сть над собой, Джек шагнул вперед, словно  хотел
сказать, что они ей не компания. И  тут  же,  замерев  на  месте,  залился
краской  стыда;  впервые  в  жизни  он  усомнился,  что  избрал  достойную
профессию.
   Пел орган, священник монотонным голосом вычитывал молитву, клубы ладана
вздымались в застоявшемся воздухе храма, а Джек Гемлин парил в мечтах.  Он
уже  успел  выгнать  прочь  бесчувственного  ремесленника,  сидевшего   за
инструментом, и уселся сам на его место; призвав на помощь трубы органа  и
собственный  голос,  он  возглашал  хвалу  некоему  новому  божеству,   не
воображаемому божеству, нет, вполне реальному существу из плоти  и  крови.
Почти наяву он услышал, как ее юный чистый голос сливается с его  голосом,
и это слияние - хотя безличное и хладное - все же  подарило  ему  огромную
радость, наполнило его душу  восторгом.  Впрочем,  даже  паря  на  крыльях
мечты, он отлично понимал, что не мог бы  взять  сейчас  ни  единой  ноты;
дыхание  у  него  прерывалось,  к  горлу  подступил  комок.  Он   принялся
внимательно  рассматривать  соседку.  Он  глядел  на  изящную  головку   с
блестящими волосами, на вуаль из дорогого кружева; от его глаз не укрылись
и  элегантность  ее  убора,  и  крохотная  туфелька,  видневшаяся   из-под
шелкового платья. Все  вместе  говорило  об  утонченном  образе  жизни,  о
принадлежности к избранному обществу. Джек почувствовал, что их  разделяет
безбрежный океан.
   Служба кончилась, замолкли последние звуки  органа,  дама  поднялась  с
колен. Случись это полчаса тому назад, Джек опередил бы ее, чтобы  словить
хотя  бы  мимолетный  взгляд  прекрасных  глаз.  Но  сейчас   им   владели
непривычные для него чувства; он испытывал робость, неуверенность в  себе.
Когда дама подошла к стоявшей рядом чаше со святой  водой,  Джек  отступил
еще дальше в тень колонны. Сняв с руки перчатку, она подалась вперед -  ее
теплое дыхание почти что коснулось Джека - и окунула в чашу тонкие пальцы.
Когда она подняла руку, чтобы перекреститься,  Джек  вздрогнул.  Несколько
капель воды с маленьких пальчиков угодили ему прямо в лицо.



        "5. ВИКТОР ДЕЛАЕТ ОТКРЫТИЕ"

   По счастью для мистера Гемлина, молодая женщина  не  разглядела  его  в
темноте и, даже не ведая о том,  что  нечаянно  совершила  над  ним  обряд
крещения, проследовала, не спеша, к выходу. Когда она немного  отдалилась,
Джек выступил  из  своего  укрытия,  чтобы  проводить  ее  почтительным  и
грустным взглядом. Но не успела она достичь портика, как замерла на  месте
и быстрым шагом вернулась назад, чуть не задев стоявшего на ее пути Джека.
В ее прелестных глазах светился испуг, полураскрытые алые губы побледнели,
она была вне себя от волнения. Не замечая  Джека  и  сделав  вид,  что  ей
надобна святая вода, она вновь подбежала к чаше, прислонилась к колонне  и
отвернула лицо прочь, словно ноги отказались служить ей. Джек заметил, как
судорожным движением рук она ухватилась за каменные края чаши, как  трепет
ужаса прошел по всему ее телу.
   Набравшись духу, Джек  приблизился  к  незнакомке.  Куда  девалась  его
дерзкая, уверенная манера вести себя с женщинами. Краснея как мальчик,  он
промолвил робко и сконфуженно:
   - Не могу ли я чем-нибудь помочь вам, мисс? Мне кажется, вы дурно  себя
чувствуете... Быть может, устали. Не подать ли вам стул? В этой  проклятой
дыре такая адская жарища! Простите!.. Я хотел сказать, что  здесь  чуточку
душно. Вы позволите принести вам стакан воды?.. Или подать экипаж?..
   Тут она подняла на него  глаза,  и  Джек  полностью  лишился  голоса  и
присутствия духа.
   -  Со  мной  ничего  не  случилось,  -  сказала   она   с   совершенным
спокойствием, которое испугало Джека еще больше, чем ее недавнее волнение.
- Совсем ничего...  -  Она  бросила  на  него  ясный  взгляд,  открытый  и
простодушный; но вместе с тем (так, по  крайней  мере,  показалось  Джеку)
столь холодный и безразличный, что он, всю жизнь глядевший в  лицо  любому
собеседнику, должен был опустить глаза. - Здесь в самом деле душно. Теперь
мне лучше.
   - Вы позволите принести вам... - снова начал Джек.
   - Благодарю вас, мне ничего не нужно. - Сказав это, она  сочла  все  же
необходимым объяснить свое поведение: - Когда я выходила, меня стиснули  в
толпе и  у  меня  закружилась  голова...  Мне  показалось,  что  кто-то...
какой-то мужчина... толкнул меня. Впрочем, быть может, я ошиблась.
   Она обратила лицо к выходу. Там действительно стоял  какой-то  мужчина.
Ее взгляд, ее  намек  -  если  только  в  словах  ее  содержался  намек  -
воспламенили Джека. Не дожидаясь конца ее  речи,  он  направился  прямо  к
двери. Там, к своему изумлению и вящей ярости, он нашел  Рамиреса.  Мистер
Гемлин  не  стал  затруднять  себя   излишними   объяснениями.   Произнеся
одно-единственное слово, он искусно применил  двойной  удар  -  кулаком  и
коленкой одновременно - и спустил ошеломленного Рамиреса с лестницы, после
каковых подвигов вознамерился было вернуться к своей собеседнице.  Но  она
оказалась не менее проворной, чем он. Уловив момент,  когда  Джек  сбросил
Рамиреса с лестницы, девушка с необычайной энергией, особенно удивительной
после только что проявленной слабости,  скользнула  вниз  и  села  в  свой
экипаж, поджидавший ее у самого выхода. Она тотчас укатила прочь,  подарив
на прощание мистеру Гемлину благодарный взгляд  и  очаровательную  улыбку.
Джек был на верху блаженства. Правда,  ему  предстояло  сейчас  неприятное
объяснение, а быть может, и драка. Но что за беда!  Подобная  угроза  лишь
веселила этого шалопая.
   Кто-то положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел  разъяренного,
задыхающегося от обидь: Виктора. Мистер Гемлин мгновенно расцвел улыбкой.
   - Скажите пожалуйста! - вскричал он, имитируя простодушную  радость.  -
Ты ли это, Джонни? Провалиться мне на этом месте! Так вот, значит, где  ты
обитаешь! На пару со святым Антонием!  Кто  бы  мог  подумать?  Значит,  я
сбросил тебя с твоего собственного крылечка?  Как  это  мне  в  голову  не
пришло? Ты стоял с таким важным видом! Подумать только, Джонни!
   - Я не Джонни! Карамба!  -  взревел  Виктор,  совсем  теряя  голову  от
бешенства.
   - Быть  не  может!  Не  из  тех  ли  самых  Карамба,  что  проживают  в
Датч-Флете? А впрочем, стоит ли держаться за такое неизящное имя? Джонни -
куда лучше! И  на  твоем  месте  я  не  стал  бы  затевать  сейчас  ссору.
Вспомни-ка, Джонни, какой сегодня день! Воскресенье!  Не  лучше  ли  будет
пойти сейчас домой. Тихонько пойти домой, а там, если руки так уж чешутся,
поколотить беззащитную женщину или ребенка! Но главное, пойти домой.  И  к
чему вынимать из кармана такой острый нож? Ножом можно пальчики  порезать,
да и народ кругом перепугается. Будь пай-мальчиком, ступай домой. А завтра
прямо с утра придешь в  гостиницу  на  соседней  площади  и  спросишь  там
мистера Гемлина, Джека Гемлина. Он проживает в  двадцать  девятом  номере.
Поднимешься прямо в номер и дашь ему там жару. Будь я на  твоем  месте,  у
меня вся гостиница утонула бы в крови!
   К Виктору подошли игроки в _монте_, как видно готовые  принять  сторону
своего земляка. Увидев это, Виктор решил сыграть на их настроении.
   - Или мы совсем не люди, дорогие соотечественники? - со скорбью возопил
он. - А кто этот чужеземец? Человек без чести.
   Мистер Гемлин,  который  недурно  ориентировался  в  испанском  бранном
лексиконе, навострил уши. Союзники Рамиреса уже вскричали было "карамба!",
но их  смутили  искорки  в  левом  глазу  мистера  Гемлина,  доступном  их
обозрению; к тому же их мучила догадка, что мистер Гемлин прячет у себя  в
кармане нечто недоступное их обозрению. Впрочем, мистер Гемлин остался при
своем любезном, слегка насмешливом тоне.
   - Что, эти господа твои приятели? - спросил  он  весьма  приветливо.  -
Тоже из рода Карамба? Когда пойдешь ко мне, непременно захвати их с собой.
Мне кажется, что сейчас они куда-то торопятся. А если вы не поместитесь  в
моем номере или кто-нибудь не захочет  ждать  своей  очереди,  что  ж,  на
площади перед гостиницей, на Пласа-дель-Торос много места, и  мы  займемся
там делом все сразу. Ты, кажется, что-то сказал? Я туговат на левое ухо.
   Не  успел  Джек  под  предлогом  глухоты  пододвинуться  к   ближайшему
противнику, как тот с позором ретировался. Мистер Гемлин захохотал. Вокруг
них тем временем собралась толпа зевак, и Джек  решил,  что  пора  кончать
затянувшуюся беседу, хотя лично он получал  от  нее  бездну  удовольствия.
Торжественно приподняв шляпу, он простился с противниками, затем, надвинув
шляпу с угрожающим видом несколько на нос, медленным  шагом  направился  в
свой трактир. Поле сражения оставалось за Виктором и  его  друзьями,  хотя
похвастаться победой они никак не могли.
   Вернувшись в номер, Джек поднял с постели дремавшего Пита и втянул  его
в религиозный спор, в ходе которого, к великому ужасу  Пита,  восхвалял  в
сильнейших выражениях католическую церковь,  объявив  все  прочие  религии
недостойными  белого  человека,  а  в  заключение,  вне  всякой  связи   с
предыдущим, спросил Пита, в порядке ли пистолеты.
   Тем временем Рамирес беседовал со своими друзьями.
   - Он трусливо бежал,  человек  без  чести!  -  заявил  он.  -  Побоялся
встретить нас лицом к лицу! Заметил ты, Тибурцио, как он перепугался? Твоя
отвага совсем лишила его мужества.
   - О нет, дорогой Виктор, это ты устрашил его. У  него  в  груди  сердце
койота!
   - Дух мужества и свободы, истинно мексиканский дух - вот  что  обратило
его в трусливого цыпленка! - сказал  третий  джентльмен,  тот  самый,  что
отступил, когда Джек пододвинулся к нему поближе.
   - Давайте отпразднуем победу, выпьем по маленькой!
   Виктору не  терпелось  поскорее  отделаться  от  друзей.  Полагая,  что
выпивка откроет ему такую возможность,  он  широким  жестом  пригласил  их
следовать за ним в ближайший кабачок.
   Они попали в самую большую таверну городка. Как  и  следовало  ожидать,
она была грязной, зловонной, прокопченной табачным  дымом.  Стены  таверны
были украшены произведениями искусства. Гравюры французского происхождения
были  отлично  исполнены,  но  оставляли  желать   многого   в   отношении
нравственного  содержания;  испанские  были  профанацией  искусства,  зато
свидетельствовали о возвышенности религиозных  чувств  художника.  Портрет
святой  Анны  соседствовал  с  изображением   последнего   из   генералов,
захватившего власть в Мексике. Имелась также  аллегорическая  картина,  на
которой Свобода в окружении всех сил небесных  нисходила  на  мексиканскую
конфедерацию. Руководствуясь, как видно, все тем же  стремлением  сочетать
высокую поэзию с драмой, хозяин таверны добавил  к  своей  коллекции  ярко
раскрашенную американскую  рекламную  афишу,  на  которой  ангел-хранитель
подносил пораженному каким-то тяжелым недугом семейству  бутыль  фирменной
микстуры. В дальнем конце зала двенадцать  игроков  в  _монте_  сидели  за
зеленым  столом.  За  ними   арфист,   прислонясь   к   стене,   наигрывал
меланхолическую мелодию, пощипывая струны своего инструмента теми особыми,
ленивыми,  медлительными  движениями,  которые  отличают   всех   бродячих
арфистов. Игроки в _монте_ не замечали арфиста и не слышали его музыки.
   Лицо одного из игроков показалось Рамиресу знакомым.  Ну  конечно,  это
был чудак-переводчик, раздражительный иностранец, с которым он  столкнулся
в памятную ночь, когда приходил к дону Педро.  Рамирес  узнал  его  сразу,
хотя вместо лохмотьев на нем был сегодня парадный темный  костюм,  правда,
несколько устаревшего покроя.  Он  играл,  не  поднимая  головы,  пока  не
растаяла  маленькая  кучка  серебряных  монет,  лежавшая   рядом;   тогда,
поднявшись с сумрачным видом, он кивнул оставшимся игрокам и удалился.
   - Он проиграл пять монет по пятидесяти центов; это его  обычная  норма,
не больше и не меньше, -  сказал  Виктор  своим  приятелям.  -  Больше  он
сегодня не будет играть.
   - Ты знаешь его? - спросил Винсенте, в восторге от  шикарных  знакомств
Рамиреса.
   - Еще бы! - ответил Рамирес. - Это - шакал, верный пес _американос_,  -
презрительно добавил он, решив попутно отомстить незнакомцу за то, что тот
нагрубил ему. - Хвастает, будто изучил наш язык, историю нашей  страны.  И
что ж, когда нужно поточнее выяснить какой-нибудь сложный оборот речи  или
юридический термин, к кому они обращаются? К  нам?  Ничуть  не  бывало!  К
нему! Вот каковы эти еретики! Карамба!
   - Карамба! - вскричал Винсенте, патриотические  чувства  которого  были
подогреты алкоголем.
   Но Виктор развязал язык своему собутыльнику, имея в виду  чисто  личные
интересы.
   - Такова жизнь, друг мой! - сказал он наставительно. - Скажи мне, часто
приезжают к вам _американос_?
   - Ты знаешь знаменитого американского адвоката - нашего  друга  -  дона
Артуро Пуанзета?
   - Конечно, - нетерпеливо ответил Рамирес, - бывает он здесь?
   - Господи! Да как же ему не бывать? - рассмеялся Винсенте. - Приезжает.
Гостит подолгу. У него здесь клиентка, молодая вдова, прехорошенькая  и  к
тому же богачка. Американка, как и он сам.
   - Ты осведомленный человек, Винсенте.
   Винсенте залился дробным пьяным смешком:
   - Все, что я тебе говорю, - истинная правда!  Каждое  словечко!  Можешь
мне поверить!
   - Кто же она, эта очаровательная клиентка?
   - Донна Мария Сепульвида, - сообщил пьяным шепотом Винсенте.
   - Ты же сказал, что она американка?
   - Так и есть. Американка. Это случилось давно. Она  была  совсем  юной.
Американцы только что появились в наших краях, и она приехала с ними.  Дон
Хосе Сепульвида, старый вдовец, нанял ее гувернанткой к своей дочке; она и
сама была почти ребенком. Вечная история! Она хороша собой, бедна, молода.
Он стар, сед и богат. Трут и пламя!  Правильно  я  говорю?  Ха-ха!  Старик
решился на добрый поступок, задумал сделать  маленькую  _американо_  своей
богатой женой. Но он оказался еще добрее, чем того хотел, и через два года
- карамба! - оставил донну Марию богатой вдовой.
   Если  бы  Винсенте  не  был  так  пьян,  то   непременно   заметил   бы
необыкновенный интерес Рамиреса  к  его  рассказу.  Глаза  у  него  так  и
сверкали, уголки рта пришли в движение.
   - А какова она, эта красотка? Высокая, стройная  на  американский  лад?
Большие глаза, ласковая улыбка?
   - Неотразима! Ангел во плоти!
   - А что дон Артуро? Сперва нанялся к  ней  в  адвокаты,  а  потом  стал
любовником?
   - Некоторые думают так, - ответил Винсенте, пьяно подмигнув и  напуская
на себя хитрейший вид, - но только нас с  тобой  не  проведешь,  друг  мой
Виктор! Адвокатская практика не рождает любви! Верно я говорю? Это  давний
роман, ручаюсь тебе головой. Он появился здесь  впервые  каких-нибудь  два
месяца тому назад. Если слушать, что говорят, выходит, будто она влюбилась
в него с первого взгляда. Absurdo! Disparatado!  [Нелепость!  Бессмыслица!
(исп.)] Говорю  тебе,  Виктор,  это  давнишний  роман.  Расстались,  потом
встретились снова. Что, разве мало мы знаем таких  историй?  Молодые  люди
любят друг друга;  он  беден,  она  бедна;  оба  в  отчаянии;  расстаются;
сеньорита выходит замуж за богача. Верно я говорю?
   Виктор был зачарован логикой Винсенте и даже не пытался  скрыть  своего
торжества. Так вот она, разгадка! Мало того, что он разыскал ключ к тайне;
он  заполучил  Грейс  Конрой  собственной   персоной.   Молодая   вдова...
американка... клиентка своего бывшего  любовника  Филипа  Эшли...  В  этом
переплетении пестрых обстоятельств таились  разом  судьбы  трех  людей.  В
полном восторге Рамирес хлопнул своего друга по спине и поклялся  страшной
клятвой, что второго такого хитреца, как он, еще не видывал свет.
   - Я, кажется, видел ее сегодня, героиню твоей романтической истории.  В
церкви.
   - Едва ли. Она, правда, католичка, но дон Артуро не католик.  Когда  он
здесь, ее редко увидишь в церкви.
   - А сейчас он здесь?
   - Да, здесь.
   - И все-таки ты ошибаешься, друг мой Винсенте,  -  настаивал  на  своем
Рамирес. - Я ходил нынче к вечерне и видел ее собственными глазами.
   Винсенте  сперва  пожал  плечами,  потом  с  пьяной  важностью  покачал
головой.
   - Не мог ты ее видеть. Уж поверь мне, сеньор Рамирес.
   - А я видел ее! - возразил раздраженный Виктор. - Borrachon! [пьянчужка
(исп.)] Она была в церкви. Стояла у колонны.  А  когда  служба  кончилась,
подошла к чаше со святой водой. Говорю тебе, она была там. В черном платье
и в мантилье. У нее большие глаза, правильный овал лица.
   Винсенте, который, по счастью, не расслышал, как отозвался  о  нем  его
друг, потряс головой и захохотал с самодовольством пьяного человека.
   - О, как ты заблуждаешься, друг мой Виктор! Это вовсе не она! Верь мне,
ибо нет ничего, о чем бы  я  не  знал.  Женщина  без  провожатых,  которая
подошла к чаше со святой водой, была донна  Долорес!  Тебе  не  мешало  бы
знать, что никто здесь  не  смеет  поднести  святой  воды  донне  Долорес.
Большие глаза, маленький рот, правильный овал  лица  -  так  это  же  она!
Дурень ты, дурень! А заметил ты, какая темная у нее кожа?
   - В темноте все мы чернее дьявола, - огрызнулся Виктор,  -  откуда  мне
знать? А кто она такая? - спросил  он  злобно,  словно  предвидя  какие-то
неприятные новости. - Что еще за донна Долорес?
   - Ты здесь новый человек, друг мой Виктор. Потому  слушай  внимательно.
Она полукровка, незаконная дочь старого командира  форта  Сан-Изабель.  По
дурости старика, она теперь наследница всего его состояния.  Денег  и  без
того некуда девать, а тут еще досталась ей дарственная  на  ценные  земли.
Богатейшие земли! Понял теперь, друг  мой  Виктор?  Что  это  ты  на  меня
уставился? Она живет затворницей. Замуж  идти  не  хочет.  Пламень  любви,
восторги, страсть - все это не для нее: Она посвятила себя богу, друг  мой
Виктор. А ты-то хорош! Спутать донну Долорес  Сальватьерра  -  затворницу,
послушницу, монашенку - с американской кокеткой! Хочешь  не  хочешь,  друг
мой Виктор, а придется  тебе  выставить  еще  бутылочку!  Слышишь,  что  я
говорю? Как? Хочешь уйти, бросить меня здесь одного, изменник? Что ты  еще
там бормочешь? Разве не видишь теперь сам, что оказался круглым олухом?
   Стоя перед своим приятелем, ошеломленный Виктор твердил роковое  слово.
Да, именно так! Он олух! Он попался снова и  на  сей  раз  по  собственной
вине; ненависть - дурной  советчик.  Если  глаза  не  обманули  его,  если
темнокожая святоша, имя которой он только что услышал, действительно Грейс
Конрой, значит, по какому-то дьявольскому невезению, он  сам  подсунул  ей
поддельную дарственную, сам вернул ей утраченную землю. Не предал  ли  его
дон Педро? Или все они вместе, Артур Пуанзет, Дамфи, Жюли  Деварджес,  все
сговорились между собой, чтобы вернее его одурачить? Кто знает, быть может
сейчас, сию минуту, они потешаются над ним! От одной этой мысли можно было
сойти с ума!
   Когда премудрый и храбрый  Винсенте,  задремавший  тут  же  за  столом,
пришел наконец в себя, он припомнил с удивлением, что какой-то  грубиян  с
перекошенным  от  ярости  бледным  лицом  тряс  его  за   плечи,   изрыгая
попеременно то проклятия, то вопли отчаяния.
   А его друг и собутыльник исчез без следа.



        "6. ЭКСПЕРТ"

   Ночью  неслышно  подкрался  с  моря  холодный  серый  туман.   Заполнив
городские улицы, он продвинулся вниз, в  долину,  к  самому  Ранчо  Святой
Троицы, где и занял прочную позицию, невзирая  на  то,  что  солнце,  едва
встав над горизонтом, атаковало его с востока. Если бы кто-нибудь стоял  в
это время на одной из церковных башен, он увидел бы,  как  серое  холодное
море захлестнуло принадлежавший  _асьенде_  корраль,  а  потом  укрыло  до
половины белые стены  самой  _асьенды_.  Человеку,  задумавшему  в  тумане
пробраться к Ранчо Святой Троицы,  нелегко  было  установить  цель  своего
путешествия, слившуюся воедино с ближними отрогами гор. Ехавший в двуколке
мистер Перкин