ть   для    голосования,    выданную
представителю акционера. Под любым предлогом. Сказать, что в доверенности не
указана прописка представителя. Или количество детей. Или цвет его носок.
   - Не дошло.
   -  Валер,  это  все  скучно,  нудно  и  полно  дыр,  как  все  российское
законодательство. Если говорить очень  грубо  -  то  доверенности  проверяет
мандатная комиссия, а мандатная комиссия утверждается предыдущим  собранием,
а предыдущее собрание - это действующий директор.
   Нестеренко замахал руками.
   - Все, хватит, убедил. Вопрос простой:  значит,  Ивкин  может  оставаться
генеральным директором до посинения, как  бы  государству  не  хотелось  его
снять?
   - Примерно так.
   - То есть в этих условиях самое простое для СТК -  это  завалить  Ивкина?
Или по крайней мере запугать его так, чтобы в следующий раз он не  распускал
хвост?
   Шакуров подумал.
   - В общем да, - сказал он. Помолчал и добавил: - Только ты извини, у тебя
какой-то упрощенный  взгляд  на  вещи.  Это  же  все-таки  правительственная
контора... Ну, загорелось ей снять Ивкина.  Мало,  допустим,  взяток  давал.
Другой обещает больше.
   Ну  какие  деньги  с  этого  аэродрома?   Это   ж,   прости   меня,   луг
заасфальтированный. Убрать этого Ивкина  больше  бабок  стоит,  чем  квартал
взяток с Рыкова. Неэкономично. Если бы они из-за Шереметьева грызлись...
   - А над Шереметьевым эта контора тоже командует?
   - Эта? Комитет по приготовлению щей? Да шереметьевские ребята их  тут  же
схарчат и не заметят...
   Сазан открыл было рот, но тут в кармане зачирикал мобильник.
   - Да?
   - Валерий Игоревич? - Сазан узнал голос Миши Ивкина, - Валерий  Игоревич,
вы могли бы приехать в аэропорт? Сейчас.
   - А что такое?
   Трубку аккуратно повесили.
   - Что-то случилось? - спросил Шакуров.
   - Да. Кажется, комитет по приготовлению щей  пересолил  свою  стряпню.  И
зачем я ввязываюсь в это дело?
   Через час Сазан  миновал  последний  указатель  с  надписью:  "Рыкове"  и
свернул с убогого двухрядного шоссе  на  истрепанную  до  полного  изумления
пригородную улицу.
   В течение этого часа Сазан тщетно  звонил  и  домой  Ивкину,  где  трубку
неизменно брала глухая и придурковатая старуха, видимо, бабушка  Миши,  и  в
сам аэропорт, где телефоны не отвечали на звонки или были заняты.
   Дорога  была  действительно  премерзкая.  С  одной  стороны  разбитого  и
пыльного шоссе тянулся  бетонный  белый  забор,  над  которым  чахли  хвосты
одиноких грузовых "АНов", с другой  стороны  разделенные  квелой  зеленью  и
приземистым лабиринтом гаражей к дороге сбегались белые панельные дома.
   У развилки торчал указатель "Рыкове",  и  под  указателем  был  нарисован
маленький стилизованный самолет. Указатель показывал направо.  Налево,  чуть
наискось от железнодорожной станции, у одного  из  панельных  домов,  стояла
куча  "синеглазок",  пожарная  машина,  желто-красная  "скорая   помощь"   и
здоровенный "Икарус" с тщательно занавешенными окнами.
   Цепь крепких ребят в камуфляже оттесняла от дома необъятную толпу.
   Валерий запарковал машину под указателем,  пересек  дорогу  и  подошел  к
небольшому рынку, стихийно образовавшемуся у станции.  Торговки  возбужденно
переговаривались и все, как одна, смотрели не на свой  товар,  а  в  сторону
панельного дома. Сазан заплатил за килограмм винограда и спросил
   продавщицу:
   - Что там стряслось-то? Эк сколько понаехало...
   - Бандажа убили, - авторитетно сообщила бабка.
   - Это кого же?
   - Шило.
   Сазан обернулся. За ним, блестя грустными еврейскими глазами, стоял  Миша
Ивкин. Рука его была аккуратно подвешена в белой люльке.
   * * *
   Смерть Алексея Шилова по прозвищу Шило была, как выяснилось впоследствии,
результатом глупейшего и неожиданного стечения обстоятельств.
   Обстоятельства эти начали сплетаться  в  невидимую  петлю  еще  накануне,
когда для ежегодной международной выставки вертолетной техники  на  соседний
военный аэродром стали слетаться новейшие "Камовы" и "Мили".
   В связи с этим достославным событием начальник воинской части  номер  сто
двадцать  семь,  хозяин  соседнего  аэродрома  Рыково-2,   генерал-лейтенант
Анастасий Павлович Сергеев отрядил наряды солдат - контролировать подступы к
Рыкову и проверять приближающиеся к городу автомобили на предмет  наличия  в
них иностранных шпионов и диверсантов.
   Ход генеральской мысли проследить было довольно трудно, так как, еще  раз
повторим, речь шла о международной  выставке.  То  ли  генерал  боялся,  что
иностранные шпионы увидят продукцию фирмы Камова на  день  раньше  или,  еще
чего доброго, пролезут поверх бетонной ограды, сэкономив  таким  образом  на
билете, то ли,  в  виду  ожесточенной  конкуренции  между  отечественными  и
иностранными  производителями  вертолетов,  кто-то  из  участников  выставки
учинит диверсию против конкурента.
   Не исключено также, что реальной движущей силой  приказа  были  несколько
офицеров, которые надеялись пополнить скудный семейный бюджет, остановив  на
дороге  парочку  трейлеров,  следующих  куда  не  надо  без  особых  на   то
сопроводительных документов.
   Так или иначе, приказ был издан, и в результате его недалеко от съезда  с
Алтыньевского шоссе  обосновался  военный  пост  в  лице  двух  салабонов  в
бронежилетах и с "Калашниковыми" и прапорщика.
   Понятное дело,  что  из  легковушек  служивые  останавливали  в  основном
иномарки - не потому, впрочем, что подозревали в  их  водителях  иностранных
шпионов, а потому, что не без основания полагали, что вероятность того,  что
владелец иномарки обладает  всеми  необходимыми  для  вождения  документами,
много ниже средней, а вероятность того, что в кошельке его завалялись лишние
сто баксов, - напротив, много выше средней. Было уже около полудня, когда на
траверсе поста  возникло  дивное  видение:  серебристый  шестисотый  "мере",
управляемый не кем иным, как Алексеем Шиловым  по  кличке  Шило,  -  вопреки
известной аксиоме о том, что если в  "мерее"  едет  один  человек,  то  этот
человек - шофер. По каким-то своим делам Шило в полном одиночестве  пылил  в
аэропорт. Прапорщик радостно взмахнул жезлом, и Шило остановился.
   Дальнейшую картину событий восстановить было непросто.  То  ли  прапорщик
заметил  под  мышкой  у  Шила  пушку,  которую  тот  не  особенно  прятал  в
подвластном ему районе,  то  ли  истрепанные  наркотиками  нервы  авторитета
просто не выдержали вида непонятных людей с автоматами, и он вообразил в них
омоновскую засаду, а только когда солдат-первогодок  подошел  к  водителю  и
вежливо попросил у него права, Шило выхватил из-под мышки "ТТ",  всадил  две
маслины поверх броника прямо в изумленное лицо салабона и ударил по газам.
   К чести солдат следует сказать,  что  они  не  растерялись.  Прапорщик  и
первогодок попрыгали в "Жигули" и бросились в погоню. На их счастье,  дорога
в этом месте была настолько гнусна, что колдобины  не  позволяли  "мерсу"  с
низкой посадкой показать всю свою прыть и легко  оторваться  от  антикварной
колымаги, изготовленной Волжским автозаводом аж в 1973 году.  Однако  та  же
самая причина - невероятные фигуры высшего  пилотажа,  отплясываемые  обеими
машинами  посреди  асфальтовых  рытвин,  -  помешала  обеим  сторонам   хоть
сколько-нибудь существенно продырявить друг друга.  Энное  количество  пуль,
выпущенное из двух автоматов и одного  "ТТ",  посбивало  ветки  с  окрестных
дерев и оставило  отметины  на  бетонной  стене  аэродрома,  а  одна,  особо
отличившаяся маслина разбила стекло на первом этаже и на  излете  угодила  в
кипящую кастрюлю с борщом, до смерти напугав стряпуху.
   Шило бросил "мере" у одного из  панельных  домов,  прошмыгнул  дворами  и
затворился в квартире. Как выяснилось впоследствии, это  была  квартира  его
бывшей любовницы, и ничего удивительного в том, что ему открыли, не было.
   Тем временем в квартал прибыли вызванные по  рации  подкрепления  в  лице
СОБРа. Ребятки в крокодильем камуфляже оцепили квартал и вычислили  укрывище
Шила в два счета - слишком  много  старушек  на  лавочках  видели,  куда  он
побежал.
   Старушек с территории боевых действий убрали, а Шилу закричали, чтобы  он
сдавался. В ответ  Шило  потребовал  вертолет,  два  грамма  героина  и  все
причитающиеся по случаю аксессуары, угрожая в противном  случае  убить  двух
бывших при нем заложниц. Заложницы (любовница  и  ее  мать)  громким  плачем
подтвердили серьезность его намерений.
   Собровцы намылились уже было ломать дверь в квартиру, уповая на  то,  что
Шило расстрелял по крайней мере две обоймы во время автомобильного кросса  и
вряд ли имеет при себе еще, когда Шило, высунувшись из  окна,  обдал  дворик
автоматной очередью. Впоследствии выяснилось, что  Шило  держал  в  квартире
любовницы небольшую партию оружия, видимо, предназначенную для перепродажи.
   После этого Шило препирался с переговорщиками под  дверью  часа  полтора,
время от времени постреливая для  острастки  в  потолок.  Судя  по  текстам,
которые он выдавал, "крыша" у бандита поехала окончательно - то ли от  дури,
то ли от нервного срыва.
   Штурм начался в 3.15 и продолжался ровно три минуты.  В  Шило  попало  не
меньше десятка пуль. Обе  заложницы  также  погибли  -  говорили,  что  Шило
застрелил их еще до начала штурма.
   Сазан, вызвоненный директорским сыном в самом начале заварушки, поспел  к
шапочному разбору. Протолкавшись вместе с Мишкой  сквозь  толпу  потрясенных
соседок,  он  еще  успел  увидеть  носилки,  покрытые  белой  простыней,   и
свесившуюся с них кисть руки с толстым золотым кольцом  на  среднем  пальце.
Потом кто-то из собровцев в маске стянул с пальца гайку, носилки  затолкнули
в "скорую", и она медленно тронулась,  оглашая  окрестности  душераздирающим
воем сирены.
   Аэродром Рыково остался без "крыши".
   В половине пятого  вечера  Сазан  с  Мишей  Ивкиным  подъехали  к  зданию
аэровокзала и поднялись  на  второй  этаж,  туда,  где  за  матовой  дверью,
перегороженной  железной  решеточкой,  изнывали  по  летней  жаре  работники
предприятия "Рыково-АВИА".
   В стенах фирмы царил подобающий случаю переполох. Директор Ивкин сидел  в
своем кабинете в том самом виде, про который говорят:  "На  нем  лица  нет".
Галстука на директоре не было тоже.
   Он торчал из-за необъятного Т-образного стола, как крошечная "сессна"  на
взлетной  полосе,  пригодной  для  аэробуса.  Наискосок  от  него,  в  синей
форменной рубашке и полотняных  брюках,  сидел  еще  один  человек,  видимо,
заместитель или иной подчиненный.
   - Ну так как? - спросил Сазан. -  Кто  стоит  за  Кагасовым?  Почему  СТК
заказала тебя? Кто они такие, чтобы замочить Шило?
   Директор только пучил безумные глаза.
   - Что вы несете, - внезапно возмутился заместитель, - при чем  тут  Шило?
Это просто трагическое совпадение! И вообще - кто вы такой?
   - Конечно, совпадение, - усмехнулся Сазан,  -сначала  в  тачку  директора
палят из "калаша", на следующий день он спускает в унитаз доверенность  СТК,
а еще через день аэропорт  лишается  "крыши"!  Три  бомбы  в  одну  воронку!
Правильно мне говорил Шило, что в этом деле одни несообразности!
   Дверь кабинета распахнулась, и в ней показалась целая куча народа. Первым
стоял молодой еще парень. Водоизмещением парень мог  поспорить  с  небольшой
шхуной и возвышался над Валерием  Нестеренко  по  крайней  мере  на  голову.
Бугорчатые плечи размером с колесо "БелАЗа" венчала цилиндрообразная  голова
с глазками-пуговками.
   - Ты кто такой? - спросил парень. Нестеренко прищурился:
   - Мы встречались. У Рябого.
   Сазан не помнил ни погоняла парня, ни имени, помнил только, что год назад
он был одним из помощников Шила. Один его вид наводил ужас на кредиторов:  и
те из них, кто получил классическое образование, при виде  парня  немедленно
вспоминали о славных плодах брака Урана и Геи, сторуких  и  пятидесятиглавых
гекатонхейрах. Те же, кто про гекатонхейров ничего  не  знал,  зато  смотрел
фильм про Терминатора, немедленно вспоминали наиболее впечатляющие кадры  из
фильма. Впрочем, и те и другие сходились  в  одном  -  количество  мозгов  в
голове у циклопа было явно обратно пропорционально количеству мускулов.
   - Вспомнил, - сказал простой российский Полифем. - Ты что  здесь  ловишь,
рыбка Сазан? Это мой пруд, понял? Плыви в другое место.
   - Твой? Я думал, это местечко Шила.
   - Шило - покойник. Это моя делянка, понял?
   - Глубокое наблюдение, - согласился Сазан, - раньше аэропорт  принадлежал
Шилу,  но  теперь  он  покойник,  и  аэропорт  принадлежит  тебе.  Это  как,
завещанием оформлено, или мэр здешний издал соответствующее распоряжение?
   Сразу несколько человек, вошедших в кабинет  вслед  за  преемником  Шила,
резко вздохнули. Тон Сазана и интонация, с которой была  произнесена  фраза:
"Но теперь он покойник", не оставляли  сомнения  в  том,  что  имел  в  виду
залетный бандит:
   по меньшей мере он намекал, что новоявленному  рыковскому  царьку  смерть
его предшественника была выгодна.
   - Ты что брешешь? - начал парень. Сазан  внезапно  вспомнил  его  кличку,
весьма, надо сказать, конгруэнтную, - Голем, - да я тебя...
   Он двинулся к  Сазану,  и  паркет  под  ним  угрожающе  крякнул.  Видимо,
грузоподъемность паркета была сильно ограничена.
   - Нет! Не в моем кабинете!
   Это кричал Ивкин. Покрасневший, грузный, он поднялся из кресла  и  теперь
стоял,  растерянно  опираясь  на  необъятный  простор  стола.  Толстые,  как
сосиски, пальцы скребли по полированной поверхности.
   Голем обернулся куда стремительнее, чем можно было ожидать, глядя на  его
габариты.
   - А ты молчи, чмо летучее! - рявкнул он. - Расчирикался, козел!
   Директор сделался  красным,  как  помидор.  Ресницы  его  дрогнули,  раз,
другой.
   - Пожалуйста, Валерий Игоревич, - умоляющим голосом произнес он. - Я  вам
очень благодарен за то, что вы сделали для моего сына, но  я  вас  прошу  не
вмешиваться...
   Сазан был в глубине души безмерно признателен Ивкину.  "Чмо"  и  "козел",
которым только что наградил директора его новый опекун, явно предназначались
Сазану; и, если бы эти слова были произнесены, у Сазана не  было  бы  другой
возможности,  как  требовать  от  Голема  причитающейся   за   такие   слова
сатисфакции. Но благодаря нежданному вмешательству директора глотка  Голема,
уже заряженная бранью, стрельнула в другом направлении.
   - А я и не собирался вмешиваться, - сказал Сазан. - У  меня,  знаете  ли,
еще крыша не съехала, чтобы лезть поперек людей, которые могут устроить  то,
что сегодня устроили с Шилом.  Так  что  я  с  удовольствием  понаблюдаю  за
спектаклем из партера.
   Развел руками и  пошел  к  выходу  из  кабинета.  Спутники  Голема  молча
потеснились, пропуская откланявшегося визитера
   У самых створок двери Сазан обернулся.
   - И кстати, - добавил он, - за то время, пока я здесь торчу, я,  кажется,
слышал шум самолета два раза. Не знаю, как вы  с  такими  оборотами  еще  на
уборке кабинета не разорились. Я, конечно, не прочь поиграть своей  головой,
но играть головой из-за двух копеек - это, извините, не по адресу.
   * * *
   А ночью Валерия Нестеренко разбудил телефонный звонок.
   - Это Миша Ивкин, - сообщила трубка.
   - Слушай, парень, ты меня достал. Какого хрена я тебя вытащил из тачки...
   - Валерий Игоревич, у папы инфаркт.
   Сазан на мгновение прикрыл глаза.
   - Я не врач, - услышал он свой голос, - у меня другая профессия.
   - Валерий Игоревич, я сейчас в больнице. Голем меня выгоняет. Я вас прошу
- пришлите своих людей.
   - Тебе передали,  что  я  утром  сказал?  Что  я  не  рискую  головой  за
минимальную заработную плату.
   - Они убьют папу! - закричал мальчик. - Они все продались! Все! И  Голем,
и Глуза! Господи, ну если бы человек на дороге лежал и умирал, неужели бы вы
к нему не подошли?
   Сазан не знал, чем в конце концов достал  его  этот  школьник.  Наверное,
детским "папа" вместо взрослого "отец". У Валерия Нестеренко никогда не было
отца, и он не желал другим детям такого детства, как у него.
   Впрочем, в глубине души Сазан не мог не подумать и  еще  об  одной  вещи.
Несоответствие между масштабами происходящих на аэродроме разборок и жалкими
крохами, которые он приносил как предприятие,  слишком  бросалось  в  глаза.
Стало быть, была тут какая-то кормушка, которую Сазан пока  не  разглядел  и
которая могла бы и ему пригодиться?
   - В какой больнице лежит отец? - спросил Сазан. И, получив  ответ,  хмуро
добавил: - Никуда не отлучайся из палаты, ясно? Даже в сортир.
   * * *
   Спустя два часа злой  и  невыспавшийся  Сазан  стоял  посреди  больничной
палаты районной рыковской больницы.  Палата  была  двухместная,  но  больной
лежал в ней один. На другой койке, взявшись за руки,  сидели  Миша  и  Лера.
Девочка была одета в кокетливые черные  брючки  и  черный  же  топик,  тесно
охватывавший маленькие острые грудки. Между брючками и топиком белело тонкое
девичье тело.
   У дверей палаты между людьми Сазана и  людьми  покойного  Шила  произошло
мелкое  разбирательство,  которое,  собственно,  и  ссорой-то  трудно   было
назвать. Благо с Сазаном приехала добрая дюжина отборных  качков,  а  партию
Шила в больнице представлял один человек. Ему намекнули, что в  услугах  его
больной  не  нуждается,  и  ввиду  численного  превосходства  противника  он
воспринял намек чрезвычайно мирно, тут же собрал свои  вещички  и  в  полном
порядке произвел ретираду. Впрочем, Сазан не обольщался на этот счет: он был
уверен,что в ближайшие дни его ожидает грандиозная  разборка  с  Големом,  и
хорошо, если все утрясется без стрельбы.
   Завидев Нестеренко, дети бросились к нему - так, словно в палату вошел не
бандит, а Дед Мороз. Сазан вполголоса расставил своих людей по местам, отвел
девочку в сторону и сказал:
   - Все, Лерочка, спасибо. Тебя сейчас отвезут домой. Хочешь домой? Девочка
сонно кивнула.
   - И еще одно, -  сказал  Сазан,  -  больше  так  перед  моими  людьми  не
одевайся.
   - Что?
   Сазан медленно и как  можно  более  выразительно  обвел  детскую  фигурку
взглядом, задержался на обнаженном, покрытом персиковыми волосиками пупке.
   - Перед - моими - парнями - так - не одевайся. И  перед  парнями  Голема.
Объяснять дальше?
   - Не надо, - сказала, сглотнув, девочка.
   * * *
   Габариты "вольво", увозящего Леру, мелькнули и растаяли  в  темноте,  как
два красных уголька. Сазан обернулся от раскрытого окна.
   - Ты, герой, - спросил он в упор, - зачем девочку сюда вывез?
   - Я думал - они не решатся при Лере, - сказал Мишка.
   - Ты что, телевизор не смотришь? - усмехнулся Сазан. - Ладно, отцелюбивое
чадо, пойдем. Базар есть.
   Они отыскали на  втором  этаже  ординаторскую,  позаимствовали  у  ночной
нянечки ключи и разместились друг против друга за маленьким, покрытым рваной
полиэтиленовой пленкой столом.  В  больнице  удушающе  пахло  лекарствами  и
канализацией: два дня назад на первом этаже лопнули трубы,  и  никто  их  не
чинил: денег не было.
   - Рассказывай, - сказал Сазан.
   - Что?
   - Знаешь, я четвертый день вожусь с этим аэродромом. Он мне скоро сниться
начнет. Но я ни черта не знаю, кроме  того,  что  так  не  бывает.  Что  ваш
паршивый аэродром не стоит тех бабок, которые были выплачены за Шило.
   - Вы думаете. Шило...
   - Я не верю  в  совпадения.  Если  на  меня  свалился  кирпич,  я  всегда
поднимусь и посмотрю, кто там стоял на крыше.
   - Но милиция... Она же будет этим заниматься...
   - Она не будет этим заниматься, - сказал Сазан. - То, чем ментовка иногда
занимается, довольно,  впрочем,  безуспешно,  -  это  раскрытие  совершенных
преступлений. Сегодня, если ты не заметил,  никакое  преступление  места  не
имело. Имело место задержание вооруженного преступника.  Человека  убили  на
глазах у всех и совершенно законно, а заодно пристрелили двух  баб,  которым
он что-то мог рассказать.
   - Но говорят, что он сам...
   - Взял в заложники св