ожет улизнуть. Верно, Транг?
   - Бесконечное колесо  самсара,  священный  круг,  будет  поломано,  -
соглашается Транг голосом, лишенным всякого выражения.
   - Мы должны не только убить чарли, - поучает Мясник, - но  и  сделать
из него посмешище, на страх другим. Ясно?
   Доминик качает головою.
   - Не знаю, смогу ли я сделать это.
   - Ты что? - удивляется Мясник. - Совесть не позволяет? - Он говорит с
явным раздражением. -  Гады,  которых  мы  убиваем,  подкладывают  мины,
оторвавшие к чертовой матери ноги не у одного бедняги. Ты здесь  сколько
времени находишься? Девять месяцев? Тогда скажи мне, сколько раз  идущий
рядом  с  тобой  парень  на  твоих  глазах  задевал   ногой   веревочку,
привязанную к взрывателю  гранаты?  Вот  об  этом  думай,  когда  будешь
отрезать этим выродкам их поганые башки.
   Доминик качает головою.
   - Не знаю...
   - Он не знает! - передразнивает Волшебник. - Выслушай, приятель, одну
из горьких жизненных истин: те, кто не  могут,  как  люди,  наслаждаться
своей силой и мучить других, изобретают  совесть  и  мучают  сами  себя.
Другой альтернативы, как говорится, нет.
   - Я...
   Но прежде чем Доминик успевает продолжить, его перебивает Сив, уверяя
Мясника:
   - Не беспокойся, я с ним сам поговорю.
   - Может, он не наш? - не унимается Терри. - Я не хочу, чтобы  в  моем
отделении поддерживались такие настроения.
   - Да нет, что ты! - успокаивает его  Сив,  уверенный,  что  для  Дома
лучше быть под крылышком Волшебника, который, заботясь о себе, не даст в
обиду и их. - Я же тебе сказал, что беру это на себя.
   Транг указывает  направление,  и  под  ними  из  джунглей  выныривают
деревеньки, как пузыри болотного газа  из  воды.  Иногда  им  приходится
использовать всю их огневую мощь, чтобы пробить дымящиеся дыры в обороне
чарли. Они вылезают на шасси вертолета и, когда он  снижается,  выпуская
по  цели  ракеты,  лупят  в  унисон  из  своих   АК-47.   Опускаясь   на
искореженную, горящую землю они ни на минуту не перестают стрелять, пока
есть еще кого убивать. А потом, отложив в сторону раскаленные  автоматы,
они  наклоняются,  как  крестьяне  на  рисовых  полях,  чтобы  выполнять
кровавые приказы Мясника.
   А иногда они летят на запад, следуя маршруту, указанному  Трангом  на
топографической карте, на молниеносную "тихую охоту",  уничтожая  врагов
без единого выстрела. Они переползают  от  хижины  к  хижине,  перерезая
глотки, отсекая головы, оставляя после себя кровавые останки для  других
чарли, чтоб смотрели и трепетали.
   Для пущего устрашения Мясник кровью  рисует  на  каком-нибудь  видном
месте стилизованную фунг хоанг, птицу, вытатуированную на руке Транга.
   Однажды Сив застал Транга смотрящим на этот грубый,  но  впечатляющий
рисунок, и ему показалось, что он  впервые  заметил  на  лице  вьетнамца
какой-то проблеск чувства. Но что он думал про это изобретение  Мясника?
Воспринимал ли он его как оскорбление, или же черпал в нем  вдохновение,
- этого Сив не понял.
   Почему его интересовало то, о чем думает Транг? Наверно, потому,  что
всегда сознавал, что это страна Транга, и именно то, что он думает, а не
домыслы американского правительства, имеет значение.
   Сив, уже тогда в душе детектив, хотел бы докопаться до главной  тайны
и Терри, и Транга. Ему кажется, что только поняв их,  он  сможет  внести
хоть какой-то логический порядок  в  водоворот  безумия,  в  который  он
оказался втянутым.
   Большинство из ребят только и думали о том, чтобы поскорей  вернуться
домой, возобновить прерванную учебу в колледже  и  поскорее  позабыть  о
том, где они были и что с ними там происходило. Но не Сив. Он  понимает,
что в этих зловонных джунглях и полных опасностей рисовых полях Вьетнама
скрывается какая-то важная истина, и он хочет ее  отыскать.  Сейчас  ему
кажется, что именно Транг, как фунг хоанг, держит в своих руках  ключ  к
этой истине.
   Однажды они забрались далеко на север, и Сив  наблюдает  за  Трангом,
указывающим путь над всклокоченной массой  джунглей.  Вергилий,  сидящий
рядом с Трангом, шепчет:
   - Так где, ты говоришь, здесь попрятались чарли?
   Транг послушно указывает рукой, и вертолет круто уходит влево. Тотчас
их взору открывается просвет между деревьями. Деревня.
   - Вот они!
   Вертолет ныряет вниз, выпуская  ракеты,  строча  из  всех  пулеметов.
Макушки  деревьев  стремительно  приближаются  среди  грохота   взрывов,
чудовищной пляски смерти.
   - Краем глаза Сив видит Транга, приникшего ухом к полу вертолета. Его
глаза широко раскрыты, толстые губы  двигаются  в  мучительной  гримасе,
будто это они изрыгают этот чудовищный грохот, а не стволы их пулеметов.
   Когда вертолет приземляется и они  все  выпрыгивают  из  кабины,  Сив
следует за Трангом. Пригнувшись, как старики, искалеченные  жизнью,  они
оглядывают почерневшую прогалину между  деревьями,  где  только  недавно
жили люди. Пепел летит во все  стороны,  гонимый  все  еще  вращающимися
винтами их вертолета.
   Ответный  огонь,  белые   трассеры,   прочерчивающие   ночное   небо,
заставляют их броситься сначала в одну  сторону,  потом  в  другую.  Сив
следует за сгорбленным  силуэтом  Транга,  пока  они  не  выбираются  на
безопасное место. Прижавшись  спиной  ко  все  еще  теплой  и  курящейся
разрушенной каменной кладке, они переводят  дыхание.  И  Сив,  к  своему
стыду, вдруг осознает, что  он  подсознательно  использовал  Транга  как
прикрытие.
   У вьетнамца такие потухшие, пустые и безжизненные глаза, что  Сив  не
выдерживает и касается его рукой, чтобы удостовериться, что с ним все  в
порядке.  Как  ошпаренный,   Транг   весь   передернулся,   почувствовав
прикосновение, и Сив почувствовал приставленный к его груди ствол  АК-47
Транга.
   -  Я  перепугался  за  тебя,  -  прошептал  Сив,  с  трудом  разжимая
пересохшие губы. - Мне показалось, ты ранен.
   Ствол автомата исчезает в темноте.  Совсем  рядом  с  ними  трещит  и
плюется искрами огонь, языки пламени пляшут в темноте. Огонь  напоминает
Сиву его самого, а тьма, в которой он горит, - Транга. Они так близки, и
так различны, но один без другого просто не имеет смысла.
   Транг, глаза которого сверкают, как осколки черного стекла, указывает
кивком головы в сторону.
   - Туда!
   Они покидают свое убежище и, глядя, что другие прижаты огнем северных
вьетнамцев к земле, продвигаются  зигзагами  вдоль  периметра  выжженной
зоны.
   Транг открывает огонь и Сив, продвигаясь за ним, следует его примеру.
Вместе они подбегают к последнему укреплению все  еще  сопротивляющегося
врага. Сив  вырывает  чеку  гранаты,  швыряет  ее  за  наспех  собранную
баррикаду из деревянных балок и обугленной кровли.
   Они бросаются ничком на землю за секунду до того, как она содрогается
от взрыва, на мгновение превратившего ночь в день.  А  потом  они  вновь
вскакивают и врываются за остатки баррикады, стреляя на  ходу.  Потрогав
ногой трупы, Транг опускается на  корточки,  покорно  начиная  выполнять
требование командира об отделении голов от туловища у тех, кто  все  еще
состоит из одного куска.
   Другие подходят, все целы и  невредимы.  Деревня  представляет  собой
зрелище, наполняющее лунный пейзаж, если бы по  поверхности  луны  могли
плясать языки  пламени.  Они  вытирают  пот  со  лба,  выходцы  из  ада,
совершающие свою  адскую  работу,  как  по  нотам,  с  точностью  хорошо
отлаженного механизма.
   Тишина,  только  потрескивание  догорающего  огня.  Затем  Сив  вдруг
поднимает голову, встает. Он слышит посторонний звук, и  волосы  на  его
голове встают дыбом: из пелены серого дыма выходит крошечная фигурка  и,
спотыкаясь,  направляется  к  ним.  Даже  до  того,  как   он   успевает
сообразить, что это такое, он видит Доминика, устремляющегося  навстречу
ей.
   ( Стой! - кричит Волшебник. - Вернись сейчас же!
   Дом или  не  слышит,  или  не  желает  слышать.  Он  бежит  навстречу
опаленному и теряющему сознание ребенку. Это девочка лет пяти или шести.
Ее длинные волосы распущены по  плечам,  глаза  широко  открыты.  В  них
застыл ужас.
   Ее жалобный плач, разносящийся по  пепелищу,  скребет  по  их  и  так
обнаженным нервам. То появляясь из клубов дыма, то вновь в них  исчезая,
она бродит среди руин того, что только недавно  было  ее  деревней.  Она
спотыкается, падает на колени в  горячий  пепел  и,  когда  она  наконец
поднимается на ноги, он видит, что она вся покрыта кровоточащими ранами.
Несчастный ребенок кажется Сиву символом дикой аморальности  войны.  Его
сердце рвется к ней.
   И, как в замедленной съемке кинофильма, он видит своего брата. Как он
приближается к этому апокалиптическому видению, являющемуся немым укором
миру, который сошел с ума.  А  потом  сцена  вообще  преступает  пределы
реальности: милосердная рука вновь воскресшего Бога протягивается, чтобы
помочь представителю поколения,  которое  во  всех  культурах  считается
невинным.
   - А черт! - кричит Волшебник,  поднимая  винтовку  и  прицеливаясь  в
ребенка.
   - Не надо! - вне себя вопит Сив, бросаясь, чтобы вырвать из  его  рук
оружие. Но Транг останавливает его. Вьетнамец делает какое-то незаметное
для глаз движение, и рука Сива бессильно повисает, как сухая ветка.
   Полный ужаса, он бессильно наблюдает,  как  Волшебник  дает  короткую
очередь, со страшной силой отбрасывающую крошечную фигурку назад. Еще не
успев упасть на  землю,  она  вдруг  взрывается  со  страшным  грохотом.
Доминика, который уже находился в  непосредственной  близости,  взрывной
волной отшвыривает назад.
   Транг отпускает Сива, и он бежит к брату, опускается на колени  рядом
с его распростертым телом.
   - Господи Иисусе! - шепчет Доминик. Он сильно контужен, но,  кажется,
не ранен. - О Боже праведный!
   - Живая бомба, - объясняет Терри, подходя  к  ним.  -  Обычный  трюк.
Привязывают гранату под  мышку  ребенку,  и,  когда  кто-нибудь  к  нему
прикоснется... - Транг смотрит на них, но ничего не говорит.
   Дома трясет, как в лихорадке. Он сидит, обхватив голову руками. Потом
его начинает тошнить. Сив обнимает его за плечи.
   Транг, стоящий от них на расстоянии стука сердца, как будто упивается
этой трогательной сценой. Догорающий огонь отражается в его зрачках.
   - Тебе не спасти его, - говорит Транг, -  сколько  ни  старайся.  Эта
страна сделает с ним все, что  захочет.  Ты  с  этим  ничего  не  можешь
поделать.
   Сив, прижавшись щекой к  мокрой  голове  Дома,  поднимает  на  Транга
глаза. - Нет, могу, - возражает он. - Я могу любить его.
   Он видит непонимание в лице Транга и  сам  удивляется,  как  это  ему
могло хотеться быть здесь своим среди своих, как он  мог  искать  дружбы
Мясника и  Транга.  Мясник  он  и  есть  мясник:  убивает  с  величайшей
легкостью. А Транг - чужой. Он так же непознаваем, как и  те  прекрасные
девушки   в   прозрачных   платьях,   отплясывающие   под   сводами   из
гофрированного железа американский рок-н-ролл.
   - Теперь ты сам все понимаешь. Почему эта война никогда не  кончится.
- Транг указал жестом на обгоревшую землю,  по  которой  были  раскиданы
изувеченные трупы рядом с тем, что осталось от маленькой девочки. -  Мне
пока больше везет. А то, что ты видишь перед собой - альтернатива.
   Но эти откровения запоздали: Сив уже не слушает.
   - Уйди, - шепчет он. - Ради Бога, уйди. - Но Транг не  шевелится.  Он
продолжает стоять рядом,  как  немой  свидетель  их  боли  и  их  ужаса.
Созерцание этого дает ему больше калорий, чем рыбьи головы и даже рис.
   Мучительные конвульсии Доминика затихают.
   - Великий Боже, - слышит Сив  его  молитву,  -  дай  мне  сил,  чтобы
уцелеть и вернуться домой.
 
*** 
 
   Мясорубка войны продолжает работать, но отряд ПИСК на какое-то  время
выключается из этого дьявольского процесса. И  слава  богу,  потому  что
каждый день,  если  верить  Вергилию,  приближает  Штаты  к  бесславному
поражению в стране, которую они даже никогда не пытались понять.
   Отряд находится на трехдневном отдыхе в Бан Me Туот. К этому  времени
он уже превратился в видавшую  виды,  спаянную  прямо-таки  по-семейному
боевую единицу. Их всего восемь человек: Терри, Вергилий, Сив,  Доминик,
смышленый фермерский мальчишка из Канзаса по прозвищу Трепач, Транг, Мун
и еще один кхмер по имени  Че.  Они  получили  провиант  для  проведения
операции, которая, как намекнул Мясник,  обещает  быть  трудной.  Но  из
каких  источников  они  снабжаются?  -  удивляется  Сив.  Насколько  ему
известно, Мясник никогда не заполняет никаких требований. У них в отряде
вообще никогда не заполняются никакие бумаги.
   Заинтересовавшись этим странным фактом, Сив побывал в штабе Спецназа.
Там вообще никто не слыхал о Вергилии - майоре, капитане или в каком  бы
он звании не был. И никого это не трогает. В общем хаосе  войны  чепуха,
подобная этой, неудивительна.
   Но Сив не  успокаивается.  Откуда  же  тогда  Вергилий,  если  не  из
Спецназа? Может, он прислан сюда из штаба  генерала  Абрамса?  Из  штаба
войск  Спецназа  в  Бан  Me  Туот  он  звонит  в  Сайгон  и,  к   своему
разочарованию, обнаруживает, что там тоже никто не знает - или не желает
признать, что знает - офицера по имени Вергилий.
   Так  Сив  и  не  докопался  до  истины,  когда  пришло   распоряжение
выступать. На этот раз они идут не в своей обычной полевой  форме,  а  в
черных гимнастерках, которые обычно носят Красные Кхмеры. В руках у  них
советский аналог АК-47. Ну и  свои  личные  жетоны  они,  конечно,  тоже
оставили в Бан Me Туот.
   Черный вертолет без всяких опознавательных знаков  доставляет  их  из
глубинки на северо-запад. Никакого инструктажа перед  вылетом  не  было,
даже намеков на то, в чем будет заключаться их миссия, не было.
   Волшебник  материализуется  из  темноты,  освещаемой  только  зеленым
светом приборов перед пилотом.
   - До меня дошло, - говорит он сквозь шум несущих винтов Сиву,  -  что
ты всех, кого надо  и  не  надо,  расспрашиваешь  обо  мне.  Ты  у  нас,
оказывается, детектив-самоучка?
   Сив пожимает плечами, стараясь скрыть свое замешательство. Во  рту  у
него сразу же пересохло.
   - Просто хочу понять, куда я попал.
   Волшебник смотрит на него долгим, испытующим взглядом. Сив, чувствуя,
что струйка пота бежит по его лбу, молит бога, чтобы она не попала ему в
глаз. Если он сморгнет, думает он, Вергилий подумает, что он  или  лжет,
или трусит.
   - Ну ладно, если это так, -  говорит  Волшебник.  -  Если  это  будет
способствовать лучшему взаимопониманию. - Несмотря на дьявольский шум  в
кабине,  они  чувствуют  паузу,  последовавшую  за  этой  репликой,  как
воздушную яму над Скалистыми Горами.
   - Я ничего не знаю о тебе, - оправдывается Сив. - Я вообще  ни  хрена
не знаю с тех пор, как попал сюда.
   Волшебник смеется.
   - Ну, это и мне знакомо. Я сам чертову уйму времени потратил,  прежде
чем разобрался, что почем. Это было непросто. - Вертолет затрясло, и  их
бросило в объятия друг друга. Сив вынужден схватиться руками за навесные
ремни. - Вот видишь, - говорит Волшебник, - а мне не  нужно  ни  за  что
хвататься. Я умирать здесь не собираюсь,  понял?  Когда  сможешь  то  же
самое сказать о себе, с тобой здесь будет все в порядке, Танцор.
   Пилот что-то  кричит  им,  и  на  минуту  он  подсаживается  к  нему,
освещаемый  таинственным  светом  приборов.   Его   указательный   палец
указывает маршрут, все подробности которого он хранит  в  голове.  Пилот
кивает, и вертолет резко уходит влево, направляясь в этот раз на  запад,
а Волшебник возвращается к Сиву.
   -  Хочешь  знать,  чем  особенно  тяжела  эта  война?  Все  настолько
озабочены, чтобы их задницу не оторвало взрывом мины, подложенной чарли,
что у них нет времени ни для чего кроме. Но что касается меня, то я  уже
настолько адаптировался в этой стране, прожив  здесь  столько  лет,  что
хочу для себя урвать кое-что у этой войны. Когда вляпаешься в дерьмо, не
торопись оскрести его от подошвы,  а  подумай  прежде,  кому  его  можно
продать.
   Он наклонился вперед, к открытой двери, и смачно плюнул в лицо ветру.
   - Чего беспокоиться!  Ко  мне  никто  не  подкопается.  -  Он  широко
улыбнулся. - Я организую вас на то, чтобы хорошенько потрепать чарли,  и
именно этим мы официально занимаемся. Но если я рискую своей жизнью ради
Дядюшки Сэма, то, я полагаю, он у меня  в  долгу.  -  Он  ткнул  большим
пальцем в том направлении, куда они летели. - Там  нас  ждет  богатство,
Танцор, можешь на это поставить что угодно.
   Его лицо, искаженное  странными,  угловатыми  тенями,  отбрасываемыми
слабым зеленым свечением приборной доски,  казалось  жутковатой  маской,
которой пугают во время шумных проказ в канун Дня Всех Святых.
   ( Я сейчас скажу тебе то, чего никто в штабе не знает  и  никогда  не
узнает. Ты  являешься  членом  группы,  проводящей  операции  типа  тех,
которые в свое время проводил Дэниэл Бун .  И,  как  и  другие  подобные
группы, мы строго засекречены. Поэтому в Бан Me Туот и не было  никакого
инструктажа,  поэтому  мы  летим   чистыми,   как   стеклышко:   никаких
удостоверений личности или каких-либо бумаг. Даже  пилот  этой  вертушки
понятия не имеет, куда мы летим:  я  даю  ему  направление.  Приказы  мы
получаем непосредственно  от  майора  Майкла  Эйланда.  Ну  как,  теперь
ситуация стала немного яснее?
   Сив кивнул.
   - Да я, собственно, вовсе не собирался совать нос в твои дела.
   Вергилий отходит от него, присаживается на корточки рядом с  пилотом.
Сив пытается заглянуть за его плечо на карту, куда он тычет пальцем,  но
за этой тушей черта с два что разглядишь.
   Они  летят  очень  низко,  и  так  быстро,  что  верхушки   деревьев,
мелькающие внизу, сливаются в одно сплошное черное море, над которым они
парят, словно Трангова фунг хоанг.
   Сив сидит рядом с братом и думает, отчего его мутит: от страха или от
вибрации. Он смотрит на лицо Доминика, смутно белеющее в почти  лишенной
света кабине вертолета, и проклинает себя за то,  что  перетащил  его  в
отряд ПИСК. Там, в Бан Me Туот, он был бы  в  большей  безопасности.  Во
всяком случае, там он был бы американским  солдатом.  А  здесь,  в  этой
бездушной тьме, он ничто, всего навсего соринка в  глазу  Господа  Бога,
путешествующая из пункта А в пункт В. Если они  погибнут,  выполняя  это
задание, никто даже не узнает, что на самом деле случилось с ними. И  он
подозревает, что все так и задумано.
   Ничего не в силах изменить, он просто сидит,  прислушиваясь  к  тому,
как  канзасский  фермер  по  прозвищу  Трепач  рассказывает  Муну  и  Че
очередную "абсолютно правдивую историю". За эти истории его  и  прозвали
так. Кхмеры слушают его травлю, как завороженные. Сив и сам диву дается,
где девятнадцатилетний парень мог набрать свои, по-видимому, неистощимый
запас  всяких  смешных  и  поучительных  историй.  Он,  как  современная
Шахеразада, держит на почтительном расстоянии  смерть  и  ужасы  смерти,
развлекая других и, как подозревает Сив, себя тоже.
   Шум и вибрация нарастают. Сив выглядывает в открытую дверь  и  видит,
что их обгоняют три  Б-52,  направляясь  на  запад.  Самолеты  входят  в
янтарное облако и исчезают из вида. Через десять минут он слышит  первые
взрывы и видит впереди по курсу вспышки, как яркие бумажные фонарики.
   Сив вытягивает  шею,  стараясь  рассмотреть  местность,  над  которой
распускаются эти цветы зла. Он видит все те же джунгли и рисовые поля, а
потом - реку,  светящуюся,  будто  фосфор,  от  ярких  вспышек  взрывов,
переливающуюся во тьме, как чешуйки на змеином теле.
   Во всяком случае, теперь понятно, куда они направляются, подумал Сив.
В Камбоджу.
 
*** 
 
   Низкие, грозные тучи прорываются с запада, через Кардамоновые горы, и
воздух так насыщен влагой, что вокруг сухого места нет. Время  муссонных
дождей, и в такую погоду даже малая царапина может привести к  гангрене.
Рана в ногу - это уже смертный приговор.
   Терри Хэй наблюдает, как Вергилий, который всегда идет позади отряда,
вы