ксгумации и провести  дополнительные
исследования? Каким сроком я располагаю в данной ситуации?
   Бакли рассмеялся.
   - Вы опять вернули наш разговор к колдунам, - сказал он, - потому что
обычные патологоанатомы не  в  силах  будут  вам  помочь.  Останки  были
кремированы.

Глава 6

   "Лендровер" Фицдуэйна катил по лужам, затопившим городок Порт-Лейише.
Через несколько миль Фицдуэйн остановился у  гостиницы,  чтобы  вытянуть
ноги и позвонить Марроу на остров. Известие о втором повешении  поразило
его и снова разбудило  в  нем  дурные  предчувствия.  Он  запомнил  Тони
Хоффман еще на дознании. Она была близкой подругой Руди, и  ее  вызвали,
чтобы расспросить о состоянии его рассудка. Когда коронер  пригласил  ее
на свидетельское место, у нее просто отнялся  язык.  Она  стояла  там  с
пепельно-серым лицом и качала головой, а по ее  щекам  беззвучно  бежали
слезы.
   Коронер пожалел Тони и отпустил ее  после  краткой  попытки  добиться
осмысленных  ответов  на  свои  вопросы.  Тогда  Фицдуэйн  подумал,  что
причиной ее невменяемости  вполне  может  быть  не  только  горе,  но  и
какой-то неведомый страх, однако вскоре ее место занял другой свидетель,
лучше владевший собой, и он позабыл о своих подозрениях.
   Он попытался прогнать возникшую перед его мысленным  взором  картину:
Тони, висящая на веревке с наполовину оторванной  головой.  Ему  это  не
удалось.
   Пьер Данель, директор Дракеровского колледжа, был недоволен. Впрочем,
это было его обычное состояние - даже с большой натяжкой его нельзя было
назвать  веселым  человеком.  Скорее   всего,   его   пристало   назвать
"мизантропом". С точки же  зрения  большинства  его  студентов  это  был
жалкий сукин сын.
   Сегодня Данель выглядел еще более жалким, чем обычно; к тому же,  его
снедала досада. Он снова перечитал устав колледжа. В устав были включены
пункты, взятые из завещания Дракера; к  сожалению,  основатель  колледжа
оставил очень четкие инструкции, которые для вящей  убедительности  были
напечатаны по-французски, по-немецки и по-английски.
   Проблема заключалась  в  том,  как  быть  с  деревом.  Здравый  смысл
подсказывал, что старый дуб необходимо спилить. Сыгравший роль  виселицы
для одного из студентов, он явно не заслуживал того, чтобы его сохранили
поблизости от колледжа. Этот  источник  неприятных  воспоминаний  грозил
стать серьезной помехой нормальной жизни их заведения, а в  родительские
дни и вовсе был бы бельмом на глазу. Да еще,  не  дай  бог,  у  Рудольфа
найдутся последователи - голубой веревки  в  колледже  хватит  на  всех.
Подумав об этом, Данель содрогнулся. Одно самоубийство  было  трагедией.
Два самоубийства надолго обеспечили ему головную боль. А если  их  будет
три, весь бюджет полетит к чертям. Обучение  у  Дракера  стоило  больших
денег. Если за троих питомцев перестанут платить, нехватка средств будет
серьезная.
   Дерево-виселицу  необходимо  было  убрать  -  но   сделать   это   не
представлялось возможным. В  своем  завещании  фон  Дракер  уделил  роще
немалое место; он недвусмысленно указал, что деревья  нельзя  рубить  ни
при каких обстоятельствах. Затем тот же пункт  был  повторен  еще  более
жестким языком, дабы у попечителей Дракеровского Фонда Мира не  осталось
сомнений в том,  что  от  них  требуется;  вдобавок,  демонстрируя  свою
глубокую веру в человека, основатель подчеркнул,  что  невыполнение  его
воли чревато для душеприказчиков потерей вознаграждения. Данель не нашел
никаких лазеек. Даже в могиле фон Дракер продолжал любить  деревья.  Это
просто бесило директора. Ему приходилось подчиняться мертвому самодуру.
   Данель решил, что напишет душеприказчикам немца в Базель.  Должны  же
они понять, что нельзя держать  на  дворе  колледжа  свежеиспользованную
виселицу, которая к тому же еще и растет.
   Черта с два они что-нибудь поймут. Эти кретины в Швейцарии не  станут
рисковать своим жалованьем ради того, чтобы спасти от  неприятностей  не
слишком горячо любимого ими директора. Он прикидывал так и сяк, и  вдруг
у него родилась идея - простая и гениальная. Случайность. Молния,  пожар
в лесу; чужак с бензопилой; бойскаут-пироман. Мозги его бешено работали.
Вариантов было сколько угодно.
   Данель решил, что прогуляется к старому  дереву  и  на  месте  решит,
какой из них выбрать. Он надел свои веллинпоновские сапоги и  плащ.  Лил
дождь.
   - Если не считать дня святого Патрика, -  лениво  сказал  Килмара,  -
март для наших земляков ничем не примечателен. К примеру, все они хорошо
помнят, что такое  январь.  Это  когда  банки  впервые  после  Рождества
подсчитывают свой годовой баланс и решают срезать  вам  кредит.  февраль
тоже все помнят. Это Тулуз-Лотрек среди месяцев, когда  члены  теннисных
клубов раскатывают на лыжах с чужими женами. Всем нравится апрель.  Люди
веселятся, размножаются, как ненормальные, собирают нарциссы  и  поедают
шоколадные  пасхальные  яйца.  Но  март  -  март   просто   вклинивается
посередине и всем мешает. Не люблю  я  его.  Единственная  отличительная
черта этого месяца - уйма холодных луж, да и тянется он без конца.
   Он выключил компьютерный терминал, и экран монитора потускнел. Где-то
внизу, в прохладном помещении с очищенным от пыли воздухом, главный мозг
компьютера продолжал решать  поставленные  перед  ним  задачи,  выверять
график дежурств и делать еще  тысячи  вещей,  обеспечивающих  нормальную
работу боевого подразделения.
   - Гюнтер, - сказал Килмара, который краем сознания размышлял о  своих
проблемах  с  личным  составом  и  о  намеченной  Фицдуэйном  поездке  в
Швейцарию, - почему ты пошел служить во Французский Иностранный  Легион,
а не в Швейцарскую гвардию в Ватикане? Платят там лучше, форма красивее,
и стрелять в тебя никто не станет - хотя в Риме всякое возможно.
   - Во-первых, я не швейцарец, - сказал Гюнтер, - а во-вторых, не давал
обета безбрачия.
   - Ты меня удивляешь, - сказал Килмара. - При чем тут обет безбрачия?
   - Сейчас объясню, - ответил Гюнтер. - Чтобы тебя взяли в  Швейцарскую
гвардию, ты должен  быть  швейцарцем  не  старше  тридцати  лет,  пройти
военную подготовку в Швейцарии, быть католиком, иметь хорошее здоровье и
рост не меньше метра семидесяти четырех - а вдобавок  воздерживаться  от
связей с женщинами и обладать безупречным характером.
   - Теперь мне понятно, почему ты здесь, - сказал Килмара.
   Пьер Данель слишком поздно сообразил, что вечерние сумерки - не самое
подходящее время для прогулок по лесу. Несмотря на то, что  этот  чертов
дуб следовало уничтожить как можно скорее, с визитом к нему вполне можно
было бы потерпеть до утра.
   Он проклинал фон Дракера за то, что немец выстроил  свой  причудливый
замок в этом глухом  уголке  на  западе  Ирландии.  Ничего  не  скажешь,
прекрасное местечко для тех, кто любит переменчивый и зловещий ландшафт,
а уж погода! В таком климате и валькирии бы  перемерли.  Когда  ирландец
говорит, что нынче славное погожее утро, это значит, что  сегодня  можно
выйти на улицу без  акваланга,  не  боясь,  что  ты  тут  же  утонешь  в
низвергающихся с неба потоках.
   А если забыть о погоде - хотя в Ирландии это практически  невозможно,
- то  остаются  еще  сами  ирландцы,  странный  народ,  который  говорит
по-английски не так, как положено, а своего языка и вовсе  не  признает.
Ирландский английский - это совсем не  то,  что  английский  английский.
Директор вечно натыкался на какие-то нюансы, тонкости,  оттенки  смысла,
которых не понимал, и чуть ли  не  все  они,  похоже,  влекли  за  собой
очередной финансовый ущерб.
   Размышления  о  финансовых  проблемах  напомнили  ему  об  алиментах,
которые он обязан был выплачивать, и о теще в Эльзасе. В  конце  концов,
если подумать, Ирландия была не так уж и плоха.
   - Тебе никогда  не  хочется  вернуться  к  жизни  простого  наемника,
Гюнтер? - спросил Килмара. Он  решил  побаловаться  трубочкой.  Час  был
подходящий, настроение тоже.
   - Не сказал бы, что в  Легионе  я  вел  жизнь  простого  наемника,  -
ответил Гюнтер. - Платили там ужасно.
   - Я имел в виду не Легион,  -  сказал  Килмара.  -  Я  говорю  о  том
небольшом промежутке сразу после.
   - А, - сказал Гюнтер, - да что об этом толковать.
   - Я просто спросил, не скучаешь ли ты по тем временам.
   - Я повзрослел, полковник, - сказал Гюнтер. - Раньше я воевал  только
за деньги. Теперь у меня другие идеалы. Я воюю за деньги и демократию.
   Килмара был  поглощен  чисткой  трубки  и  прочими  подготовительными
операциями. Курение трубок - занятие не  для  торопыг.  Когда  все  было
готово, он спросил:
   - А что ты понимаешь под демократией?
   - Свободу делать деньги, - с улыбкой ответил Гюнтер.
   - Идеализм - это замечательно, - сухо сказал Килмара. - Пирс гордился
бы тобой.
   - Кто это - Пирс?
   - Падрейг Пирс, - ответил Килмара, - ирландский  национальный  герой,
поэт, романтик и мечтатель. Он был одним  из  лидеров  восстания  против
англичан  в  тысяча  девятьсот  шестнадцатом  году,  которое  привело  к
завоеванию независимости в двадцать втором. Сам он, конечно, до этого не
дожил. Его взяли в плен после одной кровавой схватки, поставили к стенке
и расстреляли. В компании с другими пленными.
   - Обычный конец романтиков и мечтателей, - сказал Гюнтер.
   - Добрый вечер, - произнес с порога Фицдуэйн.
   - Легок на помине, - заметил Килмара.
   Данель не хотел признаваться даже самому себе, что  на  душе  у  него
неспокойно. Было совершенно непонятно, с  чего  бы  высокообразованному,
трезвомыслящему космополиту, истинному  представителю  двадцатого  века,
поддаваться этому чувству так близко от дома и в столь  хорошо  знакомой
стране.  И  тем  не  менее,  в  лесу  царила,  мягко  говоря,  тревожная
атмосфера. Птиц почему-то не было слышно, лес  окутала  странная,  почти
полная тишина. Его  сапоги  бесшумно  ступали  по  жирной,  смешанной  с
перегнившими листьями почве. Это было смешно, но ему чудилось, будто  он
слышит стук своего собственного сердца.
   Время от времени раздавался внезапный шорох, словно где-то неподалеку
пробежало крупное животное - лиса или барсук, - но в остальном  гнетущая
тишина ничем не нарушалась.
   Данель пожалел, что не пригласил с собой кого-нибудь из коллег. Он не
слишком любил преподавателей колледжа,  но  их  общество  иногда  бывало
полезным, а в данном случае даже самый занудный из учителей оказался  бы
как нельзя более кстати. Постепенно директор понял, что за  чувство  его
гложет. Это был давно знакомый  человечеству  недуг,  который  можно  не
только ощущать, но и обонять. Страх.
   В  лесу  было  темнее,  чем  он  ожидал.  Такие  короткие,  сумрачные
мартовские вечера бывают, наверное, только в  Ирландии.  Ему  захотелось
куда-нибудь на юг, где тепло,  солнечно  и  сухо  -  главное,  сухо.  За
шиворот ему скользнула дождевая капля, потом еще и еще одна. Его  начала
пробирать дрожь, стало холодно.
   Охватившее его чувство менялось. Это был уже не страх. Спотыкаясь, он
пробирался вперед в густеющих сумерках, ветви деревьев и  колючие  кусты
хлестали его и цеплялись за одежду. Чувство стало  вполне  определенным.
Теперь  не  было  уже  никаких  сомнений.  Его   одолевал   полный,   не
рассуждающий, слепой, панический ужас.
   Он сделал остановку и попытался привести свои нервы в порядок.  Очень
медленно, дрожащей, как от малярии, рукой, он достал  из  кармана  белый
носовой платок и вытер холодный пот, дождевые ручейки и грязные следы от
задевших его веток. Эта аккуратно выполненная операция слегка  успокоила
его. Он снова овладел собой. Он сказал себе, что выглядит смешно  и  что
для такой всепоглощающей паники нет никаких разумных оснований.
   Он двинулся дальше. Подлесок стал более густым,  а  петляющая  тропка
пошла в гору. Он понял, что старый дуб, источник всех его  неприятностей
- чтоб ему сгнить! - уже близко. Но  облегчению  не  суждено  было  быть
долгим: почти тут же он споткнулся о  выступающий  корень  и  полетел  в
грязь головой вперед. Он медленно поднялся; сердце его бешено стучало.
   Внезапно в нос ему ударила жуткая вонь, и он чуть не задохнулся.  Это
было похоже на запах разлагающейся  плоти,  смешанный  с  едким  запахом
горящей серы, - так, должно быть, пахнет в аду.
   За старым дубом, казалось, брезжит какой-то свет. Сначала он подумал,
что это последний отблеск заходящего солнца, но потом сообразил, что для
солнца уже слишком поздно. К тому же, свет не был  похож  на  солнечный:
это странное сияние исходило откуда-то снизу, а  вовсе  не  с  неба.  Он
хотел повернуться и сбежать, но против своей  воли  продолжал  двигаться
вперед. Он шел точно в трансе, медленными, неверными шагами.
   Обогнув ствол старого дуба, он увидел картину, которую  его  сознание
не могло - или отказывалось - воспринять. На лужайке впереди был выложен
большой каменный круг; щели между камнями были забиты травой и  цветами.
Внутри круга из камней и цветов была еще какая-то фигура. Она напоминала
огромную букву "А", соприкасавшуюся с кругом в  трех  точках.  В  центре
круга горел и мерцал костер, пожирающий то, что недавно было  живым.  Из
распоротого живота кольцами свисали пожелтевшие кишки.  Маленькие  языки
пламени шипели и трещали - и запах здесь, поблизости, был тошнотворный.
   Огонь вспыхнул, оттуда резко потянуло  серой,  и  нижние  ветви  дуба
осветились. Данель поднял глаза. Последнее, что он увидел в жизни,  было
невыносимо ужасным. Сквозь дым горящего мяса  и  серы  на  него  глянула
рогатая голова дьявола.
   Он все еще был в обмороке, когда его  сбросили  с  крутого  утеса  на
прибрежные скалы и в воды Атлантики далеко внизу.

***

   Фицдуэйн спал крепким сном без сновидений и  наутро  встал  бодрым  и
отдохнувшим.
   После того как Итен  ушла  в  свою  студию,  он  сварил  себе  полный
кофейник черного кофе, вытянул  ноги  перед  камином,  где  потрескивали
поленья, и начал соображать, насколько  он  продвинулся.  Ему  пришло  в
голову,  что  если  уж  берешься  переворачивать  лежалые  камни   -   а
большинство людей чуть ли не с  детства  привыкает  к  тому,  что  этого
делать не стоит, - то ты должен быть  готов  увидеть  кишащих  под  ними
мерзких тварей.
   Он принялся вспоминать прошлый вечер и беседу с Килмарой.  Результаты
компьютерного запроса показали, что Дракеровский  колледж  -  не  просто
прибежище для детей богатых и власть имущих.  В  списке  из  шестидесяти
студентов - теперь их стало пятьдесят восемь - не меньше семнадцати были
помечены буквами "ВМ".
   - Специалисты-компьютерщики любят оперировать в  разговоре  битами  и
байтами, - сказал ему  Килмара,  -  но  когда  я  только  набирал  своих
рейнджеров, мне удалось добиться некоторых успехов. Я буквально выкрутил
этим паршивцам руки и заставил их ввести в  обиход  кое-какой  словарный
минимум. "ВМ" означает "возможная мишень". Это  нельзя  назвать  строгой
характеристикой, но это значит, что к людям, против чьих  фамилий  стоят
такие буквы, теоретически следует проявлять  больше  внимания  и  дважды
подумать, если кто-нибудь из  них  окажется  замешанным  в  каком-нибудь
инциденте.
   - Поясни, - сказал Фицдуэйн.
   - Я гляжу, ты  этим  заинтересовался,  Хьюго?  -  сказал  Килмара.  -
Расслабься, сынок. В разряд "ВМ" или  выше  попадают  тысячи  ирландцев:
политики, бизнесмены, дипломаты, изредка наведывающиеся к нам  в  страну
английские  землевладельцы,  а  кто  еще  -  известно  только  Богу   да
компьютеру.
   - Но почему именно эти семнадцать студентов? - спросил Фицдуэйн.
   - Дело тут вовсе не в них самих, - ответил Килмара, - а в их  семьях,
окружении и тому подобном. К примеру, среди этих семнадцати дракеровских
питомцев есть  отпрыск  королевского  рода  из  Саудовской  Аравии  -  а
подобных бездельников по всему миру слоняются  тысячи,  -  мальчишка  из
клана Кеннеди, двое детей итальянского министра иностранных  дел,  сынок
японского автомобильного магната... В общем, суть ты понял.
   - А  как  насчет  Рудольфа  фон  Граффенлауба  и  той  девушки,  Тони
Хоффман?
   - В  нашей  примитивной  компьютерной  системе  -  ничего,  -  сказал
Килмара. - Но это ровным счетом ничего  не  значит.  Классификация  ведь
довольно грубая. О том, кто может  стать  террористом  или  мишенью  для
преступников, очень часто судят, исходя из личного мнения. Мало  того  -
учти, что мода у террористов все время  меняется.  То  они  нападают  на
политиков,  а  то  -  на  бизнесменов.  Потом  может  наступить  очередь
мусорщиков или беременных женщин. Все  как  в  шоу-бизнесе.  Сказывается
влияние прессы и телевидения.
   - Ну ладно, поставили вы эти буковки, "ВМ", а дальше что?
   - Дальше, - сказал  Килмара,  -  если  кто-нибудь  из  них  утонет  в
городском бассейне, мы спустим оттуда воду немного быстрее, а там уж как
повезет. Вообще-то все это чепуха, правительственная  уступка  средствам
массовой информации. Бюрократы, как они  говорят,  "принимают  все  меры
предосторожности", чтобы в случае чего прикрыть свою задницу.
   - Ты всегда такой циник, - спросил Фицдуэйн, - или тебе  сегодня  суп
пересолили?
   Килмара  притушил  огонек  зажигалки  и  стал   раскуривать   трубку.
Достигнув успеха, он поднялся со стула и подошел к белой доске на стене.
Потом взял специальный черный фломастер и начал писать.
   - Тебе кажется странным, Хьюго, что мы делаем так  мало?  Ну  что  ж,
разреши продемонстрировать тебе несколько цифр. Они не  слишком  точные,
но смысл ты уловишь, и те же соотношения верны  для  большинства  других
западноевропейских стран. На три с половиной миллиона  жителей  Ирландии
приходится около десяти тысяч полицейских. Они работают  в  любое  время
суток, и помимо того, чтобы охранять людей от террористов,  у  них  есть
уйма других обязанностей, а потому максимальное  количество  полисменов,
которых можно в  случае  ЧП  оторвать  от  рутинной  работы,  составляет
примерно тысячу, да и то если собирать их  со  всей  Ирландии.  А  когда
времени мало, эта цифра  еще  ниже.  В  критические  моменты  внутренняя
безопасность страны обеспечивается всего лишь какими-нибудь  несколькими
сотнями человек - тут есть над чем призадуматься.
   - Итак, на имеющиеся в наличии  ресурсы  -  об  армии  я  сейчас  для
простоты не говорю, - мы имеем больше восьми  тысяч  персон  из  разряда
"ВМ" или выше, - продолжал Килмара, - и  не  забудь,  что  пометка  "ВМ"
достаточно условна. По-хорошему это число надо бы утроить. Далее,  чтобы
обеспечить надежную безопасность одного человека, необходимо  приставить
к нему шестерых профессионалов. Это значит, что нам  нужно  как  минимум
сорок восемь тысяч тренированных охранников. У нас их нет. Мы  не  можем
позволить себе такую роскошь. На самом деле она не очень-то и нужна. Как
я уже упоминал, террористских нападений  не  так  уж  много  -  как  раз
столько, чтобы мы с Гюнтером и нам подобные  могли  спокойно  почитывать
книжки и сосать из бюджета деньги.
   - Да будет так, - сказал Гюнтер. Он захлопнул "Винни-Пуха",  которого
читал все это время. - Прекрасная книга, - сказал он.  -  Ни  секса,  ни
насилия. Попади я на Пухову Опушку, мне там и заняться было бы нечем.
   - Помолчи и налей себе выпить, - сказал Килмара, - да не  мешай  нам.
Сейчас мы попробуем извлечь что-нибудь полезное из загадочного  послания
наших висбаденских друзей.
   - Висбаденских? - спросил Фицдуэйн. - А Висбаден-то здесь при чем?
   Килмара открыл верхний ящик стола  и  достал  оттуда  свой  служебный
пистолет. С некоторым облегчением Фицдуэйн заметил, что оружие стоит  на
предохранителе.
   Килмара помахал пистолетом.
   - Все считают, что это основное средство в борьбе против террористов.
А вот и нет. - Он швырнул оружие обратно в ящик и  с  грохотом  задвинул
его. - Конечно, стрельба тоже иногда помогает, но важнее всего  для  нас
разведка, а разведке в наши дни не обойтись без компьютеров.
   Он поглядел в другой конец комнаты, на Гюнтера.
   - Расскажи ему, Гюнтер