е внимательно глядя  на
него.
   - Почему это? - спросил Войцех Казимирович.  Ему  было  неудобно  под
этим горящим взглядом темно-карих, почти черных, глаз. Стул, на  котором
он сидел, внезапно показался Профессору ужасно жестким и неудобным.
   - Ты опасаешься за свою  независимость.  Ты,  Войтек,  считаешь  себя
свободным человеком, который никому ничего не должен. Одиночкой. И  тебе
кажется, что ты вполне доволен и собой, и своим существованием.  Но  это
не так. В глубине души у тебя живет страх. Ты просто  боишься  взять  на
себя...
   Король замолчал. Невысказанное слово "ответственность" словно повисло
в воздухе. Старое слово из затертого лексикона  прошлых  лет.  Умирающее
слово, постепенно утрачивающее свой  смысл,  оставляя  только  уголовный
оттенок. В наши дни все оставляют ответственность другим. А те,  другие,
в свою очередь, знать ее не знают и видеть не хотят.
   И ведь самое главное в том, что Войцех Казимирович чувствовал правоту
Короля. И еще вот это чувство, поднимавшееся в душе, будто он его сейчас
предавал. Скверно что-то стало на сердце Профессора, ах как скверно.
   - Я не стану разубеждать вас, Король, - сказал он. - Тем более что  в
главном вы правы. Я живу так, как хочу. И считаю это правильным. И  еще,
мне кажется, что здесь нужен человек, который ценит власть и может с ней
обращаться. Меня же никогда не  прельщало  право  распоряжаться  другими
людьми и быть выше их. Извините.
   - Конечно, - язвительно произнес Король. - Ты  предпочитаешь  быть  в
стороне. Не над или под, а сбоку.  Роль  аутсайдера  очень  удобна,  да,
Войтек?
   Войцех Казимирович промолчал.
   - А думаешь, мне  очень  хотелось  нести  весь  этот  груз  на  своих
плечах?
   Лично я считаю, Войтек,  что  власть  должна  принадлежать  тем,  кто
расценивает ее как бремя, а не как дар. Ты представь себе, что  будет  с
ними всеми, - Король махнул рукой в ту сторону, где находился вокзал.  -
Что произойдет, если не будет того, кто станет  заботиться  и  оберегать
их, а вместо этого начнет использовать в своих целях?
   - Только не нужно делать из меня мессию. Я  не  Моисей,  чтобы  вести
свой народ.
   - Нет. Но ты должен стать им, если так  складываются  обстоятельства.
Это твоя судьба, Войтек. Не ломай ее, пожалуйста.
   Профессор  дрогнул.  У  него  не  осталось  ничего,  что  он  мог  бы
противопоставить Королю. Единственное, что понимал  Войцех  Казимирович,
это если он сейчас согласится с Королем,  то  на  его  теперешней  жизни
можно будет поставить крест. Большой и жирный.
   - Ну так что? - спросил Король. Он замер в  ожидании  ответа.  Войцех
Казимирович кожей чувствовал напряжение, охватившее его.
   - Мне нужно подумать.
   - У нас мало  времени,  Войтек.  Сколько  тебе  потребуется?  Неделя?
Месяц?
   - Сутки, - ответил Профессор. - Простите, Король, но это  моя  жизнь.
Вы требуете отдать единственное, что у меня осталось.
   - Может быть, ты получишь больше того, что отдашь, - сказал Король. -
Я не имею в виду деньги.
   - Я тоже не имею в виду деньги. Вы знаете мое к ним отношение.
   - Да. Но подумай хорошо, Войтек. Я прошу тебя. Профессор кивнул:
   - Через двадцать четыре часа я буду здесь. Или передам  свое  решение
Коле.
   - Если ты примешь правильное решение, Войтек, то должен будешь  снова
прийти сюда. Мне потребуется многое тебе сообщить  по  поводу  состояния
наших дел.
   Войцех Казимирович поморщился. Король заметил его реакцию.
   - Не волнуйся, тебе будут помогать. Я ведь тоже пользовался  услугами
специалистов.
   Профессору показалось, что невидимые сети уже начинают опутывать его.
   - Иди, - сказал Король и отвернулся к окну. - Иди,  думай.  Но  знай,
что от этого зависит не только твоя жизнь. Старик поднялся.
   - Ладно, Король. Ну и работу вы задали мне на сегодня. Будет над  чем
поломать голову.
   - Позови сюда Мамонта, - сказал он. Войцех Казимирович поставил  стул
на место, взял свой портфель и подошел к двери.
   - Удачи вам, - сказал он, обернувшись. -  Почему-то  сейчас  мне  еще
больше хочется вашего выздоровления, чем полчаса назад.
   Его тонкие губы сложились в улыбку. Глаза Короля остались строгими  и
уставшими.
   - Будь здоров, Профессор, - сказал он.
   Войцех Казимирович вышел.
   Коля Мамонт стоял в коридоре.
   Увидев Профессора, он опустил руки и тревожно уставился  ему  в  лицо
своими круглыми, чуть навыкате глазами. Старик застегнул пальто,  поднял
воротник.
   Мамонт продолжал все так же молча смотреть на него.
   - Я обещал подумать, - сказал Войцех Казимирович.
   Мамонт кивнул, как будто  ожидал  именно  этого,  подошел  к  нему  и
протянул руку. Профессор крепко пожал ее. Коля кивнул еще раз и исчез за
дверью палаты.
   Войцех Казимирович  посмотрел  на  закрывшуюся  дверь,  повернулся  и
направился по коридору к выходу из отделения.
   Он спустился тем же путем, каким они с Мамонтом  сюда  добирались,  и
вышел через боковую дверь на свежий  воздух.  Сосны,  высаженные  вокруг
больницы, наполняли  его  одуряющим  запахом  смолы  и  хвои.  Профессор
вдохнул полной грудью и пошел по дорожке к железным воротам.
   Ловить такси ему  не  хотелось.  Идти  здесь  было  всего  ничего,  а
небольшая прогулка сейчас как раз кстати. Слишком многое обрушил на  Вой
цеха Казимировича Король. Погруженный в свои мысли, он повернул за угол.
Дорога была ему знакома, поэтому  Профессор  шел  не  спеша,  постукивая
тростью по брусчатке тротуара. Все равно посидеть  в  парке  он  уже  не
успеет, так хоть заменить белок утренним моционом.
   Из задумчивости  Войцеха  Казимировича  вывел  небольшой  темно-синий
микроавтобус, затормозивший шагах в десяти.  Из  него  выскочил  плотный
широколицый  мужчина  в  песочного   цвета   куртке.   Он   подбежал   к
канализационному люку,  присел  и  внимательно  осмотрел  крышку.  Затем
поднял голову, огляделся вокруг, увидел Профессора и крикнул:
   - Эй! Гражданин, вы не видели, отсюда вылезал кто-нибудь?
   Вопрос был несколько необычным.
   - Нет. - Войцех  Казимирович  на  секунду  остановился,  отрицательно
качнул головой и двинулся дальше.
   Мужчина махнул рукой водителю микроавтобуса. Машина резко тронулась с
места и покатила вверх по улице.  Сам  он  остался  стоять  возле  люка.
Проходя  мимо,  Профессор  подумал,  что  внешность  мужчины   несколько
диссонирует с системой канализационных сооружений. На сантехника он явно
не   походил.   Не   был   он   похож   и   на   прораба    какой-нибудь
ремонтно-строительной организации.
   "Уголовка, - подумал Войцех Казимирович. - Наверное, ловят кого-то".
   Впрочем, к нему это  не  имело  никакого  отношения.  И  своих  забот
хватало с головой.
   Он вышел на улицу Нестерова, ведущую к  вокзалу.  Народу  здесь  было
много, машин на проезжей части еще больше. По левую сторону располагался
ряд магазинов, по  правую  -  палаточные  киоски  привокзального  рынка.
Профессор шел, держась левой стороны,  там  было  меньше  людей.  Именно
поэтому  небольшая  кучка  прохожих,   склонившихся   над   полулежавшим
человеком, бросилась ему в глаза. Тот, что сидел на тротуаре,  показался
Войцеху Казимировичу знакомым.
   Его звали Витя. Профессор не был точно уверен, он  не  принадлежал  к
"вокзальным",  но  вроде  бы  Витя.  Даже  наверняка  Витя.  Он  был  из
"подземных".
   Тех, что живут в канализации. "Вокзальные" редко с ними пересекались.
Бывало, что кто-то из них случайно забредал на  территорию  вокзала.  Но
большей частью они кормились с  рынка.  "Подземных"  всегда  можно  было
различить по запаху. От них вечно отдавало сыростью и  прелью.  В  любую
погоду и в любое время года.
   Витя сидел на асфальте, привалившись  спиной  к  фонарному  столбу  и
широко разбросав ноги в мешковатых замызганных штанах. Возраст  его  был
неопределенным, как и у большинства "подземных". За  сорок,  а  вот  уже
насколько "за", Профессор не мог  сказать.  Сорок  один  или  шестьдесят
пять. Хотя, может быть, он ошибался и Вите едва перевалило за  тридцать.
Жизнь под землей стирает возраст с внешности,  как  резинка  карандашный
рисунок, оставляя грязно-серую помятость.
   Войцех Казимирович подошел поближе, наклонился и тронул его за рукав:
   - Что случилось? Плохо?
   От Вити пахло. Запах плесени поднимался густой волной и смешивался  с
чем-то вроде дешевого одеколона или плохой самогонки.
   - Приступ у него, - утвердительно заметила старушка  с  хозяйственной
сумкой, только что присоединившаяся к наблюдателям.
   - Ну да, приступ, - язвительно сказал строгий мужчина в дешевом сером
пальто, похожий на завуча средней школы, - не видите разве - он  пьяный,
как свинья. Развелось их...
   В его тоне явственно чувствовалось желание получить  в  руки  автомат
или хотя бы топор и начать наводить порядок. Толпа  вокруг  одобрительно
загудела.
   Витя повернул к Войцеху Казимировичу голову. Он не был пьян. Или,  по
крайней мере, не настолько,  чтобы  не  стоять  на  ногах.  Но  то,  что
Профессор  увидел  в  его  глазах...   Ужас.   Настоящий,   первобытный,
пронизывающий до самых костей страх. Это ощущение  было,  пожалуй,  даже
посильнее запаха, исходящего от Вити.
   Какое-то мгновение он смотрел на Профессора затравленно, не  узнавая.
Затем его лицо изменилось. Страх  не  ушел,  а  спрятался  вглубь.  Витя
схватил Войцеха Казими-ровича за руку и забормотал, невнятно и торопясь.
   - Что-что? - старик наклонился ниже.
   -  ...призраки,  Профессор.  Белые   призраки,   они   все   мертвые,
представляешь?
   Их всех убили, там, внизу. И наших тоже поубивали. Кто смог убежал, а
остальные все мертвые...
   Похоже на бред. Белая горячка. Среди бездомных  она  случалась  чаще,
чем простуда.
   - Я тоже бежал, но ноги... Очень больно...
   Витя откинулся назад и  застонал.  Страшно  и  утробно,  как  раненое
животное.
   Профессор протянул руку к его ногам.
   - Что он вам сказал? - Прямо на него стеклянно  глядели  безжизненные
глаза какого-то человека. Еще минуту назад Войцех Казимирович его  здесь
не видел.
   Своей бесстрастной физиономией  он  напоминал  ящерицу,  замершую  на
камне. Никаких чувств, ничего человеческого на лице. Рептилия.
   - Что он вам сказал? - повторил этот ящер.
   - Ничего, - отмахнулся от него Войцех Казимирович. - Бредит.
   Он попытался задрать штанину  бедняги  Витька.  Ох  ты,  курва  мама!
Материя, казалось, слиплась с его кожей, а то, что открывалось под  ней,
нельзя было видеть без содрогания. Нога у Вити была ярко-красного цвета,
как ошпаренная, кожа кое-где повздувалась,  а  местами  сошла,  открывая
живое мясо, сочащееся густой прозрачной жидкостью.
   Толпа  ахнула  и  загудела.  Кто-то  попятился.  Кто-то   из   женщин
запричитал, тонко и со всхлипами.
   - Доктора! - крикнул Профессор. - Вызовите "Скорую"!
   Часть зевак  поспешила  прочь.  Может  быть,  к  телефону,  а  может,
подальше от такого зрелища.
   - Вы его знаете? - спросил у старика ящер.
   - Нет, - коротко сказал Войцех Казимирович. Этот  человек  действовал
ему на нервы.
   Рядом с ним появился второй. Теперь они оба внимательно  разглядывали
Профессора.
   - А кто вы такой? - опять задал вопрос ящер. Что-то было в них такое,
что заставило Войцеха Казимировича вспомнить об осторожности.
   -  Захарченко  Валерий  Бенедиктович.  Преподаю   в   политехническом
институте.
   Стылое выражение на лице ящера ни на йоту не изменилось.  Во  взгляде
его напарника также продолжала  сквозить  неприкрытая  подозрительность.
Профессор почувствовал угрозу, исходившую  от  них,  а  они,  по  всему,
учуяли что-то такое в  нем.  Три  человека  сидели  друг  против  друга,
разделенные страдающим Витьком, и Войцеху Казимировичу  показалось,  что
еще секунда - и они бросятся один на одного и  сцепятся,  как  звери,  в
отчаянной, беспощадной схватке.
   В этот момент возле них, скрипнув тормозами, остановилась  патрульная
милицейская  машина.  Оттуда  выскочили  два   молодых   милиционера   и
направились к столпившемуся народу. Профессор  хорошо  знал  обоих,  это
были ребята из их райотдела, Вадим и Саша. Вадик шел  первым.  Растолкав
толпу, он переглянулся с ящером, затем обернулся к Саше и скомандовал:
   - Берем.
   Войцех Казимирович выпрямился.
   - Постойте. Так нельзя. Вы посмотрите,  в  каком  он  состоянии.  Его
срочно нужно в больницу. Вадик резко обернулся к нему.
   - Что? А-а, это вы, - он пожал плечами и добавил, словно извиняясь:
   - Такое распоряжение у нас. Вот.
   - Минуту, - вмешался ящер. - Вы что, знаете его?
   - Да, - простодушно ответил Вадик. - Это же Профессор.
   Ящер сделал шаг в  сторону.  Лицо  его  напарника  все  еще  выражало
сомнение.
   За все это время он не издал ни  звука.  Войцех  Казимирович  подумал
даже, а не глухонемой ли он.
   - Ладно,  забирайте,  -  распорядился  ящер,  указывая  на  Витю.  На
Профессора он перестал обращать внимание.
   Толпа  глухо  зароптала.  Милиционеры  подхватили  Витю  под  руки  и
потянули напрямик через газон к машине. Витя громко вскрикнул,  забросив
назад голову.
   Ноги его подломились, и носки старых заношенных туфель прочертили две
борозды на молодой траве.
   Войцех Казимирович уже ничем не мог здесь помочь. Поэтому,  пользуясь
тем, что внимание всех отвлеклось, он смешался с толпой, затем  выбрался
оттуда и пошел своей дорогой. Вот только продвигался теперь он по правой
стороне, вдоль торговых рядов, где было  больше  народу.  Ему  очень  не
понравились  те  двое,  особенно  ящер,   который   отдавал   приказания
милиционерам. И он решил, что будет намного лучше, если их дороги  будут
идти в разные стороны.
   Что же все-таки случилось  с  "подземными"?  Войцех  Казимирович  был
готов воспринять бормотание Вити как горячечный результат тяжкого запоя.
"Белые призраки" - это еще слабо. Они  относились  к  той  же  категории
легенд, что и "кровь земли", гигантские подземные крысы и многое другое.
Все "подземники" рассказывали о "призраках", количество  этих  рассказов
не  поддавалось  исчислению.  Большинство  утверждали,  что  видели   их
собственными глазами. Судя по их описаниям, "призраки"  были  похожи  на
людей, но не имели лиц. Они могли появляться из стен подземных  тоннелей
и уходить,  растворяясь  в  этих  стенах.  По  их  поверьям,  встреча  с
"призраками" предвещала несчастье. Где-то в глубине канализационной сети
был целый район, который называли "зоной призраков". Там они встречались
чаще всего. До сих пор время от времени возле "зоны" раздаются  странные
звуки.  "Подземники"  говорили,  что  это  "дышит  земля".  "Зону"   они
старались обходить десятой дорогой, потому что, по их  словам,  попавшие
туда назад не возвращаются. Среди них  даже  ходило  выражение  "уйти  к
призракам". Это о тех, кто пропал без следа.
   "Вокзальные" тоже верили в "призраков". Они  считали,  что  это  души
умерших блуждают там внизу, в своем подземном мире. Собравшись  вечером,
они часто пересказывали друг другу услышанное от  "подземных",  дополняя
его своими выдуманными подробностями. Что поделаешь, взрослые тоже любят
сказки. Особенно страшные.
   И то, о чем  поведал  Войцеху  Казимировичу  Витя,  любой  нормальный
человек примет если не за бред, то за сказку. Профессор  был  нормальным
человеком. Но вот Вити-ны ноги... И этот ужас, который буквально исходил
от  него.  Конечно,  когда  на  тебя  свалится  "делириум  тременс",  то
перепугаешься не  на  шутку.  Да  только,  по  мнению  Профессора,  Витя
все-таки не дотянул еще до той кондиции. С ним случилось  что-то  такое,
от чего он едва не погиб. Что-то, что насмерть перепугало беднягу.
   И почему это милиция так взялась за "подземных"? Как Вадим сказал: "У
нас  распоряжение"?  Что  за  распоряжение   такое?   Может,   и   среди
"вокзальных" сейчас порядки наводят?
   Профессор наддал ходу.
   Широкая привокзальная площадь встретила его  своим  обычным  гулом  и
суетой.
   Все было, как и полтора часа назад. Ничего  не  изменилось.  Таксисты
стояли кучкой и разговаривали, Рома со  Славиком  торговали  прессой,  у
Бори  в  "шестерке"  сидел  клиент,  и  они  что-то  обсуждали,  видимо,
торгуясь. Тут и там прохаживались милицейские наряды, но  не  чаще,  чем
всегда, и проверяли документы у людей, которых по  цвету  кожи  и  форме
носа можно было отнести к "лицам кавказской национальности". И над  всем
этим, перекрывая многоголосый шум, взрывались возгласы торговок:
   - Беляши-беляшики! Горячие-вкуснячие! Подходи, не стесняйся...
   - Пи-иражки! С рисом, с картошкой, с капустой! Пи-ира-ажки!
   - Рулетики! Рулетики с маком!
   Прямо перед входом в  вокзал  стоял  рекламный  щит  с  предвыборными
плакатами кандидатов в президенты. Из общей массы претендентов  помельче
выделялись  два  главных  -  нынешнего  президента  и   Юрия   Саранова,
руководителя Партии народного единства. Надпись с  плаката  действующего
президента призывала всех быть реалистами, а сам  он  сидел  за  большим
письменным столом, подняв от разложенных на нем бумаг  спокойный  взгляд
слегка прищуренных глаз.  И  лишь  очень  внимательный  наблюдатель  мог
заметить тяжелую нечеловеческую усталость, притаившуюся где-то  в  самой
глубине этого взгляда.
   Юрий Константинович Саранов, на  соседнем  плакате,  был  ему  полной
противоположностью. Он весь  словно  бы  лучился  энергией  и  жизненной
силой.
   Строго и в то же время заботливо Юрий Константинович смотрел в  глаза
каждому  прохожему.  И  его  предвыборный  клич  был  близок  гражданам,
уставшим от произвола и беззакония:  "Наведем  порядок  в  нашем  доме!"
Именно так. Железная рука и сильная власть.
   Профессору было, по большему счету, плевать как на одного  кандидата,
так и на другого. Или на обоих вместе, не говоря  уже  о  прочей  шушере
помельче. Да и остальные прохожие проявляли такое же равнодушие  к  тем,
кто завтра будет  управлять  ими.  Никто  не  останавливался,  не  читал
предвыборных программ с длинными обещаниями. Все шли мимо, погруженные в
свои заботы.
   Войцех  Казимирович  обошел  здание  вокзала  и  оказался  на  крытом
перроне.
   Люди, сновавшие  здесь,  делились  на  четыре  категории:  прибывшие,
отъезжающие, провожающие и работающие. Все  они,  вкупе  с  двигающимися
поездами, создавали особую звуковую палитру, характерную для  любого  из
железнодорожных вокзалов на просторах нашей бывшей необъятной Родины.
   Профессору нужно было добраться до дальних путей, где  в  стороне  от
этого столпотворения стоял обычный вагон с выведенной на боку  надписью:
"Спальные места". Здесь ночевали те, кто не хотел спать в зале ожидания,
но не имел денег на гостиницу. Это и был дом  Войцеха  Казимировича.  Он
занимал крайнее  купе,  внося  за  него  помесячную  плату,  и,  по  его
глубокому  убеждению,  жить  здесь  было  не  хуже,  чем  в   любой   из
малогабаритных квартирок их города.
   Вагоном  заведовал  Зося,  принадлежал  он,  как  и  многое   вокруг,
начальнику вокзала. Зосю на  самом  деле  звали  Владимир  Иванович,  но
фамилия его была Зосич, и по имени-отчеству  к  нему  обращались  редко,
только те, кто его почти не знал.
   Даже его помощницы, Шурочка и Нина, выдававшие постояльцам постель  и
делавшие  уборку,  в  глаза  называли  его  так.  На  что  он,  впрочем,
совершенно не обижался.
   В вагоне Профессор собирался оставить свой  портфель,  который  нужен
был ему для создания образа в утренней работе, и взять короб,  служивший
реквизитом для следующего этапа.
   В конце перрона Войцех Казимирович снова увидел Шурика. Он  спешил  к
Профессору, делая руками беспорядочные взмахи, чтобы привлечь  внимание.
Желтый пластиковый пакет, с которым он лазал по мусорникам,  при  каждом
взмахе бил его по плечам, но Шурик этого не замечал. Лицо его  светилось
такой радостью, что  люди,  мимо  которых  он  пробегал,  тоже  начинали
улыбаться.
   - Профессор, - горячо зашептал  он,  добравшись  наконец  до  Войцеха
Казимировича - идем, я вам что-то п