лике.
   - Ты говоришь так, словно он торговал притираниями на змеином яде,  -
возмутился Крис. - Я помню, он был всецело поглощен  идеей  политической
революции. А мы верили только в себя.
   - Позволь тебе заметить, - возразила Сутан, - что мой отец был  самым
опасным из всех торговцев именно потому, что верил в революцию.  История
полна людьми вроде моего отца. Умными людьми - порой даже гениальными  -
которые считали,  что  своими  манипуляциями  они  смещают  политический
баланс сил в том или другом регионе, в то время как вся их  деятельность
сводилась к замене одного тирана другим. Но в процессе этой деятельности
они сами накапливали огромное богатство и власть. И в конце  концов  все
они - и мой отец тоже - оказывались заложниками этих двух зол. Они  были
самыми злостными грешниками из тех, которых знало человечество.
   - Твой гнев заслуживал бы лучшего применения, - сказал Крис. -  Тогда
ты, помнится, отказалась пойти со мной к властям и рассказать  все,  что
мы узнали. Но все случилось именно так, как я боялся,  что  случится.  С
помощью денег и оружия, которое твой отец приобрел для них.  Пол  Пот  и
Красные Кхмеры захватили  власть.  Пол  Пот  раздел  Камбоджу  до  гола,
уничтожил ее прошлое, а потом,  как  в  свое  время  русские,  переписал
историю своей страны на свой лад. А  ведь  у  нас  была  возможность  не
допустить всего этого.
   - Ты ошибался тогда, - возразила Сутан. - И ты ошибаешься  сейчас.  У
нас не было никаких доказательств,  и  ты  сам  в  этом  убедился.  Тебе
казалось, что у тебя в кулаке зажат джинн, но как только ты его  разжал,
он  улетучился,  как  дым.  Видишь  ли,  мой  отец   тогда   был   очень
могущественен: он мог двигать горы. Но этого ты не  мог  понять,  потому
что не видел результатов его работы. Точно так он  никогда  не  позволял
тебе увидеть другую сторону его личности -  ту,  которую  мы  с  матерью
прекрасно знали. В любом случае, поверь мне, он был абсолютно  серьезен,
когда говорил мне, что расправится  с  тобой.  И  он  выполнил  бы  свою
угрозу, если бы ты остался во Франции.
   - Но вот я снова во Франции. Насколько долга у твоего отца память?
   - Вообще-то, - сказала Сутан, - мой отец никогда ничего не забывал. -
Она пожала плечами. - Но теперь это не имеет особого значения. Возможно,
его уже давно нет в живых, так же, как и моей матери.
   - Ты хочешь сказать, что не знаешь точно, жив он или  умер?  Как  это
понять?
   - Он узнал о том, что я предупредила тебя об опасности,  нарушив  его
строжайший запрет. И он просто выгнал меня из дома, отсек от семьи,  как
сухую ветку.
   Вид на долину, простирающуюся внизу, был грандиозен.  Густые  заросли
деревьев скрывали от них водопад, но шум его  достигал  места,  где  они
стояли.
   - Я на всю жизнь запомнил тот вечер,  когда  мы  с  тобой  подслушали
разговор Салот Сара с твоей матерью, - тихо сказал он. - Часто, читая  в
газетах о жертвах геноцида в Камбодже,  я  просто  поражался,  насколько
точно Пол Пот выполнял то, о чем он говорил  твоей  матери:  уничтожение
политически активных людей, интеллигенцию,  буддийского  духовенства,  -
всех достаточно образованных  людей,  которые  могли  противодействовать
ему. Десять миллионов людей,  забитых,  как  скот,  брошенных  живыми  в
шахты. Но это еще не конец кошмарам: скоро стали распространяться  слухи
о лагерях по перевоспитанию. Детей  учили  шпионить  за  их  родителями.
Сколько  случаев  известно,  когда   десятилетние   малыши   становились
предателями своих родственников! Часто по ночам я лежал без  сна  и  все
проигрывал в памяти ту сцену в посольстве США.  Почему  никто  не  хотел
меня слушать? Почему никто не поверил мне?
   Сутан молча слушала его, потом заметила:
   - Ты сейчас очень похож на своего брата: взволнованный,  озадаченный,
немного недоумевающий. Он тоже часто так разговаривал со мной, но в  нем
эти черты растворялись в более темной смеси. Он тоже  пострадал  в  свое
время, так же, как и ты, но иначе, более болезненно. В  нем  было  много
жестокости, но была и  боль,  которая  могла  служить  в  какой-то  мере
оправданием. Как-то раз я увидела его  в  Турет,  и  пошла  следом.  Всю
дорогу в Ниццу я думала, ты это или не ты.
   - Но мы никогда не были похожи, - заметил Крис.
   Сутан улыбнулась.
   - Потом я это увидела. И я вернулась домой, решив навсегда  забыть  о
нем. И забыла, пока однажды он не увидал меня в Турет,  в  ресторане.  Я
тоже увидала его через окно. Его лицо казалось грустным, задумчивым,  но
и решительным. Твои черты, которые я так любила в тебе.  Черты,  которые
тот  несчастный  случай  уничтожил  или,  во  всяком  случае,  несколько
деформировал... Он вошел в  ресторан,  сел  за  соседний  столик.  Потом
как-то сам собой завязался разговор. Он был заинтригован, узнав,  что  я
художница. И ему очень понравились мои работы, когда я их ему показала.
   Крис почувствовал, как в нем подымается слепой гнев.
   - И ты сразу же с ним легла в кровать?
   Сутан удивленно подняла брови.
   - Разве это так важно?
   - Да, - ответил Крис. - Очень.
   - О Крис! Что за дурная привычка вечно себя изводить!
   - Все-таки ответь. Я хочу знать, - упорствовал он.
   - Сначала объясни, зачем.
   - Затем, что он был моим братом, затем, что мы с  тобой  любили  друг
друга! - Затем, прибавил он про себя, ты была для  меня  тогда  всем  на
свете.
   - Он захотел помочь мне, - сказала Сутан. - Мне была нужна помощь.
   - Какого типа помощь?
   Сутан закрыла глаза. Ее веки дрожали, будто она спала и видела сны.
   - Семья Муна - можно сказать, и моя семья - была  весьма  известна  в
Камбодже во время правления Лон  Нола,  -  тихо  сказала  она.  -  И,  в
результате этого, у них появилось много врагов, врагов могущественных  и
непримиримых.  Когда  Муну  удалось  бежать  во  Францию,  у  него  были
опасения, что враги последуют за ним. И он нашел меня. Мы  долгое  время
не виделись с ним. Свидание было кратким, так как он  боялся  подвергать
меня риску.
   И именно я убедила его приехать сюда, в Вене,  и  устроить  для  себя
здесь убежище. И я не захотела с ним расставаться,  почувствовав  в  нем
родную кровь. Я ненавидела мать, а он был так непохож на  нее.  Я  часто
видела во сне мое  раннее  детство  в  Юго-Восточной  Азии,  а  Мун  был
частицей того мира, и с ним я открывала для себя родину снова  и  снова.
Так что он был для меня как родной брат.
   Но он все время опасался, что его враги доберутся до  него  и  убьют.
Эта мысль ему покоя  не  давала  до  такой  степени,  что  он  постоянно
тренировался и настоял, чтобы и я тренировалась вместе с ним.  Он  знает
многие виды боевых искусств. Его духовная  выучка  просто  поразительна:
как Тибетские монахи, он может неделями находиться в состоянии  анабиоза
и ходить по огню.
   Конечно, таким вещам он и не брался научить меня за  какие-то  месяцы
или даже годы. Но он научил меня убивать.  Я  сопротивлялась,  не  желая
этому учиться, и он однажды даже разозлился и выгнал меня из  виллы.  "И
чтоб духу твоего здесь не было", - крикнул он мне.  Но  я  вернулась.  И
делала то, чему он меня учил. Занималась я  весьма  прилежно,  хотя  мне
было противно до тошноты изучать эти вещи.  Ты  даже  не  представляешь,
сколько способов разработано для того, чтобы быстро убивать людей, Крис!
   Дни шли за днями, недели сливались в месяцы, а месяцы - в годы. Никто
не появлялся с замыслом убить Муна, но он все был во  власти  страха  за
свою жизнь и продолжал настаивать, чтобы и я не бросала занятия  боевыми
искусствами.
   Очень немногие люди посещали его виллу. Ну, конечно, Терри, несколько
камбоджийцев, эмигрировавших во Францию. Время от  времени  какая-нибудь
девушка. Но никогда никто из  его  деловых  партнеров.  В  этом  он  был
кремень.
   К моногамии у Муна склонности никогда не было. Но одна из его девушек
появлялась на вилле чаще, чем другие. Она тоже  из  кхмеров,  и  Мун  ее
знал, когда еще жил в Камбодже. Они, фактически, выросли вместе, играли,
плавали в Меконге, нежились в  грязи  на  берегу,  возможно,  и  любовью
занимались  с  малых  лет.  Я  ее   очень   смутно   помнила.   Пожалуй,
преобладающей эмоцией во мне была ревность, когда я ее увидала на вилле.
Посмотрел бы ты, как Мун таращился на нее!
   Но она, со своей стороны, всегда была очень мила по отношению ко мне.
Раз или два, помню, приносила мне подарки, когда приезжала на уик-энд на
виллу: не хотела, чтобы я чувствовала  себя  забытой.  Ее  внимание  еще
больше распаляло мою ревность.
   В один из уик-эндов -  а  это  было  во  время  самых  жарких  недель
августа, и было жарко и душно, как в бане, - Мун объявил, что  ждет  ее.
Они двое у меня уже в печенках сидели, и я сказала, что, пожалуй,  поеду
в Ниццу на пару дней. Он упросил меня остаться, но когда  я  увидала  ее
улыбающуюся рожу, я почувствовала дикое желание врезать  ей  хорошенько.
Мне стало самой нехорошо от таких мыслей, и я уехала.
   Уже вечерело, но было неимоверно жарко. Моя машина стояла целый  день
на солнце и, не успела я отъехать и на милю от виллы, как у  меня  потек
радиатор.
   Я поискала станцию техобслуживания или хотя бы  заправочную  станцию,
где есть механик, но было уже слишком поздно. Все закрыто. Я вытащила из
машины сумку с постельным бельем и ночнушкой и на попутке  добралась  до
виллы. Никто мне не открыл ворота, но, к счастью, у меня был свой  ключ,
и я им воспользовалась, чтобы не звонить.
   Их я нашла в библиотеке. Девушка Муна - его любовь с  детских  лет  -
подсыпала ему что-то в бренди, и он лежал на  ковре.  Лицо  серое-серое.
Без сознания или уже мертв - я не знала. А она стояла над  ним,  намотав
на кулаки струну от пианино.
   Сутан внезапно остановилась. Лицо ее было бледным, мученическим,  как
у пациента, которого врач заставляет рассказывать  о  травме,  явившейся
причиной жутких страданий. Крис было положил ей на плечо  руку,  но  она
нетерпеливым  жестом  сбросила  ее,   будто   ее   кожа   была   слишком
чувствительной и не переносила прикосновений.
   - Ну и что было дальше?
   ( Что? ? Ее голос, повторивший вопрос, звучал удивительно глухо. -  Я
ее убила. Приблизилась к ней сзади, как меня учил Мун. Она  не  слышала,
где ей! И сломала ей шею. Потом отвезла Муна в больницу. А потом чуть не
покончила жизнь самоубийством.
   ( Что ты. Сутан! - Крис пришел в ужас. - Почему? Ты же спасала  жизнь
брата. Спасала себя, если на то пошло. Тебе не приходило в  голову,  что
она бы и тебя убила при случае?
   Глаза Сутан сверкнули.
   - Это все неважно! - А потом эта вспышка быстро погасла. - Тебе этого
не понять. - Ее голос звучал опять глухо.
   - Так объясни мне тогда!
   - И этого я не могу, - откликнулась она. - Понять  это  может  только
тот, кто сам убивал другого человека. - Она подняла на него глаза. -  Но
я тебя знаю, Крис. Тебе этого никогда не приходилось делать. Слава Богу,
ты никогда не почувствуешь то, что чувствовала я тогда.
   - Ага, так вот чем  тебе  Терри  помог!  Научил  тебя  самоистязанию?
Научил растравлять свое чувство вины?
   Сутан кивнула.
   - Это чувство и тебе не чуждо. Что-что, а его  ты  хорошо  знаешь!  -
Потом она взглянула на него. - Извини, Крис. Это  было  жестоко  с  моей
стороны.
   Крис смотрел на окружающие холмы и думал,  как  это  получилось,  что
жизнь прошла мимо него. Столько самых разных событий происходили в жизни
людей, которых он любил, а он все это время крутился, как белка в колесе
своей профессии адвоката.
   - Ты не ответила на мой вопрос, - напомнил  он  ей,  наконец  прервав
молчание. - Ты сразу же с ним легла в кровать?
   - Я думала, ты забыл, - печально улыбнулась Сутан. - Он так напоминал
мне тебя. Тебя, каким ты был до того несчастного случая.
   - Я такой, какой есть, - заявил Крис, и в  этих  словах  смешались  и
злость, и грусть, которые захлестнули его душу от такого ответа Сутан. -
Такого,  каким  я  был,  не  вернуть.  Нельзя  вернуть  того,  что  ушло
безвозвратно.
   - Ты говоришь о себе, как о покойнике.  Вот  в  этот  момент  Крис  и
понял, почему желание узнать о том, что случилось с Терри  во  Вьетнаме,
превратилось у него в навязчивую идею. Потому что явление именно  такого
рода произошло и с ним - таинственное и неуловимое -  в  тот  день,  под
дождем, когда он лежал, обжигаемый болью подвернувшейся ноги.  В  висках
стучал ненужный напор адреналина, а в  душе  стонала  тоска  несбывшихся
надежд. Потому, что финишную линию ему уже никогда не пересечь.
   - Юноша, которого ты знала, - сказал он, - тот le  coureur  cycliste,
как однажды назвала меня твоя мамаша, тот юноша действительно умер.
   - Почему? Потому что ты проиграл ту гонку?
   - Я мог победить, - сказал он, не  желая  вновь  переживать  то,  что
пережил тогда. - Мне надо было победить.
   - Но не победил, и ты до сих пор не смирился с этим, даже после  всех
этих лет. - Она покачала головой. - Ты больше похож  на  брата,  чем  ты
думаешь. Он всегда жил прошлым, и ты - тоже.
   Сутан отошла от дерева. У нее была походка танцовщицы: центр  тяжести
смещен ниже, чем у других людей, где-то на уровне бедер и  нижней  части
живота. Японцы называют это качество "хара", и необычайно высоко ценят.
   Эта походка казалась Крису сексуальной. А, может, это  Сутан  сделала
ее таковой. А, может, он сам наделил все это сексуальностью.
   Когда она была совсем рядом, когда он уже чувствовал ее дыхание,  она
подняла руку и  убрала  прядь  волос  с  его  лба.  Рука  не  торопилась
опускаться.
   - Помнишь, я спрашивала тебя, обучался ли  ты  когда  самообороне?  -
спросила Сутан. - Я хочу показать тебе кое-что сейчас.
   - Зачем?
   Она пожала плечами.
   - Мы не знаем, во что оказался вовлеченным Терри, но,  факт  остается
фактом, из-за этого он лишился жизни. Не кажется ли  тебе,  что  и  тебе
есть смысл поостеречься?
   - Может, лучше просто обратиться в полицию?
   Сутан взглянула на него удивленно.
   - А что ты им скажешь?
   - Только то, что ты только сейчас сказала мне.
   - И как же, ты думаешь, полиция отреагирует на твое заявление?
   Он не ответил. Тогда она взяла его правую руку.
   - Сожми кулак, - попросила она  и,  когда  он  выполнил  ее  просьбу,
провела пальцем по первому ряду костяшек. - В драке обычно  используются
они. - Затем она, нажав на эти костяшки, слегка вытянула его кулак,  так
что второй  ряд  костяшек  выдвинулся  вперед.  -  Теперь  сожми  пальцы
покрепче, - инструктировала она его,  ?  и  твой  удар  получится  более
эффективным.
   Затем она направила его кулак в свое солнечное сплетение.
   - Бей сюда. Или в подмышку - вот сюда, под эту кость, ? говорила она,
прижимая костяшки его пальцев к своей нежной коже.  -  И  то,  и  другое
болевые  точки,  где  начинаются  нервные  волокна.  Здесь,  поэтому,  и
источник силы.
   Он взял ее руку, сжал  ее  крепко,  чтобы  остановить  ее  внутреннюю
дрожь.
   - Я всегда помню, - сказал он тихо, - как ударил тебя в тот  вечер  в
саду. Помню звук удара, помню, как откинулась  твоя  голова,  как  сразу
покраснела щека. Помню ненавидящий взгляд твоих глаз.
   - Я тогда тебя ужасно ненавидела.
   - Я хотел, чтобы у тебя тогда появился такой взгляд. Мне  надо  было,
чтобы ты ненавидела меня с такой же силой, с какой я презирал  себя.  За
то, что искал тихую гавань, что бежал как можно дальше  от  Вьетнама.  А
Вьетнам преследовал меня по пятам, и это было не спроста. Я  думал,  что
мне надо найти свой театр военных действий.
   - Теперь я знаю, что я проиграл Тур де Франс именно в тот момент, как
ударил тебя в припадке самоедства, увидав себя  в  тебе.  Как  и  я,  ты
стояла в стороне от главных битв того времени.
   - Кто это сказал, что я стояла в стороне?
   - Твоя мать, - признался Крис. - Мы разговаривали о тебе.
   - Ты хочешь сказать, что она говорила обо мне? О Господи,  только  не
говори мне, что она так здорово сумела провести нас обоих!
   - Что?
   - И все потому, что ты не захотел с ней переспать, - печально сказала
Сутан. - Твоя моральная устойчивость привела ее в ярость. И, раз  ей  не
удалось соблазнить тебя, она постаралась сделать так, что и я не  смогла
долго удержать. Она враз раскусила тебя. Это был один из ее талантов.  И
она всегда знала, на какие кнопки нажимать.
   ( Ты в самом деле считаешь, что она виновата в нашей размолвке?
   Сутан кивнула.
   - К сожалению, да.
   ( Но ты ведь действительно не хотела участвовать в делах,  в  которые
были вовлечены твои родители.
   - Подстрекательство к бунту, поставка  оружия,  шантаж,  убийство.  -
Сутан подняла глаза на него. - А ты бы хотел?
   - А, черт!
   - Ну ладно, это дело прошлое, - Сутан махнула  рукой.  -  Забудем  об
этом. И я тебя не виню. Твоя щепетильность сделала тебя таким ранимым.
   - Но все это время...
   - Скажи мне лучше, - прервала она его, -  если  бы  ты  не  подслушал
разговор моей матери с Пол Потом в тот вечер  в  саду,  если  бы  мы  не
поссорились, если бы ты не ударил меня, если бы ты выиграл Тур де Франс,
- что тогда?
   - Тогда бы между нами не встали проклятые тайны, - он так и  не  смог
заставить себя дать ей другой ответ.
   Она передразнила его надутые губы.
   - Бедная детка таскает всюду свое разбитое сердце людям на показ!
   - Не всем людям, - поправил он. - Только тебе. - Но он  понимал,  что
она в чем-то права. Как и во всем остальном. Дело в  том,  что  она  его
знала лучше, чем он знал сам себя.
   - Интересно, - сказала она, - знаешь ли ты, что в тебе гибнут таланты
манипулятора? Тогда в этом, я думаю, кроется  единственная  существенная
разница между тобой и Терри. Он не только знал, как надо  манипулировать
людьми,  но  и  отдавал  себе  отчет,  насколько  здорово  это  у   него
получалось.
   Крис вспомнил слова Макса Стейнера о его  так  называемом  "бархатном
молоточке", которым он умел вбивать в сознание  присяжных  точку  зрения
его клиента. Он пожал плечами.
   - Все юристы умеют это делать в той или иной степени. - Но  он  знал,
что радости это умение манипулировать людьми ему не приносит, во  всяком
случае, после дела Маркуса Гейбла. Слова других о том,  что  он  добился
успеха в своей профессии - даже стал своего рода знаменитостью -  теперь
коробили его.
   - Нет, - сказала Сутан. - Ты все-таки нечто из ряда  вон,  Крис.  Так
же, как и твой брат.
   Крис отвел глаза в сторону.
   - Мой брат, мой брат! - Он уже  начинал  злиться.  -  Почему  ты  все
повторяешь, что то я похож на Терри, то веду себя, как Терри?
   Сутан хладнокровно встретила его взгляд.
   - Даже сейчас, после его смерти, ты все еще боишься его.
   Крис отпрянул.
   - Боюсь? - Что-то холодное и неприятное зашевелилось у него внутри.
   ( И всегда боялся, Крис. - Сутан своей вкрадчивой, кошачьей  походкой
двинулась прочь от него.  -  Никогда  не  могла  понять  людей,  которые
обожают какого-либо человека, поклоняются ему, как идолу...
   - Я никогда не поклонялся Терри!
   - Конечно, нет. - Она опять поддразнивала его. - И ты никогда не  бил
меня. И никогда не любил.
   На это Крису нечего было возразить. Он пошел за  ней  следом,  и  так
приблизился, что не смог противостоять искушению - и коснулся ее.
   - Не сказала бы я, что это ты хорошо придумал, - мягко попеняла она.
   Но его уже нельзя было остановить. Его руки обвились вокруг нее.  Она
попыталась вырваться.
   - Крис, не... ? Когда он впился в ее губы, годы, казалось,  растаяли.
Как будто он снова вернулся в то лето Тур де Франс, а скользкие от дождя
парижские улицы, бегущая собака, несчастный случай - это только какое-то
эфемерное будущее, которое может и не произойти. Он  вновь  почувствовал
себя уверенным и полным жизни.
   - Сутан, - прошептал он ее имя. Вот он, тот момент, которого он,  сам
того не зная, ждал с того самого мгновения,  как  услыхал  в  телефонной
трубке ее голос.
   Он увлек ее на землю, уткнулся лицом в ее грудь. Он ощущал запах лета
и солнечного света. А, может, он просто