жку  и
прикоснулся к подмышкам. От холодного геля и от щекотки тело  мое  пошло
пупырышками и соски встали торчком.
   - Что, щекотно? - усмехнулся он, подняв на меня глаза.
   Я не ответила.
   Дойдя до низа живота, он невозмутимо намылил светлые волосики на моем
лобке и скомандовал:
   - Повернись-ка.
   Я повернулась спиной. Энергично пройдясь от шеи  вдоль  позвоночника,
его варежка закружила на моих ягодицах. Я боялась пошевелиться.  Во  мне
поднялось такое острое желание, которого я еще никогда в своей жизни  не
испытывала, и  я,  чувствуя,  как  слабеют  мои  колени,  изо  всех  сил
старалась его не выдать, с замиранием ожидая, что же будет дальше,  куда
отправится варежка...
   Или он разденется и заберется ко мне в ванну?...
   Или домоет меня и отнесет в постель?...
   От этих мыслей я почти теряла сознание, точно зная, что сопротивления
я не  окажу.  Я  боялась  шелохнуться,  тело  мое  словно  окаменело  от
напряжения  и  мне  вспомнились  античные  мифы,  в  которых  кто-нибудь
нет-нет, да и обратится в столб.
   Уж не знаю, выразилось ли что-нибудь на той  части  моего  тела,  где
вовсе нет лица, или это напряжение всех моих мышц  меня  выдало,  только
варежка вдруг остановилась. Задержавшись на мгновенье на моем бедре, она
вспорхнула и куда-то делась.  Я  продолжала  успешно  выполнять  функцию
столба, аж шею свело, только теперь внутри этого столба полыхал  уже  не
огонь - пожар. Мои уши пытались уловить звук расстегиваемой  на  джинсах
молнии,  руки  мои  просились  упереться  в  стенку,  поясница   жаждала
прогнуться, ноги сводило от желания раздвинуться - но  я  стойко  стояла
столбом, не желая быть первой. Ну же, ну же, торопила я, - я ведь больше
не могу, я согласна, я на все согласна, прямо сейчас, в ванной, иначе  я
умру...
   Громыхнул душ и по моей коже заструилась вода.
   - Ну вот ты и чистая.
   Джонатан  обхватил  меня  огромным   полотенцем   и   стал   легонько
похлопывать по нему, промокая. Подвинул коврик к ванне,  подал  руку.  Я
перебралась через борт. Он развернул полотенце и,  наконец,  в  открытую
окинул меня всю восхищенным взглядом: "ты красивая девочка".
   И надел на меня банный халат.

***

   Разочарованию моему не было предела. "Я тебе этого никогда не прощу",
- злилась я, умирая от неутоленного желания, изо  всех  сил  пытаясь  не
выдать всю эту компанию эмоций: желание, разочарование,  злость.  Ни  за
что!
   Но Джонатан будто и не замечал, и даже вовсе не  интересовался  моими
чувствами. Мне даже показалось, что  он  это  делает  нарочно  и  что  в
уголках его  губ  притаилась  усмешка...  Издеваешься,  да?  Ну  мы  еще
посмотрим, кто кого!
   Разъяренная, я переоделась, немножко подкрасила ресницы и  вышла  как
раз в тот момент, когда в дверь позвонили: из ресторана доставили еду.
   Несмотря на все  мои  переживания,  аппетит  мой  оказался  зверским.
Уминая индейку, я избегала встречаться взглядом с Джонатаном -  мне  все
казалось, что он прекрасно понимает, что со мной происходит, и играет  в
какую-то игру, в жанре "кошки-мышки" или "а ну-ка  догони".  Не  буду  я
тебя догонять, - злилась я, - ничего мне от тебя не нужно,  и  вообще  у
меня есть Игорь! И боль резанула меня где-то в желудке, - Игорь? Есть ли
он у меня? И у кого он  есть,  мой  Игорь?  И  мой  ли...  Я  уже  давно
перестала названивать в Москву, домой. Мама  все  так  же  не  имела  ни
малейшего понятия о нем; я же, чтобы  маму  напрасно  не  волновать,  ей
наврала, что Игорь  уехал  в  связи  с  предвыборной  кампанией  Василия
Константиновича по городам и весям  нашей  необъятной  родины  вербовать
голоса избирателей. Это на самом  деле  могло  быть  и  правдой,  но  не
объясняло одной, самой важной вещи: почему он сам мне не звонит? Даже не
зная моего нового телефона, он мог найти сто разных  способов  добраться
до меня, начиная со звонка моей маме, в надежде, что ей я оставила  свой
номер телефона...
   - Надо ехать в Москву, Оля.
   Голос Джонатана донесся до меня из другого мира.  Я  вскинула  глаза.
Должно быть, он все это время следил за выражением моего  лица  и  глаза
его смотрели с участием и  нежностью.  Мне  стало  даже  стыдно  за  мою
самолюбивую злость. Может быть, первое впечатление, как это бывает почти
всегда, оказалось самым правильным и он действительно "гей "? Он  сказал
мне тогда, в больнице, - "я люблю тебя"; но может,  речь  шла  о  любви,
братской, человеческой? И он  просто  испытывает  ко  мне  самые  нежные
дружеские  чувства,  немного  забавляясь  при  мысли,  что  я   способна
воспылать к нему желанием? Выкинуть эти глупости из головы, -  приказала
я себе. У меня давно не  было  близости  с  мужчиной  -  вот  гормоны  и
заиграли в крови. А дружба -  так  даже  лучше,  если  он  действительно
гомосексуалист...
   - Ты меня расслышала?
   Ах, да, в Москву, сказал он...
   - Почему? - тупо спросила я.
   - Ты сама не соображаешь, да? - усмехнулся он, ласково глядя.
   - Я? Нет... Я в таком состоянии...
   - Можем отложить эту беседу.
   - Нет-нет, давай обсудим. Я понимаю: в  Москву...  Чтобы  попробовать
разобраться в этой истории, да?  Я  только,  Джонатан,  не  могу  одного
понять: моя мама не могла меня обмануть!  Она  могла  скрывать  от  меня
правду всю жизнь, - но не тогда, когда я ее прямо спросила об этом.
   - А если она тебя удочерила и, как и Вирджини,  считает,  что  ты  не
должна ни при каких обстоятельствах узнать правду? Ты на мать похожа?
   - Нет... И на отца - тоже нет.
   - Это, конечно, еще не доказательство, но...
   - Ты не знаешь мою маму, Джонатан. Пойми, она не умеет обманывать!
   - В таком случае, ее обманули. Возможно, что второго ребенка, то есть
Шерил, у нее забрали... Ей не делали кесарево сечение?
   - Нет, насколько я знаю...
   - Ну, все равно. Женщину в таком состоянии, едва живую  после  родов,
легко обмануть.
   -  Но  ведь  обычно  второе  сердце  прослушивается!  Даже  без  всей
современной техники доктора могли определить, что будет двойня! Что  же,
по-твоему, мама согласилась отдать второго ребенка? Это исключено!
   Джонатан пожал плечами.
   - А если ее все же обманули с самого начала?
   - Вирджини купила себе младенца  в  зародыше?  Но  ты  представляешь,
сколько людей должно было быть вовлечено в это  дело?  Врач  из  женской
консультации, врачи в роддоме, акушерки! В советской системе  беременная
женщина  проходила  через   несколько   различных   осмотров...   Трудно
представить, что Вирджини подкупила всех этих людей - откуда у нее, жены
дипломата, которая бывала в Москве только  наездами,  такие  знакомства,
такое знание системы? Нет, не годится твое предположение.
   - Или она удочерила тебя. И вашей с Шерил  матерью  является  третья,
неизвестная женщина. Возможно, она умерла при родах...
   - Да, но и  в  этом  случае  надо  опять  допустить,  что  мама  меня
обманула. А я не могу... Хотя...
   Я вспомнила, как после моего вопроса  мама  разнервничалась  и  пошла
пить валокордин.
   - Что ты замолчала?
   - Знаешь, вообще-то мама мне сказала... У нее  были  сомнения...  Как
раз потому, что я ни на кого не похожа... У нее иногда  мелькала  мысль,
что меня перепутали в роддоме. То есть, сама-то она уверена в том, что я
ее дочь, но...
   - Короче, если ты хочешь  попытаться  докопаться  до  правды  -  надо
ехать. Правда находится в Москве.

***

   Я растерялась. В Москву? Где куда-то делся Игорь? Что я  найду  дома?
Кого  увижу?  Другую  женщину,  расположившуюся  по-хозяйски   в   нашей
квартире? Нет, в  его  квартире,  не  стоит  об  этом  забывать.  Он,  в
принципе, волен приводить туда и даже селить туда кого угодно.  В  конце
концов, я же сама отказалась выходить за него замуж. А  раз  не  жена  -
какие могут обязательства? Холостой мужчина - он есть холостой, и  ведет
себя, как холостяк... Я могу, конечно, вернуться к маме. И  уже  от  нее
попробовать сделать вылазки к нам на Динамо... Господи, к  маме!  Что  я
скажу ей? Не буду же я ей рассказывать все эти бредовые домыслы! А  мама
все равно почувствует, что что-то не так...
   С другой стороны, рано или поздно придется ехать  домой,  и  все  это
лишь попытка оттянуть неизбежное...
   - Ты не хочешь ехать? - спросил Джонатан.
   - Мне страшно, честно говоря.  Я  не  знаю,  как  взяться  за  поиски
правды... Я не понимаю, почему пропал Игорь, я  не  представляю,  как  я
буду смотреть в глаза моей маме...
   - Но если ты не поедешь, то ты так ничего и не узнаешь, и не поймешь.
Кроме того, я надеялся, что мы сможем узнать  что-нибудь  о  тех  людях,
которые столь интенсивно интересовались Шерил.
   - Каким образом? Я буду ходить по Москве и опрашивать новых  русских,
не помешала ли им Шерил своей деятельностью и не собирались  ли  они  ее
убить?
   - Кое-что я уже знаю...
   - Ты?!
   - Я связался со своим дядей. Он мне помог с  информацией.  А  именно:
"Чистая Планета" разработала проект - пока только проект -  целого  ряда
мероприятий против загрязнения среды ядерными отходами. В  том  числе  и
против  их  незаконной  продажи  за  границу,  в  частности,  в  Европу.
Наверное, поэтому и украли ее еженедельник, в надежде найти там записи о
об этом проекте и о контактах по нему.
   - Боже мой, ты понимаешь, куда это  ведет?  Ты  отдаешь  себе  отчет,
какие деньги, какая мафия за этим стоит?
   - Примерно. У меня есть целый список названий  организаций  Восточной
Европы, замешанных в продаже  ядерных  отходов,  которые  выявили  члены
"Чистой Планеты". Если нам удастся  сопоставить  эти  названия  с  теми,
которые связаны с деятельностью твоего Игоря...
   - И ты думаешь, что Игорь вот так запросто мне все расскажет?
   - Послушай, Оля, я ведь  не  ясновидящий.  Я  только  на  месте  могу
сориентироваться, как надо действовать и у кого и что спрашивать.  Когда
мы приедем...
   - "Мы"?
   - Я разве не сказал? Извини, я имел  ввиду,  что  нам  надо  ехать  в
Москву.
   - Так ты поедешь со мной?!
   Это меняло дело. Это очень даже меняло дело! Кажется,  на  моем  лице
изобразилась радость,  поскольку  Джонатан  снисходительно  улыбнулся  и
добавил:
   - Я никогда бы не подумал предложить тебе поехать одной. Это довольно
опасно, на самом деле...
   - Но как ты въедешь? Нужна же виза?
   - У нас есть  два  варианта:  либо  ты  попросишь  кого-то  из  своих
знакомых сделать мне приглашение...
   - Мама может сделать!
   - Не надо вовлекать твою маму. Что ты  будешь  ей  объяснять?  Кто  я
такой и зачем еду? Лучше попросить кого-то из твоих отдаленных  знакомых
и даже из  соображений  предосторожности  -  я  пока  не  могу  оценить,
насколько опасно это предприятие...
   - А второй вариант?
   - Купить тур. Но он хуже тем, что  сроки  ограничены,  и  хотя  я  не
собираюсь там задерживаться, - это все же неудобно.
   - Слушай, - сказала я, - что мы голову ломаем?  Я  сама  тебе  сделаю
приглашение! Пойдем в русское консульство и сделаем на месте!
   - Превосходно. Я не подумал о такой возможности.
   - Ты можешь при этом остановиться у нас, у мамы.
   - Но как ты ей это объяснишь?
   - Придумаю. Скажу, что влюбилась в тебя и бросаю Игоря.
   Джонатан так серьезно посмотрел на меня, что у меня  улыбка  сошла  с
лица и мне сделалось неловко. Я, кажется, пошутила... Я толком  сама  не
знала, - и он тоже не знал и смотрел на меня серьезно и вопросительно.
   - Ну надо же маме как-то объяснить... -  растерянно  добавила  я,  не
зная, как ответить на взгляд Джонатана.
   Он отвел глаза.
   - Лучше будет, если я остановлюсь в гостинице.
   - Это очень дорого, - не слишком настойчиво возразила я.
   - Не проблема, - сухо ответил Джонатан.
   Я не стала спорить.

***

   Почему он так посмотрел на меня? Что за вопрос был в его глазах? Нет,
вопрос я знаю, понимаю какой: насколько серьезно то, что я говорю... Вот
только был ли это вопрос гомосексуалиста, который испугался, что на  его
голову сваливается проблема, которую  он  не  в  состоянии  решить,  или
вопрос мужчины, влюбленного в меня,  для  которого  важно  убедиться  во
взаимности? Я не знала...

***

   За столом воцарилось напряженное молчание. Джонатан подлил мне вина и
спросил, что я буду пить после ужина: кофе или чай. Кофе, сказала  я.  И
снова воцарилась тишина.
   Я была убита этим напряжением, которое возникло между нами. Все,  что
у меня теперь оставалось - это Джонатан, и портить  наши  отношения  мне
совсем не хотелось. Ну ладно, - думала я про себя, - играешь  ли  ты  со
мной или действительно  влюблен  и  не  хочешь  открыто  проявлять  свои
чувства - что бы то ни было, это сейчас  не  самое  важное.  Конечно,  в
другое время я бы непременно занялась разгадыванием этой загадки,  столь
щекочущей мои нервы, но сейчас  самым  важным,  самым  насущным  -  было
сохранить  ту  дружбу,  которая  возникла  между  нами,  не  вдаваясь  в
подробности, с чем она перемешана, чем приправлена, что в ее подтексте и
перспективе. Мне были необходимы его участие и его поддержка  -  позарез
необходимы, больше всего на свете. Так что - сказала я себе, - самолюбие
свое побоку, загадки тоже - срочно мириться!
   - Я уберу со стола, - сообщила я по возможности легко.
   Джонатан  вскинул  на  меня  свои  прозрачно-серые,  ярко  обведенные
черными ресницами глаза.
   - Вместе уберем, - сказал он.
   Разговор был более, чем несущественный, но он почувствовал  и  принял
мое  невысказанное  предложение  не   ссориться,   не   осложнять   наши
отношения... Я ликовала. Он у меня есть, Джонатан, он есть  и  будет,  и
никуда не денется, потому что он сам хочет у меня быть. Значит,  я  могу
на него положиться. Боже мой, я никогда не думала - или  просто  никогда
не бывала в таких переделках? - что это так важно: иметь верного  друга,
на которого можно положиться. И это ужасно, когда у вас такого  человека
нет. Особенно, когда вам хреново...
   Я  так  заметно  повеселела,  что  Джонатан  улыбнулся  -   как   мне
показалось, тоже с облегчением. Он сварил кофе, достал печенье. Мы снова
сели за стол. Мне сделалось так уютно и хорошо, что я даже попросила его
поставить музыку. Оказалось, что он тоже любит джаз и  голос  Армстронга
забасил: "What a wonderful world"... То есть, как прекрасен этот мир.  И
я с ним готова была согласиться...
   Как вдруг Джонатан произнес: "Если хочешь, можешь у меня остаться".
   Бум! Все то благодушие, на которое я себя с таким  трудом  настроила,
улетучилось мгновенно. В  моей  голове  снова  заметались  вопросы:  это
провокация? что он имеет ввиду? Ночевать - это как? Это зачем? Это спать
с ним или спать отдельно? Спать отдельно и прислушиваться, не идет ли он
ко мне? Или он просто предлагает по-дружески, полагая, что мне неуютно и
одиноко в моей квартире и видя, что мне чрезвычайно хорошо у него?...
   Уф, сколько вопросов и ни одного ответа. А Джонатан смотрит на  меня,
ожидая. И сейчас поймет, что испугалась и напряглась и  снова  сделается
сух и сдержан!
   - Я... А я тебя не стесню?
   Я выпалила, не думая. Это означало согласие, и я не знала,  правильно
ли было соглашаться, но  мои  губы  сами  произнесли  вежливую  фразу  -
кажется,  больше  всего  на  свете  я  сейчас  боялась  осложнить   наши
отношения.
   - Я бы иначе не стал предлагать.
   Ну вот, его  голос  уже  сделался  суховат.  Заметил,  негодник,  мои
колебания.
   - Это очень мило с твоей стороны, - улыбнулась я. - Мне действительно
не хочется сейчас возвращаться к себе. Там так одиноко...
   И мне  сделалось  так  жалко  себя,  такую  бедную,  что  я  чуть  не
заплакала.
   - Ну вот и отлично.
   Он как-то искоса глянул на меня и понес чашки на кухню. Я  потащилась
за ним.
   - Я хочу еще кофе, - сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
   - Сейчас сварю.
   Ледок никак не растаивал.

***

   Джонатан уступил мне свою кровать в комнате, а сам постелил  себе  на
диване в гостиной. Ночь сгустилась, обволокла  меня  своей  непроглядной
темнотой и тишиной. Не спалось. Я слышала тиканье будильника у Джонатана
в гостиной, и даже, кажется,  его  дыхание,  которое  было  спокойным  и
ровным... Настолько ровным, что я стала подозревать,  что  он  вовсе  не
спит, а только прикидывается. О чем он думает? Ждет ли чего-то? От меня?
От себя? От этой ночи?... Вспомнилось, как он мыл меня в ванной. Все его
движения, его взгляд выдавали,  что  он  прекрасно  понимает,  насколько
эротично  и  провокационно  это  действо.  Но  снова  вопрос:  это  была
провокация мужчины, который делает некоторые,  может  быть  даже  хорошо
рассчитанные шаги в деле моего  соблазнения,  или  это  была  провокация
гомосексуалиста, который прекрасно знает, что между нами ничего не будет
и быть не может, но  которому  льстит  собственная  способность  завести
женщину?
   У меня снова оказались сплошные вопросы, одни  вопросы  без  ответов.
Как странно повернулась моя судьба: в моей жизни, до сих пор  немудреной
и ясной, как детская книжка, наступил период, когда я завалена вопросами
с ног до головы, и  я  сижу  внутри  этой  кучи,  боясь  шелохнуться  от
страха... Кто я сама? Кто мои  родители?  Кто  мне  моя  мама?  Кто  мне
Джонатан? Кто мне Игорь, в конце концов? И где он?
   Я представила, как приеду в Москву,  остановлюсь  у  мамы,  поеду  на
Динамо, открою своим ключом нашу дверь... Увижу ли я там чужую  женщину,
расположившуюся по-хозяйски в нашей квартире?  Пахнет  ли  она  на  меня
пустотой, как гостиничный номер,  из  которого  съехали  постояльцы?  Но
тогда где я буду искать Игоря и что думать о его отсутствии?  Ведь  если
не женщина, то должна быть какая-то  другая  причина  тому,  что  он  не
звонит, не ищет меня... А вдруг?...
   Мне вдруг сделалось не по себе. До сих пор я не предполагала,  что  с
Игорем могло что-то случиться. Если что-то и  случилось  -  так  это  со
мной! Это я пережила кошмар взрыва, боль ожогов, больницу, кому Шерил...
Как-то на этом фоне представлялось, что с ним ничего не может  произойти
плохого. Но теперь, в этой кромешной бессонной ночи, взнервленная  всеми
событиями  ушедшего  дня,  напряженная  близостью  подозрительно   ровно
дышащего Джонатана, я вдруг испугалась за Игоря. Более  того,  это  было
похоже на правду, потому что единственно  это  предположение  объясняло,
почему он мне не звонит ! Ему плохо, он заболел, он в больнице!  Что  же
могло случиться? Сердце? У него со здоровьем никаких проблем не  было...
Попал в автокатастрофу?! Какой ужас, я всю свою жизнь, с самого  детства
боюсь машин, как чудовищ... Если он мне не звонит -  так  значит  он  не
просто болен. Он не может мне позвонить! Он  без  сознания,  как  Шерил!
Или... Господи, жив ли вообще? Ведь верно, только в этой ситуации он мне
не может позвонить, и никто - ни  врачи,  ни  милиция  -  не  могут  мне
позвонить! Никто не знает, где меня искать - и не будут искать,  ведь  я
ему не жена, я ему официально никто!
   Немедленно,   завтра   же   утром,   я   должна   позвонить   Василию
Константиновичу!

***

   Ноздри  будоражил  терпкий,  горький  запах   кофе.   Я   проснулась.
Следовательно, я спала... Что уже неплохо. Осталось открыть глаза.
   Еще не рассвело. При свете ночника под абажуром я увидела на тумбочке
возле кровати поднос с кофе, горячими круассанами и джемом. Рядом  стоял
Джонатан и улыбался, глядя на мое мучительное  просыпание.  Он  был  уже
одет, выбрит и пах хорошим одеколоном.
   - Вставай, соня, - сказал он, - нам пора в консульство ехать.
   Ну да, мы с ним договорились ехать за визой с утра. И вдруг  я  резко
села на кровати, отчего кофе заплескался в чашке.
   - Ну не так уж срочно,  -  пошутил  Джонатан,  -  ты  можешь  сначала
спокойно выпить свой кофе. Ты хорошо спала?
   - Джонатан, мне нужно срочно позвонить Василию Константиновичу!
   - Это тот человек, для которого работает твой Игорь?
   - Да. Я уверена, что с Игорем что-то случилось плохое! Поэтому он  не
звонит!
   - Это одно из  возможных  объяснений,  -  кив