огло быть?
   Сив задался целью выследить его, и Крис с этим  был  согласен.  Но  в
душе Крису хотелось бежать, куда глаза глядят. Трудно было признать, что
боится, очень горько осознавать, что ты не  герой,  которым  было  начал
себя считать. Он не был братом Терри.  И  не  был  он  уже  тем  Крисом,
который существовал до трагических  событий.  Так  кем  же  он  стал,  в
конце-то концов?
   Этого  он  не  знал,  но  нутром  чувствовал,  что  есть   на   свете
единственный человек, который знает.
   Транг.
   Он встал из-за стола, бросил смятый кулек с остатками от его  трапезы
в корзину для мусора. Затем надел куртку и вышел из комнаты.
   Оказавшись на улице, он направился в сторону Елисейских  Полей,  где,
как он знал, есть станция метро. Он никогда не слыхал про Пор-Шуази,  но
быстро нашел это название на схеме метрополитена. Оно было в самой южной
части столицы. Он прикинул, как туда добираться: надо пересесть в  Шатле
на линию № 7 до Мари Д'Иври.
   Он купил билет второго класса и, опустив его в прорезь, быстро прошел
через турникет.
 
*** 
 
   Диана без труда нашла дом Моники. Он был примерно в четырех милях  от
деревни Ист-Бэй Бридж, на кусочке земли между океаном и заливом. Это  не
был типичный  для  Ист-Энда  загородный  дом  с  многоскатной  крышей  и
мертвенно серыми от морского ветра деревянными балками. Его линии  можно
было  скорее  назвать  неоклассическими:  островерхая  шиферная   крыша,
ярко-белая облицовка. Брэд Вульф дал ей  ключи,  а  также  массу  ценных
указаний, так что она без труда справилась  с  полицейскими  замками  на
входной двери.
   В это время года, да еще в  будний  день  впридачу  поселок  выглядел
пустынно. Шикарные особняки в этой удаленной части Длинного Острова  все
еще были закрыты после долгой, жестокой зимы.
   На  дороге  почти  не  было  машин,  разве  только   случайный   джип
какого-нибудь заядлого рыбака проедет.
   Обстановка  внутри  дома  была  совсем  не  такой,   как   она   себе
представляла. Толстые персидские  ковры,  полированное  дерево,  богатые
портьеры. Все это выглядело скорее как городская квартира, нежели летний
дом на побережье.
   Она раздвинула шторы, вздрагивая от сырости,  которая  накопилась  за
время  холодного  сезона.  Из  окон  была  видна  деревянная  пешеходная
дорожка, ведущая через дюны к широкому пляжу. Кое-где  на  дорожке  были
темные пятна - там, где под влиянием зимних  ветров  облупилась  краска.
Металлические поручни утратили свой блеск из-за осевшей на  них  морской
соли.
   Диана подумала,  во  сколько  обходится  содержание  такого  дома,  и
содрогнулась. Получая зарплату полицейского,  не  стоит  задумываться  о
таких вещах.
   Все в доме было гигантских размеров, как будто нужды  его  обитателей
простирались в такие сферы,  о  которых  Диана  не  имела  ни  малейшего
представления. Что, например, можно делать на софе длинной в  20  футов,
чего не сделаешь на ложе втрое короче?
   Большие листья комнатных растений покрылись пылью, и  на  полу  кухни
она обнаружила тарелку с кошачьей пищей, из которой кто-то явно  недавно
ел. Но кошки не было видно.
   Обойдя весь дом, она вернулась в главную спальню, потому  что  именно
там, как она считала, можно обнаружить следы того,  что  в  доме,  кроме
Моники, жил еще кто-то. Кто-то, для кого Моника служила прикрытием, если
верить Брэду Вульфу. Друг Маркуса Гейбла.
   Занимая  целое  крыло,  спальня  выглядела   роскошной,   просторной,
чувственной. Рядом с кроватью - не обычной, а  круглой  -  стоял  пуфик,
обитый цветастым ситцем. За зеркальной дверцей шкафа скрывались полки  с
невероятным количеством женского белья, а внизу - несметные пары туфель.
Невольная зависть закралась в сердце Дианы  при  виде  этого  богатства.
Полицейскому, подумала она, надо иметь огромную  внутреннюю  дисциплину,
чтобы оставаться бедным.
   В правой части этого необъятного  шкафа  были  полочки  с  различными
аксессуарами: ожерелья, браслеты, серьги, кольца -  не  дорогие,  но  со
вкусом сделанные.
   Диана проверила  одежду  и  туфли  на  предмет  размера  и  пришла  к
заключению, что все они принадлежали одной женщине.  И  безделушки  тоже
явно приобретены в расчете на определенный вкус. Она не нашла ничего и в
гардеробе и в спальне, что указывало бы на присутствие в  доме  мужчины.
Массивный французский шкаф был  набит  жакетами,  пальто  и  спортивными
костюмами самой Моники.
   На туалетном столике стояла коробка с  бумажными  салфетками,  ночной
крем "Ойл оф Юлэй", маленький пузырек со снотворным, две книжки в мягких
переплетах, одна из которых оказалась детективом, другая  -  "Под  сенью
девушек в цветух" М. Пруста,  второй  том  его  "В  поисках  утраченного
времени".  Ящик  в  другом  туалетном  столике  оказался   пустым.   Но,
характерно, пыли в нем не было.
   В чудовищных размеров ванной комнате стоял шкафчик  с  медикаментами,
содержащий обычный набор пузырьков, коробочек  и  флакончиков.  Еще  два
пузырька со снотворным: один с бензедрином, другой - с валиумом.  Ничего
необычного.  Мыло  фирмы  "Касвелл  -  Массей"  на   краю   ванны.   Она
принюхалась: жасмин.
   Казалось бы, подумала она, что может быть проще: случайно  наткнуться
на флакон мужского одеколона или, скажем, на суспензорий для мошонки  во
время занятий спортом. Ан нет! Тем не менее, она чувствовала,  что  Брэд
Вульф был на верном пути. Об этом же говорила стерильная  пустота  ящика
ночного столика, явно недавно вычищенного.
   С этими мыслями она  вернулась  в  спальню,  еще  раз  все  тщательно
осмотрела. Пролистала даже страницы  книжек,  как  детектив  из  романа,
надеясь найти какие-нибудь пометки на полях, которые могли бы  послужить
ключом. Ничего.
   Она уже собиралась закрыть ящик ночного столика, когда ее взгляд упал
на пузырек со снотворным. Не веря своим глазам, она взяла его  и  прочла
на этикетке имя того, кому предназначались таблетки. И это было  не  имя
Моники! Там было написано: Рид Паркес. Кто, черт побери, этот...
   Тут Диана подняла голову и замерла, ожидая повторения звука,  который
она только что слышала. Не  дождавшись,  положила  пузырек  в  карман  и
достала револьвер.
   Она встала с кровати, на которой сидела, обошла ее вокруг и прижалась
к стене напротив двери. Дверь была  открыта,  и  за  ней  просматривался
коридор, лестница и двери в другие комнаты.
   Она быстро окинула все это взором. День  был  солнечный,  но  тяжелые
портьеры были  задернуты,  и  поэтому  густые  тени  скрывали  интерьер.
Впечатление такое, что ты в лесу.
   Держа  револьвер  перед  собой  в  вытянутых  руках,  она   осторожно
двинулась в сторону коридора. Глаза стреляли  во  все  стороны,  пытаясь
проникнуть во тьму, собравшуюся в дверях в другие комнаты  и  в  дальних
углах холла.
   Уши чутко прислушивались, пытаясь уловить малейший звук. Что  же  это
она слышала? Звук шагов? Но она точно  помнила,  что  закрыла  за  собой
входную дверь. Но, естественно, не запирала полицейских замков.  Значит,
кто-то вошел в дом, открыв дверь своим ключом?
   Она тщательно осмотрела все комнаты одну за другой, все ванные.  Тьма
и пыль царствовали в них. Кухня, соединенная со столовой  окошком,  тоже
была пустынной. Включился мотор холодильника, и его ворчание  показалось
очень громким в тишине пустого дома.  Может,  именно  этот  звук  она  и
слышала тогда?
   Огромная софа возвышалась в просторной гостиной, как каменная  стена.
Диана быстро заглянула за нее, держа оружие наготове.  Пустота  за  этой
стеной словно издевалась над ней.
   За кухней снова  начинался  коридор,  прерванный  главными  комнатами
дома,  и  привел  он  ее  на  сей  раз   к   небольшой   библиотеке,   к
гимнастическому залу, видеозалу и еще одной ванной.
   Не спуская глаз с коридора, Диана подкралась к входной  двери.  Дверь
не была повреждена: ее попросту открыли. Значит,  кто-то  вошел  в  дом,
когда она находилась в спальне.
   Тут она увидела тень и, одновременно с этим, услыхала  что-то.  Диана
резко развернулась в том направлении  и...  чуть  не  отстрелила  голову
кошке. Эта скотина мяукнула прямо в дуло  револьвера,  потом  зевнула  и
потопала куда-то во тьму.
   Диана вытерла пот со лба. От внезапного  притока  адреналина  ее  всю
трясло. Все мышцы ее дергались и сокращались от этой ненужной энергии.
   В  коридоре  она  снова  прислушалась.  Затем  замерла.  В   полутьме
гимнастического зала она заметила пригнувшуюся фигуру.  Улыбнувшись  про
себя,  она  тихо  двинулась  туда,  держась  наиболее  затененной  части
коридора.
   Не спуская глаз с фигуры, она подкралась поближе и, решив,  что  угол
разворота теперь подходящий, выпрямилась:
   ( Ни с места! - крикнула она. - Полиция!
   И бросилась в дверной  проем.  Искры  посыпались  у  нее  из  глаз  и
револьвер,  вылетев  из  рук,  заскользил  по  отполирован  ом  у   полу
спортзала. Поняла ли она тогда, что врезалась в огромное зеркало, и  что
все это время она видела свое же отражение?
   Может, и поняла, но в следующее же мгновение она провалилась во тьму,
где все понятия существуют в первозданном виде.
 
*** 
 
   Когда он принял решение не отдавать Лес Мечей  Волшебнику?  Мильо  не
мог точно ответить на этот  вопрос,  но,  по-видимому,  не  раньше  того
момента, когда понял, что независимо от того, отдаст ли он реликвию  или
не отдаст. Волшебник все равно организует убийство Сутан. Без  сомнения,
постарается убрать и самого Мильо. Но не сразу. Волшебник в таких  делах
никогда не торопился.
   Понимание того, что решение оставить Лес Мечей у  себя  может  стоить
ему собственной жизни, не остановило Мильо. Не то, чтобы  он  не  боялся
смерти. Конечно, боялся. Но еще  больше  он  боялся  совершить  то,  что
считал смертным грехом.
   Таким  образом  он  пришел  к  пониманию  природы  его  страха  перед
Волшебником. Это был смертный страх, вызванный ненавистью,  накопившейся
на его сердце. Морфея поняла это сразу. С ее помощью Мильо смог  увидеть
в делах Волшебника квинтэссенцию  жадности  и  порочности  пришельцев  с
Запада - и французов, и американцев - в Индокитае. Другими  словами,  он
увидал в Волшебнике темную сторону своей собственной личности.
   Волшебник был для него чем-то вроде зеркала, которое природа  держала
перед ним самим. В этом зеркале он видел, как он пользовался своей женой
и многими Другими людьми во Вьетнаме, Камбодже и Бирме. И все это  было,
уверял он себя когда-то, ради одной благой цели: воплотить его мечту  об
освобождении Индокитая от западного влияния, вернуть его  в  девственное
состояние, которым он когда-то любовался.
   И в этом  же  зеркале  отразились  зверства  Пол  Пота,  развязавшего
геноцид против камбоджийского народа, подчинение этой страны вьетнамским
коммунистам, а через них - Советскому Союзу, который,  в  свою  очередь,
контролировал Вьетнам.
   Желая так отчаянно очистить Индокитай  от  скверны  эксплуатации,  он
только  помог  распространению  заразы.  Благодаря  ему,   народ   этого
полуострова  воспринял  идеи  радикализма,  столь  дорогие   для   него,
проповедуемые им с такой страстью, - и,  воспринимая,  перекосил  их  во
благо собственных интересов.
   Все эти мысли пришли ему на ум,  когда  он  возвратился  домой  после
последнего рандеву с М. Логрази.
   - Я сказал ему, - едва дыша сообщил Логрази, -  что  присоединяюсь  к
нему. - Лицо у него было красное, как у закоренелого  пьяницы.  Под  его
всегдашней шинелью  у  него  был  одет  вечерний  костюм.  Они  явно  не
стыковались, давая ему вид человека, который куда-то торопится.
   - И что же он на это сказал?
   Они стояли в тени оперного театра. Широкий  бульвар  Капуцинов  кишел
шумными туристами. На весьма эклектичном фасаде театра,  построенного  в
период Второй Империи, выделялась знаменитая скульптура  Каппо  "Танец",
сейчас  освещенная  прожекторами  так,   что   здание   театра   служило
своеобразным маяком всего квартала.
   - Он, кажется, не удивился.
   - Я не это имел в виду, - уточнил Мильо. - Что он сообщил вам о своих
планах?
   - Они у него все крутятся вокруг трубопровода из  провинции  Шан  для
перекачки  в  Америку  героина,  -  ответил  Логрази.  -  В  его  планах
фигурируют и Адмирал Джумбо, и Генерал Киу.
   - Но это невозможно! - воскликнул Мильо. - Эти двое - злейшие враги.
   - Ничего об этом не знаю, - сказал Логрази.  -  Я  только  знаю,  что
Вергилию нужны деньги - много денег.
   - Зачем?
   - Не знаю.
   - Надавите на него, - посоветовал Мильо.  Он  подошел  так  близко  к
разгадке тайны Волшебника, что  дух  захватывало.  -  Вы  с  ним  теперь
партнеры. Он должен сказать вам все.
   - Это не так просто. Я не хочу, чтобы он начал меня подозревать.
   - Попытайтесь сделать это! -  настойчиво  повторил  Мильо,  снедаемый
желанием   разделаться   с   могущественным   противником.    -    Делом
первоочередной важности для нас является узнать,  что  у  него  на  уме.
Иначе нам его не одолеть.
   М. Логрази кивнул.
   - Понятно.
   Сейчас, уставившись в ночь, царящую за  окнами  его  кабинета,  Мильо
думал, что американец не понял ровно ничего. Только он сам  и  Волшебник
понимали природу созидания и разрушения.  Это  еще  одно  доказательство
того, что и в Азии абсолютная власть развращает тех,  кто  ей  обладает,
так же абсолютно. Но каково его собственное  соучастие  в  преступлении?
Если бы можно поворотить время вспять, дал ли бы  он  Пол  Поту  оружие,
зная, что случится потом? Ответ на это был только один: да! Да,  он  дал
бы ему оружие, если бы у него был один шанс из тысячи,  что  камбоджийцы
используют оружие для освобождения своей страны от власти чужеземцев.
   То,  что  другие  назвали  бы   в   нем   эгоизмом,   Мильо   называл
целеустремленностью. Просвещение бесполезно, повторял он своим  ученикам
- и, вроде, не без пользы! - если держать его при себе. Евангелие начало
работать только после того, как его начали распространять.
   Но что делать с теми, кто, поначалу восприняв святое  писание,  затем
начал приспосабливать его догматы к своим нуждам?  Конечно,  Бог  должен
разразить их своим гневом. Имеется в виду тот  Бог,  которого  признавал
Мильо. Но ведь должен быть и другой  Бог,  с  другим  лицом,  -  тот,  с
которым была так хорошо знакома Морфея.
   Возмездия не бывает без  ненависти,  говорила  она.  А  ненависти  не
бывает без страха.
   - Завтра в десять вечера приходите в парк на наше  обычное  место,  -
сказал ему Логрази десять минут назад по телефону. - Думаю, что  к  тому
времени у меня будут ответы на все ваши вопросы.
   Сказано кратко  и  сильно,  подумал  Мильо.  Он  вспомнил  украшенную
барельефом стену в Ангкор Уат: индуистский миф о сотворении мира, Равана
и Хануман, бог тьмы и бог  света.  А  между  ними,  как  бы  олицетворяя
равновесие сил, стоит Вишну.
   Но что случится, если Вишну каким-то образом сбросят с  пьедестала  и
вместо него начнут править двое меньших, корыстных божеств? На это может
быть только один ответ: будет Хаос.
   Сидя в своем затемненном кабинете, Мильо смотрел в  окно  и  старался
думать о Волшебнике без ужаса.
 
*** 
 
   - Если я умру, есть одно место, в котором я хотел бы быть  похоронен,
- сказал Мун.
   - Ты не умрешь, - заверила его Ма Варада.
   - Откуда у тебя такая уверенность?
   - Слепой приготовил для тебя снадобье. Ты пьешь его уже три  дня.  И,
как видишь, ты жив и твоя лихорадка оставила тебя. Худшее уже позади.
   Вечерний воздух звенел зовом бронзовых гонгов,  звоном  металлических
тарелок, переливами  медных  бубенцов,  которыми  потряхивали  монахи  в
оранжевых одеждах на ступенях храмов, монастырей и пагод, откуда неслась
эта никогда не прекращающаяся музыка.
   - А пуля?
   - Прошла сквозь мякоть левого бока между костью бедра и ребрами. Я  и
раньше подозревала, что это именно так, потому  что  ты  мог  двигаться,
хотя тебе и было больно. Главная проблема заключалась в  том,  чтобы  не
дать тебе потерять слишком много крови.
   - Карма, - сказал он.
   - Она улыбнулась. - Карма.
   Они оба знали, что означало бы перебитое ребро или  трещина  в  кости
бедра. Никакое снадобье не помогло бы и он никогда бы не поправился.
   Мун на мгновение закрыл глаза. До него донесся сильный запах красного
жасмина и буйволов. - Где мы находимся?
   - В Сикайне, неподалеку от Мандалая. - Она начала перебинтовывать его
и он сморщился от боли. - Было не так-то просто провезти тебя сюда  так,
чтобы власти не заметили. - Она была облачена в традиционную  бирманскую
одежду из  яркой  ткани,  завязанную  бантом  над  грудью.  -  Но  долго
оставаться здесь опасно.
   Сикайн был до начала XIV века, то есть до падения  язычества  в  этом
регионе, столицей Шанского царства. Но до настоящего времени этот  город
сохранил значение центра буддизма в Бирме. Сюда  матери  посылали  своих
детей учиться основам теравадан-буддизма. Один  из  сотни  этих  детишек
решался отвергнуть суету мира и принять  монашество.  Монах  имел  право
обладать восемью предметами: бритвой для того, чтобы  удалять  волосы  с
лица и головы, тремя сменами  одежды,  иглой,  чтобы  зашивать  дыры  на
одежде, поясом, деревянной миской и клятвой  никогда  не  класть  в  нее
никакой пищи животного  происхождения.  Миска  является  источником  его
существования, ибо он живет подаяниями.
   - Ты упомянула Слепого, - сказал Мун. - Что это за человек?
   - Один из людей Волшебника.
   - Буддийский монах?
   Она улыбнулась.
   - Ты шутишь? Конечно, нет. - Она закончила перевязку. Руки у нее были
удивительно умелые и нежные. - За всеми тревогами, что  выпали  на  нашу
долю, я не успела поблагодарить тебя за то, что спас мне жизнь.
   - Ты вернула мне долг, когда спасла мою, - откликнулся Мун.
   Она серьезно поглядела на него.
   - Никто, кроме тебя, не смог  бы  уговорить  Генерала  Киу  развязать
меня.
   - Он, конечно, человек не без слабостей. Если она и уловила шутку, то
не выказала этого ничем. - Тут у  нас  есть  немного  риса  и  манго,  -
сказала она. - Ты, наверно, изголодался здесь на монастырской пище?
   - Только по свежей информации. Расскажи мне о Волшебнике.
   Она подала ему деревянную миску.
   - С условием, что ты поешь и вообще будешь вести себя  хорошо.  -  Он
услышал шорох ее одежд, когда она присаживалась рядом с ним. -  Когда-то
я любила его. Он пришел в нашу деревню, набирая людей в  свой  отряд,  и
увидал меня. Мне тогда было шестнадцать, и я считала , что за  пределами
северной Бирмы на свете ничего нет.
   Волшебник указал мне на то, что я ошибалась. Он переспал  со  мной  и
научил меня ... всему. Во всяком случае, я думала, что всему. Он показал
мне мир и  намекнул,  что  когда-нибудь  он  будет  в  нем  единственным
господином. По своей наивности я рассмеялась, в последний  раз  в  своей
жизни подумав, что он глупый.
   Мун почувствовал глухое раздражение.
   - Ты хочешь сказать, что он возомнил себя Мингом Беспощадным?
   - Не понимаю.
   - Минг Беспощадный - это герой комикса, намеревающийся завоевать мир.
Никто не принимает его всерьез, кроме Гордона-Молнии.
   - Я думаю, что Волшебника принимать всерьез следует,  -  заметила  Ма
Варада.
   - Видишь ли,  даже  правительствам,  стоявшим  во  главе  агрессивных
государств, не удавалось завоевать  мир.  Неужели  я  поверю,  что  один
человек может!
   Ма Варада посмотрела на свои руки, которые она держала сложенными  на
коленях.
   - Ну, я полагаю, это зависит от того, что  понимать  под  завоеванием
мира. Если ты говоришь о завоевании грубой силой, тогда это  невозможно.
Но  если  иметь  в  виду  завоевание  посредством  накопления  капитала,
постепенного   проникновения   в   национальные   и    интернациональные
конгломераты через перекупку акций, то очень даже можно.  Он,  насколько
мне известно, уже имеет мощные базы в большинстве  промышленно  развитых
государств мира.
   Мун смотрел на нее так, будто она вдруг превратилась  в  огнедышащего
д