юют за голые идеи. Они любят,  когда
им платят твердой валютой.
   - Соратники в деле борьбы за свободу! - снова заговорил он. -  Сейчас
я  не  стану  сообщать  вам   подробности   вашей   миссии.   Требования
безопасности,  с  которыми  вы,  конечно  же,  хорошо  знакомы,  требуют
сохранения этой информации в тайне до самой последней минуты. А  пока  -
хотя все вы опытные и закаленные в боях ветераны  -  тренировка  поможет
вам достичь еще большей боевой эффективности. И пусть  вас  поддерживает
не только ожидание грядущей славы, но и мысль о том, что после успешного
завершения операции каждый  из  вас  получит  в  награду  по  сто  тысяч
американских долларов.
   На этот раз аплодисменты были заметно более горячими.  Раздалось  еще
несколько  выстрелов  из  "Калашниковых".  Кадар  подумал,  что   долгое
пребывание его людей в лагерях  свободы  не  помогло  некоторым  из  них
избавиться от расхлябанности и привычки  чересчур  бурно  выражать  свои
эмоции. Для  успешного  осуществления  проекта  Кадару  необходимо  было
обработать этот сырой материал и подчинить его самой суровой дисциплине.
Его  приказы  должны  были  выполняться  незамедлительно   и   абсолютно
беспрекословно. Единственный способ достичь  этого  за  короткий  период
состоял в том, чтобы вселить в души подчиненных панический  страх  перед
их руководителем. Пряник он им показал; теперь пора показать и кнут.  Он
собирался разыграть предстоящий спектакль с максимальным эффектом.
   Он поднял руку, призывая людей к  молчанию,  и  возгласы  стихли.  Он
заговорил снова.
   -  Братья  и  сестры!  Наши  враги  неумолимы.  Мы   ведем   с   ними
непрекращающуюся войну. Они постоянно стараются одолеть нас. Они  бомбят
нас с самолетов; нападают на нас с  моря;  засоряют  эфир  своей  лживой
пропагандой;  манипулируют  средствами  массовой  информации   с   целью
исказить истинные причины, толкающие нас на борьбу; внедряют в наши ряды
шпионов и смутьянов.
   Слушатели заволновались; кое-где  появились  воздетые  над  шеренгами
кулаки и автоматы.
   - Тихо! - воскликнул он. Шум сразу же улегся. Террористы  замерли  на
своих  местах.  Они  привыкли  к  проявлениям  жестокости,  а  иногда  и
самодурства  со  стороны  своих  командиров,  но  в  то  же  время  были
избалованы довольно легкой и беззаботной жизнью в партизанских  отрядах:
ведь что бы ни говорили они своим женщинам, вступать в настоящие бои  им
приходилось не так уж часто. Теперь они почувствовали,  что  впереди  их
ждет нечто более серьезное.
   Кадар поднял правую руку. Прожекторы, заливавшие плац  ярким  светом,
мгновенно потухли. Террористов охватили страх и жгучее любопытство.  Они
понимали, что сейчас произойдет что-то ужасное. Это "что-то" должно было
иметь отношение к фигуре, распятой на металлической  раме,  но  что  это
будет, никто толком не знал. Террористы ждали.
   В темноте раздался голос Кадара - суровый, властный и беспощадный.
   - Сейчас вы увидите казнь сионистского шпиона, который был  настолько
глуп, что попытался проникнуть в наши ряды. Смотрите  и  запоминайте!  -
его голос поднялся до крика, и по плацу прокатилось слабое эхо.
   Один из прожекторов зажегся снова  и  высветил  шпиона,  висящего  на
раме. Он был гол, во рту у него торчал  кляп;  глаза  были  выкачены  от
ужаса. Из тьмы выступил высокий человек в белом халате врача. В руке  он
держал шприц. Подняв его перед собой, он слегка нажал на поршень,  чтобы
из иглы вышел лишний  воздух;  зрители  хорошо  видели,  как  из  шприца
брызнула струйка жидкости. Человек аккуратно сделал  распятому  укол  и,
отойдя в сторону, посмотрел на часы.
   Прошло несколько минут. Человек в халате снова  шагнул  к  распятому,
прослушал  его  стетоскопом  и  внимательно  изучил  глаза   с   помощью
офтальмоскопа. Стетоскоп остался висеть у него на груди, а  офтальмоскоп
он убрал в карман своего белого халата. Затем кивнул Кадару. В ответ  из
темноты прозвенело:
   - Дальше.
   Человек опустил руку в карман халата и вынул оттуда какой-то предмет.
Раздался щелчок, и яркие лучи прожектора вспыхнули  на  стальном  лезвии
ножа. Он поднес нож к лицу жертвы и медленно поводил  им  из  стороны  в
сторону; налитые ужасом глаза распятого  следили  за  ним,  не  в  силах
оторваться. Террористы ждали.
   Спокойный голос Кадара точно комментировал хирургическую операцию.
   - Вам,  наверное,  любопытно  будет  узнать,  что  за  вещество  было
впрыснуто в вену  предателя.  Это  особый  препарат,  полученный  нашими
друзьями из КГБ. Он называется "витазаин" и обладает свойством  повышать
чувствительность нервной системы.  После  его  применения  легкая  ласка
может  вызвать  интенсивное  наслаждение.  И  наоборот  -  всякая   боль
усиливается до предела. В последнем случае человек погружается  в  такие
бездны ужаса и страдания, что их невозможно описать словами.
   Атмосфера была наэлектризована. Кто-то в задней  шеренге  покачнулся,
но соседи тут же схватили его  под  руки.  Этот  спокойный,  размеренный
голос вселял страх даже в души самых закаленных,  привыкших  к  кровавым
мясорубкам террористов.
   Человек в белом халате шагнул вперед. Он снова поднес  нож  к  глазам
охваченной паникой жертвы; его кончик  на  несколько  секунд  задержался
прямо под глазным яблоком шпиона.  Затем  лезвие  отодвинулось  назад  и
сверкнуло в очередном взмахе: на этот раз нож рассек повязку, которая не
давала распятому вытолкнуть изо рта кляп. Человек в белом  халате  вынул
кляп и бросил его на землю. Потом достал из кармана фляжку и поднес ее к
пересохшим губам распятого;  тот  жадно  приник  к  ней.  В  его  глазах
мелькнула слабая надежна. Но флягу убрали, и распятый снова  остался  на
свету в одиночестве.
   Потом зажегся второй прожектор; он высветил световое пятно  метрах  в
тридцати от  распятого.  Все  взоры  обратились  туда.  Послышалось  еле
слышное шарканье, словно кто-то шел с  тяжелым  грузом.  Вскоре  в  круг
света вступил человек; он остановился и повернулся  к  распятому.  Затем
поднял нечто, похожее на огромное ружье, и направил его на свою  жертву.
Зрители переводили взгляд с одного светового пятна на другое. В  ушах  у
них  зазвенел  вопль  ужаса,  бесконечный  вопль;  тело   приговоренного
выгнулось и стало извиваться  в  отчаянном  стремлении  выскользнуть  из
своих пут.
   Человек с русским огнеметом ЛПО-50 приготовился  стрелять;  благодаря
повышенной вязкости зажигательной смеси  его  оружие  могло  выбрасывать
горящий напалм на расстояние до семидесяти метро". В нем было три заряда
- на девять секунд непрерывного огня, но хватило бы и гораздо  меньшего.
Человек ждал сигнала Кадара.
   - Убей его, - сказал голос. Человек с огнеметом нажал на спуск.

Глава 16

   Посол    Гаррисон    Ноубл,    заместитель    директора    Управления
Госдепартамента США по борьбе с терроризмом (УБТ), брезгливо  бросил  на
стол только что прочтенный рапорт. Посол был  высок  и  худощав;  он  во
многом походил на знаменитого экономиста, сочинителя  и  своего  бывшего
коллегу Джона Кеннета Гэлбрейта. Ноублу  было  сильно  за  пятьдесят,  в
волосах его серебрилась благородная седина, и выглядел  он  внушительно.
Женщины до сих пор находили его привлекательным.
   До начала своей карьеры в Госдепартаменте в пятидесятых годах  Ноубл,
воевавший в Корее летчик-истребитель, имел блестящий  послужной  список,
множество наград - на его счету было одиннадцать сбитых  самолетов,  что
во времена маккартизма и охоты на ведьм послужило  веским  аргументом  в
пользу сто назначения - трудно было представить себе человека, питающего
меньшие симпатии к коммунизму и вообще ко всему неамериканскому. Посол с
грустью подумал о неприятностях, которые, судя по всему, сулил ему  этот
рапорт, одиноко лежавший на пустой полированной  поверхности  стола.  Он
откинулся на спинку вращающегося кожаного  стула,  слегка  накренив  его
назад, и посмотрел на свою помощницу. Из этого положения ему были хорошо
видны ее соблазнительные колени. К счастью, подумал  он,  его  борьба  с
терроризмом проходит в комфорте и безопасности.
   - Казнь  огнеметом,  -  сказал  посол.  -  Какая  гадость.  Из  каких
источников этот рапорт?
   - Израильтяне купили одного из инструкторов в этом лагере, -  сказала
помощница. -  Правда,  они  крайне  невысокого  мнения  о  нашей  службе
безопасности и вполне могли наврать с три короба, но ясно одно: сами они
воспринимают ситуацию достаточно серьезно.
   - До чего же мне надоела эта постоянная полуправда!
   - Дипломатия есть дипломатия, - сухо заметила помощница.
   Ей было уже под сорок, но она знала себе цену и обладала  незаурядной
решительностью и целеустремленностью. Она имела на заместителя директора
определенные виды и даже не думала  этого  скрывать;  он  же,  со  своей
стороны, пока не пришел  к  однозначному  решению.  Неафишируемый  роман
вполне в духе осторожной дипломатии. Хотя Ноубл сильно сомневался, что в
Вашингтоне что-нибудь может остаться неафишируемым.
   Он вернул стул в первоначальное положение,  и  теперь  стройные  ноги
помощницы оказались в его поле зрения целиком. Беседа принимала приятную
сексуальную окраску.
   - Ну и что вы думаете по этому поводу? - Он небрежно кивнул на  папку
с грифом "совершенно секретно". Право, смешной способ помечать секретные
документы. - Захват самолета?
   -  Вряд  ли.  Там  проходят  подготовку  по  меньшей  мере  семьдесят
боевиков.
   - Может быть, серия захватов?
   - Возможно, но маловероятно. Их натаскивают как единое подразделение.
Скорее всего, готовится крупномасштабный налет.
   - На посольство? - в глубине души он надеялся, что  это  не  так.  За
последнее    время    на    обеспечение    безопасности     американских
представительств  за  границей  было  истрачено  более   ста   миллионов
долларов, но он прекрасно знал, что  все  это  только  видимость.  Очень
немногие  здания  спроектированы  на  современном   уровне   защиты,   а
модернизация старых практически  невозможна:  мешает  персонал,  который
должен  бесперебойно  выполнять  свои  дипломатические   и   консульские
функции. И  вообще,  при  современном  уровне  вооружений  любая  защита
малоэффективна.   Пуленепробиваемые   стекла   на   окнах,    специально
оборудованные  приемные  для  посетителей,  бронированные  автомобили  -
смешно, когда бомба, которую можно спрятать в кармане, способна  целиком
разнести  фасад  здания  или  превратить  пассажиров  того   же   самого
бронированного автомобиля в кровавое месиво.
   - Для посольства группа все же великовата,  -  сказала  помощница.  -
Обычно в таких случаях принято действовать малыми группами.  Провезти  в
страну семьдесят вооруженных террористов не так просто. Вот вам, кстати,
самая большая загадка в этом деле: как они  собираются  доставить  такую
команду в нужное место? Есть ведь регистрация в  аэропорту,  таможня.  А
эти семьдесят человек - люди далеко не случайные. На многих из них у нас
имеются досье.
   - Не будь я дипломатом, - сказал Ноубл, - я предложил бы превентивный
удар в израильском стиле.
   - Бомбардировка Ливии? Вряд ли. Президент никогда на это не пойдет.
   - Не говоря  уж  о  политическом  скандале,  к  которому  привели  бы
подобные действия. У наших европейских союзников слишком много интересов
в Ливии и арабском мире  -  они  предпочитают  мириться  с  терроризмом,
рассматривая его как приемлемую  цену  за  все  остальное.  В  известном
смысле их можно понять: терроризм - вечная тема для  разговоров,  но  на
самом деле людей погибает не так уж  много,  да  и  убытки  не  особенно
большие. Со стратегической точки зрения все это вполне приемлемо.
   - Жертвы террористов вряд ли согласятся с вами, - заметила помощница.
   Ноубл снова посмотрел на рапорт.
   - Насколько я понял, источник относит начало операции на  май.  -  Он
улыбнулся. - Нет худа без добра. Я к тому времени уже успею уехать. Если
срок указан верно, всю  кашу  придется  расхлебывать  вам.  Я  собираюсь
навестить сына в колледже и заодно порыбачить в спокойной обстановке.
   Он взмахнул воображаемым спиннингом и мысленно уложил блесну точно  в
намеченное место. Он почти физически ощутил, как в лицо  повеяло  легким
ветерком, и услышал скрип уключины и слабый всплеск весла,  погружаемого
в воду, чтобы развернуть лодку.
   - А куда вы собираетесь?
   - В Ирландию. На запад Ирландии.
   - И не боитесь?
   - Ничуть. Конечно, Ирландия - один из главных очагов  терроризма.  Но
террористы  действуют  в  основном  на  севере  и  исключительно  против
англичан. Даже  на  севере  иностранцев  практически  не  трогают,  а  в
остальной Ирландии и вовсе спокойно. Это  как  с  Америкой:  то,  что  в
Нью-Йорке высокий уровень преступности, вовсе не  означает,  что  к  нам
вообще опасно  приезжать  -  нет,  надо  просто  держаться  подальше  от
Нью-Йорка.
   Какая жалость, что он так скоро  уезжает,  подумала  помощница:  ведь
сейчас он уже практически  на  крючке.  Ее  мягкая,  осторожная  тактика
сделала свое дело, но месяц отпуска может все испортить.  Ничего,  в  ее
распоряжении еще три недели, и за это  время  надо  попытаться  вытащить
рыбку. Она медленно, с отчетливым шелестом юбки, закинула ногу на  ногу.
Посол быстро поднял глаза.
   Отлично. Теперь он полностью сосредоточен на ней.
   Иво  рассеянно  вертел  туда-сюда  надетый  на  его  правое  запястье
серебряный браслет, подарок Клауса. Кожа на запястье покраснела,  но  он
не чувствовал боли. Он думал о том человеке, с которым видел  Клауса,  с
которым Клаус ушел и который, возможно, убил его.
   За эти последние дни, надеясь узнать что-нибудь о человеке с золотыми
волосами, он поговорил со всеми, кто хоть немного был знаком с  Клаусом.
Но все оказалось бесполезно.
   Теперь он сидел на центральном вокзале  и  ждал  паренька  по  кличке
"Обезьяна", который должен был приехать из  Цюриха.  Обезьяна  занимался
тем же, чем и Клаус; иногда, по желанию заказчика, они работали  вдвоем.
Кроме талантов, которые он демонстрировал в  постели,  Обезьяна  обладал
еще одной уникальной способностью: он с необычайной легкостью  запоминал
любые  цифры.  Клаус  говорил,  что  у  него  не  голова,  а  телефонный
справочник. Со временем хранящиеся в этом справочнике  номера  машин  их
общих  клиентов  могли  превратиться  в  настоящую  золотую  жилу:  ведь
когда-нибудь возраст заставит их бросить свою  беспокойную  профессию  и
заняться ненавязчивым шантажом. Иво не  мог  представить  себя  в  таком
возрасте.
   Самый большой минус Обезьяны заключался в том, что он был  не  просто
туп: он был туп, упрям, да к тому же  еще  и  любил  приврать.  Если  не
правильно начать разговор, он может упереться и ничего не  скажет,  даже
если знает. А если не знает, то может сделать вид, что знает, а это  еще
хуже. Надо найти средство развязать Обезьяне язык, подумал  Иво.  Он  не
любил насилия и плохо умел драться, но ради  того,  чтобы  найти  убийцу
Клауса, готов был пойти на все. Он наконец оставил  браслет  в  покое  и
сунул руку в карман. Там, в  куске  замши,  лежала  аккуратно  свернутая
мотоциклетная цепь длиной в полметра. Если что,  Обезьяне  придется  всю
жизнь ходить со шрамами. Он наверняка испугается такой перспективы, ведь
смазливая физиономия - главный его капитал.
   Люди старались подальше обойти этого оборванца, сидящего на  полу  со
скрещенными ногами. Он был грязен, и от него воняло. Но сам он этого  не
замечал. Мысленно он представил себя  странствующим  рыцарем  в  сияющих
доспехах, борцом за справедливость. Он победит и со  славой  вернется  в
Камелот. Сэр Иво. Неплохо звучит.
   Сначала она не открывала глаз; голова у нее  раскалывалась,  к  горлу
подступала тошнота. Ее лба и щек коснулось что-то влажное и  прохладное.
Стало немного легче, но ненадолго. Ничего не помня  и  плохо  соображая,
она тем не менее удивилась своему неудобному положению. Она должна  была
бы лежать в постели, но попытка пошевелиться ни к чему не привела, да  и
по остальным ощущениям на постель это было не похоже.
   Ее захлестнула волна страха. Она попыталась  убедить  себя,  что  это
сон, но ее сознание ясно говорило, что это не  так.  Изо  всех  сил  она
старалась взять себя в руки. В конце концов пришлось  смириться  с  тем,
чему она поначалу отказывалась верить как невозможному: вся она -  руки,
ноги, тело - крепко привязана  к  стулу  с  высокой  спинкой  и  раздета
догола.
   Влажное полотенце отняли  от  ее  лица.  Она  надеялась  ощутить  его
освежающую прохладу на шее,  но  вместо  этого  горло  обхватило  что-то
твердое и холодное. Раздался легкий скрип, и это "что-то"  стиснуло  шею
еще туже. Дышать стало заметно  труднее.  Эта  жесткая,  холодная  штука
напоминала металлический воротник.
   Ее охватила паника. Несколько раз она судорожно сглотнула, но усилием
воли взяла себя в руки, убедившись,  что  пока  еще  может  дышать.  Она
попыталась заговорить, но не смогла  вымолвить  ни  слова.  Рот  ее  был
заклеен широким хирургическим пластырем. Она  чувствовала  специфический
медицинский  запах.  Этот  запах  ассоциировался  с  больницей,   доброй
сиделкой, облегчением боли, и на мгновение она снова поверила в  то,  во
что уже не могла верить. Но это мгновение миновало, и  все  существо  ее
затопил леденящий ужас. Ее тело забилось в  панических  конвульсиях,  но
вскоре обмякло. Крепко стянутые  жгуты  не  подались  ни  на  миллиметр.
Сопротивление было бесполезно. Медленно, неохотно она открыла глаза.
   Кадар  -  она  знала  его  под  другим  именем  -  сидел  перед  ней,
развалившись в кресле от Чарльза Эймса. Его вытянутые ноги покоились  на
удобной подставке. В руках он держал широкий, сужающийся кверху бокал  с
коньяком. Он поднял его, слегка  качнул,  осторожно  втянул  носом  пары
напитка и зажмурился, наслаждаясь ароматом. Потом медленно поднес  бокал
ко рту, пригубил  золотистую  жидкость  и  снова  уютно  устроил  его  в
ладонях. На нем были черная, шелковая, расстегнутая на груди  рубашка  и
белые мягкие брюки. Он был бос. От него веяло покоем и умиротворением  -
ни дать ни взять хозяин дома, наслаждающийся досугом. Глаза его блестели
от удовольствия.
   - Я думаю, - заговорил он, - тебя интересует, где ты и  что  с  тобой
происходит. Ты, наверное, пытаешься освежить  в  своей  памяти  недавние
события. Кивни, если я прав.
   Она  смотрела  на  него,  широко  раскрыв  глаза  над  белой  полосой
пластыря. Большие и взволнованные,  они  были  прекрасны.  Шли  секунды;
затем она кивнула.
   - Мы занимались любовью, - сказал он. - Если быть точным, недавно  мы
закончили  довольно  энергичный  раунд  в  позе  "шестьдесят  девять"  с
небольшими вариациями - припоминаешь? Ты была очень хороша,  я  бы  даже
сказал, великолепна. Но, в  конце  концов,  ты  всегда  славилась  своим
чувственным талантом, а я, должен сказать без ложной  скромности,  очень
неплохой учитель. Ты согласна?
   Она кивнула, на этот раз поспешно, стараясь угодить. Это  всего  лишь
экзотическая сексуальная игра, и на самом деле он не сделает  ей  ничего
плохого. Она старалась заставить себя поверить в это. Она  слышала,  как
колотится ее сердце.
   - Извини за кляп, - продолжал он, - но  швейцарцы  терпеть  не  могут
шума. Сейчас я расскажу тебе, как впервые узнал об этом. Ох, и  удивился
же я - можешь себе представить!
   Это случилось вскоре после моего первого приезда  в  Берн.  Это  было
очень давно, моя радость:  тогда  ты  была  еще  пухленькой  розовощекой
девочкой. Однажды, около полуночи, я по наивности решил  принять  ванну.
Причиной этому послужил, насколько мне помнится, очаровательный  молодой
турок, официант из ресторана "Мевенлик", хотя я могу и ошибаться.
   Как бы там ни было, я ублажал мыльной губкой свой натруженный  пение,
распевая во все горло "Песню волжских рыбаков", и вдруг раздался  звонок
в дверь. Поначалу я решил не обращать на это внимания:  что  может  быть
неприятней, чем вылезать