аким-то
испанским кабальеро. Испанец, вероятно, был пляжным  смотрителем;  разглядев
причиненный ущерб,  он  начал  темпераментный  монолог,  но  Бартон  вытащил
бумажник, а из него - стодолларовую купюру. Страсти  вмиг  остыли,  инцидент
был исчерпан, и зрители разошлись; супруги-англичане перебрались подальше от
нас, Леонид улегся рядом с братом, толстый немец вскрыл вторую банку пива, а
смуглокожие испанки упорхнули в море. Бартон  пошарил  в  карманах,  вытащил
зеленоватую упаковку - казалось, запасы жвачки были у него неисчерпаемыми  -
и протянул Борису. Вероятно, это являлось знаком  примирения;  они  поделили
жвачку на двоих, потом Боб  потянулся  к  своей  сумке,  достал  сигареты  и
угостил Бартона. Я закурил свои. Минут пять мы дымили, поглядывая на море, в
котором  весело  резвились  сеньориты.  Наконец  Борис  поднялся  и  сказал,
обращаясь в пространство между мной и Диком:
   - Надо бы окунуться. Как-никак за соленую водичку тоже деньги плачены.
   Он вразвалку направился к воде, всем видом демонстрируя,  что  торопиться
не намерен, а намерен получить максимум  удовольствий  за  свои  денежки:  и
окунуться, и поплавать, а может, и сеньорит пощекотать. Бартон же, наперекор
своим утренним намекам, на девушек внимания не обращал, а  глядел  почему-то
на усеянную заклепками зеленую сумку Боба, что  валялась  рядом  с  разбитым
лежаком. Странно глядел, с опаской - так, словно из сумки  вот-вот  выскочит
ядовитый тарантул. Внезапно он подмигнул мне,  придвинулся  ближе,  выплюнул
жвачку в ладонь и залепил ею крайнюю заклепку на Бориной сумке.  Смысл  этой
загадочной манипуляции остался для меня  неясным;  мне  показалось,  что  он
собирается подшутить над Борей  и  приглашает  меня  в  сообщники.  Но  если
подшутить, то как? Я терпеливо дожидался объяснений, но вместо них зулус еще
раз подмигнул и протянул мне руку. - Поздравляю, Гудмен!  Ты  застрахован  в
моей компании, а чтоб не пришлось беспокоиться о взносах, тебе открыли  счет
в  швейцарском  банке  ?Хоттингер  и  Ги?.  Небольшой,  но  очень  почтенный
банкирский дом - солидность, надежность, вековые традиции и абсолютная тайна
вкладов? Счет на предъявителя, вот его номер и телефон. - Зулус протянул мне
бумажку с двумя группами цифр, выписанных четким,  разборчивым  почерком.  -
Позвони, представься, продиктуй  номер  счета  и  скажи,  какой  ты  желаешь
выбрать пароль. Любое восьмизначное  число  или  восемь  любых  символов?  -
Идентификатор,  -  перебил  я   с   кислой   улыбкой.   -   Это   называется
идентификатором. Кодовое слово, по которому счет будет доступен только  мне.
Брови Бартона приподнялись.
   - Ты очень образованный человек, Гудмен. Слишком образованный для  парня,
который мастерит бильярдные кии.
   - Не забудь еще про вешалки из лосиных рогов, - добавил я с таким  кислым
видом, будто мне поднесли лохань с сотней мелко нарезанных лимонов. Клянусь,
что не притворялся; как большинство соотечественников, я знаю,  что  следует
за словами: поздравляем, вы выиграли приз! Какой бы приз ни имелся в виду  -
автомобиль, компьютер или кандидат в парламент, - выигрыш  рано  или  поздно
оборачивался мнимой величиной. Корнем квадратным  из  отрицательного  числа,
нажигаловкой и лохотроном.
   Бартон, бросив искоса  взгляд  на  братцев-лейтенантов,  придвинулся  еще
ближе. Мне показалось, что они забеспокоились: Лев, ценитель музыки,  что-то
объяснял Леониду, тыкая пальцем в наушник.  Потом  они  оба  склонились  над
своей необъятной сумкой, и теперь я видел только две загорелые спины и  пару
стриженых макушек. - Образованные люди очень нуждаются в деньгах, - произнес
Бартон, пощипывая вислую нижнюю губу. - Особенно в России.
   Спорить с этим не приходилось, и я  мрачно  кивнул,  размышляя,  в  какой
капкан меня пытаются загнать.  Я  испытывал  странную  смесь  раздражения  и
любопытства: первое - от того, что меня считали лохом,  а  второе,  пожалуй,
носило профессиональный характер. Все-таки крысоловы разбираются в капканах!
Причем не только отечественного производства.
   Зулус Дик жарко дышал мне в ухо:
   - Ну, ты  доволен?  Учти,  наша  компания  работает  только  с  избранной
клиентурой. Полная гарантия анонимности, полная безопасность  плюс  надежная
страховка? - И на сколько же меня  застраховали?  -  поинтересовался  я,  не
спуская глаз с лейтенантов. Похоже, оба были в полной растерянности. -  Пока
- на две тысячи. На две тысячи американских долларов. Целых двадцать бумажек
с портретом президента Франклина.
   Я небрежно пожал плечами:
   - За кий мне больше платят. Не говоря уж о вешалках.
   Глаза у Дика выпучились.
   - А ты не врешь? Не набиваешь цену? Дороговаты вешалки у вас в России!  -
Не вешалки, а рога. Рога всегда в цене. Он задумчиво покивал, посматривая на
Льва и  Леонида.  Они  суетились  возле  сумки,  как  пара  автомехаников  у
разбитого вдребезги ?жигуля?.
   - Ты умный человек, Гудмен. Ты, разумеется,  понимаешь,  что  две  тысячи
долларов - лишь первый взнос. За ним последуют другие. -  Какие?  Нельзя  ли
уточнить?
   - Возможно, десять тысяч или пятьдесят? Все зависит от тебя. -  Пятьдесят
- это уже разговор. За пятьдесят можно продать пару-другую секретов. Скажем,
что ест на  завтрак  президент?  или  каким  нарзаном  поливают  друг  друга
депутаты Думы.
   Про нарзан он не понял и лишь помотал головой.
   - Ваши мелкие разборки мою компанию не интересуют. Полируйте  друг  другу
косточки хоть до Страшного суда - нам-то что? У нас свои заботы. - Например,
страховой бизнес?
   - Например, - согласился Дик. - Сфера его растет, ширится и процветает, и
хоть мы  не  страхуем  торговлю  гнилыми  бананами  и  тухлыми  грушами,  но
относимся с пониманием ко всем запросам клиентов, даже к самым экзотичным. А
многие из них - клиенты, не запросы  -  чуть-чуть  повернуты?  или  даже  не
чуть-чуть? - Он покрутил толстым пальцем у виска и оглянулся на лейтенантов,
Там явно назревала драма: Лев в полном отчаянии сорвал  наушники,  а  Леонид
угрюмо хмурился и щипал губу.
   - Так вот, в последнее время наши клиенты страдают вичфобией, - продолжал
Дик, переменив позу и задумчиво рассматривая сероглазиков. - Такое вот дело?
Вичфобия? Тебе понятен этот термин?
   Я кивнул. Речь шла  не  о  вирусе  СПИДа,  а  о  боязни  черной  магии  и
колдовства :  выходит,  мы  наконец
подобрались к нашим колбасным обрезкам. -  Многие  жалуются,  что  над  ними
производят  магические  эксперименты,  накладывают  заклятья,   очаровывают,
заставляют делать то и это, чего им в голову бы не пришло, если б не влияние
магов, призраков и всяких потусторонних сил. Скажем, кто-то вдруг  загорелся
желанием совратить президента - разумеется,  нашего,  а  не  вашего,  -  или
выпустить  кишки  конгрессмену,  или  подбросить  бомбу  в  Белый  дом,  или
разрезать маму бензопилой, а папу  провернуть  в  мясорубке?  Ужасные  вещи,
Гудмен, просто ужасные! Но люди полагают, что их  вины  тут  нет,  а  все  -
влияние астрологов и магов. Люди хотят застраховаться от  таких  событий,  и
это желание - их неотъемлемое право согласно божественному  закону  и  нашей
конституции? Ты улавливаешь мою мысль, Гудмен?
   - Вполне, - ответил я. - Вы,  значит,  в  затруднении?  Клиентов  неохота
упустить и конкурентов  надо  обскакать,  однако  предмет  страховки  весьма
туманен? Сфера ментального, сплошные загадки и неопределенности? Если супруг
зарезал супругу, чтоб завладеть ее полисом,  все  ясно:  дело  идет  в  суд,
супруг - на электрический стул, вопрос исчерпан, и можно не платить. Но  при
ином повороте событий, когда супруга угасает от чар  злокозненного  колдуна,
вам, парни, не отвертеться? Вроде как естественная смерть? или не смерть,  а
полная амнезия либо утрата дееспособности? В любом случае - плати!  Я  верно
понимаю ситуацию? - Более или менее, - подтвердил зулус.  -  Я  убеждаюсь  с
каждой минутой, что ты, Гудмен - настоящий интеллектуал, и всякие вешалки  и
рога - лишь эпизод в твоей карьере. Кем ты, кстати, был в  восьмидесятых?  В
эпоху, когда у вас еще не слышали о демократии?
   Я улыбнулся - печально, но с достоинством.
   - В ту эпоху, Дик, я сидел в заточении, как мамонт в вечной мерзлоте.  Не
Соловки, но очень похоже? Там  меня  и  обучили  всяким  полезным  ремеслам.
Строгать рога, дубить медвежьи шкуры, химичить и заниматься ловлей крыс.
   - О! - произнес Бартон. - Так ты еще и крысолов?
   - Самой высшей квалификации.  С  полным  университетским  образованием  и
ученой степенью.
   Он покачал курчавой головой:
   - Удивительная у вас страна! Верно сказано: умом Россию не понять? - И не
пытайся, парень, только грыжу заработаешь. - Я бросил взгляд  на  Леонида  и
Льва, которые с отчаянными лицами сидели по обе  стороны  своей  сумки.  Лев
снова подключился к ней, но можно было поклясться, что слышит он лишь  шорох
предвечного эфира. По моим губам снова скользнула улыбка.  Нет,  все-таки  я
разбираюсь в людях!
   - В общем  и  целом,  -  сказал  Бартон,  проследив  мой  взгляд  и  тоже
усмехнувшись, - моя компания нуждается в информации. О магах, колдунах и  их
приемах, о формулах и раритетах черной магии, о всяком  этаком-таком?  -  Он
неопределенно пошевелил пальцами. - Сам понимаешь, Россия  нынче  -  держава
ведьмовства. Откуда еще получить надежные данные? Только от вас. У  вас  там
все экстрасенсы и маги, все одной космической энергией  питаются?  опять  же
Тибет с Индией близко? - Дик наклонился ко мне  и,  заговорщицки  подмигнув,
прошептал:
   - Соглашайся! За ценой не постоим! Ну как, договорились? -  Договорились,
- кивнул я и  спрятал  в  нагрудный  карман  бумажку  с  координатами  банка
?Хоттингер и Ги?. -  Договорились,  ежели  по  десять  тысяч  за  раритет  и
пятьдесят - за формулу. Формулы, как и рога, нынче в  цене.  Мы  ударили  по
рукам, и Бартон пообещал, что в Петербурге меня непременно разыщут. В  самом
скором времени, как только  появятся  вышеозначенные  раритеты.  Медлить  не
станут, сразу найдут. ?Не представитель ли некой религиозной  конфессии??  -
поинтересовался я. ?Очень может  быть?,  -  ответствовал  Бартон,  тщательно
удаляя жвачку с сумки Бориса. Потом он щелкнул по заклепке ногтем,  заставив
Льва подпрыгнуть на лежаке, и громко произнес:
   - ? Представляешь, Гудмен, лежу я на этой бабе в чем мать родила,  и  тут
открывается дверь и входит ее благоверный. Во-от с таким гаечным  ключом?  Я
обернулся. К нам шествовал Боря-Боб - могучий, рослый, сероглазый, с  влажно
поблескивающей кожей и победительной улыбкой на устах. Потом он взглянул  на
загрустивших лейтенантов, и его улыбка поблекла.

Глава 9

   Вернувшись с пляжа и отобедав (салат из креветок, бифштекс  с  кровью  и,
для разнообразия, бутылочка сладкой ?Сангрии?), я обнаружил, что третий день
гощу в испанском королевстве, а, собственно, не видел ничего. Ровным  счетом
ничего, кроме моря, пальм, отеля  ?Алькатраз?  и  его  постояльцев  -  если,
разумеется, не считать вчерашнего тукана. Согласен, он был  весьма  забавной
птицей, но все же не мог заменить соборов, башен, витражей, дворцов и прочих
местных достопримечательностей. А потому  я  быстренько  собрался,  взял  на
набережной такси и, несмотря на сиесту,  покатил  в  Малагу.  Боб,  конечно,
увязался со мной. Я не возражал.  Во-первых,  как  всякий  бывший  советский
человек, я не чужд духа коллективизма, въевшегося в кости, плоть и кровь,  а
этот дух подсказывал мне:  бродить  одному  по  заграницам  нехорошо,  лучше
гулять в компании. Под надлежащим, так сказать, присмотром. Во-вторых, я все
еще надеялся, что смогу разговорить Бориса, что в какой-то момент  спадет  с
него маска болвана и олуха  и  слабое  дуновение  истины  долетит  до  меня,
позволив ясней разобраться в подоплеке событий. Это совсем  не  исключалось:
ведь самый опытный актер не может рядиться изо дня в день в отрепья  идиота,
являясь, в сущности, неглупым человеком. Конечно, Боря-Боб не  был  гигантом
мысли, но у меня бродили подозрения, что парень он не простой - поумнее, чем
кажется на первый взгляд. Итак, мы отправились в Малагу и  осмотрели  собор,
дворец епископа, бульвары и  портовые  причалы,  мавританскую  крепость  под
названием Хибральфаро, арену для боя быков, полуразрушенный замок последнего
арабского эмира  и  римский  амфитеатр.  Из  всех  этих  сокровищ  испанской
культуры я с наибольшим энтузиазмом осмотрел дворец. Снаружи было под сорок,
мозги  плавились  и  растекались  манной  кашей,  а   здесь,   под   защитой
полутораметровых  стен,  царила  приятная  прохлада.   Вдобавок   вход   был
бесплатным, и посетители могли бродить  тут  в  тишине  и  холодке,  попутно
любуясь современной скульптурой (сталь, бронза и бетон),  а  также  огромным
фикусом, который рос в патио. По крайней мере, я решил, что это фикус, но не
исключалось, что то  была  кокосовая  пальма  или  нечто  другое,  не  менее
экзотическое.
   Дворец был последним в  нашем  списке,  и,  передохнув  душой  среди  его
гостеприимных стен, мы отправились за подарками,  обследуя  одну  за  другой
узкие городские улочки. Мне нравится делать подарки. Это большое  искусство,
в котором я изрядно преуспел и  знаю:  чтобы  найти  подходящую  вещь,  надо
напрячь воображение и не жалеть ноги. Итак, мы искали сувенирную лавку -  не
с туристским ширпотребом, как в районе отелей, а что-нибудь более  солидное,
с испанским колоритом,  однако  доступное  по  цене.  Последний  фактор  был
решающим,  и,  посетив  ряд  заведений,  где  торговали  натуральной  кожей,
фарфором, хрусталем и прочими брошками-сережками, мы несколько приуныли.
   - Подарки - дело  серьезное,  -  бурчал  Борис,  обмахиваясь  широкополой
шляпой и изучая очередную витрину. - Враз не ущучишь, где и чего  купить?  и
чтоб без нажигаловки? без крепкой нажигаловки, каленый пятак тебе к  пяткам?
Нажгут все равно, усатые гниды, так хоть не втрое, не вчетверо? Вот хотя  бы
браслетик этот взять, серебряный, с зеленым камушком? Сорок тысяч песюков, с
ума сойти! Ты говоришь, изумруд? И даже наклейка есть? И в ней написано, что
изумруд? Написано, ха! Чтоб я так жил!  Доверчивый  ты,  Дмитрий?  сокровища
тебе мерещатся, дружбишься с кем попало, в наклейки веришь? а там  стекляшка
вместо изумруда, и серебро небось  разбавлено?  За  полуразрушенным  римским
амфитеатром нашлось заведение  поскромней,  и  Боря,  насупившись  и  шевеля
бровями, стал  пристально  разглядывать  витрину.  То  была  лавочка  всяких
скандальных штучек,  какие  люди  состоятельные  и  эмансипированные  держат
где-нибудь на каминной полке, дабы изумлять друзей.  За  толстым  прозрачным
стеклом располагались:  гипсовый  муляж  слоновьего  фаллоса  в  натуральную
величину, раскрашенный с неподражаемым искусством;  чучело  летучей  мыши  с
имплантированной крохотной женской головкой, смутно напоминавшей какую-то из
голливудских кинозвезд; маска графа Дракулы с  оскаленными  клыками;  сатир,
совокупляющийся с нимфой на танковой броне - нимфу я не признал, а вот  рожа
сатира носила явное сходство с незабвенным Лаврентием Палычем Берией.  Кроме
того, там были выставлены наши родимые матрешки - Блин Клинтон со всеми  его
женщинами, причем Хиллари, законная супруга, была из  них  самой  крошечной.
Над  головой  президента   висел   запаянный   в   пластик   марочный   блок
несуществующей республики Нагаленд - с тем же Клинтоном и Моникой Левински в
интересных позах.
   Пожалуй, через век-другой цены ему не  будет,  как  ?голубому  Маврикию?,
подумал я, борясь с искушением приобрести этот шедевр. Но, с одной  стороны,
тянул он на пять тысяч песет, а с другой - завещать его мне  было  абсолютно
некому. Я посоветовался со своим бумажником и смирился.
   В эту лавку  мы  все-таки  заглянули.  Боб  приобрел  игральные  карты  с
лесбийскими мотивами, бисерный веер  с  ?Обнаженной  махой?  и  раскрашенную
статуэтку Колумба: великий мореплаватель стоял в полный рост,  а  перед  ним
согнулся индейский касик, протягивая гроздь бананов.  Думаю,  эти  бананы  и
соблазнили Борю - в  отличие  от  Колумба  и  касика,  они  были  похожи  на
оригинал.  Я,  после  долгих  размышлений,  купил  для  Дарьи  палисандровую
шкатулку,  инкрустированную  серебром.   Она   была   небольшой,   тщательно
сделанной, изящной, и внутри нашлось бы место только для пары колец.
   Каких?  Это  был  вопрос  вопросов!  Глобальная  проблема   для   всякого
холостяка! Мужчина в тридцать шесть не  молод  и  не  стар,  он  -  личность
ответственная, самодостаточная, закаленная жизнью, и это  хорошо.  Хорошо  в
том смысле, что он созрел,  но  не  успел  подгнить,  и  может  без  иллюзий
распорядиться  своей  судьбой.  Например,  решить,  какие  кольца  лягут   в
палисандровую коробочку? Но, с другой стороны, его гнетет боязнь перемен. Он
понимает, что наступила пора целовать кого-то в  щечку,  кого-то  качать  на
коленке, однако такие метаморфозы внушают ему панический страх. Ужас, скажем
начистоту! И я, признаться, не был исключением.
   Такой вот морально-психологический коктейль?
   Боря-Боб не замечал моих терзаний. Пересчитав карты с нагими лесбиянками,
он поморщился и пробурчал:
   - Хоть здесь не нажгли? Кругом  одни  кидалы?  чмо  и  хоботы?  торчки  и
шмурдяки? и этот жлоб из Манивоки?  Доберусь  я  до  него,  почищу  перышки!
Печень вырву!
   - Тут не Россия, - напомнил я, -  тут  самое  безопасное  место  во  всем
испанском королевстве. Ну, станешь ты печень рвать? Мужик он  здоровый,  без
шума не обойдется? А в результате - международный скандал.  Скажут,  русская
мафия за чернокожих взялась. Нехорошо! Мы ведь все-таки интернационалисты! -
Лично я - без ?интер?, - сказал Боб, вдруг становясь серьезным. - А  что  до
чернокожего, так он не простой угнетенный негр, а  хмырь  из  Лэнглипусы.  И
тебя, кретина, охмуряет? Гляди, охмурит! Был  ты  дурик,  а  будешь  жмурик.
Ясно? Куда уж ясней! Особенно  про  Лэнглипусу,  где  штаб-квартира  ЦРУ?  Я
принял эту информацию к сведению и простодушно улыбнулся. - С чего ты решил,
что меня охмуряют? Боб поиграл  бровями,  сплюнул  на  торчавшую  у  обочины
пальму, задумчиво посвистел сквозь зубы.  -  Знаем  мы  охмуряльные  методы,
знаем!  Вначале  -  изолировать  фигуранта,  лишить  гласности  и  связей  с
общественностью, потом - наобещать с три короба, а под занавес отправить  на
погост,  кормить  червей.  С  веночком  на  гробике.   -   Если   быстро   и
безболезненно, так не столь уж плохая  перспектива,  при  нашей-то  нынешней
жизни, - заметил я. - Опять же венок? Может, еще и похороны оплатят.
   - Похороны я сам тебе оплачу, - пообещал Боб.
   Он неожиданно развеселился,  раскрыл  веер  с  ?Обнаженной  махой?  Гойи,
поглядел на него, одобрительно хмыкнул, закрыл и,  пользуясь  веером  вместо
клинка, стал объяснять мне, куда положено колоть  и  резать,  чтоб  фигурант
быстрей переселился в мир иной. Потом -  куда  положено  бить:  в  висок,  в
глазницы, под основание черепа, по горлу? Нельзя сказать, что  я  совсем  уж
неофит в таких делах: в  студенческие  годы,  в  промежутках  между  моргом,
лекциями  и  ленинградской  товарной,  я  успел  позаниматься  ?рестлингом?.
?Рестлинг? - это мы так его называли для пущей важности. На  самом  деле  то
была борьба без правил, и суть ее заключалась  в  краткой  формуле:  дать  в
зубы, чтоб дым пошел. Поэтому, внимая Борису, я не  слишком  ужасался  и  не
впадал в прострацию, а  размышлял  о  том,  что  хомо  сапиенс,  если  брать
по-крупному, делятся не на расы, народы и племена, а всего на две категории:
одним угробить ближнего что муху раздавить, другим  же  этот  подвиг  не  по
силам. К тому же большинство людей не знает, к  какой  категории  относится,
пока им не сунут автомат и не отправят  в  афганские  горы  или  вьетнамские
джунгли. И слава Творцу, что не знает! Я представил Боба с топором в руках -
с тем самым, что висел в моей прихожей, - и содрогнулся.

***

   Перекусив в пиццерии, мы взяли такси и вернул