й упрек.
   - Еще бы не заслужить!  -  Аликс  стояла  в  дверях,  как  медведица,
защищающая вход  в  свою  берлогу:  выражение  лица  воинственное,  поза
агрессивная.
   На Криса вдруг накатила  волна  усталости.  Он  даже  прикрыл  глаза,
прислонившись плечом к дверному косяку.
   - Если не хочешь меня впускать, - сказал  он,  -  то  можно  хотя  бы
попросить стакан воды?
   - О Господи, - ответила Аликс. - Входи, не  укушу.  Тени  в  длинном,
узком  коридоре;  пара  гоночных   велосипедов   на   стене,   наподобие
произведения поп-арта. Крис услыхал, как за спиной его закрылась  дверь,
щелкнув двойным замком.
   Она провела его мимо кухни прямо в гостиную. Комната была  совсем  не
такой, какой сохранилась в его  памяти  после  той  вечеринки.  Какой-то
более просторной и светлой. Наверно, это потому, что сейчас не надо было
по ней продираться сквозь толпу, как сквозь лесную чащу. А, может, Аликс
просто сделала какую-то перестановку. Он тяжело  опустился  на  кушетку,
покрытую вытертым покрывалом с изображением тропиков.
   - У тебя такой вид,  что  тебе,  пожалуй,  лучше  принять  что-нибудь
покрепче, чем вода, - заметила Аликс. - Что предпочитаешь, адвокат?
   - Водку. Водку со льдом, если можно, - ответил он и,  повернувшись  к
ней, проследил глазами, как она шла к дубовому шкафчику за его спиной. -
И я был бы премного обязан тебе, если бы ты называла меня просто Крисом.
   - А я что-то не припомню, чтобы была обязана тебе чем-то, -  отрезала
она, наливая ему заказанное. Крис между  тем  мучительно  думал,  какого
черта он сюда приперся и  нет  ли  в  данный  момент  в  квартире  Брэма
Страйкера.
   - Мам?
   Они оглянулись одновременно. Из кухни вышел мальчик  с  взъерошенными
волосами и непропорциональными чертами  лица,  характерными  для  ранней
юности. В одной руке у него был кусок  недоеденной  пиццы,  в  другой  -
банка кока-колы. - Ты собираешься возвращаться?
   Аликс улыбнулась, и лицо у нее сразу преобразилось.  Лицо  мадонны  с
полотна какого-нибудь прерафаэлита. Он сразу же вспомнил, как увидел  ее
впервые в зале суда.  Как  у  него  тогда  вдруг  забилось  сердце!  Как
поразила его тогда  ее  красота!  В  ней  не  было  ничего  от  типичных
американских красоток, которых можно увидеть на обложках журналов  и  на
экране  телевизора.  Рот  немного  широковат,  на  переносице   высыпали
веснушки, щеки немного полноваты, и носик с небольшой  горбинкой.  Но  в
комплексе  эти  детали  переставали  быть  недостатками,  а,   наоборот,
наделяли Аликс какой-то органичной красотой. Ее лицо волновало кровь.
   - Немного погодя, - ответила  она.  -  Дорогой,  это  Кристофер  Хэй.
Кристофер, это мой сынишка Дэн.
   Крис привстал, протянул руку. - Привет! - Потом осознал, что обе руки
у мальчика заняты, и опустил свою.
   Дэн отхлебнул коки из своей банки.
   - Вы тот самый Кристофер Хэй? Адвокат?
   - Пожалуй, тот самый, - ответил  Крис.  Лицо  мальчика  расплылось  в
улыбке. - Вот здорово! В своем домашнем сочинении в прошлом  семестре  я
писал про вас, и как вы выступаете в  суде.  Мне  мама  помогала.  Очень
приятно познакомиться!
   - Мне тоже приятно, - ответил Крис.
   - Очевидно, я имею успех даже здесь. А я и не знал, что ты замужем.
   - Теперь не замужем, - поправила Аликс.
   - А сын - он на совместном попечении?
   - Был. - Она посмотрела ему  прямо  в  глаза,  потом  притронулась  к
горбинке на носу. - А потом его папаша избил меня так, что сломал нос. И
я подала на него в суд и добилась полной опеки над малышом.  Теперь  мой
бывший муж не имеет права приближаться ни ко мне, ни к моему сыну.
   - Это не очень хорошо. Мальчику нужен отец.
   Они стояли посередине гостиной. Из кухни доносились звуки рок-музыки:
это Дэн включил МТБ.
   Крис  посмотрел  вокруг:  яркие   занавески   на   окнах,   по-умному
маскирующие стекла с  налетом  вездесущей  Нью-йоркской  грязи,  забитые
книгами шкафы, стеклянный кофейный  столик,  индийский  хлопчатобумажный
ковер на полу, старое, поцарапанное пианино в  углу  рядом  с  бронзовым
торшером. Над ним - старая, выцветшая фотография деревянного загородного
дома,  напротив  которого  рос  раскидистый  дуб.  Маленькая  девочка  с
косичками - возможно, Аликс в детстве - сидела на  ветке  и  смотрела  в
объектив со слишком серьезным для ребенка выражением.  За  ней,  в  тени
дерева, силуэт высокого, сухопарого человека с солдатской выправкой.
   - В твоей квартире одна спальня?
   Аликс кивнула.
   - В ней спит Дэн. - Она указала рукой. - А моя кровать - вот она.  Ты
на ней недавно сидел.
   - Я вижу, муниципалитет не слишком щедро платит своим служащим.
   Она вскинула голову.
   - Мне здесь нравится. И Дэну  тоже.  Я  понимаю,  что  моя  квартирка
кажется крошечной по сравнению с твоей. Но это мой дом.
   - Здесь мило, - сказал Крис, снова садясь. - Мне здесь тоже нравится.
В прошлый раз не понравилось.
   - Ты здесь уже был? - Аликс села на кресло, покрытое материей, хорошо
сочетающейся по цвету с покрывалом в тропических  цветах.  -  Интересно,
когда?
   - Помнишь свое новоселье? Я приходил сюда с Брэмом Страйкером.
   - Ты приятель Брэма?
   - Иногда встречаемся от нечего делать, - ответил Крис.
   - Он занимался моим разводом и выцарапал для меня  полную  опеку  над
Дэном, когда тот подонок сломал мне нос.
   - А-а-а, понятно.
   - Что тебе понятно?
   Крис поставил свой стакан. На голодный желудок  -  он  не  ел  ничего
после  "праздничной"  трапезы  с  Маркусом  Гейблом   -   водка   быстро
подействовала. - Просто а-а-а, и больше ничего. - Он встал, прошелся  по
комнате. Его так и подмывало сказать или сделать то,  о  чем  он  потом,
возможно, пожалеет.
   - Так значит, Брэм и с тебя часть гонорара взял натурой?
   Аликс так и подскочила.
   - А ты, однако, нахал. И лезешь не в свое дело.
   Он повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.
   - Мой отец сказал мне именно эти слова, когда я ему сказал, что  знаю
о том, что он изменяет моей матери. - Он улыбнулся. Он чувствовал  себя,
как, наверно, чувствует себя корабль, порвавший якорные цепи и  мчащийся
на всех парусах прочь от земли. Наконец, свободен. - Я сказал  ему,  что
она моя мать, и дело, следовательно, - мое, и ударил его по лицу. Я тебе
говорил, что мой отец родом из Уэллса? У уэллсцев есть поговорка: "Пусть
твоя кровь течет у тебя спереди", что означает, как объяснял  отец,  что
надо  всегда   поворачиваться   лицом   к   опасности...   Однако,   мое
вмешательство не помогло. Через полгода отец развелся с матерью,  а  еще
через год она умерла. А потом он и с новой развелся. Сейчас он женат  по
третьему разу.
   - Но я не твоя мать, - возразила Аликс. - Почему ты считаешь,  что  и
это - твое дело?
   Теперь Крис понял, что он хотел  такого  сказать  и  сделать,  о  чем
потом, возможно, пожалеет.
   - А вот потому! - ответил он и приблизившись к Аликс, крепко обнял ее
и поцеловал прямо в губы.
   Она высвободилась. Ее серые глаза изучали его.
   - Если ты думал, что мне это понравится,  -  сказала  она,  -  то  ты
ошибся.
   - Разве?
   - Не будь таким самоуверенным.  Женщины  тают  в  объятиях  только  в
телесериалах. Да и то только тогда, когда в объятия их заключает  герой.
- Ее глаза смотрели на него, не мигая. - А ты не герой.
   - Это верно, - согласился он и поцеловал ее снова.
   - Я не ошиблась и в своем первом определении. Ты действительно нахал.
   - Ты не ошиблась относительно меня только в одном. Мне и в голову  не
приходило взять на себя какое-нибудь дело  pro  bono  publico  уже  года
полтора.
   - А-а-а, понятно.
   - Что тебе понятно?
   Она улыбнулась.
   - Просто а-а-а, и больше ничего.
   - И еще кое в чем ты не ошиблась, -  сказал  Крис.  -  Маркус  Гейбл,
по-видимому, действительно убил свою жену.
   - Забудь об этом, - сказала Аликс. - Поезд уже ушел.
   - Как это забыть? Никогда не поздно пригвоздить  убийцу  к  позорному
столбу.
   Аликс рассмеялась.
   - Господи, ты говоришь напыщенно, как обманутый  любовник.  Обиделся,
что он солгал тебе? Так он лгал всему миру. Почему он должен делать  для
тебя исключения?
   - Я - его адвокат.
   - Судя по твоей репутации,  мне  кажется,  что  у  него  была  особая
причина скрывать от тебя правду. Крис удивленно посмотрел на нее.
   - Ну, может быть, в других отношениях Брэм и подонок, но надо  отдать
ему должное, - что он - хороший друг, - сказала она. - Он о  тебе  очень
высокого мнения. Постоянно говорит о тебе.
   - Мне казалось, что он слишком занят другим, чтобы думать обо мне,  -
сказал Крис.
   - Ты хочешь сказать, своими клиентками? - спросила Аликс. - Я об этом
знаю. Давно обнаружила, что я - звено в длинной и нескончаемой цепочке.
   - И что же ты сделала, обнаружив?
   Она улыбнулась. - Никогда не любила толпы. Но, по-моему настоянию, мы
с ним остались друзьями. Для Брэма это главный приоритет.
   - А какой другой приоритет?
   Она засмеялась.
   - Если бы Дэнни не было рядом, я  бы  показала.  -  И,  обхватив  его
руками за шею, прильнула к нему. Ее губы  смягчились  и  раскрылись.  Он
почувствовал прикосновение ее языка,  почувствовал  ее  нежное,  горячее
тело.
   И вдруг, как феникс, возрождающийся из пепла, - воспоминание  о  том,
как Терри приезжал в отпуск в своей армейской форме, - герой,  увешанный
медалями, от которого многие в городе отворачивались,  осуждая  действия
американцев во Вьетнаме. Нечего было  Америке  соваться  туда,  говорили
они. Но отец гордился Терри. Он, помнящий Суэц, Индию и  другие  горячие
точки  на  планете,  подточившие  мощь   Британской   империи,   одобрял
американское присутствие в Юго-Восточной  Азии!  Со  слезами  на  глазах
подливал Терри в стакан, обнимал его так, как никогда не обнимал  Криса,
и целовал в обе щеки.
   А Крис, только что вернувшийся из своего  добровольного  изгнания  во
Францию, прихрамывающий на покалеченную ногу, чьи мечты въехать в  Париж
в желтой майке лидера разлетелись в прах  на  мокрой  от  дождя  беговой
дорожке,  чужой  в  собственной  семье  Крис   беспомощно   смотрел   на
растрогавшегося родителя и героя-брата.
   Тур де Франс остался для него незабываемым впечатлением. Что  еще  он
привез  с  собой  из  добровольного  изгнания?   В   промежутках   между
тренировками он стучал на разбитой портативной машинке,  пытаясь  писать
роман: он всегда мечтал стать писателем. И  вот  он  вернулся  домой,  с
искалеченной ногой и совершенно безнадежной рукописью...
   Все, что случилось с ним в то лето, когда  он  участвовал  в  Тур  де
Франс, было связано с такими болезненными воспоминаниями, что он  долгое
время старался забыть, желал забыть и, в конце концов, сумел забыть.
   Ты не герой, сказала ему Аликс. Боже мой, она  и  половины  не  знает
всего этого!
 
*** 
 
   Сутан не знала, что делать, и поэтому решила вернуться к Муну.  Кузен
давал ей чувство защищенности, как в свое время Терри. Но к Терри у  нее
была и физическая любовь, и это не могло не окрашивать ее общее суждение
о том, что он ей давал.
   Мун жил в построенной  еще  в  тринадцатом  веке  вилле  в  маленьком
городке под названием Вене. Она была в запущенном состоянии,  когда  они
набрели на нее впервые много лет назад. А  когда-то  это  была  шикарная
резиденция могущественного Епископа Венского.
   Ей показалось тогда  безумием  покупать  эту  груду  камней,  кое-где
слепленную цементом. Но он увидел в этом нечто иное.  -  Я  повидал  так
много разрушений, - говорил он ей, давая инструкции целой армии рабочих,
нанятых им для восстановления виллы, -  что  для  меня  великое  счастье
возвратить чему-то прежнюю красоту.
   Не  торопясь,  любовно  отстроил  Мун  стены  Романского   стиля.   В
Тарасконе, расположенном неподалеку к западу, он  присмотрел  деревянные
ворота с резьбой, изображающей Успение Богородицы, и транспортировал  их
в  Вене.  Заменил  обычную  черепицу  на  покатой  крыше  глазированной,
генуэзской, проследив, чтобы каждую черепичку тщательно очистили.
   С севера виллу защищала от мистраля  кипарисовая  аллея,  а  с  южной
стороны  подымали  вверх  свои   скрюченные,   будто   артритом,   сучья
раскидистые платаны, в тени которых было так приятно посидеть  летом.  А
ниже по усаженному валунами  склону,  на  котором  стояла  вилла,  стена
густого кустарника и древних деревьев надежно отгораживали ее  от  всего
мира.
   Большинство людей находили Муна и Сутан очень похожими внешне.  Кузен
был немного выше ростом, пошире в плечах,  но  осанка  -  совсем  как  у
Сутан. Лицо Муна отличалось разве только тем, что было обветренным,  как
у настоящего провансальского фермера, которым он, в сущности, и стал.
   - Ты плохо выглядишь, - сказал Мун. Они сидели во внутреннем  дворике
виллы, построенной П-образно. Миндальные деревья были в  розовом  цвету,
воздух пропитан запахом дикого тимьяна и майорана. Плющ  обвился  вокруг
каменного фонтана в виде двух дельфинов, изо рта которых лилась вода  на
лазурный кафель.
   Время от времени пробивалось  солнце  сквозь  синевато-серые  тучи  и
освещало вершины деревьев, росших выше виллы по склонам гор.
   - Я хочу знать, - сказала Сутан, - в каких делах был замешен Терри.
   На покрытом мозаикой столике перед ними стояли вазы с  земляникой  из
Карпентрас, маслинами из Ниона и засахаренным миндалем из Аикса.
   Мун улыбнулся, и  его  улыбка  напомнила  ей  об  изваяниях  Будды  в
Юго-Восточной Азии.
   - Зачем ты обращаешься ко мне с подобными  вопросами?  -  сказал  он,
беспомощно разведя руками.
   - Ты хочешь сказать, что ты не знаешь  на  них  ответа?  Терри  часто
приходил к тебе за советами. А, может, еще и за помощью?
   - За помощью он ко мне никогда не приходил, - ответил Мун. - Довольно
странно мне напоминать тебе, что Терри был очень независимым  человеком.
Он терпеть не мог одалживаться у кого бы то ни было.
   - Ты всегда славился умением давать  уклончивые  ответы,  -  заметила
она. - Но я - член семьи. Меня такие ответы удовлетворить не могут.
   - Терри нет в живых, - сказал Мун. - Духам тоже требуется отдых. - По
этим словам Сутан поняла, что ее двоюродный брат не хочет  обсуждать  ее
покойного возлюбленного.
   - Я должна знать, Мун. Мне необходимо знать.
   - Он умер в церкви, - сказал Мун. - И я вот думаю, не сделало ли  это
его смерть ужасной для него вдвойне.
   Сутан закрыла глаза, и ей показалось, что все ее душа содрогнулась. -
Пусть Терри убили, но любовь моя к нему осталась. Что еще осталось?  Еще
многое, не так ли?
   Мун смотрел на нее все с тем же выражением Будды на лице.
   - Просвети и ты меня, в таком случае, - попросил он.
   Сутан  глубоко  вздохнула  и  сообщила  ему,  что   она   обнаружила,
вернувшись домой,  что  кто-то  обыскивал  ее  квартиру.  И  еще  кто-то
наблюдал за ней, притаившись в подъезде дома напротив.
   Рассказывая об этом,  она  заметила,  что  лицо  ее  кузена  внезапно
изменилось. Оно уже не  было,  как  прежде,  полусонным,  отрешенным  от
жизни. Он выпрямился в кресле и даже вперед подался, весь внимание.
   - Ты уверена в том, что ничего, кроме того предмета из нижнего белья,
не пропало? - спросил он, когда Сутан закончила. - Абсолютно уверена?
   - Абсолютно. И еще, зачем тогда продолжать за мной  наблюдение?  Если
он нашел то, что искал, то должен был бы отстать.
   Напряжение Муна заметно спало, и Сутан, заметив это, спросила:
   - Значит, ты знаешь, что он искал?
   - Не знаю, - ответил Мун, но она не очень-то  поверила  ему.  Что  он
скрывает от нее? Она пришла сюда, ища успокоения, а вместо этого - новые
волнения.
   Сутан неотрывно смотрела на двоюродного брата.  Хотя  было  очевидно,
что он ей не доверяет, она  решила  довериться  ему  до  конца.  Достала
открытку, которую Терри перед смертью написал Крису, и  протянула  Муну.
Пока тот читал ее, все пыталась понять  по  выражению  его  лица,  какое
впечатление это послание произвело на него. - Скажи на милость,  что  бы
это могло значить?
   Он поднял глаза.
   - Зачем ты мне ее показала? - А  на  лице  все  то  же  отсутствующее
выражение.
   - Прекрати! - крикнула она и вырвала из  его  руки  открытку.  С  ума
сойти можно, все та же каменная стена вместо участия! - Я понимаю,  тебе
кажется, что ты спасаешь меня, - с горечью сказала она.
   - Да, спасаю. От тебя самой.
   - Не надо! - бросила она. Вот этого она боялась больше всего. - Я  не
хочу ворошить это!.. Я же тебя не раз предупреждала.
   Мун ничего не ответил, и даже  не  пошевелился.  Золотой  луч  солнца
соскользнул с высоких склонов и залил их дворик, бросив змеевидные  тени
вдоль каменных порталов, в глубину виллы.
   - Оно само придет, - молвил, наконец, Мун. - Всегда приходит.
   - Я запрещаю! - крикнула Сутан.
   - Ты же сама сказала, - Мун поднял  руки  с  коленей,  будто  пытаясь
поймать ускользающий свет, - что пришла сюда, чтобы я рассказал  тебе  о
твоих  тайнах,  и,  тем  не  менее,  запрещаешь  мне  даже  намекать  на
последствия подобных тайн. Человек не живет в вакууме, Сутан. Ты  должна
отдавать себе в этом отчет. Ты, такая, какая ты есть. - Голос Муна гулко
отдавался среди миндальных деревьев, зарослей мимозы, шиповника.
   - Ты имеешь в виду, какой я стала. -  Сутан  смотрела  на  каменистый
склон,  утонувший  в  прохладной  тени  оливковых  деревьев.   Лицо   ее
удивительным образом переменилось, будто тоже окаменев. Но вместе с тем,
в нем появилось удивительное спокойствие. - Ты же сам был моим учителем.
   - То были лихие времена, - возразил Мун. - Я  хотел  спасти  тебя  от
моих врагов. Но получилось так, что ты стала тем, кем быть  для  тебя  -
мучение.
   Какое-то  время  я  молчала,  глядя,  как  последние  солнечные  лучи
просачиваются сквозь древние камни. Наконец, спросила. - Ты думал, что я
попытаюсь убить себя после смерти Терри?
   - Должен признать, такая мысль не раз посещала меня.
   - Понятно. Но, видишь ли, во мне на  сей  раз  бушевало  горе,  а  не
ненависть к себе самой. И вызвано это чувство было не тем, что я кого-то
убила.
   - Ты убила тогда, чтобы спасти мне жизнь, - напомнил Мун. - Как можно
ненавидеть себя за это?
   - Я убила, и точка, - отрезала она. - Во мне дремлют силы, которых  я
не понимаю. Их передал мне ты.
   - Они у нас обоих с рождения, - возразил Мун. - Ты  думаешь,  что  ты
другая, потому что твой отец - француз? Мы - одна  семья.  Мы  друг  для
друга - все. И это главное.
   Она склонила голову набок. - И Терри изменил все это?
   - Я любил Терри, - ответил Мун, задумчиво глядя на воду в фонтане.  -
Мы были ближе друг другу, чем братья.
   - Потому что вы убивали вместе - друг для друга.
   - Это было давно.
   Она кивнула, соглашаясь.
   - Но не забывается.
   - Даже мертвые, Сутан, не забывают.
   - Будь ты проклят, - прошептала она. Ее глаза были мокры от слез, но,
очевидно, она смирилась с правдой.
   Мун взял ее руки в свои и нежно гладил ее ладони, как он делал, когда
она в детстве болела или боялась чего-нибудь.  Вдоль  кипарисовой  аллеи
шел фермер: темный силуэт в  свете  уходящего  дня.  Какая  незатейливая
жизнь у него, подумала она. Работа, еда, сон, любовь, опять работа... Ее
душа стремилась к этой мудрой простоте.
   - Что ты можешь сказать об открытке, которую Терри написал брату?
   - Что я нахожу ее странной, - признал Мун.  -  Особенно  принимая  во
внимание  их  долгую  размолвку.  Почему  он  решил  написать?   И   еще
ненаписанный постскриптум... Что Терри намеревался написать?
   - Может быть, мы получим ответы на эти вопросы, - сказала Сутан. -  Я
разговаривала по телефону с Крисом. Завтра он прилетит сюда забрать тело
Терри, и мы договорились, что я встречу его в аэропорту Ниццы.
   - В свете той истории, что была меж вами, стоит ли?
   - Это не важно, - ответила она. - У меня нет выбора. Твоя школа.
   - В твоей жизни было кое-что и помимо этого, - заметил он.
   - Правда, это может и не дать ничего  нового.  По  словам  Криса,  за
последнее время Терри ни