сыпалось  на  миллионы  крошечных  осколков,  бесшумно   и
упоительно. Свет ночных светил спускался  сверху,  подобно  ангелам,  на
искореженные останки автомобиля, а поднимающееся от них  багровое  пламя
осветило, в свою очередь, небо, подобно второму солнцу.
   Выжимая акселератор до самого пола, он смутно  слышал  какой-то  крик
рядом с собой, но такой далекий, будто он шел к нему  из  другого  мира.
Транг не обращал на него  никакого  внимания.  Он  слишком  стар,  чтобы
подчиняться окрикам, слишком молод, чтобы понимать их.
   Справа от дороги уже чернел, мрачнее  ночи,  Люксембургский  Сад.  Он
чувствовал, что его трясут вцепившиеся в него руки, слышал крик в  самое
ухо. Потом почувствовал упершееся в висок дуло пистолета.
   И тогда он крутанул изо всех  сил  руль,  так  что  шины  протестующе
завизжали, и машина прыгнула на тротуар,  разрывая  цепи  ограждения.  А
потом врезалась со  всего  маху  в  черно-золотой  заборчик,  окружающий
Фонтан Медичи, где циклоп Полифем  взирал  с  завистью  на  забавы  юных
любовников, Акида и Галатеи.
   Непосредственно перед ударом у Транга пронеслась в голове мысль,  что
именно так он хотел умереть с того самого  момента,  как  в  первый  раз
прочел роман "Автокатастрофа". И не просто  хотел,  а  в  полном  смысле
слова мечтал принять такую смерть. Но в этих мечтах всегда  красноречиво
отсутствовала причина смерти.  Не  то,  чтобы  совсем  отсутствовала,  а
главным образом. Потому что осмысленная смерть всегда связана с верой. А
вера была давно выжжена из души  Транга  сердито  ревущим  напалмом,  ее
давно сожрала ненасытная утроба войны. Вот только взяв в руки  собранный
Лес Мечей, он  раскопал  правду  о  самом  себе.  Как  им  манипулировал
Вергилий.  Теперь,  уничтожая  Вергилия,  он   придавал   своей   смерти
одновременно и смысл, и религиозный пафос.
   Сверкающий никель, хрупкое стекло  и  мягкая  человеческая  плоть  со
страшным треском столкнулись с чугунной оградой, которая с XVII столетия
не допускала посторонних  на  территорию,  прилегающую  к  дворцу  Марии
Медичи, построенную для нее, когда она пресытилась роскошью Лувра.
   Транг не только хотел умереть, но даже приготовился встретить смерть.
Она его никогда не пугала, а теперь и подавно: с превеликой радостью  он
вступит на колесо жизни и сделает следующий круг, узнав, каким будет его
следующее воплощение и как он им воспользуется для того, чтобы  очистить
свое существо от накопившейся на нем грязи за эту, неудачную жизнь.
   Но смерть отвернулась от него.
   Он пришел в себя, окровавленный и весь  в  синяках,  и  уставился  на
плеяду  мигающих  огней,  между  которыми  было  нечто  темное,  кое-где
окрашенное ярко красным.
   Когда его сознание прояснилось окончательно, он понял, что смотрит на
Волшебника, которого страшный удар наполовину  выбросил  сквозь  лобовое
стекло "БМВ". Весь осыпанный блестящей крупой,  в  которую  превратилось
стекло, он торчал в окне, свешиваясь передней частью тела над  невидимой
пропастью.
   Никелированная  окантовка  стекла,  искореженная  ударом,  обвивалась
серебристой змейкой вокруг откинутой левой  руки  Волшебника.  Медленная
кровяная капель отсчитывала минуты зловещей тишины.
   Волшебник мертв, а он, Транг, - нет. Почему?
 
   Слез он наплачет фонтан:
   Может, наступит рассвет...
 
   Когда Транг глядел  на  неподвижное  тело  Волшебника,  его  посетила
мысль, до того поразительная, что она показалась ему будто облитой белым
небесным сиянием. Он содрогнулся, когда полностью осознал ее смысл.
   Ему не судьба умереть здесь, врезавшись в  черный  барьер,  усыпанный
золотыми блестками. Это судьба Волшебника, а не его.
   А следующим откровением, снизошедшим на Транга, было  убеждение,  что
он не умрет и в ближайшие несколько часов.  Процесс  его  превращения  в
нечто новое только начался. И он не  закончится,  пока  Транг  опять  не
встретится с Кристофером Хэем.
   Он отстегнул ремень безопасности  и,  наклонившись  вперед,  захватил
рукой пиджак Волшебника и разорвал его по центральному шву. От  сорочки,
которая была под пиджаком, он отодрал кусок материи, чтобы вытереть свое
лицо и руки. Тряпка буквально разбухла от крови, когда он закончил.
   Он пошарил вокруг сидения и под  ногами  в  поисках  своего  гунсена,
железного боевого веера, который он прихватил с собой в машину, помня  о
заряженном пистолете Волшебника в бардачке.  Всегда  полезно  иметь  под
рукой что-нибудь острое, когда едешь с таким пассажиром. Но  драгоценные
минуты убегали, а он никак не мог найти его. Возможно, завалился куда-то
во время удара. Он еще раз окинул взглядом перекуроченный, окровавленный
салон. Затем вылез из машины и направился через площадь Эдмона Ростана к
бульвару Сен-Мишель.
   Добравшись до тротуара,  он  оглянулся  назад.  Случайно  проезжающая
машина остановилась у места аварии. Водитель вышел из машины и осторожно
приблизился к разбитому "БМВ". Так же  осторожно  заглянул  внутрь  и  в
следующую секунду  отскочил,  будто  ужаленный  сотней  пчел.  Оглянулся
вокруг, но Транг благоразумно вжался в тень  ближайшего  здания.  Потом,
когда и другие машины замерли неподалеку, как стервятники вокруг падали,
водитель побежал к ближайшему телефону-автомату.
 
   Я горю от ненависти.
 
   Транг   поспешно    двинулся    вверх    по    бульвару.    Волшебник
предусмотрительно следил за всеми передвижениями Мильо с  тех  пор,  как
француз попытался перевербовать Логрази. Поэтому Транг прекрасно знал  и
о существовании Морфеи, и о том, где находится ле Порт-дю-Жад.
   Он повернулся и увидел перед собой ворота. Теперь горело все кругом.
 
*** 
 
   Откуда-то   доносились   звуки   "Desabinado",   бразильской   песни,
популярной в 60-е, когда  Сив  заходил  в  Ле  Порт-дю-Жад.  Было  очень
странно  ее  сейчас  слышать.  Сив  до  малейших   подробностей   помнил
обстоятельства, в которых он услыхал эту песню в первый раз. Тогда,  как
и сейчас, ее пела Хоао Хильберто, и ее сочное контральто как бы  ласкало
слова, добавляя в них и в мелодию чувственности.
   Он был в кабаке со стенами из  гофрированного  железа  с  молоденькой
вьетнамкой по прозвищу Душечка, которая хихикала каждый  раз,  когда  он
называл ее так.  Потом,  уже  вернувшись  домой,  он  посмотрел  безумно
смешной фильм Билли Уайлдера "В джазе только девушки", и он  всякий  раз
вспоминал ту, вьетнамскую Душечку, когда  Мерилин  Монро  появлялась  на
экране.
   Она была такая худенькая, такая жалкенькая, но отплясывала  боссанову
с прямо-таки дьявольской ловкостью. Где она выучилась этому, Сив  так  и
не узнал. Когда он ее об этом спрашивал, она только  хихикала.  А  когда
они занимались любовью, что бывало весьма часто, она прижималась к  нему
с яростью отчаяния, а потом отпускала его с видимой неохотой.
   Однажды она сказала ему, что живет только тогда, когда он  с  ней,  и
Сив ей верил почему-то.
   Он мог бы проводить свое свободное время с другими  девушками,  более
красивыми и с более пышной фигурой, но он предпочитал бывать с Душечкой.
В ее компании он часто вспоминал своего брата Доминика. Брат  уже  тогда
частенько оставался в казарме, в то время, как другие  ребята  гуляли  с
девицами и напивались до чертиков. А  Доминик  читал  Библию.  Моральная
чистота  младшего  брата,   которую   тот   хранил   даже   находясь   в
непосредственной  близости  от  вьетнамского   сада   земных   радостей,
потрясала Сива. Он преклонялся перед моральной стойкостью братишки.
   Дело в том, что и сам Сив к  этому  времени  уже  чувствовал  тягу  к
высокой морали. Рыцарь законности и порядка, не  боящийся  спуститься  в
самые темные дыры Манхэттена, родился в грязи и безумии войны, в которую
Америке не надо было бы вступать.
   Дело в том, что Сиву было нужно от Душечки не только ее тело  и  даже
не только ее дружба, а нечто большее. Не отдавая себе отчета в этом,  он
стремился скрасить ее жизнь, наполнить ее  более  высоким  смыслом.  Как
Доминик хотел спасать людей, покалеченных войной, так и Сив хотел спасти
Душечку от хаоса, в который была ввергнута ее страна.
   Конечно, все это было невозможно осуществить.
   Как сказал однажды Доминик, Бог отвернул  свое  лицо  от  этой  части
света, и дьявол этим воспользовался. Однажды  Сив  пришел  к  Душечке  с
потрепанным томиком Чосера в кармане, который он подобрал на  помойке  в
Бан Me Туот. Многих страниц не хватало, но это было  не  важно.  Скорее,
так даже гораздо интереснее: читать, заполняя пробелы в тексте  великого
рассказчика собственным воображением и выуживая кое-что из памяти.
   Душечка сидела на соломенном матрасе,  но  она  не  ответила  на  его
приветствие и даже не пошевелилась, когда он вошел.
   Сив приблизился к ней и увидел, что она умерла. Крови не было.  Никто
ее не убил и не  отравил.  Иногда  она  покуривала  марихуану  и,  когда
удавалось достать, - опиум. Но сейчас наркотики были не при чем.
   Она просто умерла, как и американцы умирают,  когда  между  79  и  85
годами человеческий организм полностью  изнашивается.  Но  Душечке  было
только 19, как и большинству американских солдат во Вьетнаме.
   Сив провел с ней рядом всю ночь, читая вслух Чосера, а из  крошечного
кассетного магнитофона, который он когда-то ей  подарил,  неслась  тихая
музыка: Хоао Хильберто пела "Desafinado".
   Теперь, входя в здание на левом берегу  Сены,  Сив  подумал,  услышав
знакомую мелодию, что времени с тех пор прошло, в сущности,  не  так  уж
много. Мелодия "Desafinado" плыла сквозь полутьму  внутреннего  дворика.
Прямо перед Сивом был позеленевший фонтан, в центре которого  дельфин  и
русалка слиплись в эротическом экстазе. Тихое пение струй  вплеталось  в
мелодию, которую выводила Хильберто.
   Никто не ответил на его стук. И никого не было  во  дворике.  Хорошо,
что Сутан оказалась в его номере, когда позвонил Крис. Очень  беспокоясь
о Крисе,  она  предупредила  консьержа,  чтобы  все  телефонные  звонки,
адресованные ей, переключали на комнату Сива.
   Через десять минут после ее ухода снова зазвонил телефон. На этот раз
- Диана. Он слушал ее рассказ со смешанным чувством  беспокойства  о  ее
здоровье и гордости за нее.  И  еще  кое-что  примешивалось,  когда  она
рапортовала о проделанной работе.
   Когда она упомянула имя и адрес человека, которому Рид Паркес пытался
позвонить за несколько минут до своей смерти, он сказал:
   - Значит, это Джейсон Крейг? Тот самый? И он действительно не  связан
с разведкой?
   - И да, и нет. - Ее голос звучал так тихо, что он  напрягался,  чтобы
разобрать, что она говорит сквозь помехи, накапливающиеся с расстоянием.
- Учитывая, кто он. Председатель МКСС.
   Международный  Конгломерат  Средств  Связи  был  крупнейшим  в   мире
производителем аппаратуры средств  массовой  информации,  теле  и  аудио
сетей, спутниковых ретрансляционных станций. Не было страны в мире,  где
бы не пользовались технологиями МКСС. Это было  в  полном  смысле  слова
глобальная  организация.   Джейсон   Крейг   был   не   только   Главным
Администратором ее  и  держателем  75%  акций.  Он  был  ее  фактическим
хозяином, только номинально подотчетным совету  директоров,  которых  он
сам и подбирал.
   - Может за всем этим стоять один человек? - спросил Сив.
   - Ты хочешь сказать, за личным агентством по сбору  разведданных?  За
собственной сетью трубопроводов, по  которой  перекачиваются  с  Востока
наркотики? Ты хочешь спросить, может ли этот  человек  иметь  достаточно
власти, чтобы противодействовать АБН, ЦРУ и самому Президенту? Право, не
знаю. - Сив вдруг почувствовал даже на таком  расстоянии,  как  измучена
она. - Может, ты знаешь?
   - Забудь обо всем этом пока, - сказал  Сив,  который  и  сам  в  этот
момент пытался  дистанцироваться  от  этой  умопомрачительной  ситуации,
посмотреть на  нее  со  стороны.  -  Сосредоточься  на  поправке  своего
здоровья. Хорошо?
   - Как об этом можно забыть! - услышал он голос Дианы. - Тем более,  я
даже не представляю, как ты там!
   - Со мной все будет в порядке.
   - Я скоро тебя увижу?
   - Конечно. Совсем скоро, - ответил Сив. - Послушай, Диана. Ты  просто
молодчина. Добыла чертовски важную информацию.
   - Спасибо, босс. - Затем, после паузы. - Я люблю тебя, Сив.
   Он сглотнул. - Я тоже люблю тебя. -  И  он  чувствовал,  что  это  не
просто слова. Положив трубку, он посмотрел на листок бумаги, на  котором
Сутан записала адрес, данный Крисом. Затем он начал быстро одеваться.
   И вот он внутри Ле Порт-дю-Жад. Но  где  Крис  и  Сутан?  Сив  крутил
головой в разные стороны, не зная, куда идти.
   Налево от внутреннего дворика была калитка в сад  с  покрытыми  росой
весенними цветами,  кустами  азалии  и  жасмина.  Направо  была  широкая
лестница. Туда он и направился.
   Он уже собирался подняться по ней, когда его взгляд упал  на  дверку,
скрытую в украшенном орнаментами основании лестницы. Он подошел к ней  и
остолбенел.
   На струганных досках двери был намалеван символ, который он знал  так
хорошо: фунг хоанг, вьетнамский феникс. Талисман Транга.
   Сив протянул дрожащую руку, потрогал пальцем. Потом  поднес  палец  к
носу, понюхал. Кровь. О Господи! Чья она?
   Он толкнул дверь и шагнул во тьму.
 
*** 
 
   - Она не желает со мной разговаривать, - пожаловался М. Вогез.
   Крис посмотрел на него. - Весьма возможно,  -  согласился  он.  -  Вы
ждете сочувствия?
   - Нет, - ответил М. Вогез, - прощения.
   - Тогда вы обращаетесь не по адресу.
   - Есть в вас хоть капелька христианского милосердия?
   - Конечно, - ответил Крис. - Для тех, кто его заслуживает.
   - Кто вы  такой,  чтобы  произносить  такие  категоричные  приговоры?
Судить человека по делам его - прерогатива Господа Бога.
   - Да вы, никак, стали религиозным? - удивился Крис. - Очень вовремя.
   - Вас это, возможно, позабавит, если я скажу, что Бог привел  меня  в
Индокитай?
   - Вы правы. Весьма.
   - И тем не менее, это так.
   - Мосье Вогез, вы можете говорить мне  что  угодно,  -  сказал  Крис,
отворачиваясь к окну. - Но это не значит, что я должен вас слушать.
   - Господь простит вам недостаток внимания к людям, но  не  присвоение
себе морального права судить их.
   Через  окно  он  видел  какую-то   суету   у   восточного   входа   в
Люксембургский Сад  и  несколько  автомобилей,  стоящих  как  попало,  у
Фонтана Медичи. Потом появились голубые сполохи подъезжающих полицейских
машин. Наверно, опять какой-нибудь наезд или  столкновение.  Он  перевел
взгляд на М. Вогеза.
   - Слушать подобные ханжеские  заявления  от  убийцы  и  представителя
наркобизнеса довольно-таки неприятно, - сказал он.
   - Да ну? - У мосье Вогеза даже голова затряслась от избытка эмоций. -
Вот уж не знал, что вы так осведомлены о моей карьере!
   Крис с минуту изучал лицо собеседника, потом сказал:
   - Я полагаю, что знаю о вас все, что мне надо знать.
   - Невежество, - изрек М. Вогез, - есть путеводная звезда  глупцов.  -
Он стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди. - Но  вас  глупцом  не
назовешь. Поэтому в целях вашего просвещения скажу, что  Будда  и  Вишну
медленно умирали в Индокитае, когда я туда прибыл. Мои  соотечественники
позаботились об этом с их обычной доскональностью.  А  потом  коммунисты
взялись за Бога и  его  сына,  Иисуса  Христа.  В  результате  в  стране
воцарился хаос. И я хотел... я считал необходимым что-то  предпринять  в
сложившихся обстоятельствах.
   - С такой благородной целью в душе, - заметил Крис, -  вам  следовало
бы податься в иезуиты.
   - Возможно, в прошлые века я бы так и сделал. Но в наши дни,  и  даже
два десятка лет назад, отцы-иезуиты утратили власть. Да и вся церковь. В
Южной Америке она пытается отстоять свое влияние, но,  по-видимому,  обе
стороны проигрывают в этой схватке.
   - Южная Америка далековато от Индокитая.
   - Конечно, - согласился М. Вогез уже более  спокойным  тоном,  будто,
вовлекши Криса  в  дискуссию,  он  заставил  его  проявить  христианское
милосердие и доволен уже этим. - На трубопровод  я  наткнулся  случайно.
Судьба свела меня с бандой головорезов и воров. Они зарабатывали себе на
жизнь, торгуя наркотиками. Я  просто  поразился  суммами,  которыми  они
ворочали, когда  они  мне  рассказали  о  барышах,  получаемых  с  этого
бизнеса. И как же они распоряжались  своими  деньгами?  Все  уходило  на
интриги и грызню между собой за более жирный кусок пирога... И тогда мне
пришла в голову мысль, как отделаться от них и в то же время  забрать  у
них то, чем я сам был не  прочь  завладеть.  Я  начал  настраивать  одну
группировку против другой, а третью -  против  и  первой,  и  второй.  Я
пользовался этой методикой снова и снова, и никто не догадывался о  моей
роли в этом деле. Жадность  -  прекрасный  энергоноситель,  и,  главное,
ничего не стоит. Очень скоро наиболее сильные  сожрали  слабых,  но  при
этом так сами ослабели, что я без особого труда отправил  победителей  в
те же могилы, в которые они закопали  своих  недавних  сотоварищей...  И
знаете, что я стал делать с доходами, получаемыми от трубопровода?
   - Вы накупили оружия для Салот Сара и его Красных Кхмеров.
   - О, конечно, часть денег пошла на революционные нужды. Но задолго до
того, как я познакомился с Салот Саром, я строил школы, платил  учителям
жалование, приобретал для них продукты и оборудование. Содержал на  свои
деньги  церкви.  Даже  после  того,  как  я  начал  подкармливать  банду
головорезов,  прячущихся  в  горах,  которые  называли   себя   Красными
Кхмерами, я не сокращал своих субсидий на нужды образования. И, конечно,
мои учителя не внушали  ученикам,  как  это  делали  другие  французские
преподаватели, что Франция - это пуп земли, а вьетнамцы и кхмеры  должны
не щадить живота, работая во благо ей.
   - Чего вы от меня хотите? - не выдержал Крис. - Я не  могу  отпустить
вам грехи. Я не священник.
   - Мне нужно прощение не священническое, а человеческое, -  сказал  М.
Вогез.
   Крис немного подумал, потом категорически заявил:
   - Мне очень жаль, но я не могу вам его дать.
   Какое-то мгновение М. Вогез выглядел совершенно подавленным. Потом он
улыбнулся грустной улыбкой и сказал:
   - Ну, ничего. Не можете, значит, не надо.
   Крис опять выглянул в окно, увидел подъехавшее такси и  выходящую  из
него знакомую фигуру.
   - Господи Иисусе! - воскликнул он. - Сив все-таки приехал.
   - Кто? Сив Гуарда?  Американский  полицейский?  -  Мосье  Вогез  тоже
выглянул в окно, но Сив уже прошел во внутренний дворик. -  Вы  уверены?
Сейчас довольно темно.
   - Абсолютно уверен.
   Лицо М. Вогеза побледнело. - Значит, все-таки узнал, кто я  и  пришел
по мою душу! Я всегда опасался Гуарды больше, чем вашего брата.  У  него
хватка поистине железная. Я это понял сразу, когда он появился в  Бирме,
работая на АБН.
   - Он сказал Сутан, что останется в отеле, а потом вдруг  передумал  и
приехал сюда. Вы действительно думаете, что за вами?
   - Какие еще причины могли привести  его  сюда?  -  ответил  М.  Вогез
вопросом на вопрос. Он явно перепугался.
   - Вот это я и хочу выяснить как можно скорее, - сказал Крис, выходя в
коридор. Мосье Вогез поспешил за ним следом.
 
*** 
 
   Сив спустился по крутой лестнице, ступеньки которой  совсем  источило
время и подошвы многих поколений людей, подымающихся и  спускающихся  по
ним. Мгновение он стоял совершенно неподвижно. Его ноздри раздувались, в
горле першило. Он стремительно возвращался по времени  на  двадцать  лет
назад. В воздухе  стоял  целый  букет  запахов:  лимонник,  чили,  кари,
кардамон, кровь, моча, фекалии, - запахи, ассоциирующиеся с войной.
   Он  пошел  вперед,  слегка   пригнувшись   в   полуоборонительной   и
полуагрессивной позе, которую он выработал в смрадных джунглях и  тонких
болотах Вьетнама.
   - Танцор?
   Сив остановился.
   - Это ты?
   Сив не хотел выдавать своего местонахождения,  заговорив.  В  воздухе
пахло войной.
   - Ты что, боишься отоз