что  кто-то  не  хотел,  чтобы  она
вспомнила "одноклассника" Шерил и чтобы покушение на Шерил не связали  с
его визитом к Кати.
   Я немного подумала.
   - А как ее нашли? Она же живет в моей квартире?
   - Догадаться, что она ходит в  больницу  к  Шерил,  было,  согласись,
нетрудно. А дальше выследили.
   Я еще подумала.
   - Но тогда где мой компьютер?
   - То-то и оно.
   - Это был только  предлог,  чтобы  выведать  мой  адрес  у  Владимира
Петровича?
   - Судя по всему. А ты действительно ждала компьютер от Игоря?
   - Был разговор... Давно уже, месяц назад.
   - Думаешь, это твой Игорь его прислал?
   - Или тот, кто знал, что Игорь обещал мне компьютер.
   - Можешь предположить, кто?
   - Могу. Сережа.
   Комиссар тяжело вздохнул.
   - Значит, и конфеты были для меня, - сказала я.
   - Я сожалею... Но на то похоже.
   - Господин комиссар, вы... Вам что-нибудь понятно? Что-нибудь удалось
выяснить?
   - Немного, к сожалению. В описаниях, которые мы собрали по  больнице,
есть парочка, напоминающих вашего парня в джинсовом костюме. В  больницу
он, правда, приходил не в джинсах. Если это  вообще  он:  средний  рост,
брюнет, довольно красивый, около тридцати лет - этого мало, крайне мало,
понимаешь? Мы попробуем сделать фоторобот,  тебе  надо  будет  придти  в
полицию...
   - Он русский, - сказала я убежденно.
   Комиссар удивился.
   - Русский, я вам говорю! Я это поняла.
   - Вот так, просто взяла и поняла?
   - Во-первых, в России носят джинсовые костюмы.
   - Уф, старая песня!
   - И каскетки! Есть любители носить их задом наперед.
   - Не морочь мне голову, ладно? Давай сразу во-вторых!
   - Не знаю... Во-вторых нету. Я перебрала всех возможных  иностранцев,
но как-то не подумала, что быть русским - это тоже быть иностранцем... А
если бы подумала, то сразу бы поняла - этот парень русский,  без  всяких
сомнений! И точка.
   - И я, по-твоему, подобные показания должен в деле  зафиксировать?  -
проворчал комиссар.
   Я пожала плечами. Почему бы и нет, собственно?
   - Мы установили по номерам машины: она взята  на  прокат  в  Бельгии,
платили наличными, имя наверняка  вымышленное.  Не  русское,  во  всяком
случае.
   - Наличные - это очень по-русски.
   - Да, слыхал я про это. Стало  быть,  русский...  Впрочем,  я  и  сам
подумывал на эту тему. Ты знаешь, что  экологисты  из  "Чистой  Планеты"
собирались вступить в борьбу с русской мафией, вывозящей ядерные отходы?
Не больше и не меньше! Эти ребята -  снимаю,  конечно,  шляпу  перед  их
храбростью - но они все сумасшедшие! Разве что  молодостью  извинить  их
самонадеянность... Это же все равно, что выйти  невооруженным  навстречу
танковой дивизии! Эх, горячие головы, да дурные...
   Комиссар покачал удрученно головой.
   - Тебе лучше? - заговорил он снова. Я кивнула. - К тому  же  то,  что
случилось сегодня, напоминает мне...  Около  двух  лет  назад  в  Париже
произошло подобное преступление: расстреляли человека через дверь.  Убит
был один русский, Владимир Мазарин, богатый, из ваших "новых". Дело  это
очень нашумело. Убийца был, судя по всему, наемный, из России.
   - Вы думаете, это тот же самый?
   - Не обязательно. Такими убийствами напичканы американские фильмы про
мафию - ничего и изобретать не надо, бери готовый рецепт и...
   - Погодите, если он наемный убийца... В детективах вот пишут,  что  у
них всегда один и тот же  почерк.  Если  он  стрелок,  то  почему  решил
взорвать машину Шерил? Почему подложил отравленный шоколад?
   Комиссар вздохнул и пригладил рыжую шевелюру.
   - Мало ли, что в детективах пишут... Он скорее всего,  действовал  по
обстоятельствам.  Затея  с  бомбой  замедленного  действия  должна  была
сработать наверняка,  пять  минут  -  срок  достаточный,  чтобы  накрыть
водителя и пассажира в машине. По воле случая - не удалось. Вы оказались
в больнице. Подложить бомбу в больницу - согласись,  это  уже  настоящий
акт терроризма, перебор. Он нашел другое решение: конфеты в подарок.  Да
еще так удачно получилось: Джонатан принес тебе в этот же день цветы! На
этот раз, казалось бы, дело в кармане: ан нет, опять  промашка.  Кто  же
мог предположить, что ты, по доброте душевной, отдашь весь  верхний  ряд
конфет медсестре? Из них отравлены были только четыре.  Он  рассчитывал,
что ты их отправишь в рот одну за другой. А получилось,  что  несчастная
Селин съела из отравленных две подряд, к  двум  другим  же,  к  счастью,
никто не успел прикоснуться... Убийца, наверное, сам себе не  верил:  из
ста шансов ты дважды подряд  выиграла  единственный  остаться  в  живых,
тогда как на его стороне были девяносто девять! И тогда он пошел на  тот
вариант, в котором он тебе не оставлял ни одного-единственного  процента
на выживание: пришел по твоему адресу, по которому  ты  живешь  одна,  и
изрешетил твою дверь, когда Кати приблизилась к ней... Как умно, кстати,
было решение никому не  говорить  о  твоем  переезде:  теперь-то  уж  он
уверен, что дверь он продырявил вместе  с  тобой...  Что  пока  является
единственным плюсом  во  всей  этой  чудовищной  ситуации:  тебя  должны
оставить в покое. На время.
   - Мне прыгать от радости?
   Комиссар встал со стула и прошелся.
   - Не столько прыгать, сколько думать тебе надо.  Я  ничего  не  могу,
Оля! След уходит в Россию, мы здесь  не  распутаем  этот  клубок.  Через
некоторые наши каналы нам  удалось  выяснить,  что  русским  официальным
организациям, вроде вашей полиции  и  разведки,  о  покушении  на  Шерил
ничего не известно... Я хочу сказать,  что  никакие  контролируемые  ими
группировки к этому акту не причастны.
   - У нас половина милиции коррумпирована. Так что эта информация...
   - Я понимаю. Во всех странах какой-то процент полиции  коррумпирован.
Только в вашей этот процент выше. У вас там сейчас такой...
   - Бардак, - подсказала я.
   - Примерно, - улыбнулся комиссар. - Хочешь еще кофе?
   - Спасибо, нет.
   Комиссар вернулся к тумбочке,  подлил  себе  кофе  в  чашку  и  выпил
залпом.
   - Ясно только одно, -  сказал  он,  поставив  опустошенную  чашку  на
место, - ты у них на мушке. Взрыв, скорее всего,  был  предназначен  вам
обеим, а не только Шерил, как мы думали сначала. Но с тех пор, как Шерил
лежит в коме, ее сочли, видимо, выключенной из  игры.  Мы  тоже  приняли
меры и по телефону в больнице отвечают, что дела ее очень плохи.
   - А что, кто-то интересовался здоровьем Шерил по телефону?
   - Было такое. Один раз.
   - Не засекли?
   - Звонок был из  телефона-автомата,  говорили  с  легким  акцентом  и
звонила женщина.
   - Женщина?
   - Убийца мог попросить какого-нибудь из своих подруг  и  даже  просто
знакомых, которые и понятия не имеют ни о его  профессии,  ни  зачем  он
интересуется здоровьем некоей Шерил Диксон.
   - И в больнице отвечают...
   - Что прогноз, к сожалению, неблагоприятный.  Так  что  теперь  некто
сосредоточил все свои усилия на тебе.
   - Как это лестно... - пробормотала я.
   - А ты сама -  ты  по-прежнему  не  догадываешься,  почему  за  тобой
охотятся? Ничего не надумала?
   - Откуда? - удивилась я. - Думаете, мне кто-то прислал рождественскую
открытку с объяснениями? "Дорогая Оля, поздравляем тебя с  Рождеством  и
желаем тебе самой скорейшей смерти, потому что ты  очень  мешаешь  своим
существованием нашему заказчику, который терпеть не может блондинок"?
   - Это  хорошо,  что  тебе  еще  хватает  чувства  юмора,  -  вздохнул
комиссар. - Полчаса уже прошли. Тебя отвезти домой?
   - Спасибо.
   Я  поднялась  и  сразу  увидела  лужу  потемневшей  крови  у  дверей.
Зажмурившись,  я  буквально  повисла  на  руке  комиссара  Гренье  и  не
открывала глаз до тех пор, пока он не выволок меня на свежий воздух.

***

   Проводив меня до  дверей  моей  квартиры,  комиссар  вошел  первым  и
заглянул во все комнаты.
   - Кто знает твой новый адрес?
   - Кроме вас - никто. Я не успела сказать  ни  Игорю,  ни  маме.  Даже
Джонатан не знает. Кстати...
   Я запнулась. Отчего-то было нелегко произнести мой  вопрос.  Комиссар
выжидательно смотрел на меня.
   - Я вот хотела спросить... Удалось ли  вам  что-нибудь  выяснить  про
него... Про Джонатана?
   - Ты с ним общаешься? - комиссар внимательно посмотрел на меня.
   - Да... Он единственный, кто поддерживает меня здесь...
   - Это хорошо. Не волнуйся, это мальчик из хорошей семьи, с ним все  в
порядке.
   И он заулыбался, глядя на заметное облегчение, которое  появилось  на
моем лице.
   - Было бы даже желательно, чтобы он не только узнал твой адрес, но  и
пожил немного у тебя. Или ты у него, - добавил он.
   - Он предлагает мне поехать в Москву. Чтобы на  месте  разобраться  в
этой истории.
   - Ты человек свободный, я тебя удерживать не имею права. Но это очень
опасно. Хочешь совет?
   - Ужасно!
   - Уезжай куда-нибудь.  Спрячься.  Исчезни.  Куда-нибудь  на  острова,
подальше. Если хочешь остаться в живых, конечно. И,  самое  главное:  не
звони в Москву. Никому, даже своей маме. Пока они уверены, что ты мертва
- ты жива. И у тебя есть время, чтобы исчезнуть.
   Я подумала.
   - А вдруг убийца ждал у подъезда, чтобы удостовериться, что  он  меня
убил?
   - Весьма маловероятно. Он в этом и  так  абсолютно  уверен.  Человек,
находившийся за дверью  твоей  квартиры,  был  стопроцентно  обречен  на
смерть. Женский голос ответил - а твоего голоса он не знает, зато знает,
что ты живешь по этому адресу, - он открыл  стрельбу.  Убийца  не  может
даже предположить, что по ту сторону двери оказалась не ты!  Так  что  у
тебя действительно есть время для передышки. Подумай над моими  словами.
Я постараюсь тебе помочь с визами.
   Я не ответила. Мне было очень страшно  и  очень  плохо.  Мне  безумно
хотелось спрятаться подальше. Но... Уехать на острова? И  жить  там  под
банановым деревом остаток жизни, вздрагивая при виде каждого  брюнета  и
каждого джинсового костюма, затесавшегося в толпу туристов?
   Комиссар пошел к двери.
   - Пойду-ка я для разнообразия домой, - улыбнулся он, - напомню  жене,
как я выгляжу.  -  Ты,  девочка,  никому  не  давай  свой  адрес.  Кроме
Джонатана, разумеется. Просто так найти тебя в  городе  очень  непросто,
так что шансов у них  мало...  Этот  Владимир  Петрович  знает,  что  ты
сменила квартиру?
   - Нет.
   - Превосходно. Мы завтра же возобновим твою  охрану.  Если  надумаешь
все же ехать в Москву, дай мне знать. Но не забудь, что я тебе очень  не
советую... Спокойной ночи, Оля.

ГЛАВА 5. ПРИКИНЬСЯ УБИТОЙ.

   ...  Земной  шар  был  гол,  круглился  к  горизонту  морем,   желтым
бесконечным песком с жалкой растительностью; и была Дверь.
   Дверь стояла неприкаянно посреди  ничего,  посреди  пустоты.  Но  она
защищала от ветра. Иначе бы ветер сбил Олю с ног.
   В  замочную  скважину  проникал  одинокий  луч,  густо-пурпурный  луч
заходящего солнца. Он торчал из  скважины,  словно  прозрачный  ключ,  и
песчинки роились в нем, розовея.
   Оля  стояла,  прижавшись  к  Двери.  На  пустой  планете   это   была
единственная опора, к  которой  можно  было  прислониться.  Единственная
защита, за которой можно было спрятаться.
   И вдруг  Дверь  вспороли  огненные  брызги,  и  в  дыры,  обрамленные
вспученной древесиной, хлынули красные кровавые лучи солнца,  оседающего
за круглый бок голой планеты.
   Олю залило красным и огненным. Она обхватила дверь руками,  прижалась
к ней, как к матери, - то ли защитить, то ли защититься?
   В пробитые солнцем дыры врывался космический ветер.  Кровавые  облака
стремительно догоняли мстительный красный шар солнца и  обваливались  за
горизонт...

   На часах было  полпервого  ночи.  Сердце  удушливо  билось,  в  горле
пересохло. Я сползла с постели.
   Не зажигая света, выпила на кухне воды, закурила. Незавешенное окно -
не успела купить занавески - смотрело в ночь.
   На улице негромко раздался мужской голос. Я осторожно выглянула.
   Двое парней стояли внизу под окнами, разговаривая. Оба в джинсах.  Но
кто нынче не носит джинсы?
   Вдруг они оба подняли головы и посмотрели на окна.  Я  похолодела.  Я
теперь буду бояться каждого представителя человеческой породы в  штанах.
Особенно если штанами являются джинсы.
   Парни направились к подъезду. К моему подъезду.
   Я кинулась в прихожую и прижала ухо  к  двери.  Лифт  прошумел  мимо,
унесясь куда-то вверх. Сердце мое глухо билось.
   Вспомнилось как тогда,  у  Шерил,  я  стояла  у  двери.  Теперь-то  я
понимаю, что если бы ему удалось войти в квартиру - он бы убил меня. Или
Шерил. Или нас обеих.
   Да,  вот  так  теперь  я  и  буду  жить:  вздрагивать,  слушать  стук
собственного сердца и звон от ужаса в ушах, буду передвигать  ватные  от
страха ноги, в надежде, что удастся спастись, что и на этот раз - судьба
охранит...
   Потому что меня хотят убить. Как это странно - хотят убить. Меня.
   Почему?! Кому я помешала? Кто этот безжалостный  заказчик,  пославший
убийцу? Кто этот человек, которому не жалко  меня  -  молодую,  красивую
девушку, успевшую прожить на свете всего двадцать один  год,  никому  не
причинившую зла и ничем не заслужившую такого жестокого и раннего конца?
Я  люблю  жизнь,  я  хочу  жить!  По  какому  праву  моей  жизнью  хотят
распорядиться!!!
   Конечно, я плачу. Мне себя жалко, вот я и плачу. Я так  беспомощна  и
одинока, и за мной охотится убийца. И нет больше единственного человека,
который мог бы меня защитить - нет Игоря.  Он  исчез.  Он  меня  бросил.
Предал.
   Нет, он меня не просто бросил, он меня  не  просто  предал.  Джонатан
сказал: ты оказалась замешана в этом деле, ты слишком  многое  узнала  и
поняла. И поэтому ты стала помехой.
   То есть, я стала мешать Игорю. В его "делах", которым он  себя  столь
самозабвенно отдает, я получилась лишней. Он  сделал  свой  выбор  между
мной и делами, и этот выбор оказался не в мою пользу.
   Теперь, как и Шерил, я обречена.
   Какое счастье, что Шерил лежит в коме, в больнице,  под  охраной!  Ее
теперь не убьют. По крайней мере, пока она в коме, пока ее охраняют... А
вот если она выздоровеет и выйдет из больницы...
   Увижу ли я, как Шерил выздоровеет и  выйдет  из  больницы?  Или  меня
убьют раньше?
   Стоп! Но ведь убийца мой адрес не знал! Потому что он спрашивал адрес
у Владимира Петровича. Старый адрес, прошу заметить! Убийца не знал, что
я переехала!
   Нет, это не Игорь послал убийцу - уж он-то знал, что я сменила адрес!
Игорь в этом деле замешан, не знаю как, но замешан... И я ему больше  не
верю...
   Но это не он послал убийцу. Это кто-то другой. Кто?

***

   БЕЖАТЬ!
   Исчезнуть, как советовал комиссар.  Спрятаться,  скрыться.  Чтобы  не
нашли. Никогда не нашли. Пусть думают, что это  меня  расстреляли  через
дверь. Что это мое мертвое тело вынесли под простыней. Даже если  убийца
все же где-то прятался, наблюдая, то он не мог догадаться, что это не я.
Тело было укрыто с головой. Так что я исчезла, меня больше нет.
   Ага, как же, - мое тело! А  кто  чуть  не  врезался  в  носилки?  Кто
закричал санитарам?
   Я. Собственной персоной.
   Если он наблюдал, он меня видел. И он понял, что  снова  промазал.  И
теперь он, как никогда, зол и полон решимости. Его намерение убить  меня
уже не просто рабочее задание  -  теперь  это  уже  личное,  сокровенное
желание. Желание мести за то, что я до сих пор жива.
   Если он наблюдал...

***

   Я снова поплелась в постель. Не засну ведь. Но что еще  можно  делать
ночью?
   Позвонить Джонатану? Начало второго. Неприлично.
   Маме звонить нельзя, ее телефон может быть на прослушивании. С Игорем
ничего не понятно, однако понятно, что звонить ему тоже нельзя: его нет,
его телефон прослушивается, он в этом деле замешан и спасать меня он  не
будет.
   Если бы он мог, если бы он хотел меня спасти, то уже бы спас. Уже  бы
приехал и был здесь, рядом.
   Но его нет рядом, и никого нет.
   А Джонатану звонить неприлично. Полвторого.

***

   Но он ведь даже не знает, что Кати убили! Что Кати убили вместо меня.
   "Неприлично! - сказала я себе, набирая  номер  Джонатана.  -  Так  не
принято!"
   А убивать - принято?
   А умирать от страха, одной, в пустой квартире - принято?

***

   Голос его был заспан. Но ожил мгновенно, как только он понял, что это
я. И этот заспанный голос был сейчас самым  родным,  самым  желанным  на
свете.
   - Джонатан, миленький, приезжай ко  мне!  Я  боюсь...  У  меня  очень
плохие новости, ужасные просто... Мне  так  нужно  с  тобой  поговорить,
приезжай!
   Записав мой адрес, Джонатан высчитал  необходимое  время  и  пообещал
быть у меня через тридцать-сорок минут.

***

   Как это глупо, все эти мои страхи,  все  эти  напряженные  церемонии,
которыми я обставила наши с ним отношения!  Он  любит  меня,  несомненно
любит, и мне нужно только дать ему понять,  что  я  готова  принять  его
любовь, что я готова на нее ответить!
   "Готова ответить"... Интересное выражение. А нельзя ли проще:  что  я
люблю его? Нет, почему-то нельзя. Это не одно и то же. "Готова  ответить
на любовь" - это куда осторожнее, сдержаннее, это позволяет еще раз себя
переспросить, еще подождать, чтобы последняя настороженность развеялась.
   А вот откуда эта настороженность? Я  уже  давно  выкинула  из  головы
мысль, что Джонатан мог подложить мне отравленный  шоколад.  Мне  нечего
бояться с ним. Кроме самой себя...
   С Игорем было все по-другому. В него  я  влюбилось  почти  сразу,  не
задаваясь лишними вопросами, не мучаясь самоанализом.  Игорь,  при  всей
своей ненавязчивости, повел себя с самого начала так, будто и иначе быть
не может, будто мне было просто суждено его встретить, полюбить, жить  с
ним. Он незаметно решил это за меня, и мне ничего не  оставалось  (и  не
хотелось, и даже не думалось), как исполнить написанную для меня роль  в
написанном им сценарии.
   Джонатан же  ждал  моего  решения.  Моего  собственного,  отчетливого
решения, без подсказок из суфлерской будки. Он не пытался  меня  к  нему
подвести,  он  не  старался  создать  впечатление,  что  наши  возможные
отношения - это сама собой разумеющаяся вещь, он не  гипнотизировал  мою
волю - он предоставил мне полностью свободу. Свободное право  свободного
человека сделать осознанный выбор.
   А свобода - тяжелое бремя.  Выбор  -  тяжелый  труд.  Решение  -  это
ответственность за свои действия, за  их  результаты,  которую  никто  с
тобой не разделит: сама решила - сама пожинай плоды. Хорошие плоды - тем
лучше. Плохие - что ж, сама выбрала. И свалить не на кого.
   И Джонатан взвалил на меня эту ношу. И терпеливо ждет, пока я  с  нею
справлюсь. Что ж, я понимаю - таково его воспитание  и  представление  о
свободе личности. Он эту личность по-настоящему уважает и  считает  себя
не в праве  влиять  на  ее  решения.  И,  теоретически,  я  его  взгляды
разделяю.
   Но только теоретически. А практически - я трушу. Я не  привыкла  быть
столь независимой. Я только сейчас начинаю понимать, что в моей короткой
жизни я была всегда ведома: школой, советской системой, мамой, Игорем...
   И теперь я трушу сказать самой себе: да, я влюблена в Джонатана.  Да,
он без конца лезет в  мою  голову,  а  я  его  оттуда  выпихиваю  своими
страхами, мыслями о верности Игорю, подозрениями в  гомосексуальности  -
короче, всеми способами выпихиваю. И причем столь успешно, что я даже не
в состоянии понять, до какой степени я влюблена...
   Но сейчас  я  была  меньше  всего  расположена  разбираться  в  своих
чувствах. Пережив страшный  шок  от  смерти  Кати,  я  чувствовала  себя
выжатой до предела. Мысль о том, что Джонатан едет ко мне, хоть  немного
меня успокоила.
   Напряженные нервы расслабились.
   Я задремала.

***

   Меня разбудил скрип - то ли двери, то ли паркетных половиц.  Джонатан
приехал! Я подумала сквозь дрему: не буду вылезать из постели - пусть он
подойдет и сядет возле меня, пусть наклониться и поцелует, хотя бы  и  в
нос, как в прошлый раз...
   Но в ту же секунду меня  пронзила  мыс