ами и снова поднял руки.
     - Да что же это такое? - взвизгнул Черкасов. - Если у меня жена дура,
так это не значит что вся милиция  должна  плясать  под  ее  дудку.  Дайте
поужинать!
     Дмитриев длинно и непечатно выругался, и в избытке чувств пнул  ногой
стенку. Стенка негодующе крякнула.
     - Значит, - сказал Тихомиров, опуская пистолет,  -  вы  здесь  живете
один?
     - Да?
     - А это гости?
     - Да.
     - И долго у вас гости останутся?
     - Вот поужинаем и поедем, - сказал Валерий.
     - Очень хорошо, - сказал Тихомиров, - мы подождем в подъезде, пока вы
поедете.
     - Зачем в подъезде, - сказал Валерий, - в подъезде грязно, и пьют там
только водку. Садитесь-ка с нами.
     Тихомиров пожал плечами и сел  за  стол.  Бандиты,  как  по  команде,
опустили руки, и потеснились, найдя местечко для четырех стражей порядка.
     Черкасов с достоинством застегнул  на  обнаженном  брюхе  рубашку,  и
кто-то принес новым гостям чистые тарелки. Через  пять  минут  милиционеры
уверенно работали вилками.
     Черкасов взял  тарелку,  положил  на  нее  длинные  золотистые  ломти
севрюги, несколько кусочков заморского  сыра  и  черненьких,  как  девичьи
глазки маслин, водрузил на тарелку ложку красной икры в обрамлении розочки
из  масла  и  нарезал  аккуратно  розовой  ветчины  и   красно-коричневой,
сверкающей белым глазком колбасы. Сверх всего этого  он  положил  какой-то
странный, незнакомый Сергею хлеб, и поставил тарелку перед Сергеем.
     - Вы чего не едите? - спросил он.
     - Мне кажется, - тихо сказал милиционер,  -  за  этим  столом  кормят
исключительно человечиной. Жженой человечиной.
     Черкасов сглотнул.
     - Но хотя бы выпьете?
     Сергей поднял глаза: Валерий, перегнувшись через стол, протягивал ему
рюмку. В рюмке плескалась прозрачная водка.
     - Да, - сказал Сергей, - пожалуй, выпью. За закон и порядок, Сазан.


     Когда Сергей проснулся, было уже светло. Голова раскалывалась, но  не
так, как с похмелья. Он лежал без сапог на том самом шикарном  диване,  на
котором  вчера  сидел  Валерий,  и  над  его  головой  шумела   незнакомая
беляевская улица. Кроме сапог, с Сергея ничего не  сняли.  Сергей  откинул
плюшевое одеяло, которым его укрыли, и проверил  кобуру.  Пистолет  был  в
кобуре, а обойма - в пистолете.
     Сергей встал, и, перебирая босыми ногами, прошел на кухню.
     На  кухне  Валерий,  посвистывая,  мыл  вчерашние  тарелки,  и  радио
рассуждало о законопроекте по борьбе с преступностью.  Заслышав  шаги,  он
выключил радио, обернулся и приветственно помахал мокрым концом полотенца.
Как будто у Сазана не было целой армии шестерок - мыть посуду  и  вытирать
сопли.
     - А где Черкасов? - спросил Сергей.
     - Уехал. Помирился с женой и уехал. К жене, между прочим.
     - А остальные?
     - Тоже уехали.
     - А мои люди?
     - О, - улыбнулся Сазан, - ваших людей  увезли  еще  вчера.  Они  были
шибко пьяные.
     - Я не был пьяный. Я выпил только две рюмки. Одну за закон и порядок,
а вторую... - Сергей стал вспоминать, за что он пил вторую рюмку.
     - За Феликса Джерзинского.
     Сергей совершенно точно помнил, что он не пил за Дзжержинского, да  и
не мог пить.
     - Я выпил одну рюмку, - сказал Сергей, - зато с клофелином.
     - Да право, - сказал Валерий, - что  бычитесь?  Хлестнули  на  пустой
желудок, да и свалились. Небось пили-то последний раз  еще  при  советской
власти?
     Сергей сел на диван у пластикового столика. Валерий закрутил кран  и,
отворив  холодильник,  стал  вытаскивать  блюда  с  остатками   вчерашнего
застолья. Остатков было довольно много. Над тостером повисла сладкая дымка
от подогреваемого хлеба.
     Сергей намазывал на теплый хлеб венчики расплывающегося  масла,  клал
сверху золотистую соленую рыбу и ел. Его дочка давно уже не  видела  такой
рыбы, но на этот раз Сергей был очень голоден. Ел он  с  удовольствием,  и
кивнул, когда Валерий разлил по чашечкам ароматный, только  что  сваренный
кофе. Валерий был хороший хозяин.
     - У вас есть жена? - спросил Сергей.
     - Знаете же, что нет.
     - Ну, не жена. Любовница.
     - Зачем вам это? Хотите взять в оперативную разработку?
     Сергей отхлебнул кофе: кофе был вкусный. Боль в голове поубавилась.
     - Ну и зачем вам понадобилось оставить ночевать  меня  на  диване?  -
спросил Сергей. - О чем вы хотели поговорить?
     Валерий молча помешивал ложечкой кофе.
     - Скажите мне честно, - сказал Сергей, - не для протокола, - ведь  вы
украли этого Черкасова? Ведь вы его пытали, на глазах жены  пытали,  взяли
кабель и кабелем били по морде? За сколько вы его отпустили?
     Валерий помолчал.
     - Скажите, Сергей Александрович,  -  как  по-вашему,  человек  должен
платить долги или нет?
     - Допустим.
     - Ах допустим. Ну, а если конкретно, - если  человек  взял  подложный
паспорт и по нему поимел банк на двести тысяч долларов, и не хочет платить
долг, потому что у него другой паспорт, - он должен его платить или нет?
     - Черкасов обманул банк? "Межинвестбанк"? И вы его выследили?
     - Я этого не говорил, - улыбнулся Валерий.
     - Итак, вы его поймали, чтобы он вернул долг Александру  Шакурову.  С
процентами. И у него они нашлись?
     - О, - сказал Валерий, - у него они нашлись.  Это  очень  оборотистый
человек, и он вовсе не проел эти деньги. Он превратил  их  в  очень  много
имущества и сделал очень много добра.  Но  он  взял  ссуду  по  подложному
паспорту и ужасно не хотел ее отдавать.
     - Есть такая инстанция, как суд.
     - Судья очень мало стоит. Судья стоит гораздо дешевле, чем  двести  с
процентами. И потом, это несправедливо. Судья наложил бы арест на все  его
имущество, партнеры Черкасова  перепугались  бы,  услышав  обо  всей  этой
истории, Черкасов бы разорился и попал в зону. И чем бы все это кончилось?
В зоне бы появился еще один опущенный, а кредитор, скорее всего, так и  не
получил бы своего долга.
     - А вы устроили все наилучшим образом?
     - Я выполнил роль настоящего суда.
     - Утюгом?
     Валерий улыбнулся.
     - Ну, - сказал он, - в каком-нибудь тринадцатом веке такому Черкасову
попало бы не только что утюгом...
     - Мы не в тринадцатом веке.
     -  Ошибаетесь,  Сергей  Александрович.  Мы  -  в  тринадцатом   веке.
Государства нет. Люди делают, что  хотят.  А  долго  делать,  что  хочешь,
нельзя - и люди начинают организовываться.
     Есть  люди,  организованные   сверху.   Бывшие   министры,   нынешние
миллиардеры. Вы знаете, как у них. У них своя охрана и свое правосудие,  и
кореши-генералы  тренируют  их  парней  на  армейских  базах.  Есть  люди,
организованные снизу. У них  не  так  много  денег,  и  они  вынуждены  не
приказывать бандитам, а сотрудничать с  ними.  И  самое  интересное  будет
тогда, когда те, кто продает родину сверху, встретятся с нами,  людьми  из
низа. И мы станем выяснять, кто кого. Это будет настоящая  демократическая
революция в особом российском стиле.
     Все остальное - это  не  страшно.  Если  какой-нибудь  шизик  пришьет
старушку в подъезде, - это, знаете ли, не имеет ко мне отношения.  Мне  не
нужны люди, которые могут пришить старушку в подъезде ни  за  что  ни  про
что. Это первые кандидаты  в  наполнитель  для  железобетона.  Я,  кстати,
справлюсь  с  ними  эффективней,   чем   вы,   потому   что   суду   нужны
доказательства, а мне достаточно подозрений.
     Сергей молча ждал, что будет дальше.
     - Уберите ваших людей из подъезда  на  Садовой,  -  сказал  Сазан,  -
уберите  с  Кропоткинской.  Занимайтесь  полезными  делами,  -  переводите
старушек через улицу и ловите сексуальных  маньяков.  А  Гуня  и  без  вас
получит свое.
     - Мне пора, - сказал Сергей.
     Он долго возился в передней, надевая сапоги.
     Валерий шуршал на кухне  пакетами  и  наконец  вышел,  держа  в  руке
большую пластиковую сумку. Сумка была доверху набита деликатесами.
     - Что это? - спросил Сергей.
     - Человечина. Дочке. Пусть поест.
     - Моя дочка не станет есть краденого.
     Валерий усмехнулся.
     - Вы не слишком легко отказываетесь за дочку?
     Сергей  почувствовал,  что  немилосердно  краснеет,  а  съеденная  за
завтраком ветчина шевелится в животе. Он взял пластиковую сумку и  побежал
вниз.
     - Сергей Александрович!
     Валерий стоял на верхней площадке.
     - Ну?
     - Перед тем, как стрелять в следующий раз из пистолета, -  прочистите
ствол. Мы туда  забили  пулю  другого  калибра.  Если  бы  вам  вздумалось
пострелять, он бы разорвался у вас в руках.
     "Рыцарь, - подумал Сергей. - рыцарь, как же! А  я-то,  дурак,  решил,
что Сазан не побоялся остаться без оружия в одной квартире  с  вооруженным
милиционером".



                                    4

     Прошло три дня, - но о Мефодии Баркине, он же Гуня, не было ни слуха,
ни духа. Две организации гонялись за ним - государственная милиция в  лице
Сергея Тихомирова и акционерное  общество  закрытого  типа,  возглавляемое
Валерием Нестеренко и помещавшееся в теплом подвале на  Цветном.  Но  Гуня
как в воду канул. Он не появлялся в квартире на Садово-Кудринской,  он  не
появлялся на пустой и холодной даче в Гелищево, и  его  мать  и  отчим,  в
своей квартире в одном из арбатских переулков, ничего не слышали о нем.


     Девятого апреля, в  десять  тридцать,  в  кабинете  Валерия  раздался
звонок.
     - Валерий Игоревич?
     Голос был незнакомый.
     - Мне порекомендовал обратиться к вам Александр Семенович  Цоя.  Меня
зовут Ганкин, и я член правления банка "Ангара". Дело в том, что наш  банк
переживает известные трудности...
     - Я в курсе, - сказал Валерий, - вам следовало обратиться  к  кому-то
раньше.
     Трубка молчала. Потом в трубке что-то хрюкнуло, и собеседник  Валерия
сказал:
     - Я честный человек, Валерий Игоревич.
     - Я пришлю к вам своего аудитора, - сказал Валерий. - В одиннадцать.


     В одиннадцать часов  к  зданию,  арендуемому  маленьким  коммерческим
банком "Ангара", подъехала бежевая "Тойота." Из нее  высадился  молодой  и
необычайно толстый человек с поросячьим лицом и умными черными  глазами  в
прозрачных очках. В руке  у  поросячьего  человека  был  крокодильей  кожи
портфель. Поросячий  человек  проследовал  в  офис,  и  до  вечера  изучал
отчетность фирмы. Вечером он имел беседу с членом  правления  Ганкиным.  В
следующий день поросячий человек явился с утра и опять сидел  за  отчетами
до глубокой ночи.
     Вечером поросячий человек выпил последнюю чашку черного кофе, которую
ему время от времени приносила в кабинет испуганная секретарша, и закончил
изучение последней из имевшихся в сейфе папок.
     Он потянулся и набрал телефон Валерия. Несмотря на поздний  час,  тот
был в офисе.
     - Валерий Игоревич, - сказал человек (он никогда  не  называл  своего
шефа Сазаном), - я закончил предварительное  изучение  дела.  Кредиторская
задолженность банка составит не менее восьмидесяти миллиардов. Дебиторская
- не более семидесяти пяти.  С  финансовой  точки  зрения  это  невыгодная
операция.
     - Спасибо, - сказал Валерий.
     Валерий, в своем офисе,  задумчиво  побарабанил  пальцами  по  столу.
Затем он придвинул к себе телефон и набрал номер Александра. Они  говорили
примерно десять минут, и в конце банкир сказал:
     - Конечно, эта история с "Ангарой" - просто хамство. Если ты положишь
ей конец, в наших кругах это будет воспринято с облегчением.
     Тем же вечером  Валерий  ужинал  в  ресторане  "Чайка"  с  поросячьим
человеком, - главным бухгалтером в его фирме, а также с  членом  правления
"Ангары" Ганкиным. Ганкин был грустен, и слезы падали из-под его  очков  в
осетровый суп.
     - Осторожней, - сказал Валерий, - вы пересолите суп.
     Ганкин вздохнул и сказал:
     - Это ужасно. Завтра члены правления едут к ним на переговоры, но  из
этого опять ничего не выйдет! Нас едят живьем.
     - Сколько у вас членов правления? - спросил Валерий.
     - Три.
     - Пять, - сказал Валерий, - четвертый - я, а он пятый, - и показал на
поросячьего человека.
     Суп Ганкин все-таки пересолил.


     На следующее утро Валерий высадился из черной, видавшей виды  "Волги"
напротив  банка  с   красивым   античным   именем   "Александрия".   Офисы
"Александрии" ничем не напоминали скромные  апартаменты  "Межинвестбанка".
Вывеска  финансового  учреждения,  парившая  над  двенадцатиэтажным  белым
зданием, казалось, хотела залезть на  небеса.  Зеркальные  окна  ощерились
заказными фигурными решетками, изображавшими двенадцать подвигов  Геракла.
Лощеные мальчики из внутренней охраны, отворившие  перед  Валерием  дверь,
долго и презрительно щупали его взглядом.
     - Это из "Ангары" - ласково хмыкнул один из них.
     "Александрия" входила в число крупнейших банков страны, - разумеется,
не в первую десятку. Ей было далеко до "Империала" или  "Альфа-банка",  но
все-таки это было  очень  солидное  предприятие,  у  которого  столовались
несколько очень крупных заведений, и в их числе  -  акционерная  компания,
экспортировавшая втрое больше российского леса, чем все остальные,  вместе
взятые. Возглавлял компанию бывший зам министра внешней торговли.
     Валерий провел около часа  в  огромном  предбаннике  перед  кабинетом
директора, разглядывая то  тяжелые  картины  в  золоченых  рамах,  красиво
оттенявшие мореный дуб панелей, то прелестные ножки порхавшей по  кабинету
секретарши. Секретарша была  одета  в  что-то  вроде  канцелярской  версии
русского сарафана. Она сообщила директору о приходе Валерия по  интеркому.
Валерий представился как г-н Нестеренко, член правления банка "Ангара".
     На   старинной    картине    напротив    Сазана    была    нарисована
четырнадцатилетняя  смольнянка,  в  атласном  платьице  и  белых   бальных
туфельках.  Смольнянка  стояла  на  фоне  романтического  леса  и   с   со
странно-удивленным выражением лица рассматривала офис, бандита  в  кожаном
кресле, и ползущий из аппарата факс с результатами торгов ГКО.  Смольнянка
умела играть на клавесине и думала, что  булки  растут  на  деревьях.  Она
ничего  не  знала  о  торгах  ГКО,   межбанковских   расчетах,   минах   с
дистанционным управлением и прочих коммерческих делах.
     Сазан знал эту картину. Он хотел купить ее на Гелосе, но не купил,  и
должен был удовольствоваться  тем,  что  передал  через  одного  знакомого
предупреждение аукционисту больше так не делать, если хочет ходить с целой
мордой.
     Через час секретарша предложила Валерию кофе, и Валерий сказал, что в
этом сарафане она удивительно красива.
     - Впрочем, - задумчиво прибавил Валерий, - голая вы еще красивей.
     Секретарша обиделась и стала звонить по телефону.
     Директор банка, шестидесятилетний  мужик  с  породистым  и  надменным
выражением лица, принял Валерия через полтора часа.  Он  сидел  в  длинном
конце кабинета за столом, похожим на букву Т, и от него веяло холодом, как
от форточки в феврале. Это был солидный кабинет, из тех, про которых ясно,
что даже солнце не входит сюда без предварительного разрешения.
     - Добрый день, - сказал Валерий, не столь церемонный, как солнце. - Я
- новый член правления банка "Ангара". Как вы знаете, наш банк одолжил вам
сорок миллиардов рублей. Наше  правление  испытало  большую  гордость  при
мысли, что ему предлагают  сотрудничество  с  таким  крупным  банком,  как
"Александрия", и оно поступило неразумно, заняв часть недостающей суммы  у
других финансовых структур. К  сожалению,  вы  задерживаетесь  с  выплатой
ссуды, и это  ставит  наш  банк  в  очень  тяжелое  финансовое  положение.
Позавчера состоялось решение Московской Торговой  Палаты  об  обязательной
выплате следующей по закону ссуды  с  процентами,  в  размере  шестидесяти
миллиардов, а также пени за каждый день просрочки, исчисляемой как средняя
учетная банковская ставка плюс 0,2% от суммы ссуды, как это было указано в
договоре. Мы очень надеемся, что вы выплатите эти деньги.
     - Об этом не может быть и речи, - сказал директор. - Отделение нашего
банка, заключившее договор, не имело на это полномочий. В настоящее  время
глава отделения пропала. Банк возмущен  ее  действиями.  В  сущности,  она
положила эти деньги себе в карман. Но мы тут не при чем. Она  сбежала!  Мы
сами мечтаем ее найти!
     - Вообще-то, - сказал Валерий, - она сбежала  не  очень  далеко.  Она
взяла себе  прежнюю  девичью  фамилию  и  сейчас  работает  бухгалтером  у
Севченко, бывшего замминистра. Вам нетрудно будет ее найти, потому что  он
один из главных клиентов вашего банка.
     -  Откуда  вам  это  известно,  господин....  мм...   Нестеренко,   -
настороженно проговорил директор, запуская глаза  в  бумажку,  на  которой
было записана фамилия посетителя.
     - Зовите меня просто Сазан, - задушевно сказал Валерий.
     Директор вдруг посерел. Глаза его немного  расширились  от  ужаса,  а
грудь, наоборот, съежилась, как шина, в которую с размаха всадили  гвоздь.
Он уставился на Валерия, как атеист на привидение.
     - Но... позвольте, - пробормотал директор.
     - У вас прекрасные картины и шикарная секретарша, - сказал  Сазан.  -
Жаль будет, если с ними что-нибудь случится.
     Валерий вынул из портфеля бумагу и положил ее на стол.
     - Вчерашнее решение арбитражного суда. Надеюсь, что наша  сегодняшняя
встреча заставит вас изменить свой взгляд на полномочность этой ссуды.
     Директор попытался собрать свою физиономию из осколков,  вспискнул  и
сказал:
     - Я поставлю перед правлением банка вопрос о пересмотре нашей позиции
в отношении ссуды.
     Валерий усмехнулся и вышел из кабинета. Хорошенькая секретарша сидела
у компьютера и играла в навороченную страшилку. Смольнянка улыбнулась  ему
со стены.
     Директор не соврал Валерию. Немедленно после его  ухода  он  поставил
вопрос перед правлением банка. Он набрал известный ему  номер  и  плачущим
голосом закричал в трубку:
     - Кто говорил, что "Ангара" не имеет крыши? Кто?
     - "Ангара" не имеет крыши, - ответил голос. Этот Ганкин совсем глупый
человек.
     - Мне сегодня  принесли  решение  суда:  мы  должны  уже  восемьдесят
миллиардов!
     - Не плати. Ангара должна больше. Она разорится до следующего суда.
     - Человека, который принес мне это  решение,  звали  Сазан.  Он  член
Правления Ангары.
     - Не плати.
     - Я жить хочу! - вскричал в отчаянии директор. - Моя жена жить хочет!
Мои дети хотят жить! Моя любовница  жить  хочет!  Пропадите  вы  пропадом,
Севченко!
     Директор "Александрии" бросил трубку и зарыдал.
     На другом конце провода Анатолий Борисович Севченко аккуратно положил
трубку на место. Анатолий Борисович был значительно  младше  банкира.  Ему
было немногим больше сорока, но розовое,  по-детски  одутловатое  лицо,  и
вечная привычка кусать маленькие пухлые  пальцы  делали  его  еще  моложе.
Несмотря на свою молодость, Анатолий Борисович уже успел  побывать  первым
замом министра в  одном  из  ключевых  министерств,  депутатом  Верховного
Совета 1989 года, а также депутатом хасбулатовского совета, из которого он
предусмотрительно  смылся,  воспользовавшись  в  последний  момент  указом
Президента. Сейчас Севченко очень уютно чувствал  себя  в  роли  человека,
которому  принадлежала  добрая  чертверть  российских  лесов,   российских
древообрабатывающих фабрик и целлюлозно-бумажных комбинатов. Особенно если
учесть, что с того  времени,  как  Севченко  сел  в  директорское  кресло,
рентабельность его предприятий была на 36% выше, чем в среднем по отрасли.
     И  тем  не  менее  господину  Севченко  вовсе  не  хотелось   платить
восемьдесят  миллиардов  какому-то  маленькому  банку  "Ангара".  Ему   не
хотелось платить эти  восемьдесят  миллиардов  исключительно  потому,  что
глупый человек, стоявший во главе "Ангары",  господин  Ганкин,  тоже  имел
несчастье быть депутатом первого  Верховного  Совета,  и  там,  с  высокой
трибуны, в то время