Вернувшись в гостиную, он сел в свое любимое кресло  и  закинул  руки  за
голову. Облака, словно стая гончих, набросились на заходящее  солнце,  закат
получился невеселый, с явственным свинцовым  оттенком.  Он  закрыл  глаза  и
прислушался к шорохам старого дома, он  сливался  с  его  атмосферой,  чтобы
сразу же почувствовать ее изменение. Он должен быть готов  к  тому  моменту,
когда Киеу проскользнет в дом.

***

   Должно быть, он задремал. И вдруг Трейси открыл глаза.
   Было совсем темно. Ночь. Он замер  в  кресле,  изо  всех  сил  вцепившись
пальцами в подлокотники.
   Атмосфера в доме изменилась. Что-то было не так, но что именно,  он  пока
не понимал. За окном кричал козодой, сухая ветка скреблась  о  стену  -  это
были знакомые звуки, не они насторожили его.
   Скрип половицы над  головой,  еле  слышное  дребезжание  стекла  в  раме,
которое он вот уже полтора года все  никак  не  удосуживался  закрепить  как
следует. Но и эти звуки не имели ничего общего с причиной его тревоги.
   Дело было вовсе не в звуках. Кузнечики  давно  замолкли,  дом,  казалось,
затаил дыхание. Но Трейси был уверен, что здесь  кто-то  есть.  Он  медленно
поднялся и беззвучно подошел к камину, к деревянному Будде.
   Повсюду лежали густые плотные тени,  словно  проникшие  сюда  из  другого
измерения. Они искажали очертания предметов, которые теперь казались  чужими
и враждебными. Тонкий водянистый отблеск света играл лишь на тонкой  полоске
паркета между коврами.  Противоположная  часть  гостиной  была  погружена  в
непроглядную темноту. Ни единого звука.
   Тени изменяли свою форму и насыщенность, из  черных  они  превращались  в
темно-серые и потом  снова  становились  иссиня-черными.  Полоска  света  на
паркете колыхалась, словно рябь на поверхности воды.
   При таком освещении, точнее, при почти полном его отсутствии, фигура Киеу
казалась  фигурой  изготовившегося  к  прыжку  леопарда.  Он  чуть   изменил
положение, и свет упал на его  щеку.  Он  был  надежно  скрыт  темнотой.  Он
использовал ее как один из элементов своей стратегии. Так учил Мурано.
   - Я очень хорошо знал Макоумера, - еле  слышно  произнес  Трейси,  -  еще
тогда... в те дни. Я знал, что ты придешь.
   - У меня нет желания убивать, - откликнулся Киеу, - но я Чет Кмау. У меня
нет выбора.
   В комнате возникло какое-то странное  эхо,  причину  которого  Трейси  не
понимал.
   - Почему? - Он отлично знал ответ, но не удержался. - Ты был для него  не
более чем мальчиком на побегушках. А теперь у  тебя  есть  возможность  жить
своей собственной жизнью.
   - Я такой, - медленно проговорил  Киеу,  -  каким  он  меня  сделал.  Все
остальное во мне умерло. Он убил мою душу. И все же... именно он подарил мне
жизнь. Можно  ли  объяснить  это  словами?  Может  ли  кто-нибудь  объяснить
необъяснимое?
   - Нет.
   - Я... я уже не в состоянии мыслить ясно и логично. - Голос Киеу странным
образом растекался в темноте. - Мне трудно вспоминать прошлое,  его  картины
приходят и уходят, я теряю ориентацию.
   - А как же Амида Будда?
   - Амида Будда переживает все  сущее.  -  Киеу  еле  заметно  сместился  в
сторону. - Он учит, что мы должны отбросить все мирские  проблемы,  уйти  от
суетности. Ибо он тот, кто живет в  чистоте,  его  не  обуревают  желания  и
страсти, он не испытывает ни страха,  ни  надежд,  жизнь  и  смерть  его  не
интересуют, он обладает истинным знанием,  он  положит  конец  страданиям  и
возвестит о возрождении и введет нас в высочайшую Нирвану.
   Он снова сдвинулся, на долю дюйма, не более.
   - Я оставил боль и сожаления в доме Макоумера, там же остались  любовь  и
сострадание. - Киеу в упор смотрел на Трейси. - Ненависть моя теперь живет с
ними, в моем бывшем доме. Мой разум наполняет  лишь  ужас  перед  настоящим.
Когда исчезнет и он, я выполню все предначертания Амиды.
   Трейси оказался прав. ?Вот именно, - сказал он тогда Туэйту,  -  в  одном
сознании  могут  уживаться   две   тщательнейшим   образом   уравновешенные,
сбалансированные идеи. Они должны быть уравновешены и разделены, потому что,
как ты сам сказал, они взаимоисключающие. Что-то произошло совсем недавно, и
барьер, разделявший их, оказался сломанным.  Теперь  две  идеи  смешались  и
сплавились в единое целое: мирный  буддизм  и  психология  профессионального
убийцы. Но они  не  могут  смешиваться,  они  не  могут  сплавляться,  иначе
возникает безумие!?
   И поскольку Киеу напал на Трейси сбоку из почти непроглядной темноты,  он
вынудил его  использовать  принцип  ?Движущейся  тени?,  оказавшийся  весьма
эффективным средством против кокиу-наге Киеу.
   Киеу, полагая, что уже понял манеру ведения боя Трейси, увидев  его  ярко
выраженный атакующий дух, нанес ему не сильный, но  чрезвычайно  болезненный
фиксированный удар под ребра, и Трейси  пришлось  по  ходу  поединка  менять
тактику.
   Принцип ?Движущиеся тени? означает проведение атакующей серии,  когда  ты
не видишь противника: это вселяет в него неуверенность,  и  по  его  реакции
можно судить о его бойцовском духе,  ибо  он  ошибочно  считает,  что  понял
глубинную природу твоих действий. Но в  действительности  ?Движущаяся  тень?
заставляет противника раскрыть свой собственный замысел.
   Так произошло и на этот раз.  Трейси  отразил  атаку  Киеу  и  нанес  ему
контрудар. За счет резкого броска бедер он получил выигрыш в силе  и  провел
обратный удар ногой, один из множества уро. И сразу же после этого нанес два
стремительных  боковых   удара   ногами,   успев   удивиться   тому,   сколь
неэффективными  они  сейчас  оказались.  Однако,  среагировав  на  следующее
движение Киеу, он начал понемногу понимать, в чем дело, и его прошиб пот.
   О сложнейшей  методике  концентрации  и  управления  внутренней  энергией
чикара-вай  чиа  Трейси  прочитал   в   ветхой   книге   Джинсоку,   которая
называлась ?Риуко-номаки?, ?Книга дракона и тигра?. По словам  старика,  это
было самое древнее письменное изложение тайн боевых искусств.
   На чикара-вай чиа в той книге был лишь намек, автор отказывался  подробно
описывать ее чудовищные возможности, так как понимал, сколь опасна она может
оказаться, если к ней получат доступ люди агрессивные и недобрые.
   Энергией чикара  бредили  все,  посвятившие  жизнь  боевым  искусствам  -
концентрация внутренних сил требовалась и  бойцам  айкидо,  и  сумоистам,  и
остальным. Что  же  произойдет,  вопрошал  автор  ?Риуко-номаки?,  если  эта
нечеловеческая энергия получит выход?
   Как противостоять ей? Возможно  ли  экранировать  ее?  Трейси  терялся  в
догадках. Но исход борьбы должен -  обязан!  -  решиться  прямо  сейчас.  Он
подарил Лорин кольцо с бриллиантом, потому что был уверен, что вернется.  Но
сейчас Трейси уже ясно понимал, что этого не будет. Он не вернется.
   Но продолжал  бой.  Он  провел  серию  ате-ваза,  пытаясь  сбить  дыхание
противника, но энергетический уровень  Киеу  был  слишком  высок.  На  грани
отчаяния, он обрушил на него йотсу-те  и  попытался  поймать  ногу  Киеу  на
болевой захват.
   Но чикара-вай чиа свела все его усилия на нет, и  Трейси  обнаружил,  что
лежит на полу. От первого удара Киеу ныли ребра. Он совсем  ослаб,  не  было
даже сил сделать глубокий вдох.
   Киеу медленно сдавливал его. Трейси  ощущал  резкий  звериный  запах  его
пота,  последним  усилием  изнемогающих  мышц  он  попытался   противостоять
нечеловеческой силе противника. Но луноликое лицо Киеу  продолжало  медленно
надвигаться на него. В этом лице не было ни ненависти, ни гнева, лишь триумф
победителя. Как сказал камбоджиец, он избавился от этих эмоций,  оставив  их
подыхать в недобрых стенах дома Макоумера.
   В лице Киеу отчетливо читалось  лишь  то,  что  составляет  квинтэссенцию
настоящего бойца: одержимость победой и полное слияние  тела  и  разума.  Но
было что-то еще, что-то потаенное, на первый взгляд  неразличимое  -  что-то
вроде жемчужины, чистоту которой можно разглядеть только вблизи.
   Трейси не мог бы определить это как священный  огонь,  но  в  спокойствии
Киеу было нечто мистическое, астральное: это было спокойствие светлого  неба
или светящегося изнутри моря.
   И в это мгновение на Трейси обрушилась волна боли, она захлестнула его, и
он начал погружаться в черную пучину.  В  этой  пучине  он  лениво  совершал
сужающиеся круги, пока вдруг тело его  со  страшной  скоростью  не  ринулось
вниз, и все исчезло.

***

   Лорин остановила свой ?форд-мустанг? на обочине пыльной  дороги,  которая
уходила куда-то в бесконечность мимо убранного поля. Съехав  с  дороги,  она
загнала машину под развесистый дуб.
   На противоположной стороне поля она отчетливо видела дом Трейси, на  фоне
почти черного неба он казался игрушечным. Они часто  сюда  приезжали.  Лорин
помнила все ночи, проведенные под этой крышей - здесь ее  отпустило  чувство
вины, она смогла наконец нормально  разговаривать,  но  как  же  все  быстро
кончилось! Потом она снова взбрыкнула, словно ее восприятие действительности
так и не изменилось после встречи с Трейси.
   Выпрыгнув  из  полицейской  машины  у  самого  Манхэттена,  она   приняла
окончательное решение. Все время,  пока  Трейси  разговаривал  с  Туэйтом  и
Уайтом, она не сводила глаз с его осунувшегося, почерневшего  лица.  Она  не
могла избавиться от образа Трейси, выходящего из дома Макоумера. И когда  ей
стало совершенно ясно, что он опять задумал, Лорин решила: с меня  довольно.
Мысль о том, что ей придется еще раз  дожидаться  минуты,  когда  перед  ней
возникнет его безумно усталое лицо, или, что еще хуже, так  и  не  дождаться
этой минуты, приводила ее в ужас.
   Но проснувшись поутру в пустой квартире, Лорин подняла  глаза  и  увидела
игру света на потолке спальни. И в ту же  секунду  услышала  знакомые  звуки
Вест-сайда: сливающиеся в единую какофонию бесчисленные  сигналы  клаксонов,
лай собак, визгливые крики на испанском и португальском, вопли изнывающих от
одиночества котов, грохот мусорных баков, плач младенцев.  И  вдруг  поняла,
где надо его искать.
   И снова  заснула,  умиротворенная,  не  видя,  как  розовые  лучи  солнца
осторожно заползают к ней на подушку.
   Она решила подойти  к  дому  именно  с  этой  стороны,  потому  что  поле
отчетливо просматривается из окон и люди Туэйта, уже, несомненно, прикрывшие
остальные подходы к Трейси, с этой стороны не ждут никого.
   Оказавшись здесь, она понимала, что следует  делать.  Она  зашла  слишком
далеко, чтобы оставаться пассивным наблюдателем. Вполне возможно, что Трейси
сейчас умирает.
   От этой мысли ноги ее задрожали, участился пульс. Что ее ждет?
   На подкашивающихся ногах Лорин шла по полю. Узнают  ее  люди  Туэйта  или
нет,  Лорин  не  волновало:  они  не  могут  выдать  свое   присутствие   и,
следовательно, не остановят ее.
   Лорин добралась до  большого  раскидистого  дерева,  от  дома  ее  теперь
отделяло не более ста футов. Предстояло решить, откуда  лучше  войти:  через
главные двери или сзади, черным ходом.
   Никто не попался ей на глаза, вокруг было тихо. Идиллия, подумала  Лорин.
Куда вот только подевались кузнечики? Лорин взялась за ручку  двери  черного
хода, и в ту же секунду кузнечики снова затрещали.
   Она осторожно  приоткрыла  раму  с  сеткой  от  мошкары  и  скользнула  в
образовавшуюся щель. Потными пальцами повернула бронзовую  ручку  внутренней
двери. Она оказалась не запертой, и Лорин переступила порог кухни. Некоторое
время она  стояла  неподвижно,  прислушиваясь  к  звукам  дома,  привыкая  к
полумраку. Еще когда она брела через поле, стемнело окончательно, но там  ей
освещала путь луна. Здесь же было очень темно.
   Вспомнив планировку помещений,  она  сделала  шаг  вперед  -  шаг  совсем
маленький, всего несколько дюймов, и в этот момент услышала какие-то  звуки.
Они доносились справа, судя по  всему,  из  гостиной.  Стараясь  не  шуметь,
скользя ногами по полу, Лорин направилась в ту сторону.
   Лорин уже отчетливо слышала эти  звуки,  напоминавшие  утробное  ворчание
хищника, который после долгой погони все-таки настиг свою  жертву  и  теперь
готовился к пиршеству.
   Лорин вошла  в  гостиную.  В  окна  заглядывала  луна,  лучи  ее,  словно
блуждающие огни, отражались на полированной мебели; один из таких лучей  лег
у самых ног Лорин, и она решала, каким бы образом перехитрить его.
   И вдруг в глубине комнаты она увидела такое, что сразу же забыла обо всем
на свете: Трейси! Он лежал на спине, повернув голову в ее сторону, в темноте
она не видела выражения его лица. Но видела, что глаза его  закрыты.  Кто-то
стоял над ним с разведенными в стороны словно крылья орла, руками  и  тяжело
дышал. При каждом вдохе в легких человека что-то хрипело.
   Она непроизвольно вскрикнула, человек повернул голову.  Он  издал  низкий
горловой звук, и Лорин узнала его. Киеу! Она шагнула  на  лунную  дорожку  и
услышала как он глухо всхлипнул.
   - Нет.
   В голосе его звучала такая боль! Но Лорин, не обращая на  него  внимания,
подскочила к Трейси и опустилась на колени. Ощупав грудь, она прижала пальцы
к его шее, пытаясь найти пульс. Она боялась поднять глаза.  Киеу.  Тот,  кто
приходил в квартиру Луиса Ричтера, когда она была у него в гостях, тот самый
человек, который так странно на него отреагировал.
   - Вы убили его? - вдруг неожиданно для самой себя спросила Лорин.  Вопрос
словно сорвался с ее губ, она разозлилась на себя  и  продолжала  нащупывать
пульс: где же эта артерия?!
   - Не знаю.
   Голос его был очень слабый, невыразительный, словно  доносился  откуда-то
издалека. Она наконец отважилась украдкой посмотреть на него. Киеу стоял  на
прежнем месте.
   Ей удалось найти артерию, пульс прощупывался. Трейси был жив! Слава Богу!
- прошептал тихий голос внутри  Лорин.  И  она  вспомнила  свои  собственные
слова: я пойду за тобой, как бы опасно  это  не  было.  Таков  наш  договор.
Горячие слезы обожгли щеки Лорин. Она не расторгла договор.
   Она снова посмотрела на Киеу, на этот раз прямо. Лицо скрывала тень.
   - Я увезу его с собой, - она не понимала, что говорит.
   - Значит, вы вернулись? - Голос его был  теперь  сдавленный,  он  тягуче,
словно нараспев, выговаривал слова. - Зачем? - Он сделал  шаг  вперед.  -  Я
отказался от всего: от зависти, тщеславия, ненависти, страха и... любви.  От
всего багажа человеческих  чувств,  который  я  более  не  имею  возможности
повсюду таскать за собой. - Он ступил в полосу лунного  света.  -  Зачем  вы
пришли сюда?! - От этого крика у нее мурашки побежали по коже и зашевелились
волосы на голове.
   Луна выхватила из темноты его лицо, и Лорин вдруг поняла, что  он  ничего
не сделает ей. Она обладала какой-то властью над ним,  властью,  которой  не
было больше ни у кого, потому что он сам подарил ее Лорин.
   - Я ухожу, - негромко сказала Лорин. Это было именно то, что  она  сейчас
намеревалась сделать. Он не хотел убивать ее. Если бы хотел, мог  давно  уже
прикончить. В конце концов, убил же он Луиса Ричтера. А  она  видела  его  в
квартире Луиса и, следовательно, могла бы свидетельствовать против  него.  И
тем не менее он подарил ей жизнь.
   Она обхватила Трейси под мышки и попыталась поставить на ноги.  Из  этого
ничего не вышло: он был слишком тяжелый для  нее.  Придется  волоком  тащить
через комнату в кухню, подумала Лорин.
   - Нет!
   И она ощутила на запястье его пальцы. Он лишь  слегка  сжал  ей  руку,  и
Лорин почувствовала чудовищную силу этого человека. Она  мотнула  головой  и
смело посмотрела ему прямо в глаза:
   - Да! - прошептала она, пытаясь вложить как можно больше чувства в голос.
- Я забираю его с собой!
   - Вы не можете этого сделать, не смейте! - это была не просьба, а приказ.
- Я получил задание убить его. Я должен выполнить приказ. Я должен!
   - Значит, я тоже остаюсь. Убейте и меня.
   - Но я не могу!
   Боль исказила его черты.  Лорин  была  потрясена.  Какими  еще  страшными
поступками, кроме тех, о которых она знала, заслужил  он  столь  невыносимые
страдания? Он не чудовище, сейчас она это видела. Он убивал для того,  чтобы
выжить, радости ему эти убийства не доставляли.  Да,  но  он  стал  причиной
смерти  четверых,  Трейси  может  оказаться  пятым.  Что  могло  быть  более
чудовищным? А я продолжаю разглядывать его, поймала себя на мысли Лорин.
   - И все-таки я уйду... и заберу его с собой.
   - Нет! - закричал он. - Прошу вас! - И, обхватив  руками  голову,  горько
заплакал.
   И она потащила Трейси к выходу, через шаловливые  змейки  лунного  света,
через густые черные тени...
   - Нет...
   Но в словах его уже не было прежней  силы,  и  они  уже  не  походили  на
приказ.
   А Лорин все волокла бесчувственное тело  Трейси,  она  обливалась  потом,
мысли путались. Все будет хорошо, уговаривала она себя, он  не  бросится  за
нами, не перережет нам глотки, у меня есть какое-то противоядие против него,
я не знаю, какое, но оно есть, и пока Трейси в моих руках, все будет хорошо,
все будет хорошо. О Боже, пусть все будет  хорошо!  Помоги  нам,  всемогущий
Боже! Мать учила ее молиться, и теперь она молила Бога, в которого не верила
и которого никогда не понимала. Она молилась, и все дальше и дальше  уходила
от безумца. Вот кухня, еще одна полоска, посеребренная  луной.  Она  просила
Господа, чтобы тот лишил ее слуха, если убийца вдруг  передумает  и  все  же
бросится на них сзади: пусть лучше внезапная смерть.  Она  протащила  Трейси
мимо холодильника, мимо стола, рука  его  задела  ножку  стула,  и  стул  со
страшным грохотом полетел на стол. Лорин замерла, но сзади по-прежнему  было
тихо.
   Обливаясь потом и слезами, она наконец вытащила тело через черный ход,  и
они покинула этот страшный дом.

***

   Айвори Уайт поднес к глазам полевой  бинокль  и  увидел  женскую  фигуру,
которая, согнувшись, выползла из дома. Он сразу же узнал  Лорин.  Достав  из
бокового кармана уоки-токи, Уайт передал информацию Туэйту. В ответ детектив
разразился потоком отборной ругани, вворачивая  порой  такие  словечки,  что
Айвори только одобрительно кивал и показывал напарнику оттопыренный  большой
палец.
   - Что она там, мать ее, делает? - осведомился  Туэйт,  исчерпав  наконец,
свой внушительный запас ненормативной лексики.
   Тут Уайт разглядел, что именно  тащит  Лорин.  Он  связался  с  офицерами
полиции штата Пенсильвании, которые окружили дом, и передал приказ  войти  в
него.

***

   Лорин ушла и унесла его с собой. Киеу  опустился  на  колени.  Внутренняя
боль тоже ушла. Он коснулся руки этой женщины, и  исцелился.  Любовь  к  ней
осталась, она была реальной, эта любовь. Он почувствовал ее  в  тот  момент,
когда прикоснулся к Лорин. Он почувствовал ее, распознал. Она  пробежала  по
всему его телу, как легкое дуновение ветра. А  потом  спряталась  где-то  и,
наконец, исчезла, у порхну в туда, где он оставил все свои  чувства.  Теперь
он знал, что надо делать.
   Он поднялся и открыл стеклянные дверцы  шкафчика.  Там  лежали  несколько
ящиков со свечами. Киеу достал их и по одной начал зажигать.
   Трейси  поморщился,  в  лицо  ему  ярко  светила  луна.  Он  застонал   и
окончательно пришел в себя. Невыносимо болели плечи и голова. На  ступеньках
заднего крыльца сидела Лорин, подперев руками подбородок. Он не понимал, что
произошло.
   Трейси шевельнулся. Лорин бросила на него испуганный взгляд. Увидев,  что
он очнулся, она опустилась на колени и шепотом произнесла его имя.
   Опираясь  на  руку   Лорин,   Трейси   встал,   его   покачивало.   Через
противокомариную сетку он  отчетливо  видел  кухню:  внутренняя  дверь  была
открыта.
   В доме мелькнула тень, и в отблеске лунного света Трейси узнал  Кима.  Но
его еще там не было, иначе Трейси еще раньше  увидел  бы  его!  Да,  и  Киеу
тоже...
   - Оставайся здесь, - шепнул он Лорин и почувствовал, как она напряглась.
   - Ты куда собрался? - она вцепилась ему в руку. - Только не в дом, умоляю
тебя, Трейси!
   - Я всего лишь загляну, - он силой разжал