алуйста, а 25-й автобус идет к водонасосной станции?
   Это был толстый, большой дядька, намного выше Шурика, в мятом плаще и
черной шляпе с полями,  загнутыми  вверх.  Из-за  этой  шляпы  лицо  его
казалось еще толще, чем на самом  деле.  В  руке  дядька  держал  старый
портфель с блестящими замками.
   - 25-й? - спросил он и долго молчал, глядя на Шурика сверху  вниз,  а
потом наконец ответил:
   - Идет. Конечно, идет. Садись, не бойся.
   Первым подошел 52-й. Потом - 54-й. После этого долго ничего не было.
   Затем, почти вместе, пришли 48-й и еще  один  52-й.  И  только  после
этого подошел его 25-й.
   Шурик забрался в него вместе со всеми. Народу было немного, и он даже
сел у окна. Шурик любил сидеть у окна, когда ехал. Их в интернате  часто
возили на автобусе. Четыре раза. Или даже пять.
   Подошла  билетерша,  и  Шурик  отдал  ей  деньги,  которые  ему   дал
Профессор. Она протянула Шурику билетик, очень  красивый.  Он  разгладил
его, спрятал в карман и решил, что не  будет  выбрасывать,  а  сохранит,
пусть остается.
   Остановки  Шурик  считалвнимательно.  Здесь  он  уже  ничего  не  мог
напутать и через две остановки подошел к двери, чтобы выйти, как  только
та откроется.
   Нужно было спешить, он и так потерял слишком много времени.
   Когда автобус остановился, Шурик вышел и  осмотрелся,  чтобы  решить,
куда идти. Только это  было  совсем  не  то  место,  о  котором  говорил
Профессор. Да и сам Шурик хорошо знал улицы возле  водокачки.  Так  вот,
это была совсем не та остановка.  Наверное,  нужную  он  проехал.  Шурик
начал вспоминать остановки, которые были перед этой, но никакая  из  них
не была похожа на ту, что ему была нужна.  Значит,  он  все-таки  ошибся
автобусом. И тот дядька, который сказал, что 25-й идет к водокачке, тоже
ошибся. Вот те на!
   Что же делать? Времени-то уже нет.
   Шурик опять огляделся по сторонам. Все-таки место, где  он  оказался,
не было совсем незнакомым. Когда-то Шурик  был  здесь  с  Матросом.  Или
Сашкой Лохматым, он не помнил точно. И если так, то его дом  вон  в  той
стороне, прямо по улице и дальше.  Далековато,  конечно,  значит,  нужно
поторопиться, он и так уже, наверное, опоздает  к  тому  времени,  когда
Профессор с Сережей придут ждать его. Нехорошо.
   И Шурик побежал. Зажал сумку в руке покрепче, чтобы она не  болталась
и не мешала ему, и побежал. И уже через две дороги вспомнил: да,  точно,
именно здесь он и был. Даже вспомнил с кем. Не с Матросом и не с Сашкой,
а с Пархомом, он водил сюда Шурика. Сказал,  что  тут  есть  место,  где
каждый день набирают на работу. На один день.  Ну,  такое  и  у  них  на
вокзале было, только не каждый день.
   Но Пархом сказал, что здесь денег дают в пять раз больше, чем у  них.
Это, конечно, здорово. Тех денег, что Шурик зарабатывал на вокзале,  ему
хватало, чтобы три раза поесть, и еще оставалось. А тут за день  в  пять
раз больше. Это же сколько  еды  купить  можно!  Конечно,  они  поехали.
Только их отсюда прогнали.
   Здесь, оказывается, все было занято своими и чужих никого не пускали.
Так они и пошли назад.
   Вот так Шурик бежал, бежал, старался не обращать внимания на  боль  в
боку  и  переходил  на  шаг,  только  когда  дышать  становилось  совсем
невмоготу. А потом бежал снова.
   В конце концов пошли  совсем  уж  знакомые  места,  и  уже  чуть-чуть
осталось до его дома. Только вот времени ушло  слишком  много,  и  Шурик
боялся, что опоздает настолько, что Профессор с Сережей не дождутся его,
уйдут, и он с ними разминется.
   Вот из-за того, что он бежал что было духу и думал только о том,  как
бы не опоздать,  Шурик  совсем  забыл,  что  говорил  ему  Профессор  об
осторожности.  На  подходе  к  своему  дому  он  не  остановился  и   не
осмотрелся, нет ли кого незнакомого. Шурика не насторожило даже то,  что
Ника не выскочила ему навстречу.
   Он, тяжело дыша, сбежал вниз, проломился через кусты и забрался через
лаз в свой домик. Пот катился с Шурика ручьями,  внутри  болело  уже  не
только в боку, а вообще все, руки и ноги дрожали так,  что  он  еле  мог
стоять.
   Шурик проковылял к тому месту,  где  должна  была  лежать  та  вторая
штуковина, из которых  получаются  такие  хорошие  подставки.  И  только
остановившись, он вдруг почувствовал, что там,  за  его  спиной,  кто-то
есть.
   И в тот же момент этот "кто-то" ударил Шурика.

БОМЖ. МЫ И ГОСПОДИН ЗАХАРОВ

   Войцех Казимирович оторвался от газеты  и  внимательно  огляделся  по
сторонам. Вроде бы все спокойно. Группка молодых людей, главным  образом
девушек, в спортивных  костюмах  неровным  строем  бежала  по  тротуару,
удаляясь от него. Ими  командовала  высокая  сухопарая  женщина,  волосы
которой были выкрашены в светло-голубой цвет. Это учащиеся  медицинского
колледжа,  отбывающие  занятия  по  физкультуре.  Через  час  их  сменят
студенты  педагогического  университета.  Чуть  дальше,  возле  зарослей
ивняка,  куда-то  очень  целенаправленно  двигались  два  пацаненка  лет
десяти-одиннадцати со школьными рюкзаками за плечами. Воздух свободы для
них был гораздо ближе и желаннее, чем просиживание лучших  лет  жизни  в
душных классах перед  лицами  учителей,  чьи  нервы  вконец  истрепались
безуспешной борьбой за успеваемость.
   По набережной изредка то  в  одну,  то  в  другую  сторону  проезжали
автомобили.
   Скорость  никто  не  сбрасывал,  не  останавливался.  Никаких  машин,
стоящих у  обочины  и  поджидающих  неизвестно  кого.  Никаких  рабочих,
ведущих непонятно какие работы. Тишь.
   За спиной у Профессора медленно катила воды река. Движение судов  еще
не началось, поэтому она была пустынна, лишь кое-где виднелись  лодки  с
одинокими рыбаками. Лодок было всего две или три, не больше.  Во-первых,
сезон еще не начался и  лютовал  рыбнадзор.  А  во-вторых,  те,  у  кого
имелись моторки, обычно ездили рыбачить в Сагуны или Медведовку, поближе
к рыбхозам.
   Войцех Казимирович  оперся  спиной  о  перила  мостика  и  перевернул
страницу.
   До встречи с Захаровым еще двадцать минут. Конечно,  он  должен  быть
неподалеку.
   Ни один из сотрудников их службы, даже начинающие салаги, не прибудут
на встречу без предварительной подготовки,  не  ознакомившись,  хотя  бы
бегло, с обстановкой на местности. Возможно, как раз в эту  секунду  так
называемый Николай Николаевич наблюдает за Профессором из  какого-нибудь
укрытия вдалеке отсюда. Ну и черт с ним, пусть наблюдает.  Главное,  как
он поведет себя во время разговора и будет ли придерживаться оговоренных
условий.
   Профессор опустил глаза, просматривая  заголовки  в  газете  и  бегло
пробегая содержание заинтересовавших его статей. Главной темой  выпусков
всех, без исключения, местных изданий была,  естественно,  обстановка  в
городе. Ее обсуждали, оценивали, рассматривали и так, и  этак,  со  всех
ракурсов и позиций.
   Передавали мнение компетентных лиц и  организаций,  смаковали  слухи,
начавшие хождение в народе, и высказывали свою  точку  зрения,  которая,
как указывалось в каждом примечании, не  разделялась  редакцией.  Войцех
Казимирович обратил внимание, что во всех  этих  репортажах,  обзорах  и
интервью настойчиво подчеркивалось, что  никакой  эпидемии,  собственно,
еще нет, а есть лишь опасность ее появления. И вовсю расписывались  меры
по предотвращению "вспышки" и  действия  по  локализации  и  уничтожению
"очага". Судя по этим терминам, можно было подумать, что в городе  имело
место  нечто  вроде  второго  Чернобыля.  Сюда  уже   начали   прибывать
пециалисты-медики  из  других  регионов,  а  администрации   близлежащих
областей предложили помочь людьми и техникой  для  усиления  санитарного
кордона. Это было разумное решение - первым делом нужно отгородиться  от
зачумленного соседа.
   Войцех Казимирович взглянул на "Монтану". Еще  десять  минут.  Вокруг
по-прежнему тихо и спокойно.
   "Вестник", помимо всей этой кутерьмы  вокруг  эпидемии,  дал  широкий
экономический обзор с  довольно  тщательным  и  точным  анализом  работы
предприятий области. Естественно, химический концерн занимал  в  нем  не
последнее место. В смысле внимания,  уделенного  химзаводам.  Однако  же
внимание  самого  Профессора  привлек  факт,   который   выдавался   как
прискорбный, но само собой разумеющийся.
   Флагман   отечественной   промышленности,   химическое    объединение
"Реактивмаш", в смысле  рентабельности  понуро  плелся  в  самом  хвосте
предприятии-неудачников, обгоняя лишь агропромышленный комплекс. Судя по
представленным  цифрам,   все   химобъединение   находилось   на   грани
банкротства, чудом балансируя на краю громадной долговой ямы.
   К стыду своему, Профессор должен был признаться, что это явилось  для
него новостью. Конечно, было время, когда подобное сообщение его  бы  не
удивило. В начале 90-х, после распада Советского Союза, химзаводы  в  их
городе переживали мрачный период. Порвались межотраслевые связи, исчезли
многие  сырьевые   источники,   производство   затормозилось   и   стало
пробуксовывать. Пошли  задержки  с  зарплатой.  Треть  рабочих  уволили,
другую треть отправили в вынужденный отпуск  без  содержания.  Директора
химзаводов мелькали, сменяя друг друга, как карты в руках шулера.
   Году в 94-м появился Пазур. Первое, что он сделал, - сосредоточил всю
власть в своих руках. Через что ему пришлось пройти, Войцех  Казимирович
не знал, но полагал, что без войны дело не обошлось.  Ему  противостояли
директора других предприятий и городская администрация.  Пазур  не  стал
тратить время и завоевал  себе  в  союзники,  а  вернее  в  покровители,
Москву. Недовольным заткнули рты,  возможно,  повыбивав  впопыхах  зубы,
остальные  замолчали  сами,  решив  не  возникать.  Вопрос  о   создании
химического объединения "Реактивмаш" был решен на самом высоком  уровне,
а генеральным директором его стал Геннадий Андреевич  Пазур,  окрещенный
Атомоходом за упорство и несокрушимость.
   И ситуация стала  меняться  коренным  образом.  "Реактивмаш"  получил
государственные  дотации,  открыли  допуск  частным  инвесторам,  и  все
мало-помалу снова пришло в движение, как старый, слегка поржавевший,  но
все еще действующий часовой механизм. Пошел выпуск продукции,  часть  из
которой была новой, не имеющей аналогов на рынке, - проработавшие долгое
время на оборонку химпредприятия все еще имели мощную  недорастрачен-ную
до конца научно-техническую базу, позволяющую создавать свои  "ноу-хау".
Народ (правда, не весь) вернулся на рабочие  места  и  даже  снова  стал
получать зарплату.
   И вот, оказывается, все это - дым, дымовая  завеса,  киношные  трюки,
призванные  одурачить  доверчивых  зрителей.  Выходит,  что  Пазур,  как
руководитель, себя не оправдал, или... Или же реализовался в полной мере
не только как руководитель, но и как человек, умеющий направлять финансы
в нужное для себя русло.
   "Что мы имеем? - продолжал размышлять Профессор. - С одной стороны  -
группу предприятий, которые работают и выпускают продукцию, но не  имеют
денег.
   С другой стороны - счета в отдаленных отсюда банках  на  неизвестную,
но, предположительно, очень большую сумму. Счета, напрямую  связанные  с
"Реактивмашем". Интересная  получается  цепочка.  Чем  же  вы,  Геннадий
Андреевич, занимались здесь?  Какие  маршруты  проложил  Атомоход,  если
после его безвременного крушения волна величиной с цунами захлестнула не
только весь город, но и прилегающую часть страны?"
   Войцех Казимирович достал телефон и замешкался,  глядя  на  маленький
зеленовато-серый экранчик. Что ему нужно узнать? В каких странах побывал
Пазур за последние десять-двенадцать месяцев? Бесполезно.  Все  операции
проводились при помощи одного из отечественных банков.  Какого,  узнать,
конечно, невозможно.
   Только в этом городе их больше десятка. А дотянуться до них не в  его
силах.
   Профессор догадывался, что деньги могли идти куда-то  в  одно  место,
скажем, Германию, а уже там дробиться и рассеиваться по другим  странам.
Нет, узнать они ничего не узнают. А вот  проверить  предположения...  Он
набрал номер.
   - Слушаю, - раздался голос Мамонта.
   - Коля, дорогой, это опять я.
   - А-а, да-да, Войтек. Ты ко мне или...
   - К тебе, Коля, нужно еще немного покопать.
   - В каком направлении?
   - В финансовом. Меня  интересует,  как  оценили  ревизоры  финансовый
статус "Реактива"...
   - В минусах, - тут же ответил Мамонт, - это и так известно.
   Вот вам, пожалуйста. Всем все известно, один  он  как  бирюк  в  лесу
живет, ничего не зная, чертыхнулся про себя Профессор.
   - Тогда мне нужна погодичная  выкладка,  года  за  четыре.  В  сжатой
форме, конечно, и только основные  данные:  затраты-доходы,  без  лишних
деталей.
   - Попробуем.
   - Дальше. Все зарубежные партнеры "Реактивмаша".
   - Все-все?
   - Нет, только дальнее зарубежье, но там уже  поподробнее.  Попробуйте
узнать, через какой банк совершались сделки.
   - Ну и работу ты задал. Ладно, еще что-нибудь?
   - Пока все.
   - Ушел копать.
   Мамонт отключился.
   Вот такие пироги, господа хорошие. Кое-что начинает проясняться,  как
сказал ночью один человек в темных очках, подходя к горящему дому.
   Войцех Казимирович просмотрел "Губернский вестник"  до  конца,  затем
свернул все газеты в аккуратный тугой рулон и опустил в  карман.  Иногда
даже свернутая газета может превратиться в оружие. Тем  более  что  свой
пистолет Профессор отдал Сергею.
   Но вот, похоже, его ожидание подошло к концу.  Неторопливо  помахивая
тростью, старик двинулся навстречу невысокому человеку с редкими  пегими
волосами,  расчесанными  на  косой  пробор.  Он  шел  прямо  к   Войцеху
Казимировичу, не осматриваясь по  сторонам,  и  полы  легкого,  бежевого
цвета плаща порхали, раздуваемые  ветром,  у  его  коленей,  как  крылья
бабочки.  Незнакомец  и  Профессор  сходились,  подобно   дуэлянтам   из
старинных романов.
   Когда между ними оставалось не более двух шагов,  Войцех  Казимирович
остановился. Мужчина в  бежевом  плаще  правильно  понял  его  и  принял
правила игры, соблюдая дистанцию.
   - Сигизмунд Иосифович? - осведомился он.
   Так. Одна проблема уже решена. Теперь ясно, с  какой  из  сторон  они
имеют дело. Вопрос господина Захарова сам по себе был ответом.  Имя,  по
которому он обратился к Войцеху Казимировичу, тот назвал во время звонка
по номеру, сообщенному  человеком,  умиравшим  на  грязных  лохмотьях  в
вагоне у Веры и Боти.
   - К вашим услугам, Николай Николаевич, -  ответил  Профессор,  слегка
поклонившись.
   С появлением незнакомца вокруг ничего не  изменилось.  Никаких  новых
людей, исчезли даже студенты. И за спиной, на реке,  никаких  изменений.
Полное отсутствие подозрительных судов на горизонте.  Рыбаков  -  и  тех
осталось всего двое.
   Лишь впереди, вплотную к тротуару,  припарковался  черный  "БМВ",  на
котором и прикатил этот  Николай  Николаевич.  Стекла  машины,  конечно,
затемнены, и находился ли в  ней  еще  кто-нибудь,  Профессору  не  было
видно. Впрочем,  особого  значения  это  не  имело,  расстояние  слишком
большое, и неожиданных сюрпризов оттуда ждать не приходилось.
   - Если бы вы знали, Сигизмунд Иосифович, скольких усилий  нам  стоило
разыскать вас.
   - Мне кажется, это все-таки мы  разыскали  вас,  -  вежливо  возразил
Профессор.
   - Да, но это стало возможным  потому,  что  я  дал  установку  любыми
способами выйти на контакт с вами или вашими друзьями. Король, если я не
ошибаюсь? - "Установить, с кем они имеют дело,  эти  люди  действительно
смогли очень быстро", - подумал про себя Профессор и вслух сказал:
   - Не ошибаетесь. Это ведь ваш человек был там, в больнице?
   - Да, - на лице Захарова нельзя было прочесть никаких чувств.  Войцех
Казимирович не смог уловить ни следа переживаний  по  поводу  судьбы  их
сотрудника, который прикрыл Сергея  во  Второй  городской.  Бесстрастный
ответ на конкретный вопрос.
   - Я не понимаю... - произнес он и замолчал.
   Вот это уже враки. Николай  Николаевич  Захаров,  или  как  его  там,
понимал многое и о еще большем догадывался. Своим видом клерка  среднего
звена, прилизанными волосиками, неказистым плащиком он мог  дурить  кого
угодно, и Профессор думал, что в большинстве случаев ему это  удавалось.
Но он-то уже давно привык обращать внимание на глаза людей.  А  глаза  у
Николая Николаевича были умные, цепкие. И безжалостные. Как у волкодава.
Как, наверное, у всех людей его профессии.
   Сам же Николай Николаевич тем временем продолжал:
   - Я не понимаю, зачем вы полезли во все это. Ради чего?  Любопытство?
Но вы же умный человек, знаете, к чему  это  приводит,  и  не  стали  бы
попусту совать нос в чужие дела. Жадность? Но что вы собирались с  этого
иметь? Вы же  должны  понимать,  что  в  таких  делах  нажиться  нельзя.
Погибнуть можно, а разбогатеть - вряд ли. Прихоть?
   - Случай, -  ответил  Войцех  Казимирович  и,  кивком  предложив  ему
пройтись, медленно направился вдоль берега. Чем черт не шутит! Вдруг они
действительно посадили в  машину  снайпера?  Убивать  его  им,  конечно,
смысла  нет,  а  вот  обездвижить  -  пожалуйста.  Так  что   лучше   им
переместиться немного правее, чтобы вот это дерево стало на  линии  огня
между ними и "БМВ". А обзор местности с их стороны здесь ничуть не хуже.
- Ведь это ваш агент оказался у нас. Да еще  и  в  таком  состоянии.  Мы
оказали ему помощь. А я перезвонил вам и передал все, что он просил.
   - И все. Здесь  и  нужно  было  остановиться.  Зачем  же  вы  полезли
дальше?
   - - Ну уж извините. Дальше как  раз  события  стали  развиваться  без
моего ведома. Зато, как я понимаю, с вашим непосредственным  и  активным
участием.
   Гибель людей, которые спасали вашего человека, это чья работа?
   Захаров поднял руку, как бы заслоняясь от обвинений.
   - Не наша. Когда мы прибыли на место, уже все было кончено. Мы только
убрали следы. Кстати, наш сотрудник погиб вместе с этими людьми. Вот вам
еще одно доказательство, что мы здесь ни при чем.
   -  Глупости.  Как  я  понимаю,  ваш  человек   обладал   определенной
информацией.
   Весьма  ценной  информацией,   которая   очень   интересовала   ваших
противников. Какой смысл был убивать его?
   - Его очень тяжело ранили. Мы считаем, что он  умер  в  самом  начале
допроса, возможно даже, не приходя в сознание. Поэтому они и взялись  за
людей, у которых он находился. На телах мужчины и женщины мы  обнаружили
следы пыток. Наши противники предполагали, что мой сотрудник мог  что-то
сообщить им, а когда поняли, что это не так, убили и мужчину, и женщину.
   Войцех Казимирович представил, что происходило в вагончике после  его
ухода. Он разминулся с этими сволочами на считаные  минуты.  Как  тяжело
встретили  смерть  Ботя  с  Верой,  жившие  там,   куда   их   выбросило
жестокосердное общество,  но  не  потерявшие  доброты  и  сострадания  и
жестоко поплатившиеся за  то,  что  пытались  помочь  попавшему  в  беду
человеку. Профессор почувствовал, как внутри  его  жестко  сворачивается
тугой жгут, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.
   - Похоже, - продолжал Захаров, - что именно таким  образом  противная
сторона  и  вышла  на  вас.  Эти  мужчина  с  женщиной,  ваши  знакомые,
заговорили перед тем, как их убили.
   - Конечно, - Профессору показалось, что его голос  немного  охрип,  -
они же были люди. Просто люди.
   - Естественно, - согласился Никодай Николаевич. - Вот с этого момента
наши,  так  сказать,  конкуренты  и  начали  охотиться  за   вами.   Они
небезосновательно решили, что мой сотрудник передал вам то, что  у  него
находилось, или сообщил, где это спрятано. Для  нас  же  вы  были  белым
пятном, голосом в телефонной трубке, человеком, чью личность нужно  было
устанавливать. Поэтому на первом этапе они нас обогнали.
   Вдалеке  показалась  колонна  студентов  в  шерстяных   тренировочных
костюмах.
   Студенты  бежали,  растянувшись  цепочкой,  уверенно   и   пружинисто
отталкиваясь от поверхн