щин на уме всегда что-то более важное, чем смерть. Скажем так:
Джек Потрошитель просто не мог быть  женщиной,  -  и  поставим  на  этом
точку.
   - Я выслежу Транга, - сказала Сутан, - и я убью его.
   - Только не от моего имени, леди.
   Она фыркнула.
   - Нужда была морочить себе голову!
   Он улыбнулся, и она поняла, что все эти разговоры  он  затеял,  чтобы
еще более упрочить ее желание принять участие в охоте. Что  он  знает  о
Пор-Шуази и вообще о Париже? Она нужна ему и в качестве  приманки,  и  в
качестве гида.
   - Что бы ты делал без меня? - полушутя-полусерьезно спросила она.
   Он допил свой кофе.
   - Отставим в сторону женскую браваду, - сказал он. - Я не хочу, чтобы
ты в одиночку выслеживала Транга. Ты это уже пыталась делать  и  знаешь,
что из этого вышло.
   Лицо Сутан покраснело от гнева.
   - Уж этот подонок Крис! Я ведь ему говорила по секрету.
   Сив кивнул.
   - Возможно. Но  ситуация  радикально  переменилась.  Он  сказал  мне,
беспокоясь о тебе. Он...
   -  Мне  наплевать,  каковы  были  его  мотивы,  когда  он  тебе   все
рассказывал.
   - Не верю. Для того, чтобы разжигать  в  себе  нехорошие  чувства  по
этому  поводу,   надо   быть   или   необычайно   глупой,   или   просто
невежественной. А ты - не то и не другое.
   - Ты думаешь, что знаешь все на свете, не так ли?
   - Я всегда пытаюсь докопаться до истины,  -  ответил  он.  -  В  моей
профессии знание - самый ценный товар. - Он  немного  погонял  чашку  по
блюдцу. - Ну а если отвечать на твой вопрос не в такой косвенной  форме,
то скажу, что знаю только то, что вижу и что слышу, - не более того.
   - Когда я увижу Транга в следующий раз, - сказала она, - я убью  его.
И если ты мне не веришь, ты просто дурак.
   Сив пожал плечами.
   - Я не сомневаюсь, что ты попытаешься это сделать. Но смотри, как  бы
не попасть впросак, потому что Транг съест тебя без соли и  перца.  Если
верить Крису, ты для серьезного боя слишком перепугана. Он не ошибается?
   Сутан отвернулась и промолчала.
   - Было бы противоестественно, если бы ты не боялась Транга,  -  мягко
заметил Сив.
   - Я не Транга боюсь, - сказала она. - Себя. - Она  рассказала  ему  о
том, как Мун научил ее убивать. Но о том, что она  уже  убивала,  решила
промолчать. Это слишком личное,  слишком  болезненное  переживание.  Она
даже жалела, что рассказала об этом Крису. Тот факт,  что  он  знает  об
убийстве и о ее раскаянии, от которого она  чуть  не  наложила  на  себя
руки, заставило ее  чувствовать  себя  слабой  и  уязвимой.  Сив,  между
прочим, тоже странным образом вызывал в ней это чувство.
   - Мне кажется, эта идея Муна  обучать  тебя  боевым  искусствам  была
вполне здравой.
   - Это упрощенческий подход.
   - Да? А я думал, реалистический. Сутан наклонила голову. -  Как  твоя
жена реагирует на твой эмоциональный дефицит?
   - Я неженат.
   - Ну тогда твоя подружка. - Она взглянула на него. - Уж подружка-то у
тебя в Нью-Йорке есть, надеюсь?
   - Подружка? - переспросил он, подумав про Диану. - Не знаю.
   Она рассмеялась. - Ну и ответ! Что ты имеешь в  виду  под  своим  "не
знаю"?
   - Да есть кое-кто, - сказал он нерешительно, - но я не уверен...
   - В ней или в себе?
   Он допил и поставил чашку на стол.
   - Пойдем. Здесь становится слишком людно.
   - Как в Нью-Йорке, верно?  -  Она  удержала  его  за  руку.  -  Сядь,
пожалуйста. Ты ведь сам сказал, что мы - люди посторонние  по  отношению
друг к другу. И поэтому нет такого, что мы постеснялись  бы  сказать.  -
Она засмеялась. - Ты не знаешь меня достаточно для того, чтобы обижаться
на мои слова, а я не знаю тебя достаточно для того,  чтобы  лгать,  щадя
твои чувства.
   Сив снова уселся на свое место. В соседней с ними кабинке  женщина  в
черном шелковом платье фирмы "Шанель" и в  шапочке  из  шкуры  леопарда,
пришпиленной к  ее  светлым  волосам  при  помощи  бриллиантовой  броши,
поедала устрицы. Она даже не потрудилась снять перчаток.
   - В Нью-Йорке все совсем по-другому, - заметил Сив. Когда им принесли
еще кофе, он рассказал о Диане, закончив так:
   - Я никогда не  умел  устанавливать  отношения  с  девушками.  Работа
отнимает у меня слишком большую часть жизни.
   - Очень удобная отговорка.
   - Что?
   - Я говорю, очень удобно пользоваться этим аргументом, чтобы  порвать
отношения, когда они становятся слишком серьезными или обременительными.
   - Да нет, ты меня не поняла. Все совсем не так.
   - Не так? Еще скажешь, что не дорожишь своим холостяцким комфортом?
   - Полицейский, особенно такой, как я, не знает,  что  такое  комфорт.
Частенько мне приходится проводить ночь на переднем сидении машины. Я ем
холодную и склизкую жареную картошку и пью кофе такой густой  и  черный,
что ты могла бы использовать его вместо туши для ресниц.
   - Я не говорю про твою работу, - возразила Сутан. - Я говорю про тебя
самого. Я думаю, ты испытываешь дискомфорт, когда замечаешь, что  кто-то
рядом с тобой испытывает сильные чувства.
   - Господи, да я даже не знаю, что такое сильные чувства, -  признался
он.
   - Перестань обманывать сам себя! Это знает каждый.  Вопрос  только  в
том, предпочтет он показать это или нет.
   - Откуда это ты все знаешь?
   - Я удивлена, что ты об этом спрашиваешь, - ответила  она.  -  Любить
двух братьев - это настоящая школа для воспитания чувств.
   Группа подростков ввалилась в двери и метрдотель указал  им  кабинку,
где можно сесть. Через минуту оттуда валил  дым,  как  от  погребального
костра.
   Сив долгое время сидел уставившись на них, а может, просто в пустоту.
Наконец он повернулся к Сутан.
   - По правде говоря, я боюсь.
   - Боишься запутаться в отношениях? Все боятся. Он покачал головой.  -
Да нет, не этого. Во всяком случае,  не  главным  образом  этого.  -  Он
оглянулся вокруг, ища глазами официанта. - Я хочу чего-нибудь выпить.  -
Он заказал виски и опрокинул себе в рот одним залпом. - Знаешь,  чего  я
больше всего боюсь? Смерти.
   - Это просто смешно, - сказала она. - С  твоей-то  профессией!  Тогда
тебе лучше бы быть бухгалтером или библиотекарем.
   - Возможно. Но тогда я не мог бы жить в согласии с самим собой.
   - Ага, понятно. Ты, значит, стал полицейским,  чтобы  доказать  себе,
что ты не трус.
   Он кивнул.
   - В каком-то смысле. - Он вспомнил о своем отце. Может, доказать  это
тебе, пап, подумал он. - Во всяком случае, в армию  я  записался  именно
поэтому. А  когда  вернулся  домой,  мне  казалось  логичным  продолжать
службу.
   - Но при чем здесь твоя девушка?
   - Видишь ли,  достаточно  скверно  жить  в  страхе  одному.  А  уж  с
семьей...
   - А может, именно семья прогонит твой страх, - сказала Сутан. -  Тебе
такое в голову никогда не приходило? Семья  ведь  является  продолжением
жизни, даже после смерти.
   Сив почувствовал, как тепло выпитого виски разливается по всему телу.
Женщина в платье фирмы  "Шанель"  закончила  свои  устрицы.  Теперь  Сив
заметил, что рядом с ней сидит кудрявый карликовый пудель,  неподвижный,
как изваяние, преданно глядя на хозяйку.
   На другой стороне комнаты подростки совсем  потерялись  в  сигаретном
дыму. Потом двое из  них  -  девочки  в  майках  и  юбках  цвета  полыни
вынырнули из дымовой завесы и начали по очереди бросать  друг  дружку  в
рок-н-ролле в походе между рядами столиков. Официанты в белых  смокингах
степенно и с невероятным  присутствием  духа  отступали  на  шаг,  когда
полынная ракета проносилась мимо. За свою службу они и не такое видали.
   Сив закрыл глаза.
   - Давай вернемся в отель? Что-то голова разболелась.
 
*** 
 
   Когда Аликс открыла глаза, она увидела  незнакомое  лицо.  Последнее,
что она запомнила перед предшествуемым этому  провалом,  было  ощущение,
что ее везут на каталке, уже наполовину  отключившуюся,  в  операционную
комнату.  Ощущение  белизны  и  стерильности,  сверкающие   инструменты,
анастезатор, приводимый в действие гигантским двигателем,  пульсирующим,
как бьющееся сердце.
   А потом все тот же сон о том, как она бесконечно падает, падает...  И
чем ниже она падает, тем страшнее становится,  потому  что  все  сильнее
убеждение, что ей не пережить конца падения. Потому что  чем  ниже  она,
тем стремительнее ее падение и тем ближе его конец.
   И вот в сумрачном, неземном свете она видит Дика, стоящего на выступе
скалы, мимо которой она падает. Она кричит ему что-то, он поворачивается
к ней, улыбается, и она проносится мимо.
   Она страшно кричит.
   И вот внизу, на другом выступе, стоит Кристофер. Он расставил руки  и
она знает, что у него есть и сила,  и  решительность,  чтобы  попытаться
поймать ее. Он не боится, как боялся Дик, что она своим весом и инерцией
падения увлечет и его за собой в бездну.
   Он улыбается, его расставленные руки все ближе и  ближе.  Теперь  она
почти уверена, что спасена. Почти до самого последнего момента  уверена,
- до того момента, когда он вдруг отдергивает руки.
   Нет! - кричит она. Нет!
   Падает.
   Быстрее и быстрее, пока...
   - Аликс, вы слышите меня? - спрашивает ее Макс Стейнер.
   Аликс замигала глазами, пытаясь вспомнить имя которое можно  было  бы
связать с этим незнакомым лицом.
   - Я знаю вас? - спрашивает она.
   Она видит, что  на  лице  его  появляется  выражение,  которое  можно
понять, как нечто среднее между озабоченностью и восторгом.
   - Боже мой! - восклицает  он.  -  Надо  скорее  позвать  доктора.  Вы
заговорили!
   Она неуверенно  протягивает  к  нему  руки.  Все  кажется  еще  таким
нереальным.  Она  все  еще  продолжает  падать,  преданная  и  Диком,  и
Кристофером.  Ухватившись  за  рукав  его  пиджака,  ей   как-то   легче
удержаться в сознательном состоянии. Но это  слишком  большое  испытание
для нее. Она слишком устала.
   - Не уходите, - ее голос, больше похожий на кваканье,  очень  странно
звучит, но ничего. Ничего!
   - Меня зовут Макс Стейнер, - представился он. - Я старый друг Криса.
   - Вы присматриваете за моим сыном. Он кивнул, весь сияя  от  счастья,
что может с ней разговаривать. - Он прекрасный мальчик, Аликс.
   - С ним все нормально? - Ее веки сами собой опускаются. У нее нет сил
держать их открытыми. Но надо так много сказать, так о многом попросить.
Прежде всего о Дике. Она не хочет, чтобы Дик сюда приходил.  И  еще  она
хочет, чтобы Макс не пускал его к Дэнни.
   Но она падает, все быстрее и быстрее. Падает в ночь.
 
*** 
 
   - Господи Иисусе, ты только посмотри на себя! - ужаснулся Брэд Вульф.
Его люди перепрыгивали из катера к ней в лодку. Они ловчее легавых псов.
   Он сделал знак рукой, и высокий лысоватый человек в очках и с  лицом,
покрытым пигментными пятнами, с треском  открыл  старомодный  докторский
саквояж.
   - Осмотрите ее по-быстрому, - попросил он.
   Диана,  завернутая  в  грубошерстное  одеяло,  сидела,  прислонившись
спиной к переборке. Брэд Вульф  откликнулся  на  ее  звонок  в  рекордно
короткий срок. Не зря Сив всецело доверял ему.
   Она сообщила Вульфу десять цифр.
   - Проверь их в  телефонной  компании.  Может,  что-нибудь  интересное
получится, - сказала она. - Эти цифры набрал Паркес, когда я  напала  на
него. - Она сморщилась, когда врач ощупывал место, куда ей врезал  ногой
этот ублюдок.
   - Ничто не сломано, - пробурчал доктор, обращаясь,  кажется  к  своим
пигментным пятнам.
   Вульф  смотрел   на   тело   Паркеса,   вокруг   которого   суетились
криминалисты.
   - Ты, по-видимому, обучалась айкидо не в академии.
   Диана слегка улыбнулась, потом  опять  закусила  губу,  когда  доктор
снова прикоснулся к больному месту.
   - Брала дополнительно частные уроки.
   - У кого? У бульдозера?
   Теперь она уж по-настоящему засмеялась.
   - О нет! Мой учитель был более утонченным.
   - Ничего утонченного не было в том, как ты разделала Паркеса.
   - Он меня чуть не убил.
   - Эй, ты что! - резко повернулся он к ней. - Это  вовсе  не  в  упрек
тебе. Я чертовски рад, что послал сюда тебя, а не  другого  оперативного
работника, менее подготовленного, чтобы тягаться с этим чудовищем.
   - И все же я убила своими  руками  нашу  единственную  зацепочку.  Из
того, что он сказал, можно заключить, что ты был прав. Моника  была  его
прикрытием.
   - Но ты все-таки заполучила телефончик. -  Указал  Вульф,  потом,  не
подумав, потрепал ее по плечу, чтобы подбодрить. - Прости, - пробормотал
он, заметив, что она поморщилась. - Может быть, ты дала нам  клин,  вбив
который, мы расколем это дельце.
   - Куда бы трещина не пошла, - сказала Диана, - я  хочу  следовать  за
ней.
   Доктор кивнул головой, давая понять, что закончил  осмотр,  и  Вульф,
протянув руку, поднял ее на ноги.
   - У нее изумительно эластичное тело, - сказал доктор,  закрывая  свою
сумку.  -  Она  счастливо   отделалась.   -   И   он   зашагал,   жертва
профессионального любопытства, взглянуть на труп Паркеса.
   После того, как Диана вручила Вульфу свою объяснительную записку,  он
дал ей дешевенькую хлорвиниловую сумку.
   - Я принес тебе кое-что из одежды.  Может,  она  не  очень  стильная,
но...
   Диана потянулась к нему и поцеловала в щеку.
   - Не важно. Я бы  с  радостью  сейчас  влезла  даже  в  мешок  из-под
картошки. - Она развернулась, чтобы идти в кабину и  переодеться,  когда
Вульф удержал ее за руку.
   - Диана, - начал он, - я хочу,  чтобы  ты  знала,  как  я  ценю  твою
работу.
   - Спасибо.
   Он крепко держал ее, глядя прямо в глаза.
   - Но это не все. Я хочу быть уверен, что ты сама  оценила,  что  тебе
пришлось сделать.
   - Ты имеешь в виду, через что мне пришлось пройти.
   Вульф кивнул.
   - И  это  тоже.  Для  этого  нужно  время,  чтобы  оценить.  Обдумать
хорошенько.
   - Уже обдумала.
   - Сомневаюсь. - Он подвел ее к скамейке внутри кабины и они оба сели.
- Я хочу, чтобы ты знала, что  выполнила  свой  долг  с  честью.  Ты  не
относишься к  шпионскому  ведомству,  где  положено  глотать  капсулу  с
цианистым калием, но не выдавать информацию врагу. Так что никакой  вины
ты не должна чувствовать.
   Она улыбнулась кроткой улыбкой.
   - Китайцы не умеют чувствовать вину.
   - Я считаю, что если бы во время этого  тяжелого  испытания  в  твоих
доспехах не появилось ни трещины, это было бы неестественно.
   Она твердо смотрела ему в глаза.
   - Когда я сказала,  что  уже  все  обдумала,  я  сказала  это  вполне
серьезно. Не в моей натуре сидеть  дома  и  анализировать  сделанное.  Я
должна работать. Без работы я не человек.
   - Не беспокойся. У меня  и  в  мыслях  не  было  отстранять  тебя  от
задания. Я только хочу знать, что ты в полном порядке.
   - Все нормально...
   - Все нормально, но?.. - Он внимательно изучал ее лицо.
   Диана опустила голову. Она чувствовала, что  сейчас  заплачет,  и  ей
было очень стыдно. Она вспомнила, как отец побил ее, когда  она  однажды
заплакала. Она подвернула лодыжку, убегая  от  компании  ребят,  которые
дразнили ее, и заплакала, сама не зная, от чего больше: от боли  или  от
унижения. Китайцы никогда не  плачут,  сказал  ей  отец  таким  свирепым
тоном, что она испугалась. Китайцы никогда не показывают  своих  чувств,
тем более, людям чужой культуры. Варвары не знают, что  такое  выдержка,
которой мы, китайцы, гордимся. Выполняя этот наказ отца  и  ее  предков,
она с тех пор никогда не плакала.
   - Я так хочу, чтобы Сив поскорее вернулся, - выдавила она из себя.
   Вульф откинулся на спинку белой от морской соли скамьи.
   - Господи, да вам надо с ним как можно скорее пожениться,  и  дело  с
концом! - воскликнул он. -  Лучшее,  что  ты  можешь  сделать  для  Сива
Гуарды, так это родить ему сына.
   - Ну уж спасибо! - ответила она с наигранным  сарказмом,  но  в  душе
была польщена. И благодарна Брэду тоже: слезы ее так и не пролились.
   - Да и для себя самой  тоже,  Диана.  Детишки  -  это  как  фонтан  с
молодильной водой. С ними не состаришься и не  соскучишься!  Ты  уж  мне
поверь: у меня их трое. - Вульф  широко  улыбнулся.  -  А  теперь  давай
пошевеливаться. У нас полно работы.
 
*** 
 
   Крис нашел Пор-Шуази одновременно  и  восхитительным,  и  угнетающим.
Улицы этого района образовывали треугольник, и его отличали  две  черты,
необычные  для  Парижа.  Первая  -  это  обилие   безобразных   бетонных
домов-коробок, построенных на средства государства еще до того, как  был
издан соответствующий закон, запрещающий подобные  постройки.  Вторая  -
крытые   места   для   гуляния   прямо-таки   гаргантюанских   размеров,
расположенные между самыми большими зданиями.
   Рестораны  всевозможных  типов  соседствовали  с  рыбными  и  мясными
рынками. Вдоль центральных  авеню  протянулись  ряды  ярко  раскрашенных
лавчонок,  где  продавалась  вьетнамская  и  камбоджийская  национальные
одежды, аудио и видио аппаратура и кассеты, книги  на  кхмерском  языке,
антиквариат, вегетарианская пища по рецептам  всех  стран  Юго-Восточной
Азии. Просто глаза разбегались от разнообразия товаров.
   Несколько часов Крис провел, гуляя  по  улице  и  заглядывая  в  лица
прохожих азиатского происхождения. Смотрел  сквозь  стеклянные  двери  и
окна магазинов и небольших ресторанов на покупателей  и  посетителей.  В
более солидные рестораны типа "Ранг Фуонг Хоанг", "Райская  птица",  "Ле
Тикок" и другие, приходилось заходить, потому что  снаружи  было  трудно
разглядеть сидящих за столиками людей.
   Верил ли он сам в то, что таким образом можно найти Транга?  Конечно,
Сутан говорила, что рано или поздно каждый вьетнамец, попавший в  Париж,
приходит в Пор-Шуази, хотя бы для того, чтобы купить кассету с восточной
музыкой и поесть привычной  пищи.  Даже  если  это  так,  то  кто  может
поручиться, что Транг и  Крис  придут  сюда  в  одно  время  и  их  пути
пересекутся?
   Он вдруг почувствовал, что занимается дурацким делом. Он не знал этой
местности так, как,  по-видимому,  знала  Сутан.  Здесь  наверняка  есть
другие места,  скрытые  от  глаз  случайных  прохожих  -  игорные  дома,
увеселительные заведения и прочие - где мог сшиваться Транг.  Он  мог  и
сейчас быть в том же квартале, что и Крис, но от одного  сознания  этого
Крису было не легче.
   Он почувствовал себя последним идиотом, что отказался  присоединиться
к Сутан и Сиву. А все из-за чего? Да из-за  того,  что  в  пылу  страсти
Сутан выкрикнула имя его брата. Крис полез в карман и потрогал  шершавую
рукоятку ножа, будто это был талисман.
   Его чувство к Сутан было подобно пожару, который, раз начавшись,  уже
не остановишь. Очень странно, что порой он хотел бы потушить его.  Любил
ли он ее? А Аликс? Разве ее он не любил? Как можно  любить  двух  женщин
одновременно? Это  же  просто  бред!  Он  чувствовал  себя  разбитым  на
миллионы кусочков, и все эти кусочки перемешаны так, что не поймешь, где
главное, где второстепенное.
   А потом ему пришло в голову, что Сутан точно в таком  положении.  Она
тоже любит двоих - только случилось так, что они братья. Это что,  такой
ужасный грех? Был бы грехом, если бы Терри был жив.  Интересно,  как  бы
она стала выбирать из них двоих? И кого бы она выбрала?
   У нее возможность выбора отнята. Но как насчет его  выбора?  Что  ему
делать? И как ему найти свой путь?
   Думая обо всем  этом,  он  продолжал  выглядывать  Транга.  Казалось,
суровый долг понуждает его идти все вперед и  вперед,  хотя  в  душе  он
понимал, что у него нет ни малейшего шанса наткнуться  на  него  в  этом
лабиринте внутри трех кварталов. В сущности, даже если он сейчас  здесь,
то скорее всего находится внутри одного из этих больших  зданий,  внутрь
которых Крис не имел доступа.
   Но все это не важно. Он все равно найдет  его,  потому  что  одна  из
особенностей внешности Транга глубоко  запала  в  душу  Криса.  Какая-то
боль, а, может, бесшабашность? Гнев или отчаяние?  Но  уж,  конечно,  не
ненависть. Если бы это не казалось абсурдом, он бы сказал,  что  в  лице
его была какая-то ранимость, которую Сутан усматривала и в  лице  самого
Криса.
   Как человек