сследование причин смерти Джона  Холмгрена  -  вовсе  не  задание
Фонда? И Директор ничего об этом не знает. Ну и дела, подумал Трейси.  Чтобы
успокоиться, он отпил виски. Мысли у него разбегались. Наконец  ему  удалось
овладеть собой.
   Прана. В  присутствии  Директора  прибегнуть  к  специальным  дыхательным
упражнениям было невозможно: он заметит и сразу догадается,  что  что-то  не
так.
   - А что Киму от тебя понадобилось? - осведомился Директор.
   - Просто заскочил проездом, -  ложь  легко  вырвалась  из  него.  Слишком
легко. И он снова напомнил себе, что пошел на контакт  в  последний  раз,  в
самый последний. Как только он разрешит загадку гибели Джона и Мойры, с этой
связью будет покончено. Раз и навсегда.
   Теперь Директор попросил принести меню, и пока  они  обсуждали,  кто  что
будет есть, директор вдруг сказал:
   - Все время возникают какие-то ситуации, в которых требуются твои умения.
А сейчас даже более, чем прежде.
   - Наверное.
   - Думаю, я закажу цыпленка, - Директор закрыл меню и положил на  стол.  -
Да, цыпленок и бутылка охлажденного рейнского  -  как  раз  то,  что  сейчас
нужно.

***

   - Я не  хочу,  чтобы  ты  уезжал,  -  с  нежностью  произнесла  Джой,  и,
почувствовав, что с ним надо говорить по-другому, добавила:
   - ты не можешь уехать.
   Киеу вспомнил разговор с Макоумером, перед  тем,  как  тот  отправился  в
Китай.
   - Теперь ты знаешь о Фонде столько же, сколько и я.
   - А он знал Кима? - спросил Киеу.
   - Он знает о нем от Трейси, конечно, - сказал Макоумер. - Но они  никогда
не встречались.
   - А фотографии?
   - Нет. Служащие Фонда никогда не снимаются.
   Киеу вспомнил, как он поклонился  изваянию  своего  позолоченного  Будды,
глазами которого можно увидеть и познать все сущее.
   - Тогда проблем не будет, - и он  приступил  к  молитве,  раскачиваясь  и
повторяя слова буддийских заповедей.
   - Это слишком опасно, - голос Джой вернул его к действительности.
   Он улыбнулся, погладил ее по мягким волосам.
   - Как ты можешь знать такие вещи?
   В глазах ее стояли слезы:
   - Потому что я боюсь за тебя.
   Он засмеялся:
   - Мне ничто не может повредить. Мне удалось  ускользнуть  даже  из  новой
Кампучии.
   - Но призраки ее до сих пор тебя терзают...
   Джой уже довольно давно спала с ним в одной постели и до того боялась его
кошмаров так, будто они были ее собственные. Она не знала, что именно  видел
он в этих страшных снах, она его не спрашивала, не разговаривала  с  ним  об
этом. Но достаточно было почувствовать тот поток чудовищных эмоций,  который
изливался из него во время этих кошмаров, и тогда  она  обнимала,  укачивала
его, как ребенка, а он  кричал  во  сне  и  без  конца  повторял  что-то  на
кхмерском, что - она не могла понять. В эти страшные минуты  он  казался  ей
пришельцем, явившимся на землю откуда-то с дальней планеты.
   Но ее тяга к нему, облегчение и покой, которые он приносил ей  по  ночам,
привязывали ее к нему.
   Только  из-за  него  она  все  еще  оставалась   в   этом   особняке   на
Греймерси-парк. Без него она бы не выдержала своего странного брака,  он  бы
ушла  от  Макоумера,  вернулась  к  своим  родным  в  Техас.  Он  был  таким
непонятным,  этот  кхмер,  но  в  глубине  души  она  сознавала,   что   эта
загадочность и привлекает ее в нем.
   - Мои призраки, - ответил Киеу, помолчав, - живут во мне. И они не  могут
мне повредить, даже в новой Кампучии.
   - Но там все еще идет война.
   Он взглянул на нее своими темными бездонными глазами.
   - Большую часть своей жизни я провел на войне. Я дитя войны, в буквальном
смысле. И неужто ты думаешь, что теперь война  может  меня  погубить?  После
всего этого? - Он покачал головой. - Не бойся  за  меня,  Джой.  Вот  он  я,
здесь, - он взял ее руку в свою, слегка сжал. - Я всегда здесь буду.

***

   Прозвенел дверной звонок, Лорин сказала:
   - Я открою.
   Луис Ричтер наносил последние штрихи на их ужин, состоящий из сэндвичей с
ростбифом и немецкого картофельного  салата.  Лорин  глянула  на  часы.  Она
устала. Утром  она,  как  обычно,  занималась  классом,  который  ее  всегда
успокаивал, а на этот  раз  почему-то  раздражал  необходимостью  бесконечно
повторять элементарные  вещи.  Правда,  на  дневной  репетиции  она  немного
успокоилась: они готовили новую постановку,  и  она  хорошо  поработала  над
своей партией. Большинство ее коллег ворчали в эти дни - Мартин  навалил  на
них двойную нагрузку. Он не объяснял им причин, но в воздухе все  же  витало
какое-то возбуждение и ожидание.
   Лорин же после разрыва с Трейси была только рада  погрузиться  в  работу.
Она загоняла себя до смерти.
   Идя к входной двери, она в очередной раз подумала о том, что  значит  для
нее теперь Луис Ричтер. Когда-то у нее был дядя, который очень ее любил. Она
помнила, как сидела у него на коленях, как он обнимал ее своими  большими  и
сильными руками. Она помнила, как от него пахло  табаком  и  одеколоном,  ей
нравилось класть свое маленькое ушко на его огромную грудь  и  слушать,  как
громко бьется его сердце. Он умер, когда ей было восемь лет, и с тех пор она
никогда уже не чувствовала себя так хорошо со старшими. Кроме Луиса Ричтера.
   Ей было так с ним интересно, что  она  даже  неожиданно  для  себя  стала
думать над тем, что он сказал по поводу внезапного решения  Джека  Салливена
обнародовать тот факт, что буквально накануне  убийства  в  Каире  Де  Витта
президент заявил, будто проблемы безопасности его совершенно не интересуют.
   - Все понятно, - сказал тогда Луис Ричтер.  -  Я  думаю,  после  этого  в
задницу старого Лоуренса вцепятся все, кому не лень.
   Как часто случалось и с  Трейси,  широта  его  знаний,  глубина  суждений
увлекли и ее.
   Она улыбнулась своим мыслям и открыла дверь.
   Увидев ее, Киеу, обмер. Это чувство было ему знакомо,  он  уже  испытывал
его в джунглях Камбоджи.
   Очаровательная улыбка, которую  он  подготовил,  мгновенно  растаяла.  Он
ничего не мог с собой поделать: к горлу подступила тошнота, и,  с  трудом  с
ней справившись, он спросил:
   - Луис Ричтер нев птас тай?
   Жаркий летний день,  на  фоне  желтого  неба  высятся  пальмы.  Влажность
бусинками лежит на лбах и плечах. По четвергам они обычно  танцевали  в  Чау
Чхайа,  неподалеку  от  Кемарина,  тронного  зала  дворца,   где   ощущалось
присутствие Сианука и всей длинной череды  его  предшественников,  кхмерских
царей.
   На Малис сомнут чанг  кбеу,  она  слегка  согнула  колени,  босые  ступни
охлаждает мраморный пол. Двигаются только ее руки. Ее руки ведут бесконечный
рассказ о чувствах и жизни. Тело ее неподвижно,  лицо  напоминает  застывшую
маску, как и предписано правилами кхмерского балета. Сок не  может  оторвать
от Малис  взгляда,  он  смотрит  на  ее  танцующие  руки,  рассказывающие  о
мстительных богах, страшных демонах и утраченной любви.
   Он захвачен бледным огнем, чье  название  не  должен  упоминать,  о  чьем
происхождении не должен говорить.
   Снаружи по королевским садам  прогуливаются  монахи  в  оранжевых  тогах,
светлые зонтики  предохраняют  их  гладко  выбритые  головы  от  солнца.  На
флагштоках плещется сине-красно-белый  флаг  с  изображением  Ангкор-Вата  в
центре. Его извивы напоминают движения пальцев Малис.
   В тот день он понял, что  Малис  и  есть  апсара,  одна  из  таинственных
небесных танцовщиц,  наделенных  сверхъестественной  силой.  Считалось,  что
древние кхмерские цари использовали апсар для разговоров  с  богами,  апсары
переводили язык слов в язык движений.
   Глаза Соки Киеу полны страсти. Глядя, как танцует  его  сестра,  как  она
ведет рассказ о  прошлом  кхмеров,  он  вспоминает  те  танцы,  которые  она
исполняла для него по ночам. Только для него. Нет,  то  был  танец,  который
Малис танцевала для себя, но поскольку он его видел - то и для него.  Момент
близости, преступный и потому еще более восхитительный. Только для него. Для
него и для нее. Для них обоих.
   И сейчас, взглянув в сине-зеленые глаза Лорин, Киеу увидел Малис, живую и
невредимую. Ее прямая высокая шея, наклон головы, прямые  плечи,  и,  прежде
всего, поза танцовщицы - все это напоминало ему Малис, и сердце  его  готово
было выскочить из груди. Колени у него ослабели, он мигнул, потому  что  ему
показалось, будто в ушах Лорин сверкают рубиновые сережки  в  форме  лотоса,
которые всегда носила Малис.
   - Что? - спросила она, с любопытством глядя на него. - Что вы сказали?
   И тут до Киеу дошло,  что  он  говорил  на  кхмерском,  будто  перед  ним
действительно Малис!
   - Извините, - сказал он, прокашлявшись, - я задумался. Луис Ричтер  дома?
Могу я его видеть?
   Он сказал то, что должен был сказать, но голова его продолжала кружиться.
   - Конечно, - Лорин отступила, позволила  ему  пройти  и  закрыла  за  ним
дверь. - Могу ли я спросить ваше имя?
   - Ким, - автоматически ответил Киеу. Он увидел, что она повернулась  и  с
любопытством его разглядывает.
   - Значит, вы и есть Ким, - она улыбнулась. - А меня зовут Лорин  Маршалл,
- она протянула руку, и он на мгновение замер. Потом взял ее руку, поднес  к
губам, почувствовал мягкую, нежную кожу. Глаза его  закрылись,  и  он  снова
вспомнил Чау Чхайа.
   Она повернулась и пошла по коридору, а он следил за  ней  глазами  и  ему
казалось, что вот здесь, сейчас, снова появится его возлюбленная сестра.
   Что я здесь делаю? - с ужасом подумал он.  Он  понимал,  что  как  только
увидел в дверном проеме  ее,  а  не  старика,  ему  следовало  извиниться  и
сказать, что ошибся дверью. Но он этого не сделал. И сейчас  еще  не  поздно
сбежать - но он не уходил.
   Воспоминания о Пномпене были слишком  сильны.  В  Лорин  он  увидел  дух,
обретший плоть и кровь. Он не думал о совпадении - для него не  существовало
такого слова. Он был обречен на встречу с Лорин Маршалл. Это была его карма,
а от кармы не уйдешь.
   Он. увидел в ней то, что уже никогда не  надеялся  увидеть,  и  сразу  же
поверил, что с помощью Лорин Маршалл  ему  удастся  изгнать  из  своей  души
демонов. Прекратить невыносимую жизнь в грехе.
   Лорин скрылась за поворотом, и Киеу услышал ее голос:
   - Луис, к вам пришли.
   Киеу ушел в гостиную в тот самый момент, когда в ней  из  кухни  появился
отец Трейси. Он нес черный лаковый поднос, нагруженный тарелками, серебром и
стаканами. Старик помедлил, увидев посетителя.
   - Да?
   - Я - Ким, - вот и все, что мог Киеу ответить.
   Не отрывая от азиата глаз, Луис поставил поднос на стол.
   - Лорин, - обратился он к девушке, - наверное, наш гость хочет что-нибудь
выпить. Чаю? - И, поскольку гость кивнул головой, спросил у Лорин:
   - Ты не возражаешь?
   Лорин переводила взгляд с одного на другого:
   - Нисколько.
   - Тогда возьми на второй полке справа,  если  стоять  лицом  к  раковине.
Китайский черный. Чайник уже на плите. Я тоже выпью немного.
   - Луис?
   Он повернулся, увидел беспокойство в ее глазах и улыбнулся:
   - Это по делу, дорогая. Когда она ушла, Луис спросил:
   - Вы кореец?
   - Вьетнамец.
   Старик щелкнул пальцами:
   - Ну да! Извините, память уже меня подводит.
   Киеу улыбнулся: он ожидал подобной проверки.
   - Ваша память в порядке,  это  тело  вас  подводит,  -  он  был  удивлен,
почувствовав, какое испытал облегчение, когда  Лорин  вышла  из  комнаты.  -
Директор шлет вам приветы.
   Луис Ричтер направился к дивану, жестом указал  Киеу  на  место  рядом  с
собой.
   - Приветы? А Директор чего?
   - Того места, в котором никогда не забывают своих бывших работников.
   - В Делаваре, - со вздохом произнес Луис.
   - Округ Колумбия, - поправил его Киеу.
   - А, так вы переехали?
   - Да нет же, наш офис там, где и всегда, мистер Ричтер.
   - Совершенно верно, я запамятовал. А как  старик?  Все  еще  сражается  с
бюджетом?
   Киеу знал, что ему следует соблюдать осторожность. Его информация о Фонде
была ограниченной и отрывочной. И если ему не  удастся  свернуть  старика  с
этой темы, его ждет провал.
   - Директору нечего беспокоиться о государственном бюджете, мистер Ричтер,
вы это знаете так же хорошо, как и я. Место, в котором мы  все  работаем,  с
самого начала имеет  гарантированный  процент  от  федерального  бюджета,  -
необходимо брать инициативу на себя. Он наклонился вперед, молитвенно сложил
руки:
   - Мистер Ричтер, неужели мы еще не наигрались в эту игру?
   Вошла Лорин, поставила поднос с чаем на журнальный столик. И  Киеу  вновь
не мог отвести от нее глаз. Он всем своим существом впитывал ее  образ:  как
она ходит, говорит, смотрит на него своими  широко  расставленными  глазами.
Сердце его колотилось с такой силой, что ему пришлось призвать на помощь все
внутренние ресурсы.
   Старик разлил  чай,  протянул  чашку  Киеу,  снова  сел.  С  наслаждением
принюхался: чай заварен правильно.
   - Видите ли, - сказал он,  -  меня  уже  много  лет  не  посещали  бывшие
коллеги.
   Киеу понимал, что ему не следует проявлять нетерпение,  но  и  ходить  по
тонкому льду он тоже больше не мог. И он начал:
   - Мистер Ричтер, простите, если я слишком резко приступаю  к  цели  моего
визита, но мое время мне не принадлежит.
   Старик поднялся на ноги, подошел к книжной полке, пробежался пальцами  по
корешкам.
   - У меня к вам лишь один вопрос. Как называется то место, где вы родились
заново? - Он повернулся и посмотрел в лицо Киеу. - Сын  говорил  мне,  но  я
что-то подзабыл.
   И Киеу понял, что время пришло: теперь одной  хитрости  недостаточно.  Он
заставил волнение и беспокойство отлететь прочь, и к  нему  пришло  ощущение
космических часов, в белоснежной тишине отбивали они свой ритм, слившийся  с
ритмом  его  сердца,  с  ритмом  дыхания.  Он  почувствовал   то   воздушное
пространство, которое отделяло его от Луиса Ричтера, услышал, увидел его.  И
произнес - сам удивившись своим словам:
   - В Пномпене.
   Луис Ричтер кивнул:
   - Верно, так оно и есть. Как я мог забыть?
   Он вернулся к дивану, зябко потер руки:
   - А теперь, - заговорил он резким деловым тоном, - чем могу служить?
   - Директор решил принять личное участие в этом расследовании, и я  прибыл
к вам по его приказу.  Я  должен  взять  у  вас  электронное  подслушивающее
устройство и доставить его в Вашингтон.
   - Понятно, - Луис Ричтер почувствовал волнение. И понял, как тосковал все
эти годы по работе,  по  прежним  денькам,  хотя  ему  казалось,  что  он  с
удовольствием обо всем этом забыл. Даже привычная боль отступила:  он  снова
почувствовал себя живым, нужным. - Это, наверное, очень важно.
   - Чрезвычайно, - ответил Киеу.
   - Хорошо, подождите, - старик улыбнулся. - Я сейчас вернусь.
   Киеу и Лорин остались одни. В комнате воцарилась тишина столь полная, что
Лорин даже услыхала, как бились в оконное стекло насекомые.  Киеу  неотрывно
смотрел на нее, и она покраснела - такого с ней со школы не было.
   Она отметила, что этот человек очень красив, хотя  в  этой  красоте  было
что-то дикое, что-то, что противоречило безукоризненной гармонии его черт. В
глубине  черных  глаз  таился  хаос,  но,  как   чувствовала   она,   хорошо
организованный хаос.
   Он и привлекал, и пугал ее. В нем была какая-то непонятная для нее  сила,
и эта сила воздействовала на нее. Ей уже знакомо это ощущение: временами она
чувствовала такую силу и в Трейси. Но  поскольку  она  не  могла  определить
природу своих ощущений даже для себя самой, она  никогда  о  них  Трейси  не
говорила. Она даже не без успеха пыталась убедить себя, что все это  -  лишь
плод ее воображения.
   В конце концов, она понимала, что  у  определенных  личностей  есть  своя
аура. Такая аура была и у всех великих балерин, она выделяла их из множества
других танцовщиц. Она тоже обладала аурой: она  знала,  что  именно  этим  и
захватывает публику. Подобным отличались и  некоторые  другие  танцовщики  и
танцовщицы из их труппы.
   Но к силе этого человека примешивалось нечто иное:  отчаяние,  ненависть,
страх, и, как ни странно, блаженное умиротворение. Такого она  не  встречала
никогда.
   Как будто повинуясь приказу, она прошла и села  рядом  с  ним  на  диван.
Взгляд черных глаз пронзал ее, и она  вспомнила,  что  когда-то  уже  видела
такой взгляд. Как-то раз Трейси взял ее с собой на соколиную охоту, и  когда
он снял с головы птицы колпачок, она взглянула в ее глаза  и  поразилась:  в
них таилась жестокая вечность.
   - Чем вы занимаетесь? - спросил молодой человек по имени Ким.
   -  Я  балерина.  -  И  замолчала,  увидев,  как  переменилось  его  лицо.
Смугловато-желтая кожа побледнела, глаза широко раскрылись,  полная  верхняя
губа задралась, обнажив зубы - сейчас он стал похож  на  бешеного  пса.  Она
даже испугалась.
   Лорин вскочила с дивана и  с  опаской  отошла,  а  он  отчаянно  вцепился
пальцами в диванную подушку, стараясь обрести контроль над собой.
   Слова ?я балерина? окончательно выбили почву у него  из-под  ног.  В  нем
волной взмыл бесконечный страх. Это был страх не за себя - он провел большую
часть своей жизни в опасности, и научился не бояться.
   Это был страх за нее. Ему захотелось схватить ее в объятия, защитить.  Но
от чего? От кого? Он сказать не мог: источник  опасности  был  ему  неведом.
Губы его побелели от усилия: он  старался  мысленным  взором  проникнуть  за
туманную завесу неизбежного.
   Его спасло появление Луиса Ричтера.
   - А вот и я, - сказал старик. Он  нес  маленький  пакетик  из  коричневой
бумаги, заклеенный изоляционной лентой. ? Протянул его Киеу: ?  Позаботьтесь
об этом.
   Киеу провел ладонью по  лицу.  Оно  было  влажным.  Затем  заставил  себя
улыбнуться.
   - Спасибо, мистер Ричтер, - несмотря ни на что, он все-таки  помнил,  что
от старика ему нужно кое-что еще. - Надеюсь, вы не против расстаться с  этой
штуковиной?
   - Отнюдь. Мне она больше не нужна.
   - Да?
   Старик улыбнулся:
   - Я уже узнал о ней все, что было нужно.
   - И что именно? - как можно безмятежнее спросил Киеу. - Что-то, что и мне
может оказаться полезным?
   Старик обнял молодого человека за плечи. Они вместе вышли в коридор.
   -  Возможного  только  возможно.  Во  всяком  случае,  Трейси  уже   этим
занимается.
   Киеу краем глаза глянул на Лорин,  и  вновь  в  нем  вспыхнуло  опасение,
природа которого была ему не ясна. Он с трудом заставил себя сосредоточиться
на том, что привело его сюда.
   - Трейси, конечно, вскорости сообщит мне, куда он направился.
   Старик засмеялся:
   - Вряд ли, - ему  нравилось  поддразнивать  этого  молодого  человека,  о
котором он так много  слышал.  Настроение  у  него  поднялось,  кровь  вновь
циркулировала по жилам, он почувствовал, что снова  помолодел.  Луис  открыл
входную дверь:
   - Трейси отправился повидать Мицо, он уже в дороге.  Ну  и  что,  что  он
нарушил правила безопасности? К черту правила! Его опьянила сама возможность
дать  этому  молодому  человеку  понять,  что  у  него  еще  есть  кое-какая
информация, что и он еще кое-что значит. Ну, как, съел, мой дорогой Ким?
   Киеу чуть не споткнулся о порог. У него  закружилась  голова,  его  вновь
затошнило. Словно во сне, он повернулся, пожал протянутую стариком руку.  О,
великий Будда, охрани меня!
   - Передайте директору мои наилучшие пожелания и благодарность.
   - Да, - автоматически ответил Киеу. - Непременно.
   Казалось, земля ускользает у  него  из-под  ног.  Да  она  и  ускользала:
сеть ?Ангки?, которую  так  искусно  сплел  отец,  вот-вот  порвется.  Конец
ниточки попал в руки чужаку, и если он за нее дернет!.. Трейси Ричтера  надо
остановить немедленно, до того, пока он не совершил самого страшного.
   Он смотрел в улыбающееся лицо Луиса Ричтера, видел за ним в тени коридора
Лорин. Теперь она  уже  не  стеснялась  его  разглядывать,  словно  силилась
разгадать,  что  же  кроется  за  этой  безупречной  красотой,  какой  червь
подтачивает ее изнутри.
   Киеу  пришел  в  себя.  Страх  улетучился,  он  мысленно  приказ