оворил тихо, но голос  его
заполнял все пространство. - Кто может предвидеть последствия?
   Он умолк, и силовое поле  стало  еще  более  ощутимым.  Казалось,  воздух
вибрирует темной энергией. Киеу уже почти подошел к двери.
   - Награда власти не для  робких.  -  Высокий  человек  дышал  медленно  и
глубоко. - И единственный способ избежать кругов на воде -  убрать  камешек,
их потенциальный источник.
   Человек вновь повернулся к окну  и  услышал,  как  за  его  спиной  мягко
отворилась и затворилась дверь. Спокойствие медленно возвращалось к нему.

***

   Некоторые мужчины убегают в бары, некоторые - на природу. А  когда  Туэйт
чувствовал, что больше не в силах выносить напряжение, в которое он сам себя
вгонял, он шел к Мелоди. Для него это было способом  скрыться,  исчезнуть  с
лица земли.
   У нее была квартира на последнем, шестом этаже  в  доме  на  Одиннадцатой
улице, неподалеку от Четвертой авеню.  Квартира  казалась  огромной.  Мелоди
выкрасила стены в черный цвет, и по ночам, когда  потолок  и  мебель  играли
сине-серыми тенями, квартира напоминала Туэйту очень удобную пещеру.
   Он позвонил в парадное, она, нажав у себя кнопку,  открыла  замок,  и  он
вошел в старый скрипучий лифт с проволочной  сеткой.  Он  устало  массировал
переносицу.  Встреча  с  Ричтером  прошла  не  так,  как  он  поначалу  себе
представлял. Каким-то образом он утратил инициативу. Его сбил с  толку  этот
дикий звук и легкость, с которой Ричтер расшвырял четверых, словно  бы  люди
были легкими, как перышки. Туэйт вздрогнул, будто отгоняя дурной сон.
   Мелоди, в наскоро накинутом красном кимоно, ждала его в дверях. Это  была
узкобедрая женщина с маленькой грудью. Черные прямые волосы свисали почти до
поясницы.
   Узкое  лицо,  маленький  подбородок,  тонкий  нос  с  изящно  вырезанными
ноздрями. Она ни в коей мере не могла претендовать  на  звание  классической
красавицы, подумал Туэйт, зато у нее было много других чудесных достоинств.
   - Что ты здесь делаешь, Дуг? - в ее голосе звучали отголоски иных языков,
если быть точным, одиннадцати, включая русский, японский и по  меньшей  мере
три диалекта  китайского  -  это  был  ее  способ  времяпрепровождения:  она
гордилась умением говорить на основных языках мира.
   - А ты как думаешь? - резко произнес он. - Я просто захотел прийти.
   Он двинулся к Мелоди, но она  уперлась  рукой  ему  в  грудь  и  покачала
головой.
   - Сейчас не время. Я...
   - Глупости! - Вот так вот, выкинули из дела, и пойти некуда! Ну и ладно!
   Он попытался отстранить ее. Мелоди сопротивлялась.
   - Дуг, постарайся понять...
   - Мы договаривались, - он не собирался понимать.
   - Я знаю, но это не означает, что ты можешь являться в любое время, когда
тебе...
   - Да мне плевать, пусть у тебя хоть принц Уэльский сидит! -  гаркнул  он,
вталкивал ее в квартиру. - Скажи ему, пусть убирается.
   Мелоди захлопнула дверь и смерила его долгим взглядом.
   - Господи, - прошептала она, затем, чуть громче:
   - Лучшее, что ты можешь сделать - исчезнуть.
   Туэйт молча прошел через  гостиную,  повернул  налево,  в  кухню.  Открыл
холодильник, оглядел полки, и только тогда понял, что  есть  ему  совсем  не
хочется. Он рухнул на стул и, уперев локти в стеклянную столешницу,  положил
голову на руки. Странно, подумал он, но в последние дни у него совсем пропал
аппетит. И вот сегодня,  к  примеру...  Какого  черта  он  делает  здесь,  в
квартире шлюхи, когда ему следует быть либо на работе, либо дома?
   Он услышал тихие голоса, потом стук затворяемой двери. Он старался  ни  о
чем не думать - так было легче. Мелоди ворвалась в кухню и принялась швырять
в раковину сковородки и кастрюли - совсем как разъяренная домохозяйка.
   - Ты просто скотина, ты знаешь об этом? Даже не представляю, как я  могла
вляпаться в такую историю.
   - Ты трахаешься с мужиками за деньги, ты что,  забыла?  -  злобно  ляпнул
Туэйт и тут же пожалел об этом. Мелоди повернулась к нему, щеки ее горели.
   - Да. Но я та, к которой приходишь ты, Дуг! Так что тебе удобнее было  бы
забыть об этом. Почему ты не идешь домой к жене и детям?
   Он прижал пальцы к глазам, пока под закрытыми веками не  появились  белые
круги.
   - Прости, - сказал он, тихо. - Я не ожидал, что у тебя кто-то будет,  вот
и все.
   - Да, а что ты ожидал?
   Он взглянул на нее снизу вверх:
   - Я об этом просто не подумал. Все в порядке?
   - Нет, - сказала она, подходя к нему. - Все не в порядке. У тебя со  мной
те же отношения, что и с другими в этом городе, как я понимаю, только с меня
ты берешь не деньгами. Хорошо, я это принимаю. У меня нет  выбора.  Но  если
дело доходит до того, что  ты  разгоняешь  моих  клиентов,  тех,  на  ком  я
зарабатываю, мне следует провести четкую черту.
   - Только не говори мне, где проводить черту! -  заорал  он  и  так  резко
вскочил, что она отпрянула. - Я  устанавливаю  правила!  Я  здесь  хозяин  и
господин, и если ты в этом хоть на минуту  усомнишься,  я  отволоку  тебя  в
участок и посажу за решетку!
   - И все себе испортишь? - Она тоже повысила голос. - Не смеши меня.  Тебе
здесь нравится, тебе здесь хорошо. Еще бы, бесплатные радости! Да  здесь  ты
их получаешь куда больше, чем дома!
   - А это не твое дело! - орал он. - Я тебя больше предупреждать не буду!
   - Я устала от твоих предупреждений. Я устала от тебя, Туэйт. Оставь  меня
в покое, слышишь? Я  буду  отдавать  тебе  процент  от  заработка,  как  все
остальные. А ты трахай кого-нибудь еще.
   - Черт тебя побери! - он кинулся к ней из-за стола.
   - Что такое? - дразнила она. - Я  предлагаю  тебе  часть  выручки.  Разве
этого недостаточно, чтобы смягчить твое суровое сердце? Да вы там у  себя  в
участке, ублюдки, тем только и заняты,  что  высчитываете,  с  кого  сколько
содрать.
   До этой последней фразы она, возможно, и не понимала,  насколько  глубоко
оскорбляет его. Но теперь увидела, как в его глазах зажглась ярость  убийцы,
и отступила  к  буфету.  Она  нащупала  за  спиной  длинный  хлебный  нож  с
деревянной ручкой.
   Но он выхватил у нее оружие  и  влепил  ей  пощечину.  Она  закрыла  лицо
руками, он с силой раздвинул их.
   - Сволочь! - кричала она. - Ублюдок! - И тут она увидела, что из глаз его
текут слезы. - Дуг... - произнесла она нежно.
   - Ну почему ты не займешься чем-нибудь  другим.  Господи  Боже  мой...  -
рыдал он, прижавшись своей большой головой к ее груди.  Она  гладила  темные
волосы, потом обняла конвульсивно вздрагивавшие плечи. Она целовала его  лоб
и шептала ?все в порядке? - скорее себе, чем ему.
   Конечно же, настоящее ее имя не Мелоди. Родилась  она  Евой  Рабинович  в
трущобах примерно в миле от нынешнего обиталища.  Но  об  этом  знал  только
Туэйт. Он познакомился с ней во время расследования одного особо запутанного
убийства, и на первых порах она была его главной подозреваемой,  поэтому  он
вызнал о ней все.
   - Ты закончила Колумбийский университет, - сказал он ей однажды. - Почему
ты занялась тем, чем ты занимаешься?
   - После окончания я получила степень доктора философии, и ничего более, -
ответила она. - Я чувствовала себя, как голый король. Мне некуда было  идти,
мне нечего было делать. Ты же знаешь, у нас в семье  денег  не  водилось.  А
теперь я зарабатываю столько, сколько мне надо,  -  она  пожала  плечами.  -
Иногда даже больше. И могу позволить себе то, что хочу.  -  Ее  серые  глаза
внимательно его изучали. - Ну а ты-то сам?
   Она обладала способностью счищать один за другим все слои  лжи  и  грязи,
пока ты не представал перед нею полностью обнаженным. Туэйт сразу же  понял,
какой у нее точный и беспощадный ум, способный не только к изучению  языков,
и даже слегка ей завидовал.
   - А тебе каково быть полицейским?
   Туэйт опустился на кушетку.
   - Я служу в полиции почти двадцать лет, и  десять  из  них  в  отделе  по
расследованию убийств, - он покачал головой. - Господи, сколько же там грязи
и гадости. Я слыхал об этом, еще когда учился  в  академии,  -  он  печально
улыбнулся, - и поклялся себе, что в этих делах участвовать не буду. - Он  не
мог смотреть ей в глаза. - Но то были детские мысли, ты же понимаешь. Я  был
молод  и  не  представлял,  что  такое  настоящая  жизнь.  И  вскоре  я  это
узнал...Мой первый арест был  возле  школы.  Я  прихватил  ублюдка,  который
продавал ребятишкам наркотики. Я был в ярости - я видел  этих  ребятишек.  Я
сам вызывал ?скорую помощь? для одной девчушки.
   Так что я очень хотел схватить этого типа.  И  взял  его.  Я  все  сделал
правильно. Я зачитал ему права на  английском  и  на  испанском,  на  всякий
случай. Я был уверен, что избавил  мир  от  этой  сволочи...  Но  у  скотины
хватило денег  нанять  адвоката,  который  знал  в  суде  все  входы-выходы.
Социальная среда, прочая дребедень...  Ответственность  общества...  Короче,
сукин сын вышел через шесть недель. Шесть недель! Можешь ты в это  поверить?
- Он пожал плечами. - И это  только  начало.  Взятки,  грязь  были  повсюду.
Нельзя было сделать ни шагу, чтобы не вляпаться в дерьмо.
   И я понял, кто я такой: крыса в канализационной трубе. Я приходил домой и
часами стоял под горячим душем, все пытался содрать с себя грязь,  тер  себя
до ссадин.
   - Но ты остался в полиции. - В голосе Мелоди не было упрека.
   - Это то,  чему  я  учился,  к  чему  готовился.  За  стенами  участка  я
чувствовал себя полным идиотом, - он стиснул руки. - А потом я женился, жена
захотела дом. Появился ребенок. Ну, и так далее. Счета росли... Как у  всех.
А потом как-то утром я вошел в участок и огляделся. Там были ребята, я знал,
что они зарабатывают столько же, что у них тоже семьи, только дела у них шли
совсем иначе. А другие тянули воз и старились раньше времени...
   Я не хотел этого. Я считал себя честным парнем, - он пожал плечами. - Кто
знает, может, это была какая-то форма самосохранения. Короче, я  стал  брать
деньги у всяких подонков... Это устраивало меня, это  устраивало  их.  Но  я
старался, чтобы все было хорошо. В конце концов это была как бы  компенсация
за часы, проведенные среди свиней в помойке.
   Но самая страшная помойка - это отдел по  расследованию  убийств.  Потому
что ты даже не понимаешь, что делают с людьми наркотики. Наркоманы  убивают,
не испытывая при этом никаких эмоций, просто так, - голос  его  сорвался  на
шепот. - И я чувствую, как сам с каждым днем становлюсь все гаже.

***

   Мойра Монсеррат плакала. Она приехала в дом Трейси в самый  дождь,  и  ей
ничего не оставалось, как подняться на второй этаж и броситься на просторную
двуспальную кровать.
   Потом она погрузилась в беспокойный сон и с криком проснулась среди ночи.
Сердце ее колотилось, тяжелое  дыхание  эхом  отдавалось  в  ушах.  Что  она
слышала? Что ее разбудило? Наверное, сам сон, прикоснувшийся к ее плечу.
   О Джон, подумала она, где же ты, кто теперь защитит меня от самой себя?
   И в памяти ее зазвучал глубокий голос, даривший тепло и жизнь.
   - Я знаю тебя так, как ты сама себя не знаешь, - говорил он. -  Я  только
надеюсь... Я часто думаю о том, каково тебе, когда ухожу домой, к  Мэри.  Ты
же знаешь, я все еще люблю ее.
   Она улыбалась:
   - Как ни странно, я и не возражаю. Ты  очень  надежный  и  верный,  Джон.
Именно это в тебе я ценю больше всего. Я не могу себе  представить,  что  ты
бросишь семью, как не могу представить, что ты можешь причинить боль мне.
   Он нежно поцеловал ее.
   - Нос тобой я чувствую себя живым. Я  знаю,  у  меня  хватит  сил,  чтобы
воплотить мечту, которую создал для меня  Трейси,  -  он  засмеялся,  крепко
обнял ее. - Порой я думаю, что это ему надо быть  кандидатом  в  президенты.
Да, у меня есть опыт. Но настоящий блестящий ум - у него.  Его  конструкции,
его построения блистательны. Он  разбирается  в  людях  настолько,  что  это
иногда даже пугает меня. В своих оценках он не ошибается никогда.
   - Тогда почему он работает на тебя? Судя по тому, что ты о нем  говоришь,
он мог бы достичь всего этого сам.
   - Хороший вопрос, Мойра. И я не уверен, что знаю  на  него  ответ,  -  он
перевернулся  на  бок,  чтобы  смотреть  ей  прямо  в  глаза.  -  Он  был  в
Юго-Восточной Азии. Но не как  обычный  солдат.  Это  было  какое-то  особое
задание, специальные войска,  как  я  догадываюсь.  Он  не  рассказывал  мне
никаких подробностей, да я и не пытался вызнать... Но одно я знаю:  когда-то
он обладал властью. Большой властью. Огромной.
   - И что, по-твоему, произошло?
   - О, я полагаю, что  никто  кроме  Трейси  понять  этого  не  может.  Мне
кажется, он просто от них ушел.  Может,  он  видел  слишком  много  смертей,
потому что где-то глубоко внутри Трейси очень чувствительный. И  что-то  его
гложет. Его положение при мне - результат его личного выбора, как  я  теперь
понимаю. Он  достаточно  близок  к  власти,  он  по-прежнему  держит  бразды
правления в своих руках, но при этом он не на виду. Это то, что ему нужно  в
настоящее время. Возможно, когда-нибудь этого станет ему недостаточно.
   Мойра испугалась:
   - Но разве он пойдет против тебя?
   - Трейси? - Джон засмеялся. - Слава Богу, нет. Трейси еще более преданный
человек, чем я, если это вообще возможно. Нет, за  это  время  мы  стали  не
просто друзьями. Мы стали братьями. Я хочу, чтобы ты помнила это.
   И Мойра запомнила. Это было единственное,  о  чем  она  вспомнила  в  тот
ужасный миг, когда паника охватила ее.
   Теперь, стоя в кухне дома Трейси, она знала, что Джон не ошибся  в  своей
оценке.
   - О Господи, Джон, - едва слышно произнесла она. - Что я  буду  без  тебя
делать?
   Проглотив слезы, она открыла окно над раковиной, впустив свежий,  влажный
воздух. Дом этот ей нравился.  Он  был  аккуратным  и  уютным,  обставленным
старой удобной мебелью, которая,  казалось,  говорила  о  личности  хозяина.
Говорила о прошлом.
   Из кухни, увешанной полками из кедрового дерева, можно было пройти  прямо
в столовую. В центре ее стоял деревянный стол  с  витыми  ножками,  покрытый
хлопчатобумажной скатертью  ручной  работы.  На  ней  -  пара  камбоджийских
подсвечников. В застекленной горке в углу она разглядела несколько коробок с
длинными белыми свечами, стаканы, тарелки, массу камбоджийских безделушек.
   Мойра знала, что Трейси интересуется Камбоджей.  Интересно,  почему,  что
могло с ним там случиться? Если Джон был прав, то что-то  ужасное,  то,  что
Трейси предпочел похоронить на дне души.
   Она медленно прошла  в  следующую,  ярко  освещенную  комнату.  Это  была
гостиная, и Мойра постояла в центре, привыкая к ней, проникаясь ее духом.  В
камин, который давно уже не использовался по своему прямому назначению,  был
вделан большой телевизор.
   Пол перед камином и сам камин выложены местной зелено-голубой плиткой, на
каминной полке - большая статуя Будды. Она была покрыта золотым лаком, но от
времени лак стерся, и кое-где проступили темные пятна - дерево, из  которого
была вырезана фигура.
   Мойра смотрела в загадочное лицо. Для  нее  это  лицо  ассоциировалось  с
чем-то неземным. И оно притягивало ее взгляд. Утреннее солнце освещало  одну
его сторону, другая оставалась в тени. Она вглядывалась, вглядывалась,  пока
ей не начало казаться, что эта статуя - нечто нерукотворное...
   Она с усилием отвела взгляд. Прошла к обитой толстым вельветом кушетке  с
комковатыми подушками. Встала на колени, обняла подушку и уставилась в окно.
Позади размытой дождями  дороги  виднелся  яблоневый  сад,  судя  по  всему,
большой. Яблони стояли рядами, как музыканты военного оркестра. А еще дальше
- волновавшееся на ветру поле ржи.
   Мойра открыла и это окно. Смежив веки,  подставила  лицо  мягкому  ветру.
Глубоко вдохнула в себя щедрые запахи лета.
   Свернувшись клубочком на кушетке, она прижалась щекой к старой подушке  и
разревелась. Она плакала от одиночества, от того, что ей некуда податься, от
того,  что  ее  все  больше  и  больше   охватывало   чувство   нереальности
происходящего. От того, что где-то шла жизнь, но в этой  жизни  ей  не  было
места.

***

   - Сегодня я вижу тебя в последний раз.
   Трейси удивился:
   - Что ты имеешь в виду?
   Май спокойно смотрела на него, ее черные глаза блестели:
   - С тобой что-то произошло.
   Снаружи рокотал неумолчный говор Чайнатауна.
   - Не понимаю, почему ты  цепляешься  за  это  место.  У  тебя  достаточно
средств, чтобы жить где-нибудь еще...
   - Извини, - тихо произнесла она, - но теперь это не твое дело.
   Трейси знал, что встревожил ее сразу же, как вошел. Не было  ничего,  что
она не могла бы в нем разгадать, разглядеть. Он подошел, обнял ее. Она  была
маленькой, изящной, с широкими скулами  и  огромными  глазами.  Впервые  они
встретились в доджо, и тогда она показалась ему больше похожей  на  зверька,
чем на человека - так грациозно и  быстро,  движениями  почти  нежными,  она
отправляла на деревянный пол партнеров.
   - Ну перестань. Май, - взмолился он, улыбаясь. -  Пойдем  куда-нибудь.  Я
хочу съесть дим-сум. Давай повеселимся. Она подняла к нему лицо:
   -  В  тебя  уже  вселилось  это  чувство  последней  ночи,  -  она  криво
улыбнулась. Она знала, что такая улыбка портит красоту ее  лица.  -  Я  ведь
понимаю, что это такое. Я была там, - она имела в виду Юго-Восточную Азию во
время войны. - И у тебя сейчас появилось это чувство.
   - Ты сошла с ума.
   - Я заметила, как только ты вошел в дверь.
   - Пойдем, - повторил он. - Ты же любишь дим-сум.
   - Я не голодна, - ответила она. -  К  тому  же  не  хочу,  чтобы  в  моем
последнем воспоминании ты сидел в каком-то пестро разукрашенном ресторане. У
меня уже слишком много таких воспоминаний. Сегодня мы никуда не пойдем, -  и
она змейкой выскользнула у него из рук и начала расстегивать платье.
   Следя за нею глазами, Трейси произнес:
   - Нет, Май. Не сейчас.
   Она повернулась, улыбнулась, широко раскинула руки.
   -  Ну,  видишь?!  -  победным  тоном  воскликнула  она.  -  Ты  же  хотел
?повеселиться?, - она умела его передразнивать. - Ты хотел поесть, ты  хотел
выпить, - она подошла к  буфету,  -  ты  же  знаешь,  выпивка  здесь  всегда
найдется.
   Трейси отвернулся к окну. В комнату  врывались  ароматы  кипящего  масла,
специй, перца. Его внимание переключилось на  аппетитные  запахи  кантонской
кухни, и ему не хотелось отворачиваться от окна.
   - Думаешь, я не знаю, почему ты начал  ко  мне  ходить?  -  Она  бесшумно
подошла и стала рядом. - Я  начала  подозревать  уже  после  первого  твоего
ночного кошмара, а после второго убедилась окончательно.
   Трейси все же пришлось отвернуться от окна - разговор  принял  неприятное
направление.
   - Да все очень просто: ты мне понравилась.
   - Ты хочешь сказать, что ты во мне кого-то увидел?
   - Чепуха! Я...
   - Значит, я на нее похожа, - убежденно произнесла она. Трейси никогда еще
не видел ее такой. Обычно она была ласковой  и  тихой.  Сейчас  же  губы  ее
искривились, обнажив маленькие острые зубы, от нее  исходила  та  энергия  и
сила, которую он почувствовал в ней  тогда,  в  доджо.  Нет,  она  не  могла
нанести ему удар,  но  сгусток  эмоций  прорвал  изнутри  ее  энергетическую
защиту, и целью был он.
   - Скажи мне, Трейси, что от нее видишь ты во мне?  Могла  ли  я  быть  ее
сестрой, племянницей, кузиной? - Теперь ее напряжение передалось ему, но  он
надеялся, что она сумеет сдержаться, иначе ему придется усмирять ее. А он не
хотел причинить ей боль. - Многое во мне тебе напоминает Тису?
   - Многое, - возможно, правда обезоружит ее? Он  не  двигался,  зная,  что
если пошевелится, энергия, исходящая от нее, станет еще мощнее.
   - Я не могу управлять своими чувствами, - осторожно произнес он. - Но  ты
должна знать, что это было не единственной причиной, из-за которой я пожелал
тебя.
   - Но было причиной.
   - Да, - без колебаний ответил он.
   - Ладно, - он почувствовал, что темная энергия тает. Но взрыв был слишком
близок.
   - Она, должно быть, очень много для  тебя