ваться? - Голос Транга шелестел,  как  ветер  в
листьях деревьев. - Ты боишься меня? Успокойся. Я знаю, где ты.
   Пот  прошиб  Сива.  Лекарства,  прописанные  врачом,  и   напряжение,
вызванное  ситуацией,  работали  против  него.  В   голове   стучало   и
отвратительная вялость  охватила  его.  Он  чувствовал,  как  постепенно
начинает циркулировать  в  его  теле  адреналин,  пытаясь  противостоять
этому. Значит, и внутри него тоже воина идет.  Он  потихоньку  двинулся,
обходя  трубы  парового  отопления,  скопления  проводов,   похожих   на
человеческие нервы, торчащие из рваной раны.
   - Не бойся, Танцор, - увещевал голос  Транга,  напомнив  Сиву  голоса
вьетконговцев, выкрикивающих из густых джунглей предложение сдаться. - Я
знаю, ты ищешь Волшебника. Он  мертв.  Я  убил  его  самым  красивым  из
способов:  он  лежит,  осыпанный  стеклом,  пронзенный  со  всех  сторон
покореженным металлом. Было очень много крови.
   Сив продолжал двигаться  среди  рукотворных  джунглей  чрева  здания,
раздумывая о том, в порядке ли у Транга с головой. Возможно, всегда было
не в порядке.
   - Значит, - сказал он наконец, - это ты в  нашем  отряде  работал  на
северян.
   - Я был привязан, - откликнулся Транг, - и к Югу, и к Северу. Работал
и на тех, и на других, и ни на  кого  конкретно.  Потому  что,  в  конце
концов, между ними разницы не было.  Какая  может  быть  разница,  когда
жадность  и  страх  облекается  в  одежды  политических   идеалов!   Все
пропитывается ядом, и никому не устоять против этого цунами.
   То,  что  он  говорил,  было  вполне  разумно.  Но  тут   Сив   вдруг
почувствовал, что ему глубоко наплевать на то, что Транг делал во  время
войны и по каким мотивам. Главное, Транг убил Доминика. Взял свой  сучий
боевой веер и всадил его заточенный, как бритва, край  Доминику  в  шею,
разрывая плоть, мышцы, кровеносные артерии и позвоночный столб.  За  это
Транг поплатится.
   - Ты убил моего брата. - Он упрямо двигался вперед, пригнувшись между
труб парового отопления, между  опорами,  на  которых  крепились  кабели
электропроводки. - Я иду, чтобы рассчитаться с тобой.
   - На мне и так слишком много грехов, - откликнулся Транг из  темноты.
- И я не хочу тебя убивать. Кроме того, я не  могу  умереть.  Во  всяком
случае, пока. - Он хотел сказать еще очень многое: о том,  как  на  него
нашло озарение, когда он держал в руках Лес Мечей,  и  потом  во  второй
раз, когда он сидел в разбитом "БМВ".
   Но у него ничего не получилось. Как будто не только  весь  его  запас
английских  слов  внезапно  истощился,  во  и   сами   понятия   куда-то
разбежались. И тогда он заговорил по-вьетнамски.  Но  его  родной  язык,
которым он так мало  пользовался  и  так  редко  слышал,  вызвал  образы
коптящих языков пламени пожарища, которое запалили не  без  его  помощи.
Слезы полились у него из глаз, и он резко закрыл рот, так что даже  зубы
лязгнули.
 
*** 
 
   Когда Крис и М. Вогез спустились в прихожую, там никого не было.
   - Возможно, он еще в саду, - предположил М. Вогез.
   Но тут Крис заметил кровавый знак на двери в подвальное помещение.
   - Что это?
   М. Вогез подошел к нему.
   -  Это  фунг  хоанг,   вьетнамский   феникс.   Мифическое   существо,
считающееся бессмертным.
   - Это Транг, - сказал Крис и открыл дверь.
   Они спустились в кромешную тьму.
   Запах гнили и ржавчины стоял в воздухе. Впечатление такое, что  ты  в
склепе. Они достигли конца ступенек, и Крис чуть голову  себе  не  снес,
наткнувшись на острый кусок металла, вытарчивающий из  стены  на  уровне
груди. Он вовремя пригнулся и дал знак М. Вогезу сделать то же самое.
   - Я знаю Транга, - сказал М. Вогез, останавливаясь внизу лестницы.  -
Позвольте, я с ним займусь.
   - Но он уже не работает на  вас,  -  возразил  Крис.  -  Возможно,  и
никогда всерьез не работал. Он уже предал вас однажды.
   - Тем не менее, -  сказал  М.  Вогез,  -  он  вьетнамец.  Я  знаю  их
менталитет и умею с ними разговаривать.
   - Не ходите сюда! Крис узнал голос Сива.
   - Что ты здесь делаешь? - крикнул Крис. - Сутан сказала, что...
   - Зачем ты спрашиваешь? - откликнулся Сив.  -  Ты  знаешь  прекрасно,
зачем я здесь.
   - Похоже. Гуарда уже нашел Транга, - тихо сказал М. Вогез.
   - Сив, Транг нужен нам живым, - крикнул Крис. - Только он один  может
вывести нас на Волшебника.
   - Я тебе удивляюсь" - откликнулся Сив. - Транг убил твоего брата.  Он
почти убил Аликс. - Голос у  Сива  звучал  странно.  Гортанные  призвуки
делали его каким-то уж чересчур зловещим.
   - Он за это ответит в свое время, - сказал Крис, понимая, куда клонит
Сив. - Не ершись.
   - Я тебя предупреждаю, - крикнул Сив. - Не лезь сюда. Транг  мой.  Он
убил Доминика. И сейчас он за это заплатит.
   Крис использовал последнее средство.
   - Ради Бога, Сив, опомнись. Ты же полицейский!
   - Не лезь сюда, черт побери! Не с твоими нервами  ввязываться  в  это
дело.
   - Пошли! - шепнул Крис мосье Вогезу. - Что мы стоим? Нам надо быстрее
туда!
   - Быстрее не получится, - заметил М. Вогез. - Тут целый  лабиринт  из
труб и проводов. Даже если бы здесь горел свет,  и  то  было  бы  трудно
увидеть, где они. Вот если бы у нас была двенадцатифутовая лестница,  мы
бы...
   Он не договорил и двинулся вперед,  вытянув  вперед  руки,  чтобы  не
наткнуться на какой-нибудь острый выступ  или  проходящую  низко  трубу,
прислушиваясь к звукам.
   - Надо спешить! - понукал его Крис. - Он убьет  Транга,  если  мы  не
вмешаемся.
   - Или Транг убьет его.
 
*** 
 
   - Это ничего, что ты больше не любишь его, - сказала Морфея. - Я буду
его любить за нас двоих.
   Сутан стояла в дверях комнаты в конце холла.
   - Кажется, я так и не научилась любить  его.  -  Несколько  торшеров,
стоящих  в  комнате,  заливали  светом  пол,  но  лицо  Морфеи  не  было
достаточно ярко освещено, и Сутан вглядывалась в него, будто  перед  ней
было существо, которое давно считалось вымершим. - Вот чего  я  не  могу
понять, так это как можно продолжать любить его,  зная  о  нем  то,  что
знаешь ты?
   Морфея улыбнулась улыбкой, которую люди,  не  знающие  ее,  могли  бы
назвать льстивой. Напротив, эта  улыбка  отражала  внутренний  покой  ее
души.
   - В отличие от тебя, - сказала она, - я принимаю  человека  со  всеми
его слабостями и недостатками. Если жизнь и научила меня чему-нибудь, то
это не искать в  жизни  совершенства,  но  исправлять  наши  собственные
погрешности.
   Даже не обдумывая это специально. Сутан выбрала именно эту позицию  в
комнате, откуда она могла издали изучать свою новую подружку и в  то  же
время видеть сквозь открытую дверь весь холл. Но и здесь она была только
в относительной безопасности. Ей хотелось выпить, но никакого  спиртного
в поле зрения не было,  и  ей  не  хотелось  выказывать  свою  слабость,
попросив Морфею принести ей чего-нибудь покрепче.
   - Это, если я не ошибаюсь, бордель, - сказала Сутан. - Что  ты  здесь
делаешь?
   - Я знаю, кто я такая, - сказала вместо ответа Морфея, двигаясь через
освещенный круг на полу, как призрак через залитую лунным светом  лесную
лужайку. - Но для меня очень важно, какой меня видишь ты. - В ее  голосе
не было ни тени раздражения.
   - Почему? - Реплики Сутан в этом диалоге произносились на  повышенных
тонах.
   - Мне кажется, это естественно, - ответила Морфея. - Ты его дочь.
   - Чудно, но я совершенно не чувствую себя его дочерью.
   - Ну, это трагедия для всех нас.
   - Поэтому ты и привела меня сюда? Хочешь обработать меня?
   - Я привела тебя сюда, уведя из того  места,  где  тебе  не  хотелось
находиться, - заметила Морфея, опять уходя из света в тень. - Вот и все.
   - Я тебе не верю. - По мере того, как Морфея к ней приближалась,  она
все больше и больше нервничала. - Ты привела меня сюда, чтобы  заставить
меня помириться с отцом. Научить дочерней любви.
   Опять та же самая улыбка.
   - Сутан, как ты можешь не понимать того, что  мне  кажется  настолько
очевидным? Невозможно научить инстинктам. Несмотря на все твои заверения
в противном, я убеждена, что ты любишь своего отца. И я думаю, ты всегда
любила его. Но потом, с годами, ты научилась его ненавидеть.
   - Нет, я...
   Но тут Сутан увидела своего отца и Криса. Они быстро шли  через  холл
по направлению к выходу. Заметив их, и Сутан двинулась следом. А потом и
бегом припустилась.
   - Я его вижу!
   Крис повернул голову.
   - Кого? Сива?
   Но М. Вогез уже устремился вперед. Я положу конец  этому  безумию,  -
думал он. Хоть в какой-то степени исправлю то, что натворил.
   - Мосье Мабюс, - прошептал он, двигаясь  вдоль  труб  в  полутьме.  -
Послушайте меня. Я хочу спасти вас. Поверьте, я вам все прощаю...
   Мощная рука схватила его за  горло  и  оторвала  от  пола.  М.  Вогез
задергался, не в силах ни дышать, ни говорить, ни, тем  более,  кричать.
Он смотрел в лицо М. Мабюса, напряженное  и  осунувшееся.  Тонкая  синяя
жилка пересекала его лоб и  пульсировала,  как  будто  живя  собственной
жизнью.
   - Tu... me... pardonnes? - Ты меня прощаешь? Слова вырывались из  его
уст с неестественной  аспирацией,  порожденной  невероятным  изумлением.
Затем Транг с такой силой ударил М. Вогеза спиной о  ржавые  трубы,  что
руки и ноги бедняги задергались, как у марионетки.
   - Mon Dieu! - только и сумел выдохнуть М. Вогез, когда  Транг  уронил
его, как куль с мукой, на грязный от мазута цемент пола.
   Транг нагнулся над ним, тяжело дыша, как загнанный зверь.  Глаза  его
были широко раскрыты и совершенно безумны, хотя в душе его в этот момент
текла золотая река из слов:
   Порою я как без мамы дитя...
   И дом так далек...
   - Не тебе прощать меня! - Как  и  в  предыдущем  высказывании,  слова
вырывались из стиснутого ненавистью горла, как отравленные пули. -  Если
здесь и говорить о прощении, то  только  с  моей  стороны.  Но  прощение
предполагает милосердие. - Он начал медленно вытягивать руку. - А во мне
его ни капельки не осталось. - Теперь пальцы Транга почти касались груди
М. Вогеза, как раз в том  месте,  где  находилось  его  сердце.  -  Твои
соотечественники выжгли милосердие из моего сердца.
   Его пальцы напряглись, и М. Вогез наблюдал,  затаив  дыхание,  как  к
нему приближается его собственная смерть.
   - Вы даже саму память о том, что такое  милосердие,  стерли  в  наших
душах. - Острые, как кинжалы, ногти Транга прошли сквозь мокрую от  пота
рубашку и кожу М. Вогеза.
   - И теперь, после того, что ты  и  подобные  тебе  сотворили  с  моей
страной, ты в своем  крайнем  высокомерии  ожидаешь,  что  я  буду  тебе
благодарен за твое всемилостивое прощение?  -  Красные,  липкие  ручейки
разбегались по костлявой стариковской груди и стекали на живот. -  Какое
самомнение! - М. Вогез лежал, парализованный более, чем  страхом:  Транг
воздействовал на него еще имеющимися у него ресурсами пентиак-силат.  Он
чувствовал боль, как человек слышит свисток приближающегося поезда,  еще
далекого, но мчащегося с такой скоростью, что трудно предугадать,  когда
он тебя сомнет.
   - Это метастазы того рака, который пожирает нас живьем с тех пор, как
вы, французы, ступили  на  нашу  землю.  -  Напряженные  пальцы  Транга,
единственное оружие, которое ему требовалось, вонзились в тело М. Вогеза
с такой яростью, под стать которой было  лишь  свирепое  выражение  лица
Транга. Его губы растянулись в чудовищную улыбку, обнажая желтые зубы. -
Единственный способ избавиться от рака, так это вырвать его с корнем.  -
Ребра М. Вогеза треснули и разошлись. Их сломанные острые концы  пробили
кожу, как наконечники стрел. Он выгнул спину, и кровь брызнула фонтаном,
заливая руку Транга, и вместе с ней уходила жизнь.
   Не чувствуя ни удовлетворения, ни раскаяния, Транг  поднялся,  ощущая
кожей приближение Танцора. Он опечалился, что, сосредоточившись на своем
акте возмездия и слишком увлекшись созерцанием угасания  М.  Вогеза,  он
забыл о Танцоре, и теперь понимал, что ему не миновать стычки  с  бывшим
товарищем по оружию. Последней стычки.
   Его печаль длилась ровно столько времени, сколько  его  прошло  между
мгновением, когда мощное плечо Танцора врезалось в него,  и  мгновением,
когда они оба приземлились на пол, пролетев мимо ржавеющих железных труб
и  стальных  опор.  Скоро  печаль  сменилась  ее  всегдашним  спутником,
отчаянием. Но именно это отчаяние позволило ему  вырваться  и  броситься
стремглав в кромешную тьму.
   - О Господи Иисусе, - прошептал Крис. Он был весь в крови после того,
как притронулся к М. Вогезу, опустившись перед ним на колено.  Не  зная,
где сейчас находится Транг и собирается ли он, как  чертик  из  коробки,
вдруг показаться рядом, он решил вынести француза  на  свет,  что  он  и
попытался сделать, захватив его под мышки и протащив несколько шагов  за
металлический бокс с  рубильниками.  На  это  ушла,  кажется,  вечность.
Наклонившись над  М.  Вогезом,  он  уловил  его  слабое  дыхание.  Потом
раздался посторонний звук и он весь напрягся. Транг!
   - Крис?
   Он увидел лицо Сутан, появившееся между труб.  Она  вертела  головой,
пытаясь сообразить, с какой стороны к нему легче пробраться.
   - Стой где стоишь, - тихо предостерег он ее.  -  Где-то  здесь  рядом
Транг.
   - Мой отец с тобой?
   Он посмотрел  на  М.  Вогеза.  Кругом  было  столько  крови,  что  не
верилось, что он все еще жив. Но тем не менее, его глаза были открыты  и
смотрели на Криса.
   - Прости мне, Кристофер, прости мои прегрешения, - прошептал  он  еле
слышно.
   Крис приподнял ему голову, осторожно оторвав ее от пола.
   - Девятнадцать лет я не был на исповеди. Девятнадцать лет  мои  глаза
не видели божественного света. Я  бы  его  не  вынес,  потому  что,  под
влиянием страсти, ревности и гнева  я  убил  мою  жену,  Селесту.  -  Он
вздохнул и его вздох перешел в судорожный кашель. - Ну вот я  и  сказал.
Мой грех прощен, Кристофер?
   - Я...
   - Крис? - позвала Сутан. - С тобой все в порядке?
   - Да.
   - А как мой отец?
   - Он здесь, рядом со мной.
   Он услышал ее шаги, открыл рот, чтобы остановить ее, велев оставаться
на месте, но понял, что это бесполезно. Через минуту она была уже  рядом
с ним,  пробравшись  через  заслон  из  металлических  коробок.  Бросила
испуганный взгляд на распростертое на полу тело отца.
   - О Боже! Что с ним?
   - Твой  отец  посчитал,  что  все  еще  может  влиять  на  Транга.  И
просчитался. - Он чувствовал рядом  ее  тепло,  ему  страшно  захотелось
обнять ее и прижать к себе.
   Она заглянула в лицо М. Вогеза.
   - Совсем чужой человек, - сказала она, - и в то же время мой отец.  ?
Странно, правда? - Крис подумал, интересно, кому она задала этот вопрос?
   Он увидел улыбку на лице М. Вогеза.
   - Отец, - промолвил он далеким-далеким голосом.  -  Это  все,  чем  я
хотел быть в этой жизни.
   Конечно, это не так, подумал Крис. Вся его  жизнь  свидетельствует  о
другом. Но, может, по большому счету, так оно и есть? Всю свою жизнь  М.
Вогез верил, что его ведет Господь, указывая ему путь.  Веря  этому,  он
верил и людям, с которыми Господь сводил его на этом пути. Но  люди  его
предавали, и он разуверился в них, и начал бессовестно пользоваться  ими
для своих целей. Даже женой и дочерью. И,  делая  это,  он  предал  свою
внутреннюю сущность, которая была направлена на любовь. Если  он  увидел
это перед своим концом, то это ему наверняка зачтется на том свете.
   - Он ушел. Сутан, - сказал Крис, закрывая глаза М. Вогезу.
   - А Транг?
   - Где-то здесь, в лабиринте. Один Бог знает, где.
 
*** 
 
   - Ладно, - сказал Сив, - сиди себе, как мышка, и не высовывайся, черт
бы тебя подрал! - Непонятно почему, его умственному взору  представилась
Душечка, ее худенькое тельце, съежившееся на соломенной подстилке. Война
высосала из него жизнь. - Сиди, сиди! Но это не спасет тебя. И  если  ты
выйдешь, это тебя тоже не спасет. Чувствуешь ли ты угрызения совести  за
то, что сделал, или не чувствуешь, - мне  все  одно.  -  Он  крался  все
дальше, осторожно ступая по скользкому от влаги и мазута цементу. - Если
ты и уйдешь отсюда, то только через мой труп. - Крысы с  писком  убегали
при его приближении. - Выродок. Чертов  сукин  сын.  Ты  убил  Доминика.
Священника. Божьего человека, который никому не желал лиха. Даже если бы
ты молился о прощении до судного дня, это бы ничего не изменило. Ты меня
понимаешь?
   - Пожалуй, понимаю. Да. Я видел тебя  в  деле,  в  джунглях.  У  тебя
мертвая хватка. Волшебник боялся тебя почти так же, как он боялся  Терри
Хэя.
   - Это только доказывает, -  сказал  Сив,  обходя  массивный  покрытый
ржавчиной патрубок, - насколько глубоко ты заблуждаешься. Терри мертв, а
я все еще жив.
   - Я тебя прошу пересмотреть решение, - сказал Транг.
   По резонансу Сив рассчитал, как близко друг к другу они находятся: не
больше двух метров. Медленно двигаясь по направлению голоса, он вспомнил
словосочетание,   с   помощью   которого   описывались    вьетконговские
соединения, проникающие по ночам на территорию американских  лагерей,  -
"неопознанные, но явно враждебные". То же самое он мог бы сказать сейчас
о своих чувствах.
   Сив уже давно вспоминал о Доминике не  иначе,  как  о  лишенной  тела
голове, лежащей в кустах под окном ризницы церкви в Нью-Ханаане.  Первый
страшный момент узнавания,  когда,  выйдя  из  церкви  Святой  Троицы  в
сопровождении   местного   полицейского,   он   прошел   мимо   зарослей
подстриженного  кустарника,  уже  пахнущего   по-весеннему   обновленной
жизнью, и  нагнулся  над  отрубленной  головой  своего  брата.  Страшный
момент. Вроде как увидеть солнце в полночь. Вся кожа у него тогда  пошла
мурашками и он едва смог подавить неудержимое желание разрыдаться.
   Доминик был болезненным ребенком и первые шесть недель  после  своего
рождения провел между жизнью и смертью. Позднее их отец обучал  Доминика
боксу, называя это физической терапией. И Сив, со своей стороны, взял на
себя негласное обязательство присматривать за братом,  чтобы  с  ним  не
приключилась  какая  беда.  Глядя  на  отрубленную  голову  Доминика   в
Нью-Ханаане, Сив понял, что не выполнил это обязательство.
   Он понюхал тьму и, как сеттер, сделавший  стойку,  носом  нашел  свою
добычу. Он тихо проскользнул под капающую трубу и бросился на  Транга  с
неукротимостью бури.
   Удары, которыми он награждал  убийцу  своего  брата,  действовали  на
него,  как  сильнейший  наркотик.  Его  заскорузлые  ладони,   перевитые
сгустками мышц руки, работали без остановки. Чем сильнее были удары, тем
сильнее становился Сив. Будто он  превратился  в  ангела  мщения.  Более
того, он чувствовал в своих венах мстительную кровь тайного бога Авраама
и  Исаака,  праведный  гнев  в  своем  сердце,   сродни   исполнившемуся
пророчеству.
   Его тело так и звенело, переполненное вновь  обретенной  свободой.  И
ничего  не  осталось  в  душе   Сива,   кроме   жажды   мести.   Прощай,
уравновешенность,  которая  всегда  лежала  в  основе   принятия   Сивом
каких-либо решений! Прощай, чувство справедливости,  которым  он  всегда
руководствовался в жизни, его строгая приверженность букве закона!
   Что же осталось в нем теперь, кроме жажды  крови  врага,  которая  во
взбесившемся  животном  сильнее  инстинкта   самосохранения   и   защиты
территории? Когда законы божеские и человеческие забыты,  что  остается,
кроме отпечатков копыта дьявола?
 
*** 
 
   Я прошу тебя пересмотреть решение.
   Транг хотел к этому еще кое-что прибавить. Он хотел сказать  Танцору,
что теперь он не совсем такой, каким был во время их  последней  встречи
на крыше дома на Дойерс-Стрит. В чем-то он вырос,  а  в  чем-то  -  стал
меньше. Но, как и тогда, ему не хватает понимания того, что происходит в
его душе, тем более - умения это выразить.
   Вместо этого он сказал, пытаясь умиротворить Сива:
   - Я не хочу с тобой ссориться.
   Эти слова имели противоположный эффект. Сив яростно бросился на него,
и оба они