свяжутся с  Москвой  и
московские власти начнут задавать вопросы - ты  должна  быть  на  месте.
После чего  все  твои  передвижения  и  действия  будут  под  контролем.
Возможно, что они захотят, чтобы ты  вернулась  в  Москву,  чтобы  вести
следствие на месте.
   - Это плохо?
   - Нет. Теоретически, полиция и должна распутывать подобные дела. А не
мы с тобой, Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
   - Ватсон - это я?
   - Ценю твою сообразительность, - улыбнулся он.
   - В твоих словах где-то зарыто "но". Давай, выкладывай.
   - Ишь, какой нюх! Может, я тебя даже продвину на роль Холмса...
   - Джонатан!
   - Московская полиция сможет обеспечить твою охрану? Ведь пока полиция
будет искать заказчика, заказчик  пронюхает,  что  ты  жива,  что  ты  в
Москве, и примет меры. Уж если он не поленился искать Шерил в Америке  и
тебя в Париже, то, сама понимаешь, в Москве тебе будет так же безопасно,
как в пасти у волка. Там смогут тебя надежно охранять?
   - Не знаю. Кажется, у нас больше полагаются на телохранителей...
   - Второе. Я читал разные статьи о криминальной ситуации в  России.  Я
тебя не обижу, если скажу, что московскую полицию легко подкупить?
   Что и говорить, слышать мне это было неприятно, но и  обижаться  было
не на что. Я и сама не раз читала...
   - Ну, не всех же, - неуверенно возразила я.
   Джонатан смотрел на меня с пониманием.
   - Конечно, не всех. Только как бы узнать, что именно  те,  кто  будет
заниматься следствием по твоему делу, окажутся неподкупными?
   - Так что, в Москву мне нельзя ехать? - растерялась я.
   - Во всяком случае, не в связи со следствием.
   Мне показалось, что Джонатан ждет от меня  какого-то  решения,  но  я
никак не могла понять, какого именно. Я  задумалась,  звонко  размешивая
сахар в чашке. Джонатан встал, чтобы подлить себе чаю.
   - Знаешь, что я сделаю? Я  напишу  комиссару  Гренье  письмо.  Я  ему
расскажу подробно всю ночную сцену, и я ему скажу, что заказчик в Москве
считает меня убитой. И что, пользуясь этой ситуацией,  я  следую  совету
комиссара  и  хочу  исчезнуть.  Посему  не  оставляю  своего  адреса   и
направления, в котором собираюсь уезжать... И что пусть  охраняют  Шерил
получше.
   Я посмотрела на Джонатана. Кажется, я попала в  точку.  Он  энергично
закивал.
   - Я тоже так думаю.
   - Ты мог бы мне сразу это сказать!
   - Я не хотел влиять на твое решение. Ведь это на тебя покушались, это
люди с твоей родины и полиция твоей родины... Тебе и решать.
   Ну правильно. Джонатан ни в чем не хочет влиять на мои решения: ни  в
моей любви, ни в моей жизни...
   - У нас есть еще несколько дней до отъезда в Москву...  -  произнесла
я. - Ты не возражаешь, если я поживу у тебя?
   - Я все обдумал, пока ты спала. Мы едем в Англию.
   - ?
   - Я уже созвонился, пока ты спала, с мамой.  В  Москву  сейчас  ехать
нельзя.
   - Но ты же только что сказал...
   - У меня есть одна мысль, как все устроить наилучшим образом, вернее,
с наименьшим риском.... Но я пока не могу тебе сказать, я не уверен. Мне
нужно встретиться с дядей.
   - Который служит в MI5?
   - Только он может нам помочь.  Если  согласится,  конечно...  Сколько
тебе нужно на сборы?
   - А мы надолго поедем?
   - Как получится. Но я рассчитываю дня за три-четыре управиться.
   - Тогда пару часов. Только мне нужна виза!
   - О, черт, я это упустил! Поехали прямо сейчас, бросай все!
   Он буквально вытащил у меня  изо  рта  гренку  и  потащил  к  дверям,
приговаривая,  что  консульство  в  двенадцать   закроется   и   надобно
торопиться.

ГЛАВА 6. Я СТАНОВЛЮСЬ ФАЛЬШИВКОЙ.

   В консульстве Джонатан, забрав мои документы, сразу исчез за какой-то
дверью, предназначенной  явно  не  для  просителей  виз,  и  пробыл  там
примерно полчаса. То ли его там знали, то ли  знали  его  дядю,  но  все
устроилось, как нельзя лучше, и утром следующего дня мы  уже  рулили  по
направлению к Па Де Кале.
   С того момента, как мы въехали на паром, все закружилось передо мной,
как кадры кинофильма:  ровная  серая  гладь  Ла  Манша,  дороги  Англии,
обрамленные полями и домами из  красного  кирпича;  Лондон,  который  мы
пробурили насквозь  в  западном  направлении,  мелькнул  своими  уютными
улицами,  красными   телефонными   будками,   двухэтажными   автобусами,
знакомыми и незнакомыми  названиями  улиц  и  площадей...  У  меня  было
ощущение,   что   я   сижу   перед   телевизором    и    смотрю    "Клуб
кино-путешественников", а вовсе не торчу в пробках  лондонского  центра,
не  глазею  в  окно  машины,  не  читаю  вывески  на  самом  натуральном
английском языке в столице страны Англии.
   Вынырнув из потока машин в спокойные улицы Кенсингтона, мы  вздохнули
свободнее. Здесь  улицы  обрамляли  не  дома  -  владения.  За  оградами
простирались не участки - парки,  в  глубине  которых  виднелись  замки,
старинные и современные,  замки-крепости  и  замки-шедевры  архитектуры.
Здесь было очень красиво и совсем по-другому красиво, нежели  в  Париже.
Париж величественен по-имперски, королевский блеск лежит на каждом доме,
запечатлен в самом архитектурном стиле,  едином  для  города.  Здесь  же
каждый дом  -  сам  себе  король,  воплощение  пресловутого  английского
достоинства. "Мой дом - моя крепость" - я, кажется, начинала чувствовать
эту английскую поговорку.

***

   Я немножко побаивалась встречи с родителями Джонатана  и  решила  его
расспросить о них. Отец Джонатана, как выяснилось, умер около десяти лет
тому назад, когда Джонатан был еще подростком. Мать его больше не  вышла
замуж и воспитывала Джонатана одна. Наверное потому, подумала я, у  него
такие тесные отношения с дядей...
   Тем более, - испугалась я, -  единственный  сын  у  одинокой  матери:
то-то мне будет испытание! Представила взгляд: холодный и, одновременно,
придирчиво-ревнивый, - которым она меня окатит при встрече...
   Дом, в который привез  меня  Джонатан,  был  относительно  небольшим,
достаточно современным и невероятно элегантным. Он был похож на огромный
белый корабль, величественно погружающий корму в кроны деревьев парка.
   Моложавая женщина в джинсах и блеклой майке  распахнула  дверь  дома,
пока Джонатан ставил машину во дворе. Я даже не  сразу  сообразила,  что
это и есть его мать - настолько она мне показалась молодой и  неожиданно
веселой. Темноволосая, с короткой стрижкой и светлыми глазами, высокая и
стройная, она встретила  меня  легко  и  любезно,  я  бы  даже  сказала:
по-свойски;  не  задавая  никаких  вопросов,  она  просто  показала  мне
комнату, для меня приготовленную, и удалилась, сообщив, что ужин в семь.
   Я все еще оглядывалась вокруг себя, отмечая  новые  для  меня  детали
английского интерьера, когда в дверь мою постучал Джонатан.
   - Ты готова?
   - К чему?
   - Мы едем к дяде.
   - А что для этого надо?
   Джонатан оглядел меня с головы до ног. На  мне  были  черные  джинсы,
черные высокие  ботинки  с  тупыми  носами  и  темно-сиреневый  пушистый
свитер.
   - Сойдет. Пошли.
   В его голосе сквозило сомнение, сойдет  ли.  Должно  быть,  приличная
английская леди одевается как-то иначе. Но я не захотела  вникать  в  их
приличия. Я не английская леди. Я иностранка, в конце концов.
   И вообще, я - это я. Как хочу, так и одеваюсь.

***

   Мы ехали недолго, дядя Джонатана жил в том же районе. На этот раз  мы
вошли в один из тех самых замков, которые я видела по дороге. Все  было,
как положено: мажордом, огромная зала с высоченным  потолком,  мраморным
камином, сырой холод каменных сводов; ожидание, торжественный  выход  из
бокового коридора дяди, церемонное рукопожатие: "Уильям, дядя Джонатана"
- "Оля"... - и знакомство увенчал стаканчик шерри.
   Невысокий, с круглой лысой головой, дядя Уильям  ничем  не  напоминал
мать Джонатана, приходившуюся ему сестрой,  кроме  светло-голубых  глаз,
таких же пронзительных, как и у Джонатана. Но разглядела я это не сразу.
Его глазки, прикрытые нависшими веками, прятавшиеся в лучиках  морщинок,
были добродушно-хитрыми, и лишь иногда, в  какие-то  недолгие  мгновения
это выражение вдруг пропадало,  словно  соскользнувшая  маска,  и  тогда
взгляд  его  наливался  ледяной   голубизной,   становился   жестким   и
цепко-проницательным.
   Именно так посмотрел он на меня, когда, покончив со "стаканчиком", он
предложил пройти в библиотеку.
   Книги от пола до потолка, -  что  нормально,  библиотека,  как-никак;
огромных размеров письменный стол  из  темного  дерева  с  прямоугольной
кожаной вставкой в центре; диван и  два  кресла  обтянуты  темно-зеленой
кожей, перед ними низкий столик из стекла: стопочка писем и костяной нож
для разрезания бумаги... Пахло кожей и книгами.
   Дядя   Уильям   предложил   нам   сесть   и   коротко   распорядился:
"Рассказывайте".
   - Начинай, Оля, - предложил Джонатан. - Я дополню.

***

   Мы разговаривали  до  вечера.  Сэр  Уильям  задавал  вопросы,  думал,
записывал что-то, набрасывал какую-то схему  со  стрелочками.  Дворецкий
приносил нам чай прямо в библиотеку  и  Джонатан  шепнул  мне,  что  это
большое исключение в дядиных привычках - он пьет чай всегда в столовой -
вызванное серьезностью нашего дела.
   Ну исключение, так исключение. Лично я не вижу никаких причин,  чтобы
не пить чай там, где тебе это удобно.
   Покончив  с  моими  приключениями,  дядя  перешел   к   пристрастному
расспросу о всех людях, которые были связаны по работе с Игорем.
   Было почти семь часов, когда дядя поднялся:
   - Завтра скажу тебе, Джонатан, что я об этом думаю.
   Мы заторопились, чтобы не  опоздать  к  ужину.  У  них  тут  какой-то
ритуальный образ жизни. Удивительно, как им не скучно? Почему нужно есть
тогда, когда пробили часы, а не тогда, когда ты  голоден?  Почему  нужно
сидеть за огромным столом, где не помешала бы рация для  переговоров  из
конца в конец, а не на уютной кухне за маленьким столиком, где все и всё
рядом?
   Впрочем, не буду покушаться на чужие традиции. Прожили они со  своими
причудами несколько веков, и еще проживут.

***

   Все повторилось на следующий день  почти  в  точности,  но  только  в
библиотеку  дядя  пошел  сначала  с  Джонатаном,  оставив  меня  одну  в
гостиной. Я ждала долго, больше получаса, рассеяно разглядывая в высокое
стрельчатое окно бесконечный зеленый газон. Наконец, в гостиной появился
Джонатан и пригласил меня присоединиться к ним в библиотеке.
   - Значит так, - сказал дядя Уильям, когда  я  устроилась  на  зеленом
прохладном диване. - Ситуация для тебя, Оля, крайне неблагоприятная.
   Спасибо, я бы сама не догадалась!
   - ... Тебя ищут, чтобы убить. В этом замешан  близкий  тебе  человек,
которого зовут, - дядя сверился с записями, - Игорь.  Из  чего  следует,
что в России у тебя крайне мало шансов на то, чтобы  остаться  в  живых.
Близкие люди опасны тем, что знают о нас слишком много... Тот факт,  что
Игорь пропал - плохой знак. Либо он тебя полностью предал, либо  он  уже
не владеет ситуацией. Во всех случаях тебе в России не  спрятаться  -  и
следовательно, не выжить...
   - А кто ею владеет?
   - Я не могу этого знать.
   -  Но  ведь  ясно,  что  это  кто-то,  кому  Шерил   помешала   своей
экологической деятельностью! И мы знаем, что  у  "Чистой  Планеты"  была
разработана целая программа по борьбе с вывозом  радиоактивных  отходов!
Джонатан считает, что мы могли бы в Москве доискаться до ...
   Глаза дяди снова утонули в морщинках и  веках.  Он  печально  покачал
лысой головой.
   - Мимо, мисс. Не исключая, впрочем, подобной возможности, я  советую:
ищи разгадку в тайне вашего сходства. Вы ведь не только  друг  на  друга
похожи. Вы еще похожи на кого-то из своих родителей... Убийца должен был
выкрасть  все  ваши  фотографии:  ты  понимаешь,   почему?   От   вашего
существования не должно было даже остаться следов! И именно из-за  того,
что вы на кого-то похожи!
   "О, Боже!" - прошептала я. Джонатан резко перекинул ногу  на  ногу  и
посмотрел на меня. Я ответила ему вымученным взглядом: этого еще  только
не хватало!
   Нервно  потеребив  сигареты  в  сумочке,   я   осмелилась   попросить
разрешения закурить. Дядя Уильям, явно наслаждаясь эффектом своих  слов,
милостиво разрешил и сам достал из  ящика  сигару.  Обрезав  кончик,  он
попыхтел,  прикуривая,  и,  устроившись  поудобнее  в  кресле,  принялся
объяснять:
   - Вы с Шерил не знаете своих родителей, но имеется крупный шанс,  что
это - русские, и причем - москвичи. История вашего рождения - тайна,  но
кто-то боится ее разоблачения. И тот, кто боится - и есть заказчик.
   Некоторое время мы молчали.
   -  Но...  -  робко  заговорила  я,  -  Как-то   это   уж   очень   не
правдоподобно... Тайна  рождения...  То  есть,  она  правдоподобна,  эта
тайна, она существует, но  чтобы  из-за  нее  нас  пытались  убить!..  С
экологической версией куда  логичнее:  организация  Шерил  действительно
попыталась сунуться туда, куда ее вовсе не собираются  пускать!  Ядерные
отходы - это же колоссальные деньги! А где деньги - там убийства...
   - Верно. Эти люди, согласен, крайне опасны. Но в твоей версии мне  не
нравятся две вещи. Во-первых, получается слишком много  сюжетных  линий:
сначала развивается одна интрига, а потом к ней еще  приплетается  тайна
рождения - так только у Шекспира бывает. В реальной жизни, как  правило,
как только нападаешь на странность - тут и надо копать. Во-вторых, тогда
я не вижу, с какой целью хотят убрать еще и тебя.
   - Я многое знаю...
   - Вот уж не стоит заблуждаться на свой счет!  Что  ты  знаешь,  милая
девочка? И какую опасность могут представлять твои знания для кого бы то
ни было? Ну, заявила бы ты в полицию с самого начала, после  первого  же
покушения, что твой знакомый Игорь знает о существовании Шерил,  а  твой
знакомый политик хочет денег для своей партии. Да какая из партий в мире
не хочет денег? Что можно интересного вытащить из подобной информации? И
даже этот его помощник, - он снова  сверился  с  записями,  -  по  имени
Сер-гей...  А  "гей"  -  это  означает?...  Дядя  глянул  на  племянника
вопросительно. Но я тоже поняла.
   - Нет, - поспешила я  заверить  его,  это  просто  имя  такое,  одним
словом: Сергей. Он не "гей".
   - Так вот, - кивнул дядя, этот Сер-гей, который, якобы, ездил к  Кати
- у тебя против него нет никаких доказательств!
   Я смутилась и не ответила. Дядя Уильям некоторое время изучал меня  с
любопытством. Мне показалось, что он взвешивает, насколько  я  глупа,  и
стоит ли ему дальше тратить свое драгоценное время на объяснения.
   - Мы, однако, отвлеклись, - заговорил он, наконец. - Речь шла о  том,
что в Россию тебе возвращаться опасно.
   -  Да-да...  -  подхватила  я  торопливо,  желая  поскорее   сгладить
неловкость. - Вы говорили, что Игорь не владеет ситуацией... То есть, вы
думаете?... Игорь может находиться в опасности?
   - Безусловно. Убийца послан был не Игорем и не  при  его  содействии,
иначе  бы  твой  адрес  не  выясняли  через   человека   в   посольстве.
Следовательно, это дело на данном этапе ему неподконтрольно.
   - Погодите, но ведь убийцу нанимал Сергей!
   - Милая девочка, никто не может быть уверен  в  своих  подчиненных  и
коллегах. Я - даже я! - не поручусь,  что  завтра  не  обнаружится,  что
кого-то из наших сотрудников не подкупила одна из иностранных  разведок.
Русская, например...
   Дядя, наконец, улыбнулся.
   - На этого человека, даже если бы он был другом твоего Игоря, все  же
нельзя положиться.
   - Нет. Ни в коем случае, - подтвердила я.
   - Хорошо, что ты так ответила. Если бы ты сказала "можно", я бы  тебе
заявил, что ты ошибаешься. Ни на кого нельзя  полагаться,  кроме  самого
себя. Никого нельзя считать своим другом. Смотря что, впрочем,  понимать
под словом "друг". Если это милый человек,  с  которым  ты  не  делишься
секретами, не работаешь вместе и не даешь взаймы деньги - тогда он  тебе
друг.
   - Тогда он мне - никто.
   - Тоже верно, - согласился дядя. - Этот "никто"  и  есть  твой  самый
лучший друг. Он-то уж тебе точно не напакостит - почвы нет... Вернемся к
разговору: этот Сер-гей мог, увидев, что Игорь отстранился или отстранен
от дела, переметнуться к другим хозяевам. Как бы то ни  было,  в  Россию
ехать крайне опасно. Возвращаться туда - просто совать голову  в  петлю.
На помощь и защиту Игоря рассчитывать нельзя. Если он  вообще  жив.  Кто
там у тебя еще есть? Мама? Ты сама понимаешь, что  времена,  когда  мама
могла тебя защитить от всех в мире невзгод, давно прошли...
   - Вы считаете, что Игоря могли убить?!
   - Могли.
   - Но почему?!
   - Ну смотри. Тебя хотят убить. Игорь  при  этом  может  находиться  в
одной из трех возможных ситуаций: либо он ничего не знает об этом  деле;
либо он принимает в нем участие; либо он  пытается  ему  воспротивиться.
Первое предположение не подходит: мы знаем, что  он  осведомлен.  Второе
предположение также не подходит, так как явно  не  он,  пусть  даже  при
посредничестве этого Сер-гея, направил убийцу на твой старый адрес.  Нам
остается третье предположение: он попытался помешать чьему-то  намерению
тебя убить. И его убрали. Тогда и молчание его объясняется. Во всех трех
случаях, он тебе ничем не поможет.
   Арифметические выкладки меня привели в бешенство. Он говорит  так  об
Игоре так спокойно, словно речь идет  о  вещи:  если  вещь  убрали,  она
больше не послужит!
   Дядя Уильям, словно  почувствовав  мое  возмущение,  глянул  на  меня
своими лукавыми глазками исподлобья: "Ты что-то хотела сказать?"
   Я покачала головой. Не объяснять же ему!
   И не объяснить.
   - Поэтому, - закончил он подчеркнуто спокойно фразу,  -  я  предлагаю
тебе остаться в Англии. Попросить политического убежища. Я  тебе  помогу
ради моего  племянника.  И  ты  сможешь  затихнуть  на  какое-то  время,
спрятаться. А там видно будет. Будем держать руку на пульсе.
   Он смотрел на меня. Хитренькие глазки  сделались  ледяными,  колкими,
сверлящими. Очевидно, этот человек не  испытывал  ко  мне  ни  малейшего
сочувствия и, если и предлагал помощь,  то  просто  потому,  что  считал
необходимым помочь любимому племяннику. Если он вообще способен  любить.
Может, это просто ход с его стороны, чтобы затащить Джонатана к  нему  в
разведку.  Ему  ведь  нужны  надежные  кадры,  за   которых   он   может
поручиться...
   - Нет, - сказала я. - Спасибо.
   - Ты хорошо подумала?
   - Я вообще не подумала. Я просто сказала: нет. Другого быть не может.
   - Тогда подумай.
   Я взорвалась.
   - Я прекрасно поняла, что друзья для вас ничего не значат! Но  там  в
опасности Игорь, и там моя мама! Это-то хоть что-нибудь значит  с  вашей
точки зрения? Или я должна исчезнуть, не объяснив даже, куда и почему, и
мама будет плакать ночи напролет и глотать валокордин, пока ее сердце не
откажет от горя?
   - Этому Игорю, девочка, ты ничем не поможешь. Жив он или нет, - не  в
твоих силах что-то изменить в его судьбе -  она  в  руках  людей,  более
могущественных, чем ты. Что же касается твоей матери... Если  она  будет
знать, где ты находишься, то тогда не только ты обречена на смерть, но и
она тоже. Подумай об этом.
   Странное дело, мысль о том, что Игорь мог находиться  в  опасности  и
даже быть убит, меня волновала как-то вяло, заторможено, словно речь шла
о каком-то знакомом, но не близком человеке. Что-то  умерло  во  мне  за
месяц его молчания и догадок о том, что он меня предал... И теперь, даже
понимая, что я могла оказаться не права и  Игорь,  вовсе  наоборот,  мог
пострадать, пытаясь спасти меня, - я не находила в  своей  душе  прежних
чувств. Это было до удивления несправедливо, но  я  ничего  не  могла  с
собой поделать. Я знала только одно:  с  эмоциями  или  без  них,  но  я
постараюсь ему помочь. Если это будет в моих силах...
   Мысль же о маме, напротив, полоснула меня, как ножом.
   - Именно поэтому нужно поскорее во всем разобраться! - воскликнула я.
- Нужно опередить этих людей!
   - А каковы шансы, что ты сумее