что за дверью он смахнул  ею  с  лица  последние
следы веселости).
   - Не рассчитывал, что мы встретимся так скоро, Гэбриель. Как только мне
рассказали обо всем и сообщили, что наш приятель Холл получил ордер на ваш
арест,  я  немедленно  пустился  в  путь.  Если  бы  не  охромела  лошадь,
непременно обогнал бы его. - Он помолчал,  потом  пристально  поглядел  на
Гэбриеля. - Что скажете?
   Гэбриель поглядел на него в ответ, но не произнес ни слова.
   - Я подумал, что вам потребуется адвокат,  -  сказал  Максуэлл;  потом,
чуть поколебавшись, добавил: - Мне кажется,  я  подойду  для  этого  лучше
других,  поскольку   знаю   некоторые   обстоятельства,   предшествовавшие
убийству.
   - Какие обстоятельства? - спросил Гэбриель с тем же  хитрым  выражением
во взгляде, которое уже повредило ему в общественном мнении.
   - Черт побери, Гэбриель, - сказал Максуэлл, нетерпеливо  поднимаясь  со
стула, - зачем повторять нашу первую с  вами  беседу?  На  этот  раз  дело
посерьезнее  и  может  обернуться  для  вас   самым   печальным   образом.
Задумайтесь на минуту. Вчера вы обратились ко мне как к  юристу,  чтобы  я
перевел всю вашу собственность на имя вашей жены: вы сказали, что уезжаете
и больше не вернетесь в Гнилую Лощину. Не стану допытываться у вас,  зачем
вы приходили ко мне и зачем вели этот разговор. Хочу  только  подчеркнуть,
что никому, кроме меня, этот разговор неизвестен. А если вы спросите  меня
как юриста,  то  скажу,  что  в  свете  предъявленного  вам  обвинения  он
приобретает чрезвычайную важность.
   В ожидании ответа  Гэбриеля  Максуэлл  привычным  движением  руки  стер
улыбку, замешкавшуюся в уголках его рта. Гэбриель хранил молчание.
   - Гэбриель Конрой, - сказал юрист Максуэлл, впадая вдруг в  просторечие
Гнилой Лощины, - вы что, набитый дурак?
   - Вот именно, -  ответил  Гэбриель  с  готовностью  человека,  которого
просят подтвердить самоочевидную истину. - Именно так.
   - Я нисколько не удивился бы, черт меня побери, - раздраженно подхватил
Максуэлл, - если бы это было именно так. - Он умолк, как будто устыдившись
своей вспышки, потом заговорил более спокойно и рассудительно:  -  Что  ж,
Гэбриель, если вы не желаете исповедаться мне, я исповедаюсь вам.  Полгода
тому назад я счел вас самозванцем. Полгода тому назад женщина,  являющаяся
в настоящее время вашей женой, обвинила вас в самозванстве, в том, что  вы
присвоили себе имя и права, вам не принадлежащие; что хоть вы и  называете
себя Гэбриелем Конроем, но она, Грейс Конрой,  сестра  истинного  Гэбриеля
Конроя,  заявляет,  что  вы   лжете.   Она   представила   доказательства,
свидетельства, - черт бы их все побрал! - продолжал  свою  речь  Максуэлл,
вздымая руки горе, словно актер, участвующий в мимическом представлении. -
Не думаю, чтобы в то время нашелся хоть один юрист, который  отказался  бы
поддержать ее иск, не счел бы  ее  доказательства  достаточно  вескими.  Я
отправился  к  вам;  вы,  конечно,  помните  нашу  беседу.  Вы  помните  и
соглашение,  к  которому  мы  пришли.  Должен  вам  сказать,  что  второго
человека,  столь  убедительно  признающегося  в  своей  вине,  не   будучи
виновным, мне не приходилось встречать. Пойдем дальше!  Олли  открыла  мне
глаза на причину вашего  тогдашнего  поступка;  но  обвинение,  выдвинутое
против вас,  осталось  непоколебленным;  права  этой  женщины  по-прежнему
казались мне неоспоримыми. И вот она является ко мне  и  говорит,  что  вы
человек,  спасший  ее,  рискуя  собственной  жизнью,  и  что  она  считает
неудобным начинать сейчас  против  вас  судебное  дело.  Когда,  несколько
позже, она сообщила мне, что чувство благодарности, испытываемое ею к вам,
переросло - ну, как бы сказать? - в нечто большее, что вы помолвлены и она
склонна забыть о вашем дурном поступке, я подумал: что ж, черт побери, это
очень по-женски; я ей поверил.  Я  не  подозревал  ее  ни  в  чем,  считал
по-прежнему, что ее обвинения против вас справедливы. Да, сэр, все полгода
я  считал  вас  баловнем  судьбы,  облагодетельствованным   легкомысленной
женщиной. Я видел, что она  любит  вас,  считал,  что  вы  играете  на  ее
чувстве. Да, я так считал, черт меня побери! Так вот, если вы  признались,
что вы набитый дурак, не следует ли и мне  признаться,  что  я  дурее  вас
вдвое?
   Он умолк, смахнув рукой набежавшую улыбку, потом заговорил снова:
   -  Впервые  я  заподозрил  неладное  вчера,  когда  вы  попросили  меня
перевести ваше имущество на имя жены и  заявили,  что  уезжаете  навсегда.
Когда я узнал, что возле самого вашего дома убит мексиканец -  а  это  был
один из свидетелей, выставленных вашей женой - когда мне сообщили о  вашем
бегстве и о внезапном исчезновении миссис  Конрой,  мои  подозрения  стали
складываться в цельную картину. Когда же я прочитал записку, посланную вам
вчера вечером вашей женой  и  найденную  сегодня  утром  рядом  с  трупом,
последние мои сомнения улетучились.
   С этими  словами  он  вынул  из  кармана  сложенную  записку  и  вручил
Гэбриелю. Гэбриель взял ее равнодушно  и  развернул.  Это  была  та  самая
записка от жены, полученная им вчера  вечером.  Не  выпуская  записки,  он
извлек из кармана нож и  принялся  ковырять  им  в  своей  трубке.  Потом,
помолчав, осторожно спросил:
   - А как же она к вам попала?
   - Нашла ее Сол Кларк, отдала миссис Маркл,  а  та  вручила  мне.  Таким
образом о записке знают трое; все ваши друзья.
   Снова воцарилось молчание. Гэбриель продолжал ковырять в трубке. Мистер
Максуэлл смотрел на него с интересом.
   - Ну, - сказал он наконец, - каков будет ваш план защиты?
   Гэбриель  принял  сидячее  положение  и   принялся   выбивать   трубку,
постукивая ею по ножке кровати.
   - А скажите, - спросил он очень серьезно, - каков, _по-вашему_,  должен
быть мой план защиты? Скажите, как адвокат, видавший немало  подобных  дел
на своем веку, скажите мне, как человеку, который готов заплатить за совет
хорошие деньги, каков здесь может быть план защиты?
   И он опять улегся на кровать, продолжая  глядеть  на  юриста  серьезным
внимательным взглядом.
   - Мы надеемся доказать, - сказал Максуэлл, на сей раз не тая улыбки,  -
что, когда вы ушли из дома и явились ко мне в контору, убитый человек  был
еще жив и находился в гостинице; что он отправился на холм Конроя  задолго
до вас; что вы попали туда лишь к вечеру, когда убийство уже  совершилось,
- на это обстоятельство указывает слово "тайна" в загадочной записке вашей
жены; что по той или иной причине она пожелала, чтобы подозрение  пало  на
вас; что в записке она имеет в виду некий факт, ведомый ей,  но  неведомый
вам.
   - Она уже знает, что произошло, а я еще  даже  не  слышал,  -  спокойно
комментировал Гэбриель.
   - Вот именно! Теперь вы понимаете все значение для нас этой записки!
   Гэбриель помолчал, потом не спеша распрямился  во  весь  свой  огромный
рост, подошел к открытому  окну  и,  прежде  чем  юрист  успел  вмешаться,
разорвал записку в мельчайшие клочки и выбросил вон.
   - Теперь эта записка не будет иметь значения, -  спокойно  пояснил  он,
укладываясь снова на кровать.
   Адвокат Максуэлл остолбенел. В растерянности он  даже  позабыл  сделать
обычное движение рукой и взирал на Гэбриеля с нервной  улыбкой  на  губах,
словно тот отмочил невесть какую веселую шутку.
   - Если вы ничего не имеете против, я расскажу  вам,  какой  я  придумал
план защиты, - сказал Гэбриель извиняющимся тоном, раскуривая свою трубку.
- Понятное дело, я не берусь равняться с вами; не хочу я и просить  скидки
с причитающегося вам гонорара. По-моему, вы должны обратиться  к  судье  и
рассказать ему примерно такую историю: "Человек, стоящий перед вами -  это
вы обо мне говорите, - игрок, отчаянный игрок, не знает  в  игре  никакого
удержу, когда видит карты, готов на все. О его  несчастной  страсти  знает
весь поселок, знает, конечно, и его жена, Жюли. С Виктором  Рамиресом  они
встретились за игорным столом  и  крепко  поспорили  насчет  каких-то  там
правил игры. Один свое твердит, другой  -  свое.  И  вот  Рамирес  обвинил
Конроя в плутовстве, а Конрой ударил мексиканца ножом". Нет, так, пожалуй,
не пойдет, - прервал сам себя Гэбриель. - Получается  некрасиво,  как  вам
кажется? Он ведь послабее меня и росточка маленького, вроде вас.  Нет!  Мы
расскажем другую историю. На меня напало сразу семеро;  Рамирес  и  дружки
его облепили меня со всех сторон, мы дрались отчаянно целый час. Потом мне
пришлось туго, и я полоснул его ножом. Вот  и  вся  история!  Теперь  надо
объяснить, почему я скрылся? Вы скажете, что я, увлекшись  дракой,  совсем
позабыл, что наутро непременно должен быть в Сакраменто; а  как  вспомнил,
то побежал что было прыти. Могут спросить и о том, куда делась  Жюли.  Тут
вы скажете, что она совсем потеряла голову, когда я не вернулся домой, и в
ту же ночь отправилась меня искать. Конечно, в  речи  вы  разукрасите  все
это, какие-нибудь стишки вставите, шпильки против обвинителя, ну,  словом,
как у вас в суде полагается.
   Максуэлл поднялся с отчаянием в лице:
   - Значит, вы решили признать себя...
   - Виновным в убийстве! Вот именно! - подхватил Гэбриель.
   - Но не просто виновным, - добавил он с лукавой искоркой в глазах, -  а
виновным со смягчающими вину обстоятельствами. Раз на  меня  напало  сразу
семеро, я ведь должен был как-то защищать свою жизнь. Впрочем, -  поспешил
добавить Гэбриель, - я в темноте не сумел разглядеть, кто были эти семеро,
и не имею подозрений ни на кого из жителей Гнилой Лощины.
   Сумрачный Максуэлл подошел к окошку и долго стоял так, глядя на  улицу,
не произнося ни слова. Потом быстрым движением он  обернулся  к  Гэбриелю;
лицо у него посветлело, взгляд стал спокойнее.
   - Где сейчас Олли?
   Гэбриель сразу сник. С минуту он молчал.
   - В пансионе в Сакраменто. Я как раз собирался ее навестить.
   - Пошлите за ней. Мне нужно с ней увидеться.
   Гэбриель положил юристу на плечо свою могучую руку.
   - Ребенку не следует ни о чем знать. Понятно?! -  сказал  он,  начав  с
просительных нот, но кончив внушительным предупреждением.
   - Все равно вы ничего не  сумеете  скрыть  от  нее,  -  резко  возразил
Максуэлл. - Через двадцать четыре часа  все  газеты  в  штате  сообщат  об
убийстве с подробными комментариями. Нет, вы должны  повидаться  с  ней  и
сообщить обо всем лично.
   - Но я... не могу сейчас... видеться с ней, - сказал Гэбриель.  Впервые
за все время голос его дрогнул.
   -  Этого  никто  от  вас  не  требует,  -  живо  возразил  адвокат.   -
Предоставьте все дело мне. Я побеседую с ней, а  вы  увидитесь  позже.  Не
бойтесь, я не стану настраивать ее  против  вашего  решения.  Напишите  ее
адрес. И поскорее, -  добавил  он,  услышав  за  дверью  голоса  и  чьи-то
приближающиеся шаги. Гэбриель написал адрес. - Теперь последняя просьба...
- быстро сказал Максуэлл.
   Шаги были уже у самой двери.
   - Да, - сказал Гэбриель.
   - Если вы дорожите головой и любите Олли, держите язык за зубами.
   Гэбриель кивнул с понимающим видом. Дверь распахнулась,  и  вошел  Джек
Гемлин,  чертовски  самоуверенный,  дерзкий,  полный  отчаянных  замыслов.
Помахав Максуэллу как старому знакомому, он  легким  шагом  приблизился  к
Гэбриелю и протянул ему руку. В ответ - и как бы испытывая при  том  некое
магнетическое притяжение, Гэбриель  протянул  Джеку  свою;  белые  нервные
пальцы игрока утонули в его могучей ладони.
   - Счастлив познакомиться, дружище, - сказал Джек, ослепительно улыбаясь
и силясь дотянуться второй, незанятой рукой до плеча Гэбриеля. -  Счастлив
познакомиться, хоть вы и отбили у меня работенку, которую,  скажу  вам  по
секрету, мне не терпелось доделать самому; днем раньше, днем позже  я  все
равно прикончил бы мексиканца. Но тут встреваете  вы  и  перехватываете  у
меня, можно сказать изо рта, лакомый кусочек. Да  не  волнуйтесь,  Мак!  -
сказал он, уловив предостерегающий взгляд, который юрист бросил  Гэбриелю.
- Он отлично меня  понимает,  и  все  мы  здесь  друзья.  Пригласите  меня
свидетелем, и я под присягой  покажу,  что  этот  ублюдок  Рамирес  добрые
полгода набивался, чтобы его хватили ножом. Будь я трижды проклят!  Просто
не верится, что не я это сделал!
   Джек замолчал, отчасти - чтобы насладиться очевидным испугом Максуэлла,
отчасти  -  зачарованный  исполинской  внешностью  своего  нового   друга.
Максуэлл решил использовать выгодный момент.
   - Вы можете оказать вашему приятелю большую услугу, - сказал он  Джеку,
понижая голос.
   Джек рассмеялся.
   - Да нет, Мак, из этого ничего не получится. Они просто мне не поверят.
Да и где мы разыщем таких присяжных и простофилю судью?
   -  Вы  меня  неправильно  поняли,   -   возразил   Максуэлл,   смущенно
рассмеявшись в свой черед. - Я не про  то,  Джек.  Этот  человек  как  раз
направлялся в Сакраменто, чтобы повидать там сестренку...
   - Отлично, - сказал Джек, сразу принимая  очень  торжественный  тон,  -
можете не продолжать. Дальше я знаю сам.  "О  брат  мой  любезный,  поедем
домой!.." Все в порядке.  Я  отправлюсь  навестить  очаровательное,  юное,
семнадцатилетнее создание.  Глаза  -  синие-синие,  вся  и  кудряшках!  Он
навещал ее каждую неделю. Она спросит меня: "Где же он, почему его нет?" А
я отвечу ей... - Он остановился в самом  разгаре  своей  пародийной  речи,
заметив  выражение  укора  и  простодушной  печали  на  лице  Гэбриеля.  -
Послушайте, - сказал он Максуэллу, сразу вспылив, - что вы мне толкуете?
   - Я вам дело говорю, - сказал Максуэлл. - Он должен был навестить  свою
сестру. Она совсем еще ребенок. Сейчас, конечно, об этом не может  быть  и
речи, но им все равно нужно увидеться, если  только  удастся  привезти  ее
сюда. Возьметесь вы за это? Можете нам помочь?
   Джек бросил быстрый взгляд на Гэбриеля.
   - Договорились, - решительно сказал он. - Когда выезжать?
   - Сейчас же. Немедленно.
   - Отлично. Куда ее привезти?
   - В Гнилую Лощину.
   - Ставок больше нет! - подытожил Джек.  -  Завтра  к  закату  солнца  я
привезу ее. - Он выбежал с быстротой молнии,  потом  так  же  стремительно
вернулся и отозвал  Максуэлла  к  дверям.  -  Хотел  предупредить  вас,  -
прошептал он, - лучше, чтобы шериф не знал, что я держу  его  руку,  -  он
мотнул головой и сверкнул карими глазами в сторону Гэбриеля. -  Мы  с  Джо
Холлом больше  не  друзья.  У  нас  в  прошлом  году  в  Мэрисвилле  вышло
недоразумение, поспорили малость, постреляли. Джо, вообще  говоря,  парень
неплохой, но не лишен предрассудков; мое участие  может  повредить  нашему
делу.
   Максуэлл наклонил голову. Джек исчез.
   Когда он вбежал к себе в номер, то был так взволнован и  на  щеках  его
горел такой яркий румянец, что верный Пит встревожился не на шутку.
   - Господи боже, масса Джек, неужто вы  опять  пили,  когда  доктор  вам
запретил настрого? - спросил он, горестно всплескивая руками.
   Для Джека в его нынешнем смешливом настроении вопрос  Пита  был  чистой
находкой. Громко икнув и искусно представившись  пьяным,  он  бросился  на
своего слугу и повалил  его  на  пол;  после  чего,  ухватив  колодку  для
снимания сапог и замахнувшись ею над самой головой Пита, грозно потребовал
"еще бутылочку!". Потом рассмеялся, а потом, поднявшись на ноги,  напустил
на себя вдруг страшную серьезность и  уже  совершенно  иным  тоном  грозно
вопросил лежащего на полу Пита, как смел тот напиться до такого состояния,
что не может устоять на ногах.
   - Силы небесные! Вы меня совсем перепугали, масса Джек. Я подумал,  что
туристы там, наверху, напоили вас.
   - Ах, вот  что  ты  подумал,  беспутный  старый  бродяга!  Если  бы  ты
прилежнее  читал  "Руины"  Вольнея  или  поразмыслил  хоть  раз  над  теми
моральными идеями, которые я, не щадя сил  и  здоровья,  внушаю  тебе  уже
столько лет, ты, наверное, реже напивался бы допьяна и  меньше  предавался
нелепым фантазиям. А  теперь  уложи  мой  чемодан  и  клади  в  первую  же
запряженную двуколку; чью - неважно! И поживее!
   - Мы едем в Сакраменто, масса Джек?
   - _Мы_? Нет, сударь мой! Я еду один! Таково мое твердое  решение,  Пит,
принятое по зрелом размышлении, после многих бессонных ночей. Я  пришел  к
выводу, Питер, что более жить вместе с тобой я не в силах.  Слишком  часто
позволял я тебе играть на своих лучших чувствах, слишком  долго  издевался
ты над моими нравственными и религиозными убеждениями. Во что ты превратил
меня за эти пять лет? В духовную руину! Ты проиграл меня, Пит, проиграл по
маленькой; в банке - пусто! Попробуй вспомни меня, каким я  попал  тебе  в
лапы пять лет тому назад,  -  холодно  продолжал  Джек,  расчесывая  перед
зеркалом свои кудри, - чистый, простосердечный юноша, на пороге  зрелости,
неопытный,  впечатлительный,  не  знакомый  с   житейскими   плутнями,   с
превратностями бытия. И что же сотворил ты со мной? Что?  -  спрашиваю  я.
Что? - ответствует мне громогласное  эхо.  Нет,  Питер,  губитель  юности,
совратитель малолетних, я не в силах оставаться  более  с  тобой.  Прощай,
лицемерный старик,  с  бровями,  подобными  земляничным  кустикам,  прощай
навеки!
   Очевидно, этот высокоторжественный стиль беседы был не  в  новинку  для
Пита, потому что он принялся за укладку чемодана, не обращая ни  малейшего
внимания на ораторские ухищрения своего хозяина.  Покончив  с  укладкой  и
поглядев на мистера Гемлина, который то бросал  на  него  полные  глубокой
укоризны взгляды, то напевал грустным голосом: "Нам пора расстаться..."  -
Пит взвалил чемодан на плечи и сказал:
   - Ах, масса Джек, уж не замешана ли тут женщина, как на  той  неделе  в
миссии?
   -  Твоя  гипотеза,  Питер,  -  возразил   мистер   Гемлин   с   большим
достоинством, - лишь свидетельствует о глубине твоего морального  падения.
Да и можно ли было надеяться,  что  твой  слабый  интеллект,  и  без  того
подточенный беспробудным пьянством, выдержит все эти молитвенные собрания,
что ты посещаешь, братские собеседования, трапезы  с  распухшими  от  пива
трясунами? К тому же я получил верные сведения, что ты промышляешь  мелким
шулерством и плутуешь, играя в лото. Прощай! Жди меня  здесь.  Если  я  не
вернусь до послезавтра, поедешь в Гнилую Лощину. Заплати по счету. Не бери
со сдачи более семидесяти пяти процентов. Помни, что я стар и немощен;  ты
же молод, перед тобой блестящее будущее. Ну, поехали!
   Он швырнул  на  кровать  пригоршню  золотых  монет,  старательно  надел
цилиндр на свою кудрявую шевелюру и вышел из комнаты. В  нижнем  холле  он
задержался на минуту, отвел в сторону мистера Рейнора  и  с  педантической
серьезностью  уточнил  свой  утренний  рассказ  о  гигантской   сосне,   в
выдолбленном стволе которой, по словам Джека,  однажды  счастливо  обитало
целое племя калифорнийских индейцев,  не  менее  ста  человек;  сейчас  он
извинился, что по рассеянности преуменьшил  диаметр  сосны  на  целых  два
фута! Учтиво приподняв свой цилиндр, мистер Гемлин  простился  с  супругой
путешественника и, не обращая внимания  на  их  наставника  и  компаньона,
вскочил в двуколку и был таков.
   - Интересный  человек,  -  сказал  Рейнор,  глядя  вслед  облаку  пыли,
скрывшему стремительную колесницу мистера Гемлина.
   - И такой любезный, - присоединилась миссис Рейнор.
   Однако страж и хранитель моральных устоев города  Сан-Франциско  и  его
окрестностей принял суровый вид и отверг даже эти умеренные комплименты по
адресу уехавшего.
   - И сам он, и вся их братия  -  бич  Калифорнии.  Не  уважают  законов;
препятствуют  своим  мотовством  насаждению   бережливости   и   экономии;
потребляют, ничего не производя; а в глазах тех, кто  легкомысленно  готов
принять их за истых калифорнийцев, пятнают честное имя нашего края.
   - Что же прикажете делать, - возразила в недовольной  гримаской  миссис
Рейнор, - если ваши  игроки  и  головорезы  так  обаятельны,  а  старатели
настоящие чудища? Прирежут человека, а потом садятся с вами завтракать как
ни в чем не бывало!
   Журна