ут пришло горе  и  досада  для
праведных людей, ибо с того времени, как среди них появился мистер  Уэлч,  и
до  их  разгрома   врагом,   их   терзали   споры,   разногласия,   раздоры,
предубеждения, распри, смятение и беспорядки и,  наконец,  полное  поражение
этой некогда дружной армии; и с тех  пор  в  ней  всегда  были  две  партии,
боровшиеся между собой: одна стояла за правду, другая -  за  отступничество,
подобно Иакову и Исаву, боровшимся в утробе Ревекки (Бытие,  XXV.  22).  Был
там мистер Гамильтон и все, примыкавшие к праведной партии, и мистер Уэлч  с
вновь прибывшими и с  другими,  которые  присоединились  впоследствии,  и  с
такими, которых  они  перетянули  от  истинного  понимания  завета  на  свои
порочные пути, что составило новую и очень порочную партию (Xови, Битва  при
Босуэл-бридже).

     Но пора вернуться к  романисту,  о  котором  мы  почти  совсем  забыли,
разбирая достоверность его исторических  описаний.  Он  заставляет  мятежных
пресвитериан предпринять осаду вымышленного замка Тиллитудлем; обороной  его
руководит  старый  майор  Белленден,  которому   леди   Маргарет   Белленден
торжественно вручает жезл своего отца с  золотым  набалдашником  в  качестве
символа  власти,  предоставляя  ему,   как   она   выражается,   "полномочия
умерщвлять, поражать и  наносить  урон  тем,  кто  осмелится  покуситься  на
вышеназванный  замок,  делая  это  с  таким  же  правом,  с  коим  могла  бы
действовать она сама". Гарнизон  получает  подкрепление  с  прибытием  лорда
Эвендела, а также отряда драгунов, оставленного Клеверхаузом при отступлении
из Драмклога. Подготовившись таким образом, они решают выдержать осаду,  все
перипетии которой рассказаны в мельчайших подробностях,  по  привычке  этого
писателя, который уделяет  военным  описаниям  очень  большое  (быть  может,
чересчур большое) внимание. Наконец после  ряда  превратностей  судьбы  лорд
Эвендел взят в  плен  во  время  вылазки.  Самые  фанатичные  из  мятежников
собираются его убить, но более умеренные вожди вместе  с  Мортоном  восстают
против этого жестокого решения и освобождают Эвендела под  двумя  условиями:
первое из них - сдача замка, а второе -  обещание  передать  Тайному  совету
памятную   записку   с   изложением   жалоб   и   петицию   об    устранении
несправедливостей, которые послужили причиной восстания.
     Этот эпизод никак нельзя считать надуманным. Из  вышеприведенных  цитат
видно, что камеронская часть повстанцев решила не  щадить  своих  пленников.
Согласно двойному свидетельству  Критона  и  Гилда,  которое  подтверждается
"Рукописными мемуарами" Блэкэдера, они воздвигли посредине своего  лагеря  в
Гамильтоне виселицу огромных размеров и  необычной  конструкции,  снабженную
крюками и веревками, чтобы вешать сразу по нескольку осужденных; они открыто
заявляли, что это устройство предназначено для наказания нечестивых; это  не
было пустой угрозой, потому что они, в самом деле, прехладнокровно  повесили
некоего Уотсона, мясника из Глазго, чье преступление состояло только в  том,
что он сражался на стороне  правительства.  Казнь  мясника  вызвала  сильное
недовольство той части их собственных соратников,  которых  им  угодно  было
называть эрастианами, как явствует из цитированных выше мемуаров Рассела.
     Освобождение лорда Эвендела приводит к открытому разрыву  между  героем
романа Мортоном и  другом  его  отца  Берли,  который  воспринял  договор  с
Эвенделом как личное оскорбление. Пока эти раздоры терзают армию мятежников,
к ним приближается герцог Монмут во главе войска Карла II,  подобно  коршуну
из басни, который парит над драчливыми мышкой и лягушкой,  готовый  ринуться
на обеих. Мортон отправляется парламентером к герцогу, который, по-видимому,
выслушал бы его благосклонно, если бы не суровое вмешательство Клеверхауза и
генерала Дэлзела. В этой последней подробности автор жестоко погрешил против
исторической истины, потому что он выставил Дэлзела участником сражения  при
Босуэл-бридже, тогда как "кровавый старик", как его называет  Вудроу,  вовсе
не был там, а находился в Эдинбурге и присоединился к армии лишь через  день
или два. Кроме того, автор изображает вышеупомянутого Дэлзела в ботфортах, а
по свидетельству Критона, старый генерал никогда их  не  носил.  Вряд  ли  у
автора найдутся веские доводы в оправдание этой фальсификации, и поэтому  мы
великодушно напоминаем, что он писал роман,  а  не  историю.  Но  он  строго
придерживался исторических фактов в изображении Монмута,  который  стремился
избежать кровопролития как до сражения, так и после него и который собирался
предложить мятежникам приемлемые условия, но вынужден был уступить свирепому
нраву своих соратников.
     Мортон, совершив ряд  удивительных  подвигов,  чтобы  повернуть  колесо
фортуны, как и подобает герою романа,  в  конце  концов  вынужден  спасаться
бегством в сопровождении верного Кадди, своего товарища  по  несчастью.  Они
добираются до заброшенной фермы, занятой  отрядом  отступающих  вигов  с  их
проповедниками. К несчастью, это самые неистовые из камеронцев,  и  для  них
Мортон по меньшей мере отступник, а  то  и  предатель;  посовещавшись  между
собой, они  решают  его  убить,  сочтя  его  неожиданное  появление  знаком,
указующим волю провидения. И действительно, эти злосчастные люди  так  долго
вынашивали  мысль  о  мести,  что  в  их   сознании   укоренилась   глубокая
убежденность,  будто  подобные   случайности   являются   знамением   свыше,
повелевающим совершить кровопролитие. В  рассказе  Рассела  Джон  Белфур  (в
романе - Берли) уверяет  заговорщиков,  собравшихся  утром  перед  убийством
архиепископа Шарпа, что всевышний предназначил его на великий  подвиг,  ибо,
когда он собирался бежать в горы, он почувствовал, как что-то побуждает  его
остаться. Дважды в усердной молитве испрашивал  он  указания  у  неба  и  на
первую свою мольбу услышал ответ, а на вторую - строгий приказ: "Иди!  Разве
я не послал тебя?" Сам Джон Рассел был убежден, что он тоже  получил  особое
знамение перед этим достопамятным случаем.
     Мортона спасает  от  неминуемой  гибели  приезд  его  старого  знакомца
Клеверхауза, с отрядом всадников преследующего  беглецов;  окружив  дом,  он
безжалостно  уничтожает  всех,  кто  в  нем   укрывался.   Этот   полководец
преспокойно сидит за ужином, пока его солдаты выводят  и  расстреливают  тех
немногих пленных, которые уцелели в схватке. На исполненные ужаса перед  его
жестокостью слова Мортона он отвечает с  равнодушием  воина  и  в  смелой  и
страстной речи выражает свою преданность государю  и  твердую  решимость  до
конца выполнять его законы о мятежниках. Клеверхауз берет Мортона  под  свое
непосредственное покровительство в благодарность  за  помощь,  оказанную  им
лорду Эвенделу, и отвозит его в Эдинбург,  где  добивается,  чтобы  смертный
приговор, который тот навлек на себя, подняв  оружие  против  правительства,
был заменен приговором об изгнании. Мортон оказывается  свидетелем  ужасного
допроса под пыткой одного из своих соратников. Эта  сцена  написана  языком,
словно заимствованным из протоколов, которые велись во время  этих  страшных
процедур, и наряду со многими другими  эпизодами,  соответствующими  фактам,
хотя  и  переплетенными  с  вымыслом,  должна  заставить  всякого  шотландца
возблагодарить бога, что  он  родился  не  тогда,  когда  подобные  зверства
творились с благословения  закона,  а  на  полтора  века  позже.  Обвиняемый
выдерживает  пытку  с  твердостью,  которую   проявляло   большинство   этих
мучеников; за исключением проповедника Доналда Каргила, который,  по  словам
Фаунтенхола, вел себя очень трусливо, никто из  них  не  утратил  стойкости,
несмотря на ужасные страдания. Кадди Хедриг, чьи убеждения  отнюдь  не  были
"пыткоустойчивы", после многочисленных уверток, которых и следовало  ожидать
от крестьянина, да еще к тому же  шотландца  (шотландские  крестьяне  всегда
славились своей способностью  давать  уклончивые  ответы  на  самые  простые
вопросы), в конце концов  вынужден  признать  свое  заблуждение,  выпить  за
здоровье короля и отречься от вигов и  всех  их  принципов,  после  чего  он
получает полное прощение. Сцена его допроса  весьма  характерна,  но  мы  не
имеем возможности привести ее здесь.
     Мортон получает второе сообщение от своего старого друга Берли  о  том,
что последний располагает неограниченной властью над судьбой Эдит  Белленден
(о любви к ней Мортона ему было  хорошо  известно)  и  готов  применить  эту
власть  в  пользу  Мортона  при  условии,  что  тот  останется  верен   делу
пресвитерианства. Неожиданную перемену в своем  отношении  к  Мортону  Берли
объясняет  тем,  что  он  был   свидетелем   его   отважного   поведения   у
Босуэл-бриджа. Но нам эта причина кажется недостаточно веской, а весь эпизод
- маловероятным. Письмо Берли Мортон получает на  корабле  и  поэтому  лишен
возможности что-либо предпринять.
     О дальнейших событиях мы дадим лишь краткий и  суммарный  отчет.  После
многолетнего отсутствия Мортон возвращается на родину и  узнает,  что  замок
Тиллитудлем избежал позорной участи, которой опасался Катон: он  не  остался
невредимым и не процветал во время  гражданской  войны;  вследствие  пропажи
важного  документа,  который  Берли  похитил  в  личных  целях,   права   на
наследственные владения перешли к Бэзилу  Олифанту,  наследнику  по  мужской
линии, а леди Маргарет Белленден с внучкой нашли приют в  небольшой  усадьбе
лорда Эвендела, чья верная дружба долгое время спасала их от нищеты.  Мортон
прибывает в это скромное убежище; и брак лорда Эвендела и мисс Белленден, на
который она нехотя дает согласие, считая, что ее первый  возлюбленный  давно
умер, и на котором он благородно настаивает, чтобы  обеспечить  судьбу  леди
Маргарет Белленден и ее внучки (сам он собирается  подвергнуть  свою  судьбу
величайшему риску, ибо его старый командир Данди готовится снова поднять меч
за дело изгнанного короля), - брак  этот,  повторяем,  расстраивается,  едва
лишь Эдит узнает, что Мортон еще жив.
     Остальные события, необходимые для развития действия, можно уместить  в
одно предложение. Высоко в горах, в диком и уединенном ущелье, описанном ру-
кою мастера, Мортон находит своего бывшего соратника Джона Белфура из Берли,
которого привела туда  ненависть  к  правительству  короля  Вильгельма;  под
влиянием  политического  и  религиозного  фанатизма  и   безумных   видений,
вызванных терзаниями совести за подлое и малодушное убийство, которых  не  в
силах побороть даже его страстная вера, Берли дошел до грани помешательства.
Он лелеет планы радикальной реформации и старается вовлечь  в  них  Мортона,
что не мешает ему уничтожить документ, подтверждающий  права  леди  Маргарет
Белленден на наследие ее предков.  Вырвавшись  от  этого  мрачного  маньяка,
Мортон с благородным великодушием пытается  спасти  жизнь  своего  соперника
Эвендела, которой угрожают махинации Бэзила Олифанта и Белфура.  Однако  его
старания терпят неудачу. В тот самый момент, когда лорд Эвендел отправляется
в путь, чтобы присоединиться к восставшим якобитам, убийцы  окружают  его  и
смертельно  ранят.  Белфур  тоже  убит  после  ожесточенного  сопротивления,
превосходно и ярко  описанного.  В  этой  схватке  падает  и  претендент  на
наследство, что дает леди Маргарет возможность без труда  восстановить  свои
законные наследственные права; а мисс Белленден, которая, очевидно, достигла
уже зрелого, тридцатилетнего возраста, отдает свою руку Мортону.
     Мы  привели  все   эти   подробности,   отчасти   повинуясь   правилам,
установленным для такого рода работ, а отчасти в надежде,  что  авторитетные
свидетельства, которые нам удалось собрать, прольют дополнительный  свет  на
роман и повысят интерес к нему. Принимая во внимание небывалую  популярность
этих произведений, мы отнюдь не считаем, что наш краткий пересказ познакомит
кого-либо из читателей с событиями, которые не были бы ему  ранее  известны.
Мы позволим себе лишь кратко упомянуть о  причинах  такой  популярности,  не
рассчитывая,  однако,  исчерпать  их  полностью,  -  да   в   этом   и   нет
необходимости,  поскольку  нам  вряд  ли   удастся   высказать   хоть   одно
соображение, которое не приходило бы в голову  нашим  читателям  при  чтении
самой книги.
     Одним из  главных  источников  всеобщего  восхищения,  вызванного  этой
серией романов, послужил их своеобразный замысел и выдающееся мастерство его
выполнения. Упреки, которые часто высказывались  по  адресу  так  называемых
исторических романов, следует объяснить, на наш взгляд, скорее  бездарностью
всех существовавших до сих пор произведений этого литературного  жанра,  чем
каким-либо присущим ему органическим  пороком.  Если  нравы  различных  эпох
беспорядочно перемешаны, если стриженые  ненапудренные  волосы  и  стройные,
воздушные фигуры выступают в одном хороводе с огромными париками и обширными
кринолинами, если при изображении реальных личностей  искажена  историческая
истина, то взоры зрителя неизбежно отворачиваются  от  картины,  которая  во
всяком здравомыслящем и понимающем человеке рождает возмущение и  недоверие.
У нас нет ни времени, ни желания подкреплять  эти  замечания  примерами.  Но
если  автору  удастся  избежать  этих  непростительных  прегрешений   против
хорошего вкуса и воссоздать минувшие времена правдиво и в то же время  ярко,
то законным будет противоположный вывод:  произведение  такого  рода  станет
значительнее и лучше со всех точек зрения, и автор, отмежевавшись  от  своих
пустых  и  легковесных  собратьев,  к  которым,  возможно,   причислит   его
поверхностный наблюдатель, займет место в ряду историков  своего  времени  и
своей страны. В эту славную плеяду - и отнюдь не на последнее место -  мы  и
считаем нужным поместить автора романов, о которых идет речь, ибо  мы  снова
выражаем   уверенность   -   хотя   это,   подчеркиваем,   не    равносильно
осведомленности, - что все они - детища одного родителя. Одинаково  свободно
разбираясь как в великих  исторических  событиях,  так  и  в  незначительных
происшествиях,  понимая,  чем  нравы  той  эпохи,  которую  он  прославляет,
отличаются от нравов, господствующих в  наши  дни,  автор  является  как  бы
современником живых и мертвых; разум помогает  ему  отделять  индивидуальные
черты от родовых, а воображение, столь могучее и  живое  и  в  то  же  время
точное и разборчивое, создает перед читателем картину нравов  тех  времен  и
близко знакомит его с персонажами драмы, с их мыслями, речами и  поступками.
Правда, мы не вполне уверены, что  в  образе  Черного  карлика  можно  найти
что-нибудь такое, что позволило бы отнести его к началу  прошлого  столетия,
если не считать прямого указания автора и фактов, приводимых им, и,  как  мы
уже отмечали, его пиратствующий разбойник, пожалуй, пережил свою  эпоху.  Но
изображение  людей  и  событий  превосходно.   Хотя   denouement   {Развязка
(франц.).} и страдает ощутимыми и непростительными дефектами, в  книге  есть
сцены, исполненные глубокого и захватывающего интереса, и нам  кажется,  что
всех должен очаровать портрет бабушки Хобби Элиота; этот образ, сам по  себе
излучающий покой и утешение, еще  оттеняется  контрастом  с  более  вольными
манерами младших членов семьи и искренним, но грубоватым и шумным поведением
самого пастуха. Второй роман, как было указано, более соответствует  таланту
автора, и поэтому на его долю и выпал больший успех. Мы слишком  безжалостно
зло* употребляли временем наших любезных читателей, чтобы, уступив соблазну,
излагать здесь свою оценку этого печального и тем не  менее  примечательного
периода нашей истории, когда благодаря стараниям  и  усилиям  развращенного,
беспринципного     правительства,     благодаря     бешеному      фанатизму,
непросвещенности, изуверству и невежеству проповедников, чьи сердца и  разум
смутил и извратил исступленный экстаз, народная свобода была, можно сказать,
растоптана, а общественные связи почти распались. Как бы все эти явления  ни
возмущали патриота,  поэту  они  дают  благодатный  материал.  Что  касается
_красоты_ изображений, предлагаемых читателю в этом романе,  то  здесь,  как
нам кажется, двух мнений быть не может, и мы убеждены, что чем тщательнее  и
беспристрастнее к ним подходить, тем яснее предстанут перед нами другие, еще
более ценные качества - точность и правдивость. Мы уже частично говорили, на
каком основании мы так считаем, и снова возвращаемся к этой  теме.  Мысли  и
язык _праведной стороны_ переданы с точностью  свидетельского  показания;  и
того, кто сумел раскрыть  перед  нами  положение  шотландского  крестьянина,
который дошел до пределов отчаяния и гибнет на поле сражения или на эшафоте,
пытаясь отстоять свои первейшие и священнейшие права, кто представил нам  во
плоти и крови заправил этих беззаконий, от знаменитого герцога Лодердейла до
неприметного  его  единомышленника,  лишь  выполнявшего  приказы,  -  такого
хроникера нельзя  по  справедливости  подозревать  в  попытке  смягчить  или
затушевать пороки правительства, павшего вскоре жертвой собственных безумств
и преступлений.
     Независимо от  изображения  нравов  и  характеров  эпохи,  описанной  в
романе, необходимо отметить как  особое  достоинство  правдивое  изображение
жизни вообще. Если обратиться не только  к  тем  выводкам  романов,  которые
выскакивают на один день из болота, где их расплодили, но и к многочисленным
другим  творениям,  с  которыми  связаны   более   честолюбивые   претензии,
становится очевидным, что при их сочинении авторы  сосредоточивали  внимание
почти  целиком  на  завязке  и  развертывании  сюжета  и  что,  запутывая  и
распутывая интригу, комбинируя входящие в нее  эпизоды  и  даже  обрисовывая
характеры, они обращались за помощью  главным  образом  к  сочинениям  своих
предшественников. Бесцветность,  однообразие  и  бессодержательность  -  вот
неизбежные  следствия  этого  недобросовестного  и   нетворческого   метода.
Совершенно иную книгу изучал наш автор - великую Книгу Природы. Он бродил по
свету в поисках того, что в нем имеется в изобилии, но что дано  найти  лишь
проницательному   человеку   и   что   сумеет   описать    только    человек
высокоодаренный. Герои этого таинственного автора не  менее  человечны,  чем
герои Шекспира, его мужчины и женщины живут и движутся не менее естественно.
Именно благодаря этому, как мы уже говорили, многие из его  действующих  лиц
кажутся нам списанными с натуры. Вероятно, на своей родине он много вращался
среди разных слоев общества, а  ученые  изыскания  познакомили  его  с  ныне
забытыми обычаями и нравами; поэтому  действующие  лица  его  драмы  хотя  и
являются детищами фантазии, однако  вселяют  в  нас  убеждение,  что  они  -
настоящие люди, которые существуют и сейчас или же вызваны из могил во  всей
своей первозданной свежести, с подлинными  чертами  лица  и  характера  и  с
мельчайшими особенностями одежды и поведения. Разбираемое нами  произведение
равно  примечательно  как  правдивостью   выведенных   характеров,   так   и
бесконечным  их  разнообразием.  Величавое  и  напыщенное  достоинство  леди
Маргарет  Белленден,  поглощенной  сознанием  своего   высокого   положения;
суетливая важность и неподдельная доброта миссис Элисон Уилсон,  принимающие
разные формы при переменах в ее судьбе,  но  незыблемые  в  своей  сущности;
подлинно  шотландская  осторожность  Нийла  Блейна  -  мы  не  можем   здесь
показывать  в  деталях,  с  каким  тонким  мастерством  демонстрируются   их
характерные черты; автор не перечисляет их, не описывает, а дает возможность
читателю, как в действительной жизни, наблюдать за взаимодействием этих черт
с   особенностями   других   людей.   На   более   значительных   персонажах
останавливаться не стоит. Пусть нам все же простят, если мы  отдадим  легкую
дань  уважения  замечательной  старой