ринимаясь  лаять  на  подсевшего  к  ней  молодого
человека. Пенсионерка взахлеб рассказывала молодому человеку одну  из  самых
интересных историй, случившихся с ней за последние полгода: это была история
о том, как она играла с Сергеем Петровичем и с Аней в "подкидного" и вот-вот
должна была выиграть - и тут прибежали люди в масках  и  пятнистой  форме  и
выдворили ее с лавочки, потому что на пятом этаже засел террорист. Это  была
не такая поучительная история, как та, что случилась вчера, когда продавщица
на базаре попыталась обсчитать ее на двадцать копеек, но и в ней  были  свои
незабываемые моменты.
   - Значит, они вас не спрашивали, куда побежал преступник?  -  переспросил
молодой человек.
   - Какое спрашивали! - возмутилась старушка. - Эти,  молодые,  разве  чего
спрашивают? Они сами все знают!
   - Этот, который террорист, мы  даже  и  не  заметили,  как  он  прошел  в
подъезд, - поддакнул подошедший к ним пенсионер - это ему принадлежал  белый
пудель, - а минут через пять пробегают  двое  из  воинской  части.  Солдатик
кричит: "Парень тут не пробегал, в джинсах, в замшевой куртке?" Мы  говорим,
что никто не пробегал. А другой, со звездочками, в подъезд и сразу на третий
этаж, шмяк в дверь и кричит сверху: "Тут он! Вызывай ребят!"
   - А вот еще у меня соседка завела привычку кормить голубей, - со  вздохом
сказала старушка. - Я  ей  как-то  говорю:  "Валерия  Павловна!  Что  же  вы
делаете? Голубь птица антисанитарная, а балкон у нас общий..."
   Старушка оглянулась.
   Молодого человека уже не было поблизости.
   - Вот молодежь, - сказала старушка, - никакого уважения к  старшим,  -  и
принялась рассказывать историю про голубей соседу с пуделем, который  слышал
ее уже около семи раз.
   Алексей Юрьевич Глуза, ближайший друг Ив-кина и  исполняющий  обязанности
генерального директора "Рыково-АВИА" на время болезни своего шефа, прибыл  к
особнячку, занимаемому Службой транспортного контроля, около  четырех  часов
дня.
   Встреча с Рамзаем, директором службы, была назначена ровно на четыре.
   Тем не менее прошло не меньше получаса, пока Глузу запустили в кабинет, и
все это время он сидел в предбаннике, забившись в угол коричневого  кожаного
дивана  и  угрюмо  листая  случившийся  рядом  журнал   "Эксперт".   Холеная
секретарша Рамзая забыла предложить ему  чаю,  а  многочисленные  посетители
приемной - большей частью чиновники СТК - избегали разговаривать  с  Глузой.
Те же, что разговаривали,  звучали  ненатурально  бодро  -  так  оголодавшие
наследники разговаривают с богатым дядюшкой, находящимся в последней  стадии
рака.Наконец, в полпятого  вечера  секретарша  подняла  головку  от  книжки,
которую она читала, и сказала:
   - Вас просят пройти.
   Глава Службы транспортного контроля Сергей Станиславович Рамзай  сидел  в
просторном кабинете, в сени  широкоформатного  флага  Российской  Федерации,
лениво колыхавшегося в такт оконным занавескам. Обширный,  но  дешевый  стол
перед Сергеем Рамзаем был завален бумагами - не то затем,  чтобы  впечатлить
всякого,  кто  заглянет  в  кабинет,  несомненными  доказательствами  бурной
жизнедеятельности и полезности Службы, не то затем,  чтобы  скрыть  пятна  и
порезы на  многое  повидавшей  поверхности  стола.  Кроме  бумаг,  на  столе
красовались выключенный компьютер  с  клавиатурой,  покрытой  пылью,  модели
ИЛ-62 с задранным в потолок носом, и фотография Сергея Рамзая  в  обнимку  с
бывшим первым  вице-премьером  Олегом  Сосковцом.  У  Сергея  Станиславовича
Рамзая было крупное, холеное лицо довольного Богом священника или довольного
миром чиновника, и он взирал на Глузу покровительственно и холодно.
   К заваленному бумагами столу был пристроен другой, буквой Т: по  обе  его
стороны тянулись кожаные кресла. В одном из этих  кресел  сидел,  развалясь,
худощавый человек со скучающим выражением породистого лица: это  был  первый
заместитель Рамзая, Анатолий Васильевич Васючиц, также известный авиационной
публике под кодовым наименованием "Вась-Вась".
   Повинуясь царственному кивку Рамзая, Алексей Юрьевич Глуза сел  в  кресло
напротив и забегал глазами по сторонам.
   - Как же  так,  Алексей  Юрьевич,  -  раздался  размеренный,  исполненный
собственного достоинства голос главы Службы, - вы обещали помочь нам...
   - Он обещал помочь себе, - перебил развалившийся  в  кресле  "Вась-Вась".
Глуза повесил голову.
   - Нет, я правильно понимаю, Алексей Юрьевич, - что когда вы сегодня утром
обзванивали всех членов совета директоров, то вы звали их на  заседание,  на
котором Кагасова должны были назначить исполняющим обязанности  генерального
директора. Так?
   - Да.
   - И почему же этого не произошло?
   - Послушайте, я тут ни при чем!  Появился  этот  бандит,  поставил  своих
людей в больнице, поставил своих людей в аэропорту, зашел во все кабинеты со
своими качками: "Ага, у вас тут совет директоров намечается? Вы, пожалуйста,
определитесь правильно с голосованием".
   - И почему с голосованием определились в вашу пользу?
   - Но это ... естественно... Я - правая рука Вити. И в качестве его правой
руки...
   - В качестве его правой руки вы можете  сесть  за  решетку,  -  угрожающе
сказал Рамзай. Глуза содрогнулся.
   - Сергей Станиславович! Анатолий Васильевич! - умоляюще сказал он. - Но я
не вижу, чтобы произошло что-то такое уж страшное. Весь  аэропорт  устал  от
этой склоки. Я устал от этой склоки. Я гарантирую вам, что мое назначение  -
это правильное решение! Если бы назначили Кагасова - его  не  любят  пилоты,
еще бы забастовка какая случилась...  Ну  почему  вам  так  обязателен  этот
Кагасов?
   - Потому что Кагасов - честный человек и отличный хозяин, а вы все жулье,
- заявил Рамзай,  -  потому  что  под  его  руководством  аэропорт  добьется
процветания! Пора навести порядок на топливо-заправочных  комплексах!  Я  не
позволю вам обманывать государство! И если вы будете продолжать  вести  себя
так, как вы ведете, то мы полностью и досконально проверим все, что творится
на вашем ТЗК! И что творится с вашими авиабилетами!
   Размай встал. Его круглое, лоснящееся лицо преобразилось. Он заговорил.
   Он говорил о необходимости создания государственного концерна,  наилучшим
образом  осуществляющего  авиазаправки,  и   о   минимизации   расходов   на
обслуживание  самолетов.  Он  говорил  о  необходимости  повышения  качества
авиаобслуживания и о соревновании с зарубежными компаниями.
   В процессе говорения лицо  Рамзая  преображалось.  Он  напоминал  уже  не
серенького чиновника - он  напоминал  рок-певца,  стоящего  на  сцене  перед
потрясенным залом. Он не говорил, он пел.
   Когда он  дошел  до  роли  СТК  в  развитии  отечественной  авиации,  его
заместитель Васючиц стал откровенно и хамски улыбаться - впрочем, Рамзай  не
замечал этой улыбки, потому что за всю его жизнь Рамзаю ни разу в голову  не
пришло, что его мыслям можно внимать иначе, как с почтительным  потрясением,
а Глуза, напротив, уткнул глаза  в  полированный  стол  и  думал:  "Пронеси,
Господи!"
   Наконец, запас внутреннего  душевного  топлива,  воспламененного  жалкими
оправданиями Глузы, иссяк. Рамзай перевел дух, а Васючиц спокойно сказал:
   - Алексей Юрьевич, "этот бандит", как вы выразились,  имеет  в  аэропорту
какой-нибудь официальный статус?
   Глуза побледнел и стал напоминать цветом кафель в ванной.
   - Да... - еле слышным шепотом произнес он.
   - И какой именно?
   - Э-э... заместитель генерального. По безопасности.
   - И кто его на эту должность назначил?
   - Таково  было  желание  Виталия  Моисеевича...  Строго  говоря,  Виталий
Моисеевич не выражал подобного желания в разговоре с Глузой, ибо Глуза с ним
еще не разговаривал. Но Миша Ивкин непререкаемым тоном заявил Глузе, что его
отец, до того как опять заснуть, таковое желание выразил, и Глузе как-то  не
пришло в голову, что мальчишка мог и соврать.
   - Я спрашиваю, - холодно осведомился Васючиц,  -  чья  подпись  стоит  на
приказе о назначении Нестеренко?
   - Моя, - сокрушенно признался Глуза.
   - Не слышу! Громче!
   - Моя.
   Васючиц развел руками и повернулся к Рамзаю.
   - Тебе все  ясно,  Сергей?  -  спросил  он.  Странное  дело:  старшим  по
должности был, несомненно, Рамзай, и именно Рамзай произносил долгие речи  и
ставил размашистые  подписи,  но  у  каждого,  кто  сидел  в  этом  кабинете
достаточно долго, складывалось впечатление, что содержание бумаг, на которых
стоят подписи Рамзая, диктует отнюдь не сам Рамзай.
   Васючиц помолчал и закончил:
   - Я думаю, Алексей Юрьевич  сделает  правильные  выводы  и  на  следующем
собрании акционеров  нашу  доверенность  признают  правильной.  В  противном
случае мы  разберемся  с  деятельностью  "Авиетты"  и  других  принадлежащих
Алексею Юрьевичу компаний.
   Ошалевший Глуза вылетел из  кабинета,  чувствуя,  как  вся  его  верность
Ивкину растворяется, как  обмылок  в  горячей  воде,  перед  более  насущной
задачей спасения свой шкуры.
   Рамзай и Васючиц остались в кабинете одни.
   - Ну я пошел, Сергей Станиславович, - сказал Васючиц.
   - Да, Толя, конечно... погоди! Васючиц обернулся от двери.
   - А эта ужасная история с Ивкиным - это правда, что в него стреляли?
   - Ну, знаешь! Я во всей этой грязи даже разбираться не хочу, - с  видимым
отвращением пожал плечами Васючиц, - стрелять-то в него стреляли,  да  не  в
него, и вдобавок не попали... То ли в него стреляли, то ли он сам...
   - Ты думаешь, он на себя инсценировал покушение? - сообразил Рамзай.
   - Либо он сам, - кивнул Васючиц, - либо кому-нибудь долг не  отдал...  Ты
же знаешь, Рыкове кучу денег задолжало, кто-то наконец должен был обидеться.
Там эти, из Харькова, все провода нам оборвали!
   Глава  Службы  облегченно  вздохнул.  Сегодня   утром   на   конференции,
посвященной развитию отечественной авиации, где он читал доклад, он встретил
нескольких знакомых, и многие из этих знакомых странно на  него  смотрели  -
так, словно его Служба имела какое-то  отношение  к  уголовным  приключениям
Ивкина. Рамзай почувствовал себя  очень  неудобно  и  был  рад,  что  сейчас
Васючиц объяснил ему простую вещь: Ивкин сам имитировал на  себя  покушение,
чтобы настроить людей против Службы и лично него, Рамзая.  Все-таки  Васючиц
был удивительно компетентный человек.
   - Да, чуть не забыл, - сказал Васючиц. Он достал из  внутреннего  кармана
пиджака белый матовый конверт и  ласкательным,  почти  незаметным  движением
подсунул его под бумаги на столе начальника. Поклонился и вышел из кабинета.
   Рамзай поспешно достал конверт и открыл его. Внутри были доллары -  много
долларов.  Рамзай  пересчитал  деньги  -  их  было   пять   тысяч.   Теплое,
признательное чувство к заму охватило его. Пять тысяч долларов! Да это же  -
это почти треть иномарки!  Все-таки  Анатолий  Васильевич  был  удивительный
человек. Фактически ни за что, просто из чувства личной дружбы, каждый месяц
этот конверт оказывался на столе Рамзая. И за что? Разве Анатолий Васильевич
когда-нибудь попросил  его  принять  неправильное,  несправедливое  решение?
Разве  он  когда-нибудь  сообщал  ему   неверную   информацию,   разве   вся
деятельность службы под руководством Рамзая и добровольной помощью  Васючица
не способствовала процветанию Родины?
   Пять тысяч долларов! Скоро можно будет отремонтировать дачу!
   И тут Рамзай ненароком вспомнил, что Васючиц строит  новую  дачу,  совсем
неподалеку от прежней. В новой даче было три этажа и башенка, и она не могла
стоить меньше... меньше трехсот или четырехсот тысяч  долларов.  Сколько  же
получает Анатолий Васильевич и за что, и не слишком ли мало идет в тот белый
конверт, который ежемесячно оказывается на столе Рамзая?
   Но эта мимолетная и не слишком-то приятная мысль  пришла  и  ушла.  Глава
Службы  транспортного  контроля  Сергей  Станиславович   Рамзай   не   любил
неприятных мыслей.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   На следующее утро Сазан  явился  в  Рыково,  прихватив  с  собой  парочку
бухгалтеров из подведомственных ему структур.
   По дороге, застряв в гигантской автомобильной пробке, он проклял  все  на
свете и подумал, что если  он  не  найдет  в  Рыкове  хорошей  квартиры,  то
откажется от этого куска просто из-за географических его особенностей.
   Подъезд к  аэропорту  был  перегорожен  желтым  шлагбаумом:  вчера  Сазан
проезжал через шлагбаум с Глузой, но на этот раз Сазану пришлось ждать, пока
охранник в камуфляже не поднимет шлагбаум.
   Охранника Сазан помнил хорошо - второго дни тот был в кабинете  директора
вместе с Големом.
   Сазан опустил стекло, и охранник, наклонившись к  машине,  вручил  Сазану
маленький белый листок - квитанцию на стоянку.
   - Тебя как зовут? - спросил Сазан.
   - Семка. А это Вершок.
   Сазан посмотрел вправо и увидел, что за будкой стоит еще  одна  личность.
Личность была вполне  крупногабаритная,  метра  под  два  ростом  и  в  метр
шириной.  Голое  пузо  нещадно  выпирало  из  камуфляжных  штанов,  в   углу
широченного рта сиротливо болталась  папироска,  а  маленькие  синие  глазки
взирали на мир  из-за  необъятных  щек  с  неожиданным  для  подобного  типа
добродушием. Это, стало быть, и был Вершок, получивший свою кличку  явно  за
миниатюрные размеры.
   - Базар есть, - сказал Семка.
   - Есть - так поговорим, - отозвался Сазан. Он бросил свой "мере" метрах в
десяти от будки, выключил радио и подошел к обоим охранникам.
   - Ты что там говорил насчет Шила? - спросил Семка.
   - Сказал, что не верю, что Шило случайно грохнули.
   - И как все, по-твоему, было?
   - Ну, я над ними с  фотокамерой  не  стоял,  -  проговорил  Сазан,  -  но
представь себе  простую  вещь.  Нам  сказали,  что  Шило  остановил  военный
патруль, а Шило принялся в патруль шмалять. Могло такое быть?
   - Могло, - сказал Семка.
   - А теперь представь, что первым стрелял не Шило, а солдаты.
   - А зачем?
   - А зачем Шило ехал в Рыково? Он тут что,часто бывал?
   Семка с Вершком переглянулись.
   - Ну, раз в неделю приезжал.
   - Его вчера ждали?
   - Нет.
   - Кто-то сказал, что просил его приехать?
   - Не-а.
   - Я так думаю, что кто-то  все  же  попросил  его  приехать.  Позвонил  и
сказал, что это срочно. А сейчас он в этом не признается. И в этой истории я
уже второй раз встречаюсь с такой штукой: человека срочно просят приехать, а
по дороге  расстреливают...  Какой-то  шибко  умный  сценарист  повторяется.
Вершок задумчиво чесал голову. Голова у него была бритая,  с  ярким  красным
шрамом на макушке, и задумчивый  Вершок  являл  собой  живую  иллюстрацию  к
словарной статье "оксюморон".
   - И еще, - сказал Сазан, - попросить Шило приехать мог только кто-то, кто
имел вес в аэропорту. Если  бы  ему  позвонил,  уборщик,  он  бы  перезвонил
кому-нибудь другому. Так что это был кто-то из заместителей директора.
   - Или  Голем,  -  пророкотал  Вершок  низким  басом,  схожим  с  урчанием
неисправного КамАЗа.
   Сазан промолчал.
   - У Ивкина честные замы? - спросил он.
   - Да мы что, - сказал Вершок, - нас, что ли, туда пускают?  Наше  дело  -
бабки за бензин выбивать. Во, было - улетели  красавцы  аж  в  Иркутск,  как
прилетим, говорят, так заплатим. До Иркутска четыре часа лету,  а  они  пять
месяцев летели.
   - Прилетели? - поинтересовался Сазан. Вершок поднял  необъятных  размеров
кулак и поднес его к собственному носу, словно любуясь.
   - Прилетели, - сказал Вершок, - как я их обидел, так сразу прилетели.
   - У Ивкина Глуза - первый зам, - сказал Семка, - хитрая сволочь и от  нас
морду воротит. Если кто-то снюхался с Кагасовым, так это он.
   - Ну я пошел, - сказал Сазан. И повернулся к машине.
   - Ты это... погоди...
   Сазан приостановился. Семка смотрел на него, словно прицениваясь
   - Ты учти - пока там с Шилом все не размотается, мы никому морду бить  не
будем. Есть среди ребят такое настроение.
   - Учту, - сказал Сазан.
   * * *
   Здание аэропорта было весьма пустынным, и, что самое печальное, -  в  нем
отсутствовали те самые палатки, киоски, книжные  стенды,  крикливые  россыпи
глянцевых журналов, что облепляют стадионы и аэропорты,  как  рыбы-прилипалы
крупного кита, и лучше, чем любая поддельная бухгалтерия, свидетельствуют  о
процветании или смертельной болезни учреждения.
   Стайка немногочисленных пассажиров кучкова-лась перед выходом номер пять.
На билетной кассе поверх задраенного стекла болталась картонка  с  надписью:
"Ушла на пять минут". Одинокий  багажный  конвейер  крутился  с  грохотом  и
лязгом, черные резиновые пластины налетали  одна  на  другую,  по  конвейеру
катался невероятных размеров рюкзак. Потом  из  стеклянных  дверей  подбежал
человек, схватил рюкзак и поволок его вон. Конвейер продолжал свое  сизифово
ко-ловращенье.
   Из лужицы на бетонном полу пил голубь.
   Сазан сунул  руки  в  карманы  и  прошел  через  арку  металлоискателя  к
пассажирскому  залу.  Арка  немедленно  принялась  орать.   Толстая   тетка,
предназ-наченная для проверки билетов, заполошно вскричала: - Эй, гражданин!
Который в пиджаке! Вернитесь! Вы куда без билета?
   Немногочисленные  пассажиры   уже   выворачивали   головы,   обрадованные
разнообразящему будни скандалу. Валерий повернулся  и  устало  посмотрел  на
тетку.
   - Я Нестеренко, - сказал он.
   - А мне какое дело? - изумилась тетка: видимо,  персонал  такого  низшего
уровня подробности вчерашней революции еще не коснулись.
   - Хоть Нестеренко, хоть Шестеренке, -  -  продолжала  тетка,  -  вы  чего
звените? Может, у вас там автомат?
   Валерий распахнул пиджак.
   - Всего лишь "Макаров", - мстительно сказал он.
   Тетка на манер гуся уставилась ему под мышку,  от  растерянности  утратив
дар речи.
   Воротца для пассажиров были еще  заперты.  Валерий  прошел  на  балкон  и
спрыгнул оттуда на теплый, шершавый бетон, кое-где поросший пушком травы.
   Впереди, сколько хватало глаз, простиралась безрадостная бетонная сельва,
отороченная на самом горизонте  забором.  К  пассажирскому  терминалу  важно
катился  желтый  открытый  автобус  пенсионного  возраста.  Метрах   в   ста
разгружался чартерный грузовой рейс.
   Сазан засунул руки в карманы и побрел по  жесткой  траве  вдоль  рулежки.
Человек в  рабочем  комбинезоне  издали  замахал  на  него  рукой  и  что-то
прокричал.
   - Туда нельзя! - закричал человек. Сазан пожал плечами и  побрел  дальше.
Над головой Сазана, едва не оборвав барабанные перепонки, прошмыгнул самолет
с огромным изображением орла на хвосте. Из-под белоснежных  крыльев  свисали
шасси, грязные, как подштанники.
   Самолет соприкоснулся  с  полосой,  подпрыгнул  по-кенгурячьи  и  побежал
дальше, туда, где рабочий с желтым флагом уже отмахивал ему дорогу.
   Парень в комбинезоне торопливо шагал через рулежку к Сазану.
   - Ты кто такой? - начал браниться он. - Здесь тебе не улица Арбат,  ясно?
Здесь ходить нельзя!
   - Всем нельзя, а мне можно, - отозвался Сазан.
   - Это почему же тебе можно? - опепщл комбинезон.
   - А потому что я так устроен, - объяснил Сазан, - потому  что  я  за  это
дрался и получил право ходить, где нельзя.
   - А, понял! - сказал человек. - Это ты новая "крыша"?
   - А ты?
   - "Рыково-ремонт". Зам главного. Макарьев. Макарьев с  Сазаном  прошли  к
навесу,  под  которым  стоял  старенький   трап   с   вывороченными   наружу
внутренностями. Нестеренко сел на ступеньку трапа, и Макарьев  сел  рядом  с
ним.
   Из-под  навеса  был  виден  угол  аэровокзала  и  желтый   автозаправщик,
ползающий по полю, как божья коровка.
   - И что ты думаешь обо всей этой склоке? - спросил Сазан.
   - Съедят Моисеича, - сказал Макарьев. - Он же с  Сергеевым  поругался,  а
"Вась-Вась" с Сергеевым дружит.
   - А кто такой Сергеев?
   Макарьев ткнул пальцем куда-то вбок.
   - Хозяин "Рыково-2". Военного.
   - Ив чем они поругались?
   - Долгая история.
   - А все-таки?
   - А когда выборы в Думу были, Сергеев  сына  хотел  депутатом,  а  Ивкин,
обратно-таки, хотел Глузу. Ну,  Сергее