мы   услышали
перестрелку, - заявил один из охранников соседней дачи, - мы  бы  побежали
на помощь. Но мы увидели взрыв, и когда мы  прибежали,  там  только  огонь
трещал. Только фраер мог принять этот треск за выстрелы".
     То, что перестелки не было, доказывалось свидетельствами оставшихся в
живых гостей, а гостями  этими  были  ни  кто  иной,  как  директор  банка
"Александрия" и директор  "Межинвестбанка"  Александр  Шакуров  со  своими
охранниками. Они, оказывается,  в  момент  взрыва  вышли  подышать  ночным
воздухом к озеру. В ответ на вопрос корреспондента,  что  он  делал  после
взрыва, директор Александрии ответил, что он "свалился в воду, потому  что
был пьян".


     Сергей долго  звонил  в  дверь  собственной  квартиры,  но  никто  не
открывал. За соседней дверью стала лаять собака. Иришка была  в  школе,  а
Люба на работе. Ключей у Сергея не было, и Сергей подумал, что  интересное
будет дело, если  его  ключи,  а  особенно  милицейское  удостоверение  не
сгорели в Алаховке.
     Сергей спустился вниз, поймал такси и поехал в отделение. С таксистом
он расплатился бандитскими долларами.
     Во дворе отделения, греясь на слонышке,  стояли  Дмитриев,  Чизаев  и
Гордин, и травили анекдоты. Увидев Сергея они замолчали  и  уставились  на
него, как баран на триумфальную арку.
     Сергей поднялся в кабинет Захарова.
     - Ты что здесь делаешь, - опешил генерал. - Ты уволен.
     - За что?
     Генерал стукнул кулаком по столу.
     - У тебя на плечах голова или банка с  майонезом?  Ты  во  всесоюзном
розыске был!
     Сергей молча вытащил из куртки дамский револьверчик. Он даже не знал,
заряжена ли эта штука.
     - Сколько вам платил Сазан? - спросил Сергей.
     - Ты с ума сошел, - зашипел Захаров, глядя на пушку.
     - Вы уже третий, кто мне это сообщает. Сколько вам платил Сазан?
     - Тысячу долларов в месяц, - ответил Захаров. - Но не Сазан.
     - Шакуров?
     - Нет. Совсем другой человек. С Варшавской  овощебазы.  Ходил  каждый
месяц и носил конверт, чтобы Сазана не очень трогали.
     - А сколько заплатил Севченко?
     - Нисколько. Он просто позвонил и сказал, что посадит моего сына.
     - А человек с овощебазы?
     - Он пришел и стал качать права. Я ему сказал: "Ты кто такой? Я  тебя
не знаю". Он ушел.
     Сергей молча бросил дамский револьверчик на  стол,  пожал  плечами  и
вышел.
     На голых ветках пели  птицы,  и  по  карнизу  пятиэтажного  дома  шла
пятнистая молодая кошка.
     - Смотри, - сказал Чизаев, - а я думал, он тебя пристрелит.
     - Он бы меня пристрелил, - ответил Сергей, - только он не знал, как к
этому отнесутся Сазан и компания.
     Сергей спустился в метро и доехал до  Ленинградского.  Так  он  купил
билет в четвертую зону и сел в старую электричку с закопченными  окнами  и
деревянными скамейками. В электричку набился народ с мешками и  саженцами,
- была пятница, люди ехали к садовым участкам.
     Электричка тронулась через двадцать минут. После Яузы через электичку
опять прошел парень с газетами.
     - Новые версии массового убийства в Алаховке! - выкрикивал он.
     Сергей купил новые версии. Но  это  была  какая-то  красно-коричневая
газетенка.  Убийство  в  Алаховке  оказалось  делом  рук  Моссад  и   ЦРУ,
недовольных независимостью своего сообщника Севченко и  желающих  передать
контроль над созданными  им  предприятиями  в  руки  тех,  кто  распродает
Россию. В частности, в дом Севченко попало не  что-нибудь,  а  израильская
ракета, запущенная с американской подлодки,  плававшей  в  территориальных
водах Латвии. А так как ФСК, - это  то  же,  что  ЦРУ,  или  работает  под
контролем ЦРУ, или полно резидентами ЦРУ, то  ясно,  что  советский  народ
никогда не узнает правды о злодеянии империалистов.
     Сергей не дочитал газеты и бросил  ее  под  ноги.  Толстая  бабка  со
связкой саженцев, которая сидела рядом с ним и запускала глаза  в  газету,
пожевала губами и произнесла:
     - А я так думаю, что правильно его убили. Все они  прихватизаторы.  Я
вон деньги отдавала на автомобиль во  "Властилину"  -  ни  автомобиля,  ни
денег.
     И бабка стала долго рассказывать Сергею, как она ездила в Подольск  и
стояла в очереди. От народа, набившегося в вагон, пахло потом и водкой,  и
Сергею было нехорошо.
     Через  полчаса  он  вышел  на  пригородную  платформу  и   побрел   в
направлении дачи Сазана. Идти было тяжело. Когда через пятнадцать минут он
вышел на асфальтированную дорогу, ему показалось, что он  не  помнит  этих
мест. Он стал спрашивать, где Ягодково, и в конце концов оказалось, что он
вышел остановкой раньше, но что дорога доведет его до Ягодкова, если  идти
все время прямо, а потом налево, а потом направо, а потом  спросить.  Идти
было километров пять. Сергей не стал возвращаться  на  станцию,  а  побрел
вперед.
     Идти становилось все трудней. Солнце грело сильнее  и  сильнее,  поле
слева засверкало ровной  зеленой  щетинкой  озимой  пшеницы,  меж  которой
прыгали воробьи. Сергей сообразил, что у  него  очень  тяжелая  куртка,  и
ботинки тоже тяжелые. Потом заболел живот. Сергей  понимал,  что  человек,
которому три дня назад продырявили бок, не должен ходить пять  километров,
но делать было нечего, и Сергей шел вперед. Он заметил, что даже старухи с
гружеными тележками обгоняли его. Сергей стал размышлять, что куртку  надо
снять и оставить у дороги, но ему было лень это сделать,  и  он  продолжал
мечтать, как ему будет легко, когда он снимет куртку.
     Потом он увидел трубопровод над дорогой  и  широкий  бетонный  куб  у
основания трубопровода и решил отдохнуть у куба. Он  сошел  на  обочину  и
сел. Почти сразу же дорога и небо поплыли перед глазами, и,  когда  Сергей
очнулся,  он  увидел,  что  не  сидит,  а  лежит  и  смотрит  изнутри   на
автомобильную шину. Сергей  еще  раз  моргнул  и  сообразил,  что  это  не
внутренняя поверхность шины, а застывший  в  грязи  отпечаток  тракторного
колеса, а сам он лежит поперек засохшей колеи.
     Сверху, с трубопровода, свисали какие-то зимние лохмотья, и по дороге
мимо шел народ. Сергей услышал, как рядом по асфальту  протарахтела  сумка
на колесиках, и женский голос сказал: "С утра пьяный".
     Мимо проехала машина - одна и другая. Сергей понял, что никто к  нему
даже не подойдет.
     Третья машина притормозила у  трубопровода.  Сергей  открыл  глаза  и
увидел стоящего над ним Сазана.
     - Почему так темно? - спросил Сергей. - Включали же свет.
     Сазан молча поднял Сергея на руки и понес его к машине. Через  минуту
Сергей открыл глаза. Было уже светлей.  Он  лежал  на  опущенном  переднем
сиденье, а Сазан садился в машину с другой стороны.
     - Ну ты даешь, - сказал Сазан, - ты что, в другую сторону пошел?
     - Остановки перепутал.
     Сазан, видимо, ехал в Москву,  но  теперь  он  развернулся,  едва  не
подбоднув трубопровод, и белый "БМВ" полетел обратно на дачу.
     - Ща приедем и уложим тебя в постель, - сообщил Сазан, - ты зачем  ко
мне ехал?
     В машине становилось все светлей. Сергей теперь видел и светлый  плащ
Сазана, и прижатые к стеклу дворники, и мокрые зеленые ели вдоль дороги.
     - Помнишь, - сказал Сергей, - две недели назад я дал тебе в морду,  а
ты сказал, что когда меня уволят из милиции, ты дашь мне  работу  в  своей
фирме?
     - Считай, что ты ее уже получил, - ответил Сазан.



   Юлия Латынина.
   Разбор полетов.

   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   Как и большинство "новых русских", а тем более  явных  бандитов,  Валерий
Нестеренко любил быструю езду. Тяжелый "паджеро" стлался на рысях по крайней
левой полосе проспекта Мира, делая не меньше ста сорока  километров  в  час.
Была уже поздняя ночь: вдоль проспекта тянулись разноцветные гирлянды огней,
и далеко-далеко, впереди  и  справа,  за  вратами  ВДНХ,  вздымался  в  небо
гигантский шприц Останкинской телебашни.
   Летний ветер бил в лицо, запоздавшие  легковушки  шарахались  от  дорогой
иномарки, как  плотвички  от  щуки.  Два  бронзовых  человека  -  Рабочий  и
Колхозница  -  глядели  немигающим  суровым  взглядом  на  капиталистическую
Москву, и молот и серп в их сплетенных руках вздымался высоко-высоко, словно
готовый обрушиться на бандитскую иномарку. На траверзе ВДНХ перед  "паджеро"
замаячили габаритные огни еще одного запоздавшего путешественника.
   Нестеренко пригляделся: это была "мазда", и явно  не  девяносто  восьмого
года рождения. "Паджеро" свирепо  взмигнул  дальним  светом.  "Мазда"  и  не
подумала  уступить  дорогу,  водитель  выжимал  из  почтенной  старушки  сто
двадцать км в час.
   Нестеренко слегка сбавил скорость и с досадой увидел, что сзади его  стал
догонять еще один автомобиль.
   Нестеренко свернул на резервную полосу и утопил  педаль  газа  до  упора.
Мощный, но тяжелый "паджеро" стал нехотя  разгоняться:  был  у  внедорожника
этот недостаток, скорость он набирал куда медленнее, чем  сухощавый  "мере".
Третья  тачка,  не  теряя  времени,  выскочила  еще  левее,  натужно   звеня
двигателем в обход "мазды" и внедорожника.
   В следующую секунду за  спущенным  стеклом  торопыги  мелькнул  силуэт  с
непропорционально длинным, увенчанным глушителем автоматом.
   Выстрел был бесшумен - с громким хлопком осела словившая пулю шина.  Руль
вырвало из рук бандита. Тачка встала на дыбы, словно лошадь, которой  ткнули
в морду факелом. Мир закружился волчком, машину вынесло на встречную полосу,
и сквозь покрывающееся трещинами стекло Нестеренко  увидел  белые  от  ужаса
фары несущегося наперерез трейлера.
   Действуя почти автоматически, Валерий вновь поймал руль и крутанул его до
отказа вправо, одновременно срывая ручной тормоз и вдавливая педаль  газа  в
пол до упора. Это был классический "полицейский разворот" -  заблокированные
задние колеса должны были забрать влево и развернуть машину, но вместо этого
ничего не случилось. "Паджеро", как волчок с  горки,  вальсировал  навстречу
трейлеру.
   От опасности соображалка работает куда быстрее, и Нестеренко  понял,  что
случилось, за какие-то доли секунды.  "Паджеро"  -  это  же  внедорожник.  И
сейчас у него были блокированы все четыре колеса, а не только два задних.
   Валерий сбросил ручник и воткнул вторую передачу.  Машина  нехотя  начала
выходить из затяжного вальса, перелетела обратно через  резервную  полосу  и
заскользила к обочине, бочком-бочком, словно школьник, пытающийся улепетнуть
со скучного собрания. Внедорожник легко перемахнул  через  высокую  бетонную
кромку тротуара, боднул зазевавшуюся урну и смачно влепился  всей  мордой  в
уголок автобусной остановки,  совершенно  в  эту  пору  безлюдной.  Раздался
сильный удар, чугунный столб прогнулся,  и  по  крыше  безвинного  "паджеро"
забарабанил стеклянный дождь. Валерия швырнуло о рулевую колонку, и в  груди
бандита что-то ощутимо хрупнуло.
   Трейлер проскочил мимо, отчаянно скрипя колесами и загребая к обочине.
   Валерий рванул дверцу и выкатился наружу, в теплую  московскую  ночь,  на
траву, пропитанную за день удушливым автомобильным дымом. Позади,  метрах  в
двадцати, уткнувшись покалеченным носом  в  бетонный  столб,  шипела  глупая
"ма-зда", которая так не хотела уступать дорогу бандитскому "паджеро". То ли
ей попало за компанию, то ли водитель просто не справился с управлением.
   Но размышлять над судьбой водителя "мазды" у Нестеренко не было  времени.
Белая "девятка",  из  которой  велась  стрельба,  с  визгом  развернулась  и
полетела обратно по ночному проспекту.
   Сазан распластался на обочине, выхватив "ТТ". В открытом  окне  "девятки"
мелькнуло невнятное пятно лица и черный силуэт  самого  знаменитого  в  мире
автомата, чье изображение украшает государственные гербы шести развивающихся
стран.
   В следующую секунду "девятка" промелькнула  мимо  Нестеренко.  Град  пуль
обрушился  на  заднее  крыло  невинной  "мазды".  Нестеренко  прицелился   и
выстрелил. Автоматчик  кувырнулся  в  глубь  салона,  "девятка"  вильнула  и
полетела в темноту.
   И только тогда Валерий Нестеренко по кличке Сазан, глава одной из крупных
московских группировок, осознал невероятный, но не подлежащий сомнению факт:
стреляли не в него.
   Стреляли во фраерка, сидевшего в "мазде".
   Редкие машины, ставшие свидетелями ночного киносеанса прямо под  открытым
небом столицы, разбегались кто куда, вовсе не горя  желанием  связываться  с
бандитской разборкой.  Наверняка  кто-то  из  них  уже  вызвал  по  телефону
ментовку.
   Валерий бросился к покореженной "мазде". Дверцу машины  заклинило,  капот
оскалился в гротескной улыбке, обнажив беззубую щель, сквозь  которую  можно
было разглядеть потроха двигателя и белый обод воздушного фильтра. В  машине
что-то тихо потрескивало, пробитый  бак,  что  твой  Бахчисарайский  фонтан,
плакал прозрачными бензиновыми слезами.
   Валерий выбил из дверцы остатки  стекла  и  потащил  наружу  мягкое,  как
простыня, тело с бессмысленно вытаращенными глазами.
   Кто-то рядом рвал заднюю дверцу. Валерий обернулся и сообразил,  что  это
водитель трейлера, едва не расплющившего "паджеро". Единственный среди  двух
десятков  водителей,  проехавших  сцену  кошмарной  катастрофы,   решившийся
остановиться.
   Задняя дверца подалась, и ее пассажир полез наружу  сам:  Валерий  увидел
краешек мини-юбки и тонкую руку в дешевом деревянном браслете.
   - Беги дальше, - закричал Валерий, - сейчас как рванет!
   Рвануло и вправду  солидно:  откуда-то  с  кормы  вдруг  взметнулся  язык
красного, как  пионерский  галстук,  пламени,  "мазда"  взбрыкнула  задом  и
загорелась, как бенгальский огонь, разбасывая вокруг себя веселые новогодние
искры.
   Валерий с дальнобойщиком к этому времени  были  уже  метрах  в  двадцати.
Девушка пришла в себя и истерически всхлипывала, цепляясь тонкой  лапкой  за
клетчатую рубашку водилы. Ее спутник  висел  на  руках  Нестеренко  обвисшей
макарониной.
   Нестеренко оглянулся на собственную  тачку.  Как  ни  странно,  "паджеро"
ухайдакался не до смерти.
   Внедорожник стоял весь усыпанный  стеклом  от  автобусной  остановки,  но
приваренные на носу штанги отчасти защитили двигатель от удара. Более  того,
левое переднее колесо, словившее пулю, было хоть  и  приспущено,  но  не  до
конца. Залитый в камеру герметик явно оказался на высоте. Правда,  откуда-то
из-под капота вытекало темное вязкое  пятно  -  скорее  всего,  масло.  Было
полное впечатление, будто  испуганный  автомобиль  обделался  по-маленькому.
Валерий сунул руку за пазуху и рассеянно выгреб оттуда останки раздавленного
рулевой колонкой мобильника.
   У Валерия было два выхода. Один - выложить эту парочку на траву и уехать,
не дожидаясь, пока нагрянувшая ментовка примется выяснять,  не  превысил  ли
господин Нестеренко пределов необходимой  самообороны,  паля  в  проезжающую
"девятку"  из  незарегистрированного  ствола.  У  Валерия  Нестеренко   была
хроническая неприязнь к общению с людьми в форме. Другой выход...
   - В тачку, быстро! И в больницу! - скомандовал Нестеренко.
   Спустя минуту покореженный, но все еще пригодный к передвижению "паджеро"
выкатился с обочины на шоссе. Левая передняя камера прихрамывала, но  воздух
держала. Девушка сидела рядом с Валерием. Парень лежал  на  заднем  сиденье.
Валерий убрался как раз вовремя: исчезая в широкой  подворотне  многоэтажки,
он заметил в  зеркальце  заднего  вида  всполохи  милицейских  "синеглазок".
Впрочем, его торопливость объяснялась не  только  нежеланием  встречаться  с
ментами. Еще полчаса - и никуда к черту на этой тачке не уедешь:  масло  все
вытечет и двигатель заклинит на первой же сотне метров.
   Минут десять спустя на  заднем  сиденье  что-то  зашевелилось,  и  тонкий
мальчишеский голос спросил:
   - Куда мы едем?
   - Очнулся? - спросил Нестеренко, - в больницу.
   - Не надо в больницу, - попросил парень.
   Нестеренко с визгом свернул к обочине, заглушил мотор и обернулся.
   Только теперь, при свете уличного фонаря и приборной доски, он  смог  как
следует рассмотреть обоих пассажиров незадачливой "мазды".  И  хотя  Валерий
Нестеренко был "афганцем" и человеком, привычным ко всякой мерзости и крови,
он внезапно почувствовал, как сердце его уходит куда-то вниз,  а  руки  сами
собой сжимаются в кулаки.
   Перед ним были дети. Мальчишке было лет пятнадцать,  не  больше:  у  него
были узкие плечи, цыплячья шея и черные большие  еврейские  глаза.  Девочка,
которую Нестеренко впопыхах принял за шлюху, явно была  его  одноклассницей:
кокетливая красная мини-юбка, притязающая на сексапиль-ность, была,  видимо,
куплена на загородной толкучке за пятьдесят  рублей,  красные  же  босоножки
стоили ненамного дороже, а неловкий и обильный грим был теперь  размазан  по
почерневшему личику.
   Шок явно не прошел:  девочка  кивала  головой,  как  болванчик,  и  часто
дышала. Вот-вот она опомнится и заплачет.
   Нестеренко видел много трупов, и некоторые из них были  его  собственного
производства. Но он не помнил, чтобы  ему  пришло  в  голову  заказать  двух
пятнадцатилетних детей. И он абсолютно не мог представить себе  ситуации,  в
которой он бы захотел или смог это сделать.
   Нестеренко вышел из машины и открыл заднюю дверцу.
   - Сам можешь вылезти? - спросил он парня.
   - Да, - сказал тот, -  только  рука  болит.  Наверное,  сломана.Рука  его
висела под каким-то нелепым углом.
   Расположив мальчика на травке, Валерий разрезал рубашку парня и осторожно
коснулся локтя. Парень вскрикнул.
   - Смещенный перелом, - констатировал Нестеренко.
   Дальнейший осмотр выявил  наличие  парочки  сломанных  ребер  и  обширные
синяки.
   - Твоя очередь, - сказал Валерий девочке.
   - А?
   - Раздевайся, - ехидно сказал Нестеренко, - буду тебя лапать.
   Девочка уткнулась носом  ему  в  подмышку  и  заплакала.  Быстрый  осмотр
показал, что ей повезло  куда  больше,  чем  ее  кавалеру.  Невосполнимые  и
окончательные потери понесли только босоножки, у которых в спешке  отодрался
каблук, да кофточка,  разодравшаяся  чуть  не  пополам,  пока  дальнобой-щик
вытаскивал ее из покореженной машины.  Лифчика  под  кофточкой  не  было,  и
девочка теперь сиротливо  сжимала  ее  на  груди,  пытаясь  прикрыть  острые
маленькие грудки.
   - Как тебя зовут? - спросил Валерий мальчика.
   - Мишка. А ее Лера.
   - И почему ты не хочешь в больницу?
   - Я боюсь. Вдруг они в больницу тоже придут?
   - Кто - они?
   Мальчик не отвечал. Зато вдруг встрепенулась девочка.
   - А почему вы стреляли в эту машину? - спросила она.
   - Как - стреляли? - насторожился мальчик.
   - Ты  не  видел,  а  я  видела,  -  пояснила  Лера.  -  Они  нас  сначала
подстрелили, а потом развернулись и хотели нас добить. Они попали в  машину,
а потом он, - и девочка ткнула тонкой лапкой в Валерия, - сшиб того, который
стрелял, и они нас не добили и поехали прочь.
   Девочка опустила руку, и  деревянные  браслеты  на  ней  легко  звякнули.
Мальчик уставился на Валерия черными большими глазами.
   - Кто вы такой? - спросил он.
   - Проезжий, - сказал Валерий. - Считай, что вам крупно повезло. Не люблю,
когда на моих глазах мочат людей без моего на  то  разрешения.  Тебе,  Миша,
сколько лет?
   - Пятнадцать. И три месяца.
   - И давно у нас с пятнадцати права выдают? - поинтересовался Нестеренко.
   - А давно у нас в черте города на ста сорока ездят? - возразил мальчик.
   - Почему в тебя стреляли?
   - Это, наверное, не в меня. Это в отца.  Тачка-то  отцовская,  -  пояснил
мальчик.
   - А кто отец?
   - Генеральный директор "Рыково-АВИА", - сказал мальчик.
   - Это что - аэропорт Рыковский?
   - Авиакомпания и аэропорт.
   - С ума сойти. Он что, еще существует? Я думал, он давно загнулся.
   - Так, - проговорил мальчик, - летаем немножко.
   - И за что на твоего папашу наехали?
   - Не знаю, - сказал мальчик.  Черные  глаза  упрямо  сверкнули.  Он  явно
что-то знал, но беседовать на эту тему со случайным  проезжим,  которому  не
нравится, когда в людей стреляют без его позволения, не на