с
удобствами, я набрала Москву. Наш домашний  телефон  по-прежнему  хранил
гробовое молчание. Отвратительный холодок уже начал сгущаться у  меня  в
животе, как меня вдруг осенило:  у  нас  просто  отключили  телефон!  За
неуплату, например... Хотя Игорь платит  исправно,  но  стоит  забыть  -
месяц потом будешь  бегать,  чтобы  включили!  Или  на  линии  ремонт  -
всего-навсего! А я-то страху  нагнала,  невесть  чего  передумала!  Ведь
Игорь и знать не может, что со мной случилось и  как  важно  мне  сейчас
связаться с ним! Более того, он, не зная моего нового  номера,  оборвал,
должно быть, этот телефон звонками и волнуется до потери  сознания,  что
не может меня найти! Ну конечно же!  Все  очень  просто  и  надо  срочно
позвонить маме. Она должна быть в курсе - Игорь  наверняка  спрашивал  у
нее, звонила ли я, и бедная мама тоже волнуется! А я,  бестолочь,  из-за
своих страхов ей не звоню!
   Кати вышла из душа с полотенцем на голове и спросила меня, хочу ли  я
с ней поужинать.
   - Спасибо, - вежливо ответила я, - я сделаю еще только один звонок  и
вернусь в больницу.
   На самом деле я была уверена, что Кати хочет остаться одна.
   Только я повернулась  к  телефону,  как  он  взорвался  оглушительным
звонком. Вот! Я была права! Игорь  звонит  сюда  по  пять  раз  на  дню,
бедный!
   - Алло, - схватила я трубку, - я слушаю!
   В трубке раздались  всхлипывания  и  неясное  бормотание,  которые  я
ошарашено слушала несколько секунд, прежде чем поняла, что это моя мама.
   - Что случилось, мамочка, - заорала я, - почему ты плачешь?
   - Куда ты пропала?! - надрывно произнесла мама, шмыгая носом,  -  что
случилось?
   Потрясающе,  мама  почувствовала,  что  со  мной  что-то   случилось!
Говорите после этого, что шестого чувства нет!
   - Я уже несколько  ночей  не  сплю,  ничего  не  понимаю,  теряюсь  в
догадках! - со слезами продолжала  мама.  -  Ты  не  звонишь,  Игорь  не
звонит, он вообще куда-то пропал...
   Во мне все рухнуло. Значит, мама ничего не знает об Игоре и ничего не
сумеет мне объяснить, не сумеет развеять мои страхи и подозрения.
   - Не плачь, мамочка. У меня все в полном порядке.
   Язык не повернулся рассказать, что со мной случилось, и я соврала:
   - Меня просто пригласили в гости на неделю на виллу... Да-да,  у  нас
сейчас  каникулы...  Ну  ты  знаешь,  здесь  не   принято   звонить   по
международному телефону за чужой счет, а  больше  неоткуда  было...  Все
просто прекрасно, не волнуйся... Ну  извини,  извини  ради  Бога,  я  не
думала, что ты будешь так волноваться.  Игорь?  Не  знаю,  должно  быть,
уехал куда-то - врала я по-прежнему. - Он  последнее  время  стал  много
ездить, он же занимается предвыборной  кампанией  Тетерина...  Ты  лучше
запиши мой новый телефон, пишешь?
   Я продиктовала маме номер и добавила:
   - Только ты не трать деньги, я сама буду звонить тебе, как обычно!
   - Что ты, Аленка, причем тут деньги? - как-то  хлопотливо  заговорила
вдруг мама. - На кого же мне их тратить, если не на родную дочь? Это  ты
не трать деньги, я тебе буду сама звонить!
   Смешная, она говорит так, как будто у нее миллионы, и  она  никак  не
найдет им применения!
   - И потом, - добавила мама, - наш телефон почему-то стал очень  плохо
работать...
   - Нет, отчего же, я тебя прекрасно слышу!
   - Это потому, что я звоню из автомата... Так что лучше будет, если  я
сама буду тебе позванивать...
   Я не стала спорить и нежно попрощалась с мамой.
   А может, это на самом деле правда, мое  вранье?  Игорь  действительно
мог уехать...  Пытался  меня  предупредить,  но  меня  он  не  нашел,  а
автоответчика у меня нет...
   Нужно будет срочно поставить автоответчик.

***

   Покинув Кати, я заехала к себе на новую квартиру, теперь мне  уже  не
нужную - зачем мне столько комнат одной? Отказаться от нее или  оставить
ее за собой, в ожидании Шерил? - думала я, отпирая дверь.
   В темной прихожей на меня вдруг навалился страх,  я  даже  помедлила,
прежде чем зажечь свет: вдруг в моей квартире то же самое?
   Свет вспыхнул и я с облегчением убедилась, что у меня все в  порядке.
Взяв необходимые мне вещи - одежду, туалетные принадлежности,  несколько
учебников по французскому, - я тщательно заперла  дверь  и  вернулась  в
больницу. Там была рядом Шерил, там были люди, там  я  чувствовала  себя
более защищенной...

***

   Автоответчик, по моей просьбе, купил  и  установил  на  моей  прежней
квартире Джонатан, и теперь я ежедневно спрашивала у Кати,  не  оставлял
ли кто мне запись по-русски.
   "Не оставлял", - ежедневно отвечала Кати.
   И я перестала спрашивать.
   Я перестала спрашивать, я перестала смотреть на  себя  в  зеркало,  я
перестала гадать, что происходит, и мучить себя вопросами, на которые не
было ответа. Я жила, как заведенный механизм - тррк, тррк, тррк ключик -
пока завод не кончится. Время словно остановилось. Завтрак, обед и  ужин
хоть как-то размечали мой больничный день временными категориями:  утро,
день, вечер; снова утро-день-вечер, и завтра опять утро-день...
   Джонатан приходил регулярно и ненадолго, приносил фрукты и  сладости,
пил со мной кофе возле автомата и сидел со  мной  в  курилке,  составляя
компанию моей послекофейной сигарете, заходил на десять  минут  к  Шерил
"поболтать" - все было выдержано в тоне любезном и светском,  сдержанном
и холодноватом - Джонатан всем своим видом показывал, что не  собирается
навязываться со своими чувствами, жалеет о вырвавшейся фразе, и  вообще,
ничего такого и вовсе не было. Ги приходил все реже  и  реже;  Шерил  не
откликалась, застыв, вместе со временем, в неподвижности...

ГЛАВА 2. ИГРА СО СМЕРТЬЮ 1: ОБОЗНАТУШКИ.

Дня через три Кати заглянула в мою палату.
   - Удивительно, как трудно во Франции  найти  людей,  которые  говорят
по-английски... - сказала она.
   - А что, все должны?...
   Кати окинула меня взглядом.
   - Я рада, что могу с вами общаться, - сказала она, наконец.
   - Милости просим, - ответила я. - Вам нужно что-то перевести?
   - Я постепенно привожу в порядок вещи Шерил. И я нашла, что у нее еще
пропало: документы.
   - Какие?
   - Все. У нее не оказалось  никаких  документов.  Ни  свидетельства  о
рождении, ни паспорта, ни диплома об окончании колледжа, ни прав.
   - Паспорт она носит в сумке, я сама видела. У нее всегда в сумке  был
еженедельник, паспорт и права.  А  вот  свидетельство  и  диплом...  Они
должны были быть в ее вещах. Значит, надо сообщить в полицию?
   - Я хотела вас попросить это сделать...
   Я набрала номер, оставленный мне комиссаром Гренье, и объяснила  суть
дела.
   - Я проверю наш инвентарь обгоревших остатков вещей,  находившихся  в
машине,  возможно,  там  зафиксированы  следы  ее  паспорта   и   других
документов. Подождите у телефона.
   Кати внимательно прислушивалась к нашему разговору, стараясь  уловить
во французском языке знакомые ей слова. На слово "паспорт" она  усиленно
закивала.
   Трубка снова ожила.
   - Паспорт, водительские права, документы на машину... Портмоне... Это
всё. Мы сделали опись  и  передали  все  в  больницу.  Документы  сильно
пострадали, но поменять их может только сама Шерил, я надеюсь,  что  она
придет в себя...  Ей  помогут  в  американском  посольстве.  Сама  сумка
представляет собой жалкие обрывки кожи, но  если  мать  Шерил  хочет  их
забрать, то пожалуйста. Нам они больше не нужны...Значит, в недостаче  у
нас свидетельство о рождении и диплом? А она хорошо их поискала?
   - Хорошо. Их нет.
   - Что же, спасибо за сигнал. Это интересная информация... - задумчиво
произнес  комиссар,  явно  не  зная,  куда  эту  интересную   информацию
поместить. У меня тоже не было ни малейшей идеи.
   Закончив говорить с комиссаром, я перевела Кати его ответ.
   - Можно, я вас еще попрошу? - спросила она.
   - Спросить про вещи, переданные в больницу? - догадалась я.
   - Да. Я могла бы заняться прямо сейчас восстановлением ее документов.
   Значит, Кати тоже верит,  что  Шерил  выживет.  Мне  отчего-то  стало
легче.

   Медсестра открыла нам камеру, в которой  хранились  вещи  Шерил.  Там
были снятые с нее в больнице драгоценности, часы с разбитым стеклом; там
же лежал черный пластиковый пакет на молнии.
   Кати перебирала вещи, и в ее глазах стояли слезы.
   - Документы и портмоне в черном пакете, - сообщила нам медсестра.
   Кати потянулась за  пакетом  и  несколько  мгновений  держала  его  в
побелевших пальцах, борясь с  нахлынувшими  рыданиями.  Затем  протянула
пакет мне и полезла за платочком в свою сумку. Я открыла молнию,  сунула
руку в пакет, вытащила портмоне и раскрыла его. Оно было пустым.
   - Послушайте, - обратилась к медсестре, - кто-то украл из ее портмоне
все, что там было! Все деньги, банковскую карточку,  проездной  билет  и
даже фотографии! Она всегда носила с собой две маленьких фотографии...
   - Я ничего не знаю, - испугалась медсестра. -  Должно  быть,  нам  из
полиции так передали, я туда даже не заглядывала!
   Мы говорили по-французски, что вполне естественно, и Кати не понимала
нас, да, видимо, и не  слушала,  занятая  своим  платочком  и  поплывшей
тушью, но на слово "фотографии" она вдруг встрепенулась и уставилась  на
меня.
   - Фотографии... - сказала она. - У нее пропали фотографии!  Я  хорошо
помню, как она вынула из альбома несколько фотографий, чтобы взять их  с
собой в Европу. А у нее дома я не нашла ни одной!
   - Верно, она мне их показывала. Я помню: Шерил, совсем  маленькая,  с
родителями, с вами, с собакой... Надо будет сказать об этом полиции.
   Я была  озадачена.  В  самом  деле,  зачем  кому-то  понадобились  ее
фотографии? Не на доску же почета французской разведки?

***

   Я снова сунула руку в пакет и пошарила. Там больше  ничего  не  было.
Для верности я заглянула в него. Не было.
   - А где ее документы? Тут должны быть паспорт Шерил и  ее  права,  из
полиции все передали сюда.
   - Кому нужны ее документы? - стала  защищаться  медсестра.  -  Я  все
сложила, как мне передали, взяла и положила, и заперла дверцу. И  больше
не открывала!
   Я посмотрела на Кати. Она мне ответила каким-то болезненным взглядом.
   - Пошли, - сказала я ей.
   Вернувшись в палату, я снова набрала номер комиссара Гренье.

***

   Пока полицейские занимались дверцей камеры, мы с Кати пошли к  Шерил.
Кати молча гладила ее забинтованную руку, а я  молча  смотрела  на  них.
Было очень невесело. Было очень страшно. Что-то происходило вокруг  нас,
и оттого, что я не понимала - что именно, - было еще страшней.  Наконец,
я не выдержала и пошла в свою палату, к телефону.
   Игорь по-прежнему не отвечал. Мне сделалось совсем  худо.  Я  набрала
номер Джонатана.
   - Приезжай, - сказала я. - Мне очень плохо.
   - Выхожу, - ответил мне Джонатан без лишних вопросов.

***

   В мою палату сунулся полицейский.
   - Можно вас, мадемуазель?
   Мы вернулись к шкафчикам. Эксперт уже  закончил  работу  и  складывал
свои причиндалы в  чемоданчик.  Комиссар  Гренье  хмуро  следил  за  его
сборами. Увидев нас, он кивнул:
   - Экспертиза должна еще подтвердить, но уже сейчас можно сказать, что
дверца была открыта отмычкой. Кто-то  испытывает  довольно  своеобразный
интерес к вашей подруге... Переведите, пожалуйста: что мадам  думает  об
этом? Есть ли у нее какие-то подозрения? Может быть, Шерил писала ей?
   - Она мало чем делилась со мной, - ответила Кати. - Не знаю... Вокруг
Шерил всегда происходило  что-то  странное,  всегда  крутились  какие-то
сомнительные личности - экологисты эти... Но с тех пор, как  она  уехала
во Францию, к нам больше никто не ходит. Вот разве что  недавно  ко  мне
приходил какой-то подозрительный тип, интересовался Шерил.
   - Поподробнее, пожалуйста!
   - Он представился одноклассником Шерил...
   Я вспомнила про "Колю Зайцева".
   - Он вам назвал свое имя?
   - Джон Смит.
   - Не слишком богатое воображение, - заметила я.
   Комиссар Гренье кивнул мне. Кати посмотрела непонимающе.
   - "Джон Смит" - это все равно,  что  "никто",  -  ответила  я  на  ее
взгляд. Вы представляете, сколько в мире таких джонов смитов?
   - Вы хотите сказать, что это  вымышленное  имя?  -  Кати  глянула  на
комиссара. - у нас действительно много Джонов Смитов, но почему  бы  ему
не быть одним из них?
   - Все возможно. И что этот молодой человек спрашивал?
   - Сказал, что хотел бы увидеть Шерил. Узнав,  что  ее  нет,  спросил,
когда ее можно застать. Я ответила, что она уехала надолго в Европу.  Он
настаивал, в какую страну, но я не  сказала.  Он  мне  не  понравился...
Когда я поинтересовалась, является ли он членом экологического общества,
он помялся немного, а потом ответил: "да". Но если бы он им был,  то  он
бы знал, где Шерил - ее все эти "зеленые" знают! Так что я сразу поняла,
что он лжет. К тому же у Шерил есть фотография всего ее класса: там  нет
никого, похожего на этого парня.  Он  мог,  конечно  измениться  за  это
время, вырасти, превратиться из мальчика в мужчину... Но там нет никого,
по имени Джон Смит. Возможно, это кто-то из ее отвергнутых  поклонников,
и ему не хотелось, чтобы я потом выслушивала комментарии Шерил...
   - Хорошенькое у нас на руках дельце... С  вашей  точки  зрения,  этот
молодой человек - американец?
   - Почем мне знать?
   - Говорил без акцента?
   - Знаете, в Америке акцентом удивить трудно. У нас половина населения
говорит с акцентом.
   - А он был, акцент?
   - Был. Но повторяю, это не значит, что он иностранец.
   - Уж не попали ли вы в точку с вашей каскеткой, Джессика  Флетчер?  -
без улыбки повернулся ко мне комиссар.
   - Как он был одет, этот молодой человек? - снова обратился он к Кати.
   - Одет-то он был нормально, костюм-галстук...
   - Блондин, брюнет?
   - Блондин.
   Комиссар глянул на меня. Его взгляд означал, что я попала мимо цели с
моими предположениями об американском происхождении джинсового брюнета.
   - Что ж, дорогие дамы, придется вам проехать  к  нам  в  комиссариат,
дать показания по поводу кражи документов  и  составить  описание  этого
молодого человека.

***

   Хорошо, пусть я попала мимо с моим "джинсовым". Но зато к  моей  маме
тоже приходил "бывший одноклассник"! И тоже спрашивал про  меня!  Это-то
как понимать? Снова случайное совпадение?
   Всю дорогу я думала, сказать про моего  "бывшего  одноклассника"  или
нет? Если сказать, тогда надо объяснять про наше загадочное сходство,  о
котором в полиции до сих пор ничего не знают... Иначе, при чем тут  я  с
моими "одноклассниками"? Но  тогда  надо  рассказывать  и  про  странные
звонки Игоря...
   Я решила подождать. Посмотрим, какой оборот примет дело.

***

   Джонатан парковал машину во дворе больницы, когда мы вышли  вместе  с
полицейскими. Пришлось объяснить ему, что мы должны ехать в комиссариат.
   - Ничего страшного, я подожду тебя, - ответил он.
   В полиции, управившись с описью и  показаниями  по  поводу  кражи,  я
стала  переводить  описание  одноклассника,   интересовавшегося   Шерил.
"Худой...   Высокий...   Блондин...   Волосы   длинные....   Ямочка   на
подбородке..." Чем дальше продвигалась Кати в описании, тем больше  меня
охватывала паника. Я знала человека, которого она описывала. По  крайней
мере, он был похож...
   Он был похож на Сережу.
   Да-да,  на  Сережу,  на  влюбленного  в  меня  Сережу,   самолюбивого
помощника моего Игоря!
   - А никаких особых примет не заметили? Дефект  какой-нибудь,  родинка
или что-то в этом роде? - спрашивал комиссар.
   А мне хотелось закричать: "У него должны быть огромные ноги!  Ну  же,
Кати, ну, вспомни!"
   - Нет. - Кати пожала плечами.
   Если я сейчас спрошу про  ноги,  то  комиссар  поймет,  что  я  этого
человека знаю, и тогда уж он меня не отпустит до тех пор, пока я ему все
не выложу! А я до сих пор не решила, надо ли говорить ему  про  Игоря  и
все остальное, из этого вытекающее.
   -  Постарайтесь  вспомнить.  Вы  видели  только  его  лицо?  Руку  не
пожимали? Может, у него на руках что-то особенное? Перстень, татуировка,
родимое пятно? Дефект ногтей, кривизна, недостающий палец? - подсказывал
комиссар.
   - Я не пожимала ему руку. Правда, когда он спросил  адрес  Шерил,  то
вытащил ручку и блокнотик, и приготовился писать. Помню, я посмотрела на
его руки... - Кати задумалась, вспоминая. - Нет, ничего особенного я  не
заметила. Обычные руки. Разве что очень крупные, но  это  нормально  для
мужчины...
   Очень крупные руки.
   Сережа?

***

   Вернувшись  в  больницу,  я  нашла  на  своем  столике  свежий  букет
коралловых роз и коробочку с шоколадными конфетами "Леонидас"  . Джонатан меня не дождался.
   У  меня  отчего-то  навернулись  на  глаза  слезы.  Снова  навалилось
пугающее чувство одиночества, куда более сильное, чем то, которое мучило
меня первый месяц в Париже. Тогда я  оказалась  просто  одна,  физически
разъединена с близкими мне людьми, но они были где-то вдали, эти люди, и
мысль об их  существовании  меня  поддерживала  и  помогала  бороться  с
тоской: в Москве остался Игорь, в Париже предстояла встреча  с  Шерил...
Теперь же Игорь исчез, Шерил скрылась  в  белом  коконе  бинтов  -  и  я
чувствовала себя совершенно потерянной.
   Был, правда, Джонатан... Но что мне было делать с  его  чувствами?  С
его любовью, которую я не могла - не имела права - разделить?
   И в которой я так нуждалась теперь...

***

   Я погладила душистые  головки  роз,  заботливо  поставленных  в  воду
кем-то из персонала.  От  белой  с  золотой  виньеткой  коробочки  несся
соблазнительный шоколадный дух. Я дернула тонкую золотую ленточку.
   ... Сказать Джонатану,  чтобы  пришел?  Или  не  дразнить  саму  себя
искушением? Сейчас, когда мои нервы на срыве,  глаза  на  мокром  месте,
душевные силы на исходе - именно теперь мне нужна была его поддержка. Но
именно теперь я могла в него влюбиться!.. Я вполне отдавала  себе  отчет
том, что как раз в данный момент он мог въехать, как сказочный принц,  в
мою жизнь на белом коне - помочь мне, утешить, успокоить, окружить  меня
заботой, взять на свои мужественные плечи мои печали и недоумения...
   Мужественные плечи. Широкие,  красиво  развернутые,  плечи,  достойно
венчавшие   узкий   торс,   белая   гладкая   кожа...   Мне    отчего-то
представлялось, что на груди у Джонатана  нет  волос  и,  хотя  я  люблю
скорее мужчин  волосатых,  меня  это  почему-то  волновало,  будоражило,
дразнило прыткое воображение,  и  оно  улетало,  подстегнутое  тоской  и
печалью, в сладостные и томные грезы...

***

   Поток моих сумбурных мыслей был прерван  приходом  Кристин,  дежурной
медсестры, с ужином на подносе.
   - Как дела? - весело спросила  она  и,  бросив  взгляд  на  коробочку
конфет, которую я до сих пор держала  в  руках,  начисто  забыв  о  ней,
Кристин добавила:
   - Советую  вам  оставить  сладкое  на  потом.  Иначе  перебьете  себе
аппетит. А вам необходимо кушать хорошо.
   - Вы, как моя мама, - улыбнулась я ей. - Она у меня тоже медсестра, и
тоже всю мою жизнь мне так говорит.
   - Вот видите, - улыбнулась Кристин в ответ, - маму надо слушаться.
   - Угощайтесь - протянула я коробочку.
   - О, спасибо... Я...
   Сейчас начнутся церемонии, типа "неприлично  принимать  от  пациентов
подарки"...
   - Угощайтесь, - требовательно повторила я.
   Она взяла смущенно конфетку. Я потянулась к подносу  с  моим  ужином,
взяла с него белую салфетку и выложила в  нее  почти  полностью  верхний
слой конфет.
   - Спасибо, вы очень добры, - сказала она. - Но мы с вами будем кушать
сладкое после ужина, да?
   - Разумеется, - заверила я ее.

***

   Поев, я снова набрала Москву. И снова не  получила  никакого  ответа.
Что же он делает, Игорь? Где, с кем проводит время?!
   Больше не могу. Пусть Джонатан придет,  и  пусть  будет,  что  будет.
Одной мне не справиться - ни с тоской, ни со страхом, ни даже  просто  с
анализом всех этих, свалившихся на мою бедную плешивую голову загадок.
   Было