанзет  вышел  из  задумчивости  и   пристально   поглядел   на
полковника. Сколь ни были далеки в этот момент  его  мысли,  он  оставался
юристом.
   - Вы хотите сказать, что отказываетесь от иска миссис Дамфи  к  мистеру
Дамфи? - спросил он.
   Доблестный воин не ответил на этот вопрос, Зато он расслабил  мышцы  на
левой стороне лица таким образом, что левый глаз его почти закрылся.
   - И еще, сэр... Остается небольшой вопрос о нескольких... гм... тысячах
долларов... за которые я несу... гм... личную ответственность.
   - Давайте забудем об этом, полковник,  -  сказал,  улыбаясь,  Артур.  -
Уверен, что таково будет и мнение мистера Дамфи. Да вот и он сам!



        "8. СНОВА СЛЕДЫ"

   Мистеру Джеку Гемлину было очень худо. Срочно вызванный  из  Сакраменто
доктор Дюшен сразу принял с больным самый снисходительный тон; с Питом  Он
был  строг  и  придирчив;  оставаясь  же  один,  впадал  в  необыкновенную
мрачность. Все, знавшие знаменитого врача, понимали по этим признакам, что
он не надеется вылечить Джека. С Олли,  ставшей  за  эти  дни  удивительно
ловкой и внимательной сиделкой, он  сперва  избегал  всяких  разговоров  о
здоровье Джека, а потом, оставшись однажды с девочкой наедине, спросил  ее
более грустным тоном, нежели хотел, не известно ли ей из бесед с  мистером
Гемлином хоть чего-нибудь о его родных или друзьях.
   Олли, наделенная незаурядным женским чутьем, уже не раз сама подумывала
об этом; ей приходило в голову известить  о  болезни  Джека  "Лазореньку".
Теперь, после обращения доктора, настроившего ее на самый  печальный  лад,
она стала вспоминать все, что ей успел рассказать Джек о красавице испанке
во время их ночного путешествия вдвоем. Как-то вечером, когда жар у  Джека
чуточку спал и он лежал - увы! - покорный и безгласный, она  принялась  за
дело, которое только что оставил врач, -  стала  зондировать  полузажившую
рану больного.
   - Наверно, вам было бы много приятнее, если бы эта история приключилась
с вами в Сан-Франциско, - сказала Олли.
   Джек озадаченно поглядел на маленькую мучительницу.
   - Тогда вместо меня с Питом здесь сидела бы эта мексиканка, ваша милая,
- уточнила свою мысль хитроумная Олимпия.
   Джек чуть не выпрыгнул из кровати.
   - Что ж, я, как бездомный калека, как  попавший  в  переделку  бродяга,
расположился бы у нее в доме?!  Послушай,  Олли,  -  сказал  наставительно
мистер Гемлин, облокачиваясь на подушку, -  если  ты  вообразила,  что  та
девушка хоть чуть похожа на лазаретных  дамочек,  которые  шмыгают  вокруг
каждого  больного  с  флаконом  камфарного  масла  в  одной   руке   и   с
душеспасительной брошюрой в другой, выбрось эту ерунду из головы. Девяткой
не бьют козырного туза! И никогда больше не называй ее моей  милой  -  это
звучит просто... просто кощунственно. До такого  грубого  блефа  я  еще  в
жизни не опускался!
   Хотя день процесса был совсем близок, мистер Гемлин не проявлял к  нему
ни малейшего интереса; было ясно, что он не одобряет слабость, проявленную
Гэбриелем, и воздерживается от резких суждений, лишь  щадя  чувства  Олли.
Однажды он снисходительно разъяснил ей свое видимое безразличие  к  исходу
дела:
   - На суде выступит один свидетель, Олли, который начисто снимет вину  с
Гэбриеля, - к вящему его позору! Тот-то  уж  убил  Рамиреса  наверняка!  Я
полностью на его стороне! Во всяком случае, волноваться  тебе  не  о  чем,
Олли, если он не выступит на суде, я выступлю; так что перестань  хныкать.
А если хочешь послушаться меня, не ходи пока  на  суд  совсем;  пусть  там
адвокаты  грызутся  вволю.  Вот  когда  пришлют  за  мной,  будет  на  что
посмотреть!
   - Но вы не сможете пойти, вы еще не окрепли, - сказала Олли.
   - Ничего, Пит приведет меня под руку;  а  потребуется  -  и  на  плечах
притащит; во мне  сейчас  не  так  много  веса,  -  сказал  Джек,  грустно
поглядывая на свои исхудалые белые руки. - Я все продумал  заранее,  Олли;
если  даже  со  мной  что  случится,  у  Максуэлла  лежит  мое  письменное
показание, заверенное по всей форме.
   Тем не менее в день суда Олли, не уверенная, как всегда, в  Гэбриеле  и
опасающаяся, что он вдруг "возьмет да что-нибудь и выкинет", нервничала  и
волновалась.
   Наконец  прибыл  посланец  от  Максуэлла  с  запиской  о  благополучном
выступлении Перкинса в суде и с устной просьбой поскорее прислать Олли.
   - Кто такой Перкинс? - спросила Олли, торопливо надевая шляпку.
   - Перкинс - молодец! - несколько загадочно ответил Джек. -  Не  задавай
лишних  вопросов.  С  Гэбриелем  теперь  все  в  порядке,  -  добавил   он
успокоительно. - Считай, что он оправдан. Счастливого пути,  мисс  Конрой!
Нет, минутку. Поцелуй  меня  на  прощание.  Слушай,  Олли,  неужели  и  ты
мечтаешь разыскать эту пропавшую  сестру,  о  которой  твой  тупой  братец
прожужжал мне все уши? Да? Значит, вы идиоты оба. Так вот,  слушай  -  она
нашлась! Воображаю, какое это счастье! Ну, раз-два, шагом марш!
   Розовые  ленточки  мелькнули  в  дверях  и  исчезли;   мистер   Гемлин,
насмешливо блеснув глазами им вслед, откинулся на подушку.
   Он был совсем один. В доме стояла глухая тишина. Хозяйка гостиницы,  ее
помощница, постояльцы - все устремились в зал суда. Даже  верный  Пят,  ни
минуты не подозревавший, конечно, что его ассистентка покинет свой пост, и
тот  пошел  насладиться  прениями  сторон.  Вслушиваясь,  как  шажки  Олли
замирают постепенно в пустом коридоре,  Джек  проникся  чувством,  что  он
полный хозяин в доме. Он был доволен. Джек  был  деятельной  натурой,  ему
наскучило  хворать,  и  сиделки,  даже  самые  милые,  и   ласковые,   его
раздражали. Ему захотелось встать, одеться и  сделать  еще  тысячу  вещей,
которые,  хоть  и  были  ему  решительно  запрещены,  сейчас  по   милости
всесильного провидения оказались вдруг легко  доступны  и  в  его  власти.
Преодолевая физическую немощь, никак не гармонировавшую с одушевлявшим его
нервным подъемом, он встал с постели и оделся. Потом, почувствовав приступ
головокружения, проковылял к окну и тяжело опустился в кресло.  Прохладный
ветерок чуточку освежил его, но встать с кресла он не мог:  не  было  сил.
Слабость  и  головокружение  вернулись,  он  почувствовал,   что   куда-то
проваливается; это нисколько не было  противно  и  даже  в  какой-то  мере
отвечало его желанию - провалиться куда-нибудь, где  царят  тишина,  мрак,
покой. А потом он оказался  снова  у  себя,  в  своей  постели,  и  вокруг
суетились взволнованные люди, почему-то - просто до смешного - озабоченные
его судьбой. Он силился объяснить, что все в порядке,  что  он  ничуть  не
повредил себе тем, что подошел к окну, но они, как видно, не понимали его.
Потом настала ночь, насыщенная болью и знакомыми, но невнятными  голосами,
а потом снова  день  -  и  каждая  фраза  или  даже  слово,  произнесенное
доктором, Питом и  Олли,  повторялись  почему-то  тысячу  раз,  и  розовые
ленточки Олли тянулись на целые мили, занавесь  на  окне,  не  переставая,
развевалась,  и  он  должен  был  решать   таинственные   ребусы,   кем-то
начертанные на пледе, которым он был укрыт, и на стенных  обоях.  А  потом
был  сон,  исполненный  непокоя  и  тревожных  мыслей,  и   бодрствование,
походившее на летаргический сон; а потом бесконечная усталость  и  моменты
полнейшей пустоты - зловещие предвестники конца.
   Но одно в этом хаосе  оставалось  неизменным  и  затмевало  все  прочие
видения - женский образ; частью  он  был  воспоминанием  и  заставлял  его
думать о прошлом; частью - реальностью,  противоречившей  всему,  что  его
сейчас окружало. Донна Долорес! Порою она являлась из-под сумрачных сводов
храма в Сан-Антонио в дымном облаке ладана и вновь  окропляла  его  святой
водой;  порой,  склоняясь  над  ним,  она  освежала  холодным  питьем  его
запекшиеся губы, поправляла подушку (как странно было наблюдать ее на фоне
знакомых обоев) или сидела в кресле у его изголовья. Но она была с ним!  А
однажды, когда видение задержалось  дольше  обычного  и  сознание  у  него
чуточку прояснилось, мистер Гемлин, сделав титаническое усилие, шепнул:
   - Донна Долорес!
   Вздрогнув, она склонила к нему свое прелестное лицо, щеки ее  вспыхнули
божественным румянцем, и она приложила палец к губам:
   - Тсс! Я сестра Гэбриеля Конроя.



        "9. МИСТЕР ГЕМЛИН УХОДИТ ИЗ ЖИЗНИ"

   Подчиняясь пленительному призраку, мистер Гемлин затих и  погрузился  в
полусон, полузабытье. Когда он снова открыл глаза, у изголовья его  сидела
Олли; Пит с очками на носу, уткнувшись в книгу, темнел  силуэтом  на  фоне
окна; больше никого не было. Видение - если то было видение - исчезло.
   - Олли! - еле слышно позвал мистер Гемлин.
   - Да, - откликнулась Олли, глядя на  него  приветливо  и  нежно  своими
синими глазками.
   - Сколько времени я в бреду?.. Давно ли это со мной?
   - Трое суток, - сказала Олли.
   - Дьявольщина!
   (Побуждаемый дружбой к мистеру Гемлину, совсем больному и беспомощному,
я передаю его восклицание лишь самым приблизительным образом.)
   - Теперь вы пошли на поправку, - сказала Олли.
   Мистер Гемлин не знал, вправе ли  он  считать  являвшееся  ему  видение
симптомом поправки. Он повернулся и взглянул на Олли.
   - Помнишь, ты рассказывала мне про свою сестру?
   - Да, она вернулась, - сухо ответила Олли.
   - Приехала сюда?
   - Да.
   - Ну и что же? - с нетерпением спросил мистер Гемлин.
   -  Ничего,  -  ответила  Олли,  встряхивая  кудряшками.  -   Вернулась.
По-моему, давно пора!
   Как ни странно, очевидное  недоброжелательство  Олли  к  сестре  словно
порадовало мистера Гемлина; быть может, он увидел в том подтверждение, что
Грейс - действительно высшее существо и не имеет ничего общего  со  своими
родственниками.
   - Где она пропадала все это  время?  -  спросил  Джек,  глядя  на  Олли
темными, глубоко запавшими глазами.
   - А бог ее знает! Говорит, что жила в какой-то испанской семье на  юге;
должно быть, там и набралась важности и всех этих штучек.
   - А она не заходила сюда, в мою комнату? - спросил мистер Гемлин.
   - Конечно, заходила, - сказала Олли. -  Когда  я  поехала  с  Гэйбом  в
Уингдэм к его жене, Грейс предложила остаться и заменить меня  здесь.  Это
когда вы были без сознания, мистер Гемлин. Но я думаю,  что  она  осталась
из-за своего милого.
   - Из-за кого? - спросил мистер Гемлин, чувствуя, как кровь приливает  к
его бледным щекам.
   - Из-за своего милого, - повторила Олли, - Эшли  или  Пуанзета,  уж  не
знаю, как его правильнее называть.
   Гемлин бросил на Олли такой странный взгляд и так крепко сжал ей  руку,
что девочка поспешно рассказала ему все, что  знала  о  прежних  скитаниях
Грейс вместе со всей семьей и о ее любви к их случайному спутнику тех лет,
Артуру Пуанзету. В согласии со своим нынешним настроением Олли расценивала
все поступки Грейс самым неблагожелательным образом.
   - Она приехала сюда только для того, чтобы увидеться со своим  Артуром.
Так я считаю. Чуть не подвела Гэбриеля под петлю, а теперь объясняет,  что
хотела спасти наше честное имя. Как будто висеть под  своим  именем  такая
большая честь! И еще обвиняет этого престарелого младенца Гэйба, что он  с
Жюли хотел украсть у нее права. Ну и ну! А Пуанзет  -  она  сама  это  нам
рассказала - все это время ни разу не пытался ее отыскать и нас  с  Гэйбом
тоже не искал. А потом рассердилась на меня, когда я  откровенно  выложила
этому Пуанзету, что я о нем думаю. Говорит, что он ни в  чем  не  виноват,
что она нарочно от него пряталась. И не желает  видеться  с  Жюли,  а  та,
бедняжка, только что родила и лежит совсем больная  в  Уингдэме.  Нет,  не
говорите мне о Грейс!
   - Но ведь твоя сестра не бежала с этим малым. Она  ушла  с  ним,  чтобы
найти подмогу и спасти вас всех,  -  лихорадочно  прервал  Джек,  стараясь
вернуть Олли к началу ее рассказа.
   - Ах, вот как!  Почему  же  он  не  мог  найти  подмогу  сам,  а  потом
возвратиться за ней, если он так уж ее любил? Нет, она  сама  влюбилась  в
него, как кошка, не хотела расстаться с ним ни  на  минуту,  бросила  ради
него и Гэйба, и меня, и всех. А теперь корит  Гэбриеля,  что  он  опозорил
себя, женившись на Жюли. На себя бы оборотилась, поменьше бы важничала.
   - Замолчи! - яростно крикнул мистер Гемлин, пряча, лицо  в  подушку.  -
Замолчи! Или ты не видишь, что глупой своей болтовней сводишь меня с  ума?
- Когда, полная тревоги и раскаяния, Олли  прикусила  язычок,  он  добавил
помягче: - Извини. Я сегодня не очень хорошо себя  чувствую.  Если  доктор
Дюшен здесь, пошли его ко мне. Одну минуточку. Вот так! Спасибо. Беги!
   Олли побежала. Она была строптивой  девочкой,  но  что-то  в  характере
мистера Гемлина заставляло ее слушаться  его  беспрекословно.  Сейчас  она
была сильно встревожена состоянием его  здоровья  и  тотчас  же  разыскала
доктора Дюшена. Как видно, ее волнение и тревога передались и ему,  потому
что когда минутой позднее этот прославленный доктор вошел в комнату Джека,
на лице его не было обычного спокойствия. Подойдя к постели  больного,  он
попытался пощупать пульс, но Джек уклонился от этого невыгодного для  него
в данную минуту  обследования  и,  спрятав  руку  под  одеяло,  пристально
поглядел на врача.
   - Могу я уехать отсюда?
   - Вообще говоря да, но, как врач...
   - Об этом я вас не спрашиваю. Я веду игру за себя, доктор, и, если банк
лопнет, вы не будете в ответе. Когда?
   - Что ж, - сказал доктор Дюшен с профессиональной осторожностью, - если
не будет ухудшения (тут он сделал  вторую  безуспешную  попытку  послушать
Джеку пульс), через недельку мы сможем двинуться.
   - Нет, - сказал Джек, - я хочу ехать сейчас.
   Доктор Дюшен  склонился  над  больным.  Будучи  человеком  пытливого  и
острого ума, он заметил в лице Джека нечто такое, чего не увидели  другие.
Подумав, он сказал:
   - Можно и сейчас, но это - риск. Вы рискуете жизнью.
   - Готов на риск, - быстро ответил  мистер  Гемлин.  -  Вот  уже  шестой
месяц, как мне идет плохая карта. Что делать? - Он чуть  усмехнулся  своей
дерзкой усмешкой. - Игра есть игра! Скажите  Питу,  чтобы  уложил  вещи  и
помог мне одеться.
   - Куда вы поедете? - тихо спросил доктор, пристально  глядя  на  своего
пациента.
   - К чертовой бабушке! - сказал  мистер  Гемлин,  не  долго  раздумывая.
Потом, вспомнив, что он едет со спутниками и должен сообразоваться также и
с их вкусами, помолчал и добавил: - Поедем в миссию Сан-Антонио.
   - Вот и отлично, - откликнулся доктор.
   Следует ли приписать то снадобьям доктора Дюшена или  каким-то  скрытым
жизненным источникам в организме больного, но  только  лишь  было  принято
решение ехать, как у мистера  Гемлина  словно  прибавилось  сил.  Дорожные
приготовления не заняли много времени, через два-три часа все было готово.
   - Не люблю этого прощального кудахтанья,  -  сказал  Джек  в  ответ  на
предложение устроить ему проводы. - Пусть пригласят  другого  банкомета  и
продолжают игру.
   Несмотря на столь  ясно  выраженную  волю  больного,  в  момент,  когда
дорожная коляска уже должна была вот-вот тронуться, появился  смущенный  и
озабоченный Гэбриель.
   - Я проводил бы вас на двуколке, мистер Гемлин, -  сказал  он,  как  бы
извиняясь за то, что по причине своего роста и  сложения  никак  не  может
втиснуться вместе со всеми в коляску, - да только не могу  оставить  жену.
Она еще очень  слаба,  да  и  ребеночек  совсем  маленький...  вот  такого
росточка... хотя, впрочем, как человеку холостому, вам это, может быть,  и
не понять. Еще хотел сказать - думаю,  вам  будет  интересно  услышать  об
этом, - что я раздобыл денег и внес залог за мистера Перкинса. Он ведь  не
убивал Рамиреса... тот сам зарезался... об этом и на суде  говорилось.  Вы
хворали тогда, потому и  не  знаете.  Отлично  выглядите  сегодня,  мастер
Гемлин. Я очень рад, что Олли едет с вами. Грейс тоже, конечно,  проводила
бы вас, но она у нас стесняется малознакомых людей. Да еще она  помолвлена
- вот уже седьмой год - с одним молодым человеком по имени Пуанзет,  -  он
был моим адвокатом на суде, - а сейчас вдруг взяла да  повздорила  с  ним.
Впрочем, милые бранятся - только тешатся; вы сами молодой человек,  мистер
Гемлин, и знаете об этом, наверное, не хуже моего...
   - Пошел! - яростно крикнул вознице мистер Гемлин. - Какого  дьявола  ты
стоишь?!
   Лошади рванули, стоявший с виноватым видом Гэбриель  скрылся  в  облаке
пыли, мистер Гемлин в изнеможении откинулся на подушки.
   Когда  Гнилая  Лощина  осталась  позади,  в  его  настроении  наступил,
впрочем, перелом к лучшему. В Сан-Антонио он въехал почти таким же дерзким
и бесшабашным, как бывало; все готовы были поклясться, что  ему  на  самом
деле лучше; все,  кроме  лечащего  врача.  А  этот  джентльмен,  тщательно
выслушав больного, сказал вечером Питу, когда остался с ним наедине:
   - Нервный подъем продлится три дня. Я уезжаю в Сан-Франциско и  вернусь
точно к сроку, если, конечно, вы не вызовете меня телеграммой раньше.
   Он весело простился со своим пациентом и грустно со  всеми  остальными.
Перед отъездом он разыскал отца Фелипе.
   - У меня больной, - сказал доктор, - он в дурном состоянии; гостиница -
неподходящее для него место. Нет ли здесь  какого-нибудь  семейного  дома,
куда его взяли бы  на  неделю  по  вашей  рекомендации?  Через  неделю  он
окрепнет или же... не будет вообще нуждаться в людской помощи. Протестант?
Нет... он - никто. Я слышал, вы имели дело с язычниками, отец Фелипе!
   Отец Фелипе пристально поглядел на собеседника. Имя его  как  искусного
врача было известно иезуиту; а проницательность и ум доктора были видны  в
каждом его слове.
   - Странный, случай, сын мой, - сказал священник, - печальный случай.  Я
сделаю, что смогу.
   Он выполнил обещание. Назавтра, под  присмотром  отца  Фелипе,  мистера
Гемлина перевезли в Ранчо Блаженного Рыбаря; хотя  хозяйка  ранчо  была  в
отъезде, Джеку было оказано полнее гостеприимство. Когда миссис Сепульвида
вернулась из Сан-Франциско, она сперва удивилась, потом проявила интерес к
гостю, под конец же была весьма довольна.
   В  госте,  привезенном  отцом  Фелипе,  она  распознала   того   самого
таинственного незнакомца,  которого  всего  несколько  недель  тому  назад
видела возле Ранчо Святой Троицы. Несмотря на болезнь, Джек  все  еще  был
хорош собой; больше  того,  нездоровье  сообщало  ему  то  меланхолическое
очарование, которое одни лишь женщины - хрупкие,  болезненные  существа  -
умеют ценить по достоинству. Она  принялась  баловать  больного;  на  день
уложила его в свой собственный гамак на веранде, на ночь отвела ему лучшую
спальню в доме. Когда этот приятно проведенный день подошел  к  концу  она
сказала, лукаво улыбаясь:
   - Мне кажется, я вас однажды уже видела,  мистер  Гемлин;  это  было  у
Ранчо Святой Троицы, в поместье донны Долорес.
   Мистер Гемлин слишком хорошо знал женщин, чтобы  проявлять  пред  лицом
донны Марии излишний интерес к ее подруге. Он лишь вяло признал,  что  это
было действительно так.
   _Донна  Мария_  (теперь  уже  окончательно  уверившись,  что  предметом
внимания мистера Гемлина в тот памятный день была именно  она,  и  начиная
испытывать приятное  подозрение,  что  и  сейчас  далеко  не  случайно  он
оказался в ее доме). Бедная донна Долорес! Мы потеряли ее навеки!
   _Мистер Гемлин_. Когда?
   _Донна Мария_. Восьмого числа, в день страшного землетрясения!
   Подсчитав, что десятого числа Грейс появилась в Гнилой  Лощине,  мистер
Гемлин что-то рассеянно пробормотал в ответ.
   - Ах, как это печально! И все  же,  быть  может,  к  лучшему.  Бедняжка
жестоко страдала от  безответной  страсти  к  своему  юристу,  знаменитому
Артуру Пуанзету. Как, вы ничего не слышали об этом? Великое  счастье,  что
она умерла, не зная, что его чувства к ней были притворными. Верите ли  вы
в перст провидения, мистер Гемлин?
   _Мистер Гемлин_ (с сомнением в голосе). Это когда вам карта идет?