Сквозь маску боли на нем все явственней
и  явственней  проступало  другое  чувство.  Растерянность.   Или   даже
недоумение. Как же это могло произойти с н и  м?  С  человеком,  который
рассчитывал все наперед, предугадывая  любые  ходы  противника.  Где  он
допустил ошибку в своем хитроумном плане, где просчитался,  несмотря  на
все меры предосторожности?
   Профессор мог бы все ему объяснить. Конечно, когда Войцех Казимирович
пришел, его тщательно обыскали. И ничего не обнаружили - ни "клопов", ни
других  передающих  устройств.  Потому  что  ничего  не  было.  И  когда
Управляющий вместе с Профессором и остальными перешел  на  новое  место,
Захаров и его люди не смогли бы их найти. Если бы не  дискета.  Дискета,
на которой Юра Хват  поставил  этим  утром  свою  метку.  Внедренный  им
"маячок" начал посылать сигналы, как только программа была запущена. Эти
сигналы перехватили специалисты Захарова, с которым  Профессор  заключил
соглашение. Войцех Казимирович делал  ставку  на  то,  что,  как  только
дискета попадет к Управляющему, его бдительность хоть немного  ослабнет.
Шанс на это был крохотным и ненадежным. Но это было единственным, чем он
мог воспользоваться.
   И все же Профессор не стал ничего объяснять  человеку,  лежавшему  на
каменном полу своей секретной базы.
   Ему больше не хотелось с ним говорить. Войцех Казими-рович отвернулся
и встретился с укоризненным  взглядом  Захарова.  Тот  сокрушенно  цокал
языком, разглядывая Управляющего.
   - Ну, зачем вы так? - с напускной строгостью спросил он. -  Мы  же  с
вами договаривались.
   - Я сделал то, что должен был сделать, - твердо сказал Профессор. - А
кроме того, вы хотели взять  его  живым,  и  он  жив.  И  даже  будет  в
состоянии разговаривать, если вы добивались именно этого.
   Захаров только вздохнул. В конце концов, он оказался  победителем,  а
победители великодушны. Особенно по отношению к тем,  кто  обеспечил  им
эту победу. Дискета была в его руках, а остальное - дела второстепенные.
Поэтому он демонстративно  отвернулся  и  принялся  наблюдать,  как  его
подчиненные упаковывают в наручники гвардию Управляющего.
   В это время в дверях произошло какое-то шевеление и в зале  появились
новые люди. Один из них был в генеральской форме, а другой - в штатском,
с  черной  кожаной  папкой  в  руках.  Судя   по   поведению   генерала,
предупредительному  с  оттенком  чиновничьей  уважительности,   ранг   и
положение человека в штатском были неизмеримо выше  его,  генеральского.
За ними следовала целая свита автоматчиков с эмблемами "Альфы",  но  без
масок. Генерал что-то объяснял своему спутнику,  тот  время  от  времени
кивал, осматривая все вокруг внимательно и цепко.
   Захаров подобрался, построжал лицом  и  поспешил  навстречу  высокому
начальству. Разговор у них  длился  недолго.  Захаров  вынул  дискету  и
протянул ее штатскому. Тот открыл  какие-то  очень  непростые  замки  на
своей папке, поместил дискету туда, что-то сказал генералу, кивнул  всем
и подошел к Профессору.
   - Рушинский Войцех Казимирович? - спросил он.
   - Да, - ответил Профессор и вдруг почувствовал, насколько он устал за
эти последние дни.
   Штатский приосанился и, глядя на Войцеха Казимиро-вича,  торжественно
провозгласил:
   - От имени администрации президента вам объявляется благодарность  за
содействие в решении проблемы, с которой нам  пришлось  столкнуться.  Мы
высоко ценим ваше мужество, чувство гражданского долга и  патриотизм.  В
связи с этим вам сейчас предстоит отправиться вместе со мной.
   - Куда?
   - В Москву. Вас желает видеть...
   - Секундочку, - остановил его Профессор и обратился к автоматчикам  в
черных масках:
   - Ребята, будьте так добры. Где-то здесь должен быть мой галстук.

Пятница

ПОГРАНИЧНИК. ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Сергей повернул за угол и вошел в свой двор,  который  он  покинул  в
понедельник утром, четыре бесконечно долгих дня тому назад.
   Вчерашние вечер и ночь Крутин  провел  в  крохотном,  полуразваленном
домишке на окраине города, куда  его  привез  Мамонт.  По  словам  Коли,
сейчас это было единственное безопасное для Сергея место.
   Мамонт уехал, приказав ему никуда не выходить, даже  во  двор.  Перед
этим он собственноручно притащил Крутану  два  ведра  воды  из  колодца,
выгрузил на стол пакет с  продуктами  и  поинтересовался,  не  нужно  ли
каких-нибудь лекарств.
   Через несколько часов он появился снова,  привезя  с  собой  высокого
сутулого человека с чемоданчиком. И хотя внешность того  была  абсолютно
противоположной Ивану Трофимовичу, нехорошее чувство не отпускало Сергея
все это время, пока тот обрабатывал ему рану и менял повязку.
   Крутин  подумал,  что  у  него  теперь  на   всю   жизнь   сохранится
предубеждение к людям с докторскими чемоданчиками.
   Сутулый дал Сергею две таблетки, после  чего  они  с  Мамонтом  опять
уехали, а Крутин провел остаток ночи в беспамятстве,  то  ныряя  в  сон,
напоминающий обморок, то выныривая на его поверхность, где  лишь  тонкая
пленка предохраняет наше сознание от полного пробуждения.
   Мамонт появился в третий раз уже ранним  утром,  когда  Сергей  начал
потихоньку  приходить  в  себя.  Коля  сиял,  он  светился  в  полумраке
комнатенки, которая стала вдвое меньше с его появлением. От него  мощным
потоком исходили флюиды радости и энергичного веселья. И, еще  не  задав
вопрос, Крутин понял, что все позади и за ними больше никто не охотится.
   Коля в общих чертах рассказал Сергею то,  что  ему  было  известно  о
произошедших событиях. Отвечая на  нетерпеливые  расспросы  Крутина,  он
заверил его, что Профессор жив и с ним  все  в  полном  порядке.  Сергей
заявил, что должен встретиться с ним немедленно.
   - Вот тут придется потерпеть, - ответил ему Мамонт. - Профессора  нет
в городе. Он сейчас в Москве, с ним беседуют наши "отцы народа".  Думаю,
завтра, от силы послезавтра, он должен вернуться.
   Еще Мамонт сообщил, что всю их братию выпустили наконец  из  милиции,
кроме каких-то Матроса и Депутата, которые были  в  сильном  подпитии  в
момент задержания, устроили дебош и сейчас отбывают пятнадцать суток.
   Потом Коля предложил Сергею  подвезти  его  домой,  и  они  ехали  по
утреннему городу, залитому теплыми  лучами  апрельского  солнца.  Крутин
смотрел в окно и лишь на подъезде к своей улице понял, что за всю'дорогу
им не попалось ни одного милицейского или военного поста.
   -  Всех  сняли,  -  объяснил  ему  Мамонт.  -  Санитарное   положение
прекращено.
   Разрешили свободный выезд из города. Все, как и прежде.
   - Все, как и прежде, - повторил за ним Сергей. Для людей все осталось
по-старому. И  никто  из  них  так  никогда  и  не  узнает  о  событиях,
разыгравшихся здесь, рядом с ними.
   Мамонт остановил "Жигули" у только что открывшейся булочной возле его
дома и протянул Крутину свою громадную ладонь:
   - Ну, Серега, давай. Счастливо тебе. Хороший ты парень.
   - Тебе тоже, Коля. Я твой должник, если бы не ты...
   - Профессора благодари. Это он приказал страховать  тебя.  Рассказал,
что и как делать, и даже обрисовал, как все примерно будет происходить.
   Сергей улыбнулся:
   - Да. Профессор...
   И точно такая же улыбка тронула губы Коли Мамонта:
   - Да-а. Профессор...
   Крутин подал  Мамонту  правую  руку,  которая  уже  начала  понемногу
двигаться, и тот осторожно пожал ее.
   И вот теперь Сергей  медленно  шел  двором  к  своему  подъезду.  Дом
просыпался, готовясь к последнему  трудовому  дню  на  этой  неделе.  Из
раскрытых форточек доносились голоса жильцов, звон посуды и  крикидетей.
Жора из тридцать четвертой  квартиры,  промышлявший  на  рынке  турецким
трикотажем, разогревал стоящую у  подъезда  "девятку",  доверху  забитую
полосатыми сумками. Не выходя из машины, Жорик отсалютовал Сергею  через
боковое стекло.
   На ступеньках подъезда Крутин столкнулся со Степаном Ильичом, который
держал в руке пустой полиэтиленовый пакет  с  рекламой  "Нескафе",  а  в
зубах мял не зажженую еще  "беломорину".  -  Опа!  Серега!  Ты  где  это
пропадал? - Он взмахнул пакетом,  словно  поприветствовал  его  знаменем
славной армии "Нестле". - Я тебя уже несколько дней не видел.
   - По работе, - туманно объяснил Крутин.
   - А-а, - сразу  посерьезнел  тот.  -  Небось  про  эпидемию  снимали?
Слушай, может, ты знаешь, как там? А то ведь толком ничего не  сообщают.
Марта Федоровна из шестьдесят  второй,  у  нее  племянница  в  областной
работает, говорит, что уже триста  человек  богу  душу  отдали.  Только,
по-моему, брехня все это. Чего-то много больно...
   - Брехня, - подтвердил Сергей. - Нету эпидемии.
   - Как это нету?
   - А так. Вирусы кончились.
   - Да ну тебя. Я же вчера вечером телевизор  смотрел,  еще  ничего  не
передавали.
   - Сегодня передадут, - пообещал Крутин.
   - Точно? - обрадованно воскликнул  Ильич.  Папироса  у  него  во  рту
прыгала вверх-вниз, чудом  удерживаясь  на  своем  месте.  -  Ну,  слава
тебе... А то меня Верка последние дни совсем замучила. Представляешь, ей
кто-то сказал, что от этой  инфекции  хорошо  помогает  раствор  йода  с
уксусной кислотой и медом.
   Передать не могу, что за гадость! Да еще  и  три  раза  на  день!  От
такого ж и помереть можно. Ты мне хоть посочувствуй.
   Сергей посочувствовал.
   - А это правда? Насчет  эпидемии?  -  переспросил  осторожный  Степан
Ильич. - Ты не шутишь? Крутин поклялся.
   - Ну и хорошо. Сейчас вот за хлебом, сбегаю, приду домой  и  всю  эту
гадость в раковину... Да, ты там  людоеда  своего  забери,  а  то  народ
боится по лестнице ходить.
   Сергей вошел в подъезд и стал подниматься наверх. Мусей учуял его еще
до того, как тот одолел  первые  три  ступеньки,  и  его  приветственное
"на-ау!" огласило  весь  дом.  Крутин  увидел  его,  когда  поднялся  на
площадку первого этажа.
   Мусей несся к нему, задрав хвост,  и  со  средины  лестничного  марша
бросился Сергею на грудь, крепко уцепившись четырьмя лапами в  свитер  и
прижавшись всем телом. Он урчал, нет, он рычал, содрогаясь  от  радости,
терся о  Сергея  своей  лобастой  головой  и  сопе,л  в  ухо.  Вот  так,
обнявшись, они и вошли в свою квартиру.
   Их встретили забытые запахи покинутого дома. Крутин стоял в прихожей,
и все казалось ему таким родным, привычным и одновременно очень далеким.
Будто он отсутствовал здесь не четыре дня, а четыре года.
   Сергей прошел в гостиную, бросил ключи на стол, включил  телевизор  и
медленно обошел все комнаты, заново привыкая  к  старому  жилищу.  Мусей
всюду следовал за ним, не отставая ни на шаг.
   Зайдя на кухню, Сергей внезапно вспомнил, что холодильник пуст, жрать
у них нечего, а Мусей вряд ли полноценно питался эти четыре  дня.  Да  и
сам Крутин неожиданно почувствовал-зверский аппетит.
   - Сейчас, - сказал он Мусею, глядевшему на него  снизу  вверх  своими
желтыми глазищами и продолжавшему урчать, как дизель.  -  Сейчас  возьму
деньги, сбегаю в магазин, и отпразднуем возвращение.
   Мусей кивнул и заурчал еще сильнее.
   Сергей вернулся в комнату, где по телевизору рекламу крылышек сменила
заставка программы новостей.
   - Здорово, Серега, - раздался тихий голос за его спиной.
   - Здорово, - ответил Крутин, поворачиваясь.
   Женька Стрельцов сидел на корточках, привалившись спиной  к  дверному
косяку. Остальные ребята стояли в прихожей, растворяясь в полумраке.  Их
фигуры были зыбки и расплывчаты. Но все они улыбались.
   - Жив, - сказал Женька. - Все-таки вывернулся, везучий,  черт.  Ну  и
сыпанул ты им перцу...
   - В общем-то, не столько я, как один человек,  -  проговорил  Сергей,
отвернувшись к экрану.
   Там неизменно  аккуратный  Вячеслав  Белозеров  пожелал  телезрителям
доброго утра и приступил к изложению последних событий. Подача их, как и
заведено,  начиналась  с   наиболее   значимого,   переходя   затем   на
второстепенные факты.
   Сегодняшний  "гвоздь"  был  настолько  горячим,  что  диктора   прямо
распирало от желания выложить все побыстрее зрителям.
   - Сегодня утром, -  начал  он  с  интригующими  интонациями,  -  Юрий
Константинович Саранов, лидер Партии народного единства, заявил о снятии
своей кандидатуры в предстоящей предвыборной кампании на пост президента
России.
   Кроме того, он сообщил журналистам о полном прекращении  политической
деятельности и переносе  сферы  своих  интересов  в  область  экономики.
Подробнее об этом будет сообщено на пресс-конференции, которая состоится
сегодня  в  одиннадцать  часов.  Подобное  решение  одного  из  наиболее
вероятных кандидатов на пост президента вызвало...
   - Вот и все, - тихо сказал Крутин, сев от неожиданности на  диван.  -
Мы победили. Слышите, ребята? Мы все-таки достали его. Черт!  Мы  убрали
этого гада.
   Да, Женька? Это конец.
   Сергей оглянулся в сторону двери.
   Но там уже никого не было.

Эпилог

РУШИНСКИЙ ВОЙЦЕХ КАЗИМИРОВИЧ

   Поезд остановился на шестом  пути.  Проводница  Нина  открыла  дверь,
опустила сходни и, приветливо кивнув Профессору, сказала:
   - Вот и прибыли, Войцех Казимирович. До свидания! Всего вам хорошего!
   - До свидания, Ниночка. Счастливого пути! - пожелал он ей,  спускаясь
на платформу своего родного вокзала.
   Московский поезд стоял здесь двадцать минут, поэтому Нина,  прихватив
из купе пакет, поспешила через пути к торговым  палаткам,  выстроившимся
на перроне.
   Пассажиры тоже высыпали из вагона, часть принялась покуривать, щурясь
на ярком утреннем солнышке, остальные разбежались кто  куда.  У  вагонов
уже толпились слетевшиеся к столичному поезду "мешочники" -  торговки  с
сумками, наперебой предлагавшие всевозможную снедь, напитки и водку. Шум
поднялся, как на базаре.
   Профессор  постоял  минуту,  с  удовольствием  прислушиваясь  к  этим
знакомым и приятным для него звукам, затем поправил полу  нового  пальто
из плотного драпа и направился к вокзалу, помахивая блестящей тростью из
тяжелого черного дерева.
   Все это было приобретено в  Москве,  где  Войцех  Казимирович  провел
последние тридцать шесть часов, непрерывно беседуя с высоко-и  не  очень
поставленными официальными лицами. Местами их беседы весьма походили  на
допросы  различных  степеней  пристрастия.  Особенно  рьяно   Профессора
принялись расспрашивать, когда выяснилось,  что  информация  на  дискете
неполная. Войцех  Казимирович  объяснил  им,  как  именно  погиб  второй
экземпляр, и повторил всю историю от самого начала  до  конца  не  менее
двух десятков раз.
   Но они успокоились лишь после того, как перебрали  по  песчинке  все,
что осталось от разрушенного жилья  Шурика,  а  главным  образом,  после
того, как обнаружили то, что интересовало  их  больше  всего  на  первой
дискете. Впрямую, конечно, Профессору об этом не сообщили, но догадаться
было несложно.
   Да и две трети из украденных денег  содержались  на  счетах,  которые
были указаны на первой дискете. Поэтому они могли считать, что  достигли
успеха.
   Эта их победа,  или  то,  что  тщательная  проверка  подтвердила  все
сказанное Войцехом Казимировичем, а может,  и  другие,  неизвестные  ему
факторы  привели  к  тому,  что  в  конце  концов  Профессора   все-таки
отпустили, проведя строгий инструктаж и взяв подписку про  неразглашение
сведений о произошедших событиях.
   Цепочка этих воспоминаний прервалась с появлением  первого  знакомого
лица, увиденного Профессором в вокзальной толчее.  Навстречу  ему  из-за
группы сцепщиков, возившихся возле  дополнительного  164-го  на  Одессу,
вынырнул Зося с четырьмя буханками хлеба, которые он прижимал к  пышной,
почти женской груди.
   Пробегая мимо, Зося окинул Войцеха Казимировича рассеянным  взглядом,
затем затормозил, уставившись во все глаза, и всплеснул руками, чуть  не
рассыпав свою ношу по всей платформе:
   - Войтек? Ах, иттит-т твою мать! Профессор!
   - Добрый день, Степан Антонович, - поздоровался Войцех Казимирович.
   - Ну наконец-то. А то все ваши уже вернулись, а тебя нет  и  нет.  И,
главное, никто толком не знает. А ты откуда? С московского?
   Профессор кивнул. Зося многозначительно  закатил  глаза  и  кивнул  в
ответ. - Ну, и как там? - неопределенно спросил он.
   - По-прежнему, - так же неопределенно ответил Профессор.
   - А-а, - многозначительно протянул Зося, затем потоптался  и  подошел
ближе к нему. - Слушай, Профессор, - зашептал он, заговорщически понизив
голос, - там, у вагона, когда за тобой пришли, ты не думай,  я  тебя  не
сдавал.  Я,  наоборот,  Галку  отправил,  чтобы   она   тебя   нашла   и
предупредила. Можешь у нее спросить.
   - Да не волнуйтесь вы так, - сказал ему Войцех Казимирович. -  Все  в
порядке.
   - Правда? Ну и хорошо... А то я думал, что ты... того... Ну, это...
   - Ну, будет, будет... Ничего такого я не думал. Вы лучше скажите, как
там мои вещи?
   - Ой, с вещами завал. Три раза у тебя обыск делали.  Перевернули  все
вверх дном. Что-то забрали, но... Зося наклонился поближе к Профессору:
   - ...Нычку твою после первого  шмона  не  нашли.  Я  ее  тогда  сразу
перепрятал, так что с этим все в порядке.
   Профессор улыбнулся. Крученый Зося, конечно же, первым делом  наложил
лапу на  его  деньги.  Он  рассудил,  что  если  Войцех  Казимирович  не
вернется,  то  пусть  уж  лучше  они  останутся  у  него,  чем  перейдут
неизвестно кому.
   - Благодарю вас,  -  сказал  Профессор.  -  Весьма  любезно  с  вашей
стороны.
   - Да чего уж там. Ты сегодня придешь ночевать?
   - Непременно.
   - Ну, тогда я девкам скажу, они приберутся  у  тебя.  Чтоб  по-людски
было...
   - Спасибо еще раз.
   - Ага. Побег я, а то они там хлеба ждут. Ты не беспокойся,  к  твоему
приходу все организуем, уберем и блеск наведем. Давай, Войтек!
   - До встречи!
   Войцех Казимирович направился дальше. К вокзалу, к  своим,  к  делам,
которые его там ожидали.
   Прежде всего  нужно  было  проверить,  все  ли  на  месте  и  все  ли
живы-здоровы.
   Во-вторых, повидать  Короля  и  завершить  начатый  пять  дней  назад
разговор. Кроме того, было еще одно дело, самое  тяжелое  и  болезненное
для Войцеха Казимировича, но его-то  и  предстояло  выполнить  в  первую
очередь. Профессор должен был найти Клару и рассказать ей о Шурике. Все,
от начала и до конца. Про то, как он погиб. И как сам Профессор допустил
это. И что произошло потом с его убийцами.
   И еще Войцех Казимирович спрашивал себя,  знает  ли  уже  Клара,  что
произошло с Шуриком. Наверное, знает,  он  погиб  два  дня  назад,  тело
должны  были   вскорости   обнаружить,   а   подобные   известия   здесь
распространяются быстро. Но если Кларе никто ничего не сказал,  оберегая
ее, хватит ли у него сил и смелости сообщить ей такую новость?
   Профессор уже шел по перрону, когда кто-то требовательно дернул рукав
его пальто. Войцех Казимирович повернул голову  и  увидел  изборожденное
морщинами строгое лицо Елизаветы.
   - Профессор, - сказала она и с негодованием сообщила:
   - Гонють меня.
   - Откуда гонят? - спросил Профессор, останавливаясь, и,  не  в  силах
сдержаться, широко улыбнулся.
   - Как откуда? С места мово гонють! У базару. Цыган-чуки пришли, девок
своих насадили, а меня теперь гонють.
   Ну, конечно, свято место пусто не  бывает.  Как  только  "вокзальных"
забрали, на хлебные точки сразу  набросились  пришельцы.  Ну,  это  дело
поправимое.
   Территорию им не впервые отвоевывать.
   - Не волнуйтесь, Лиза, - сказал Войцех  Казимиро-вич.  -  Все  решим,
завтра будете на своем месте.
   - Вот спасибо тебе, дай бог тебе здоровья на долгая... -  запричитала
она свой отработанный текст.
   - Вы пока идите к центральному  входу,  -  прервал  ее  Профессор.  -
Сегодня там поработаете.
   - Как же я пойду? То ж Веркино место.
   - Свободное теперь. Нету Веры.
   - Как?
   - Так вот. Уехала.
   - . Куда эт она уехала?
   - Когда все началось, собрались они с Ботей и отправились на товарном
в Гребенку. Кто-то там из родных у нее.
   - О-она как. То-то я смотрю, не видно Верки.  Думала,  ее