не
торопился, внимательно оглядел меня и спросил:
   - Вы - Хорошев? Дмитрий Григорьевич Хорошев? Он же - Гудмен?
   - Нет, великий дух Маниту!
   Кажется, пароль был правильным; рявкнул двигатель, и мы дворами  выползли
на Каменноостровский проспект. Дорога была недолгой, зато извилистой;  минут
пятнадцать мы петляли по узким и  разбитым  улочкам  Петроградской  стороны,
потом  проехали  под  древней  аркой  и  остановились  во  дворе-колодце   у
единственного подъезда. Дом был самым обычным  -  четырехэтажным,  столетней
постройки, с трещинами на грязно-розовых стенах и  осыпающейся  штукатуркой.
Двор тоже был не в лучшем состоянии.  Вход  в  подъезд  закрывала  массивная
дверь, вероятно дубовая, окрашенная в мрачный черный цвет.
   - Поднимайтесь на четвертый этаж, - сказал водитель. - Вас ждут.
   - А что на первых трех? - с невинным видом поинтересовался я.
   -  Школа  стриптиза  для  начинающих,  -  раздалось  в  ответ.  -  Хотите
записаться? Мысленно поаплодировав, я вылез из машины и потащился  на  самый
верх, бережно придерживая пакет с розами и кувшинчиками. На площадке второго
этажа притормозил, ощупал правое запястье - невидимый гипноглиф-берсерк  был
там, прятался под толстой тканью свитера. Это придавало мне  уверенности.  В
конце концов, что могут сделать с благородным боярином? Вздернуть  на  дыбу?
Посадить на кол? Я сам их вздерну и посажу! Все три команды!  Как  советовал
Мартьянов - выпрыгнуть из-за прилавка, словно как тигр из зарослей, и  сразу
бить на поражение!
   При мысли о Мартьянове я еще больше взбодрился и стал напевать:
   - Три короля из трех сторон решили заодно: ты должен сгинуть,  юный  Джон
Ячменное Зерно! Погибни, Джон, - в дыму, в пыли, твоя судьба  темна!  И  вот
взрывают короли могилу для зерна? На четвертом этаже была только одна дверь,
распахнутая в ожидании дорогого гостя. На  пороге  стоял  мормоныш  с  белой
нашлепкой на темени. - Как голова? Не болит? - спросил я. Он лишь поморщился
и махнул рукой - не задавай, мол, глупых вопросов, а проходи скорее  в  нашу
конспиративную квартиру. Она оказалась большой, ухоженной, но  без  излишней
роскоши - никаких евростандартов, венецианских зеркал и мебели маркетри.  Из
холла, оклеенного светлыми обоями в васильках и  маргаритках,  мы  попали  в
просторную комнату, где на обоях зеленели ветви шиповника с нежными розовыми
цветами. Еще тут обнаружился массивный  круглый  стол  с  отполированной  до
блеска столешницей, два мягких кожаных диванчика  у  стен,  плотно  закрытый
шкаф, камин и кресла. В одном из них сидел мой  старый  чернокожий  друг  из
Таскалусы. Челюсти его мерно шевелились, перетирая жвачку.
   - Какой приятный сюрприз! Дик Бартон, страховой агент, если не  ошибаюсь?
- Я перешел на английский и подмигнул ему  с  оттенком  интимности.  -  Увы,
Гудмен, ошибаешься! Дик Долби, коммерсант. Интересуюсь закупками рашен пива.
- Он вытянул из кармана смятую бумажку и прочитал по слогам:
   - Стэ-панс Рэй-зенс.
   - Не стоит, - посоветовал я, усаживаясь в кресло. - Лучше ?Балтика?.
   Особенно рекомендую четвертый номер. Но третий  тоже  хорош.  -  Моча,  -
угрюмо буркнул мормоныш и плюхнулся на диван. - Скунсовая моча плюс  керосин
из енотовой задницы.
   Я обиделся. Этому заокеанскому хмырю не стоило  критиковать  чужое  пиво.
Тем более что в их Заокеании не умеют делать даже приличные сухие  вина.  Их
белое калифорнийское - вот это моча!
   - Ну, к делу, - произнес Бартон-Долби, который явно был тут за  старшего.
- К делу, джентльмены! Время - деньги? - Он повернулся ко мне, оглядел пакет
с кувшинчиками и розами, который я поставил на пол, и спросил:
   - Так чем порадуешь, Гудмен?
   - Чем-нибудь порадую. Но прежде хотелось бы  справочку?  такую  маленькую
справочку? Кажется, в ЦРУ нет воинских  званий?  А  что  там  есть?  Младший
полевой агент, старший полевой агент, ведущий и так далее, вплоть до  самого
главного? Зулус прекратил жевать и недоуменно моргнул.
   - Зачем это тебе, Гудмен?
   - Для расширения кругозора. Вот он, - я ткнул пальцем в мормоныша, -  кто
он такой? Рядовой незримого фронта? Обычный агент?
   - Примерна так, - согласился Бартон-Долби.
   - А ты, друг мой, в каком же чине?
   - Тоже агент, но ответственный, специальный и полномочный. Это  все,  что
ты хотел узнать?
   - Все.  Теперь  мы  можем  урегулировать  один  небольшой  инцидент,  как
подобает джентльменам. - Я грозно нахмурился и заявил:
   -  Требую  сатисфакции  и  извинений!  Желаю,   чтобы   ответственный   и
полномочный  агент  сделал  выговор  просто  агенту.  Строгий   выговор,   с
занесением в личный файл, за некорректные действия в прошлый четверг.  Пусть
просто агент топит в Вуоксе гангстеров  сотнями,  это  его  проблемы,  но  я
контактировать с данной  публикой  не  собираюсь.  И  не  хочу,  чтобы  меня
беспокоили, равно как в  моей  городской  резиденции,  так  и  в  загородном
поместье. Это нарушение договора, сэр! Очень серьезное  нарушение!  Согласно
кивнув, Бартон-Долби сделал знак мормонышу, и тот нехотя поднялся с дивана.
   - Я вроде бы и так наказан, - пробормотал Джек-Джон-Джим, дотронувшись до
нашлепки на голове.
   - Но не по административной линии, - возразил  я,  развалился  в  кресле,
закинул ногу на ногу и закурил.
   Полномочный  агент  принялся  выговаривать  просто  агенту,  но  выглядел
выговор жидковатым - английский лишен тех красочных эпитетов и сравнений,  с
какими положено мылить шею подчиненному. Тем не менее пришлось дослушать  до
конца.
   Потом зулус сказал:
   - Все, Гудмен? Ты доволен?
   - Не совсем. Бизнес есть бизнес, и если одна сторона нарушила соглашение,
должны последовать штрафные санкции. Все-таки я понес моральный  ущерб.  Мне
угрожали ножом и пистолетом и говорили нехорошие слова? Думаю, что  штраф  в
десять тысяч долларов будет вполне уместным. На мой счет в банке  ?Хоттингер
и Ги?.
   - Ты деловой человек, - произнес мой чернокожий приятель с  уважением.  -
Ты прав, бизнес есть бизнес. И я  согласен  с  твоей  претензией,  если  наш
договор состоится не только  де-юре,  но  и  де-факто.  Поэтому  вернемся  к
вопросу: чем порадуешь, Гудмен?
   - Вот этим, - сказал я, раскрыл сумку и выложил на стол красный футлярчик
с амулетом любви.
   Бартон-Долби встрепенулся и бросил взгляд на мормоныша:
   - Тот самый?
   - Да, сэр. Мне его показывали наши? гм? покойные компаньоны.  Разумеется,
в закрытом виде. Изъят у Арнатова после смерти. К счастью, он тоже не  успел
открыть футляр.
   - Показывали? - переспросил я. - А зачем? С какой целью? Зулус и мормоныш
обменялись взглядами, затем чернокожий кивнул, будто разрешая говорить.
   - С целью продажи, - пояснил Джек-Джон-Джим.
   - Подробнее!
   - Ну, если хотите? Ваш друг Арнатов пользовал клиентов на дому.  Один  из
них, некто Танцор,  сделал  ему  предложение.  Ну,  вы  понимаете?  наладить
совместный бизнес под прочной ?крышей?, доходы - пополам. Арнатов отказался,
но и свою настоящую  ?крышу?  не  проинформировал  -  видимо,  его  домашние
эксперименты  не  слишком  поощрялись.  Затем  что-то   произошло,   Арнатов
спрятался на вашей даче, но люди Танцора шли за  ним  след  в  след,  и  вам
известно, чем это кончилось. После  визита  к  вам  и  убийства  Арнатова  я
разыскал Танцора по своим каналам и заплатил ему за информацию. Но  все  эти
сведения нуждались в проверке. Вот это, - мормоныш кивнул на красный футляр,
- это - факт. Факт, но еще не доказательство. А остальное  -  просто  слова.
Вот если б мы нашли на вашей даче что-то интересное? Я мог поздравить себя с
успехом - кажется, все обстояло так, как  мне  удалось  смоделировать.  Лишь
одного я не предвидел - что векторы двух команд, беты и гаммы,  пересекутся,
образовав могильный крестик. Но он уже торчал  над  троицей  покойников,  и,
значит, гамма, лишенная вождя,  закончила  игру.  Иными  словами,  выпала  в
осадок.
   - Вы разыскали Танцора, заплатили, - медленно произнес я, - и оставили  у
него футлярчик? Как-то не верится, брат во Христе.
   - Я платил за информацию. А что касается футляра? В цене мы  сошлись,  но
были сомнения, насколько  эффективен  спрятанный  в  нем  объект.  Тут  тоже
требовалась проверка. Вы понимаете, мафиози - это такой ненадежный  народец?
- Понимаю. Я гораздо надежнее. Те раритеты, которые  вы  получите  от  меня,
будут испытаны и снабжены сертификатами. Вот этот, - я  постучал  ногтем  по
алой  крышечке,  -  формирует  психологию  идеального  бойца.  Прилив   сил,
потрясающая скорость  реакции,  уверенность  в  себе,  отвага,  презрение  к
смерти? - Я широко улыбнулся Долби-Бартону. - Твой подчиненный все это видел
не далее как в четверг. Можешь лично проверить.
   - Проверю, - пообещал зулус, - проверю незамедлительно и дам  команду  об
оплате. Десять тысяч плюс штрафные санкции плюс, возможно,  премиальные?  Но
что ты скажешь,  Гудмен,  насчет  его  головы?  -  Плавный  жест  в  сторону
мормоныша. - Похоже, ты в четверг  перестарался  и  нанес  ему  определенный
ущерб. Он ведь просил отдать футлярчик, а ты не отдал. Отчего же?
   - Оттого, что я - человек образованный и  предпочитаю  вести  дела  не  с
простыми агентами, а с полномочными и  специальными.  Из  них  можно  выжать
побольше. А образованные люди, как ты понимаешь, очень нуждаются в  деньгах.
Не век же мне крыс ловить и делать вешалки.
   Зулус уставился мне в глаза, будто пытался  измерить  всю  глубину  моего
морального падения. Но увидел он то, что хотел увидеть: как  в  бездне  моей
души полыхает костер стяжательства. Я знал, как это  изобразить.  Приглашали
меня на всякие презентации липовых снадобий и  подозрительных  ?пирамид?,  и
помнилось мне, как пляшут перед толпой клиентов-кретинов их отцы-основатели:
рожи перекошены, зенки выпучены и с клыков капает слюна.  Слюна  у  меня  не
капала, но насчет алчной рожи и зенок я постарался на совесть.
   Бартон-Долби кивнул, довольный осмотром.
   - Ладно! Будем считать, что договор вступил в силу, и мы разберемся  и  с
магией, и с вичфобией, и с прочим  колдовством.  Сколько  еще  раритетов  ты
сможешь нам предложить?
   Я пожал плечами.
   - А что, двух недостаточно? Один у тебя уже  есть  -  от  Боба,  торговца
фруктами? Как его в бассейн занесло,  бедолагу!  Приступ  веселья,  что  ли?
Но ?веселушка" - то у тебя? Не затонула в испанских водах? - Не затонула,  -
подтвердил зулус, разом поскучнев, -  но  копии  не  сделать.  Пытались,  не
получается! Вообще  непонятно,  как  эти  штучки  устроены.  Формула  нужна,
технология, спецификации, и все такое? Ведь в них ни чипов,  ни  шестеренок,
ни батарей?  Однако  работают!  Дьявольщина,  да  и  только!  -  Русский  ум
изобретателен к зависти Европы, - сказал я и после паузы добавил:
   - Значит, копии  не  сделать?  Тогда  за  формулу,  приятель,  оплата  по
двойному тарифу. Договорились?
   - Ну, ты и жук! - вскинулся Долби-Бартон.
   - Я - крысолов. Так как, по рукам? Он  потеребил  отвислую  нижнюю  губу,
кивнул, поднялся, сгреб футляр с любовным амулетом, открыл шкаф и выудил  из
него радиотелефон.
   - Вот, возьми? Аппарат самый обычный,  но,  если  трижды  нажать  клавишу
?pause?, сигнал уйдет на мой пейджер. Понятно?
   - Чего ж не понять, - сказал  я,  вставая.  -  Мы  не  только  по  крысам
специалисты.
   - Не сомневаюсь. Иди вниз, машина доставит тебя к метро.  К  этой?  -?  к
Черной Речке, - услужливо подсказал мормоныш.
   На пороге я обернулся и напомнил:
   - Товар не забудь  проверить.  Лучше  один  погляди.  Так  безопаснее.  И
надежнее.
   Лестница загудела под моими ногами, розы  запрыгали  в  своих  горшочках,
когда я ринулся во двор. Бежал и думал: сейчас он достает  футляр?  касается
крышки? открывает? вытряхивает на ладонь? глядит, окутанный голубым сиянием?
Что же дальше?
   А собственно, что? Девушек в этой  конспиративной  квартире  не  имелось,
зато был мормоныш.

Глава 17

   Домой я вернулся, когда уже начало темнеть.
   На улице дежурил знакомый автомобиль ?Жигули?, а во дворе, на скамейке за
песочницей, дремали Глист с Лиловой Рубахой. Меня они словно не  заметили  -
то ли из соображений конспирации, то  ли  в  отместку:  мол,  обдурил  наших
приятелей Бонда с Итальянцем, так мы на тебя, мазурик, и смотреть не желаем.
Я помахал им ручкой и направился к лифту, но он, как бывало в  трех  случаях
из пяти, был погружен в нирвану. Пришлось тащиться  на  пятый  этаж  пешком,
прижимая к груди упаковку с драгоценными розами.
   Надо сказать, что после  визита  к  заокеанским  друзьям  я  был  изрядно
взвинчен. Не нахожу иного объяснения тому, что далее случилось; в общем-то я
человек мирный, не склонный к рукоприкладству, не  мучаю  кошек,  не  обижаю
собак и только к двуногим  крысам  питаю  определенную  неприязнь.  Но,  как
сказано выше, я находился в сильном возбуждении, а коридор  на  нашем  пятом
этаже не освещался ни единым квантом  света.  Впрочем,  нет,  преувеличиваю,
квант там, безусловно, был, но один-единственный, и в тусклом его сиянии,  в
опасном коридорном сумраке, маячила какая-то фигура. Может, у моих дверей, а
может, у Дарьиных, в темноте было трудно разобрать. Равным образом и то, чем
занималась эта личность: разглядывала на ощупь номер квартиры, искала кнопку
звонка или шуровала отмычкой.
   Первое, что пришло мне в голову, была мысль о Дарье. После  произошедшего
между нами я ощущал ответственность за нее  саму,  за  ее  безопасность,  ее
здоровье, а также за ее квартиру, ее имущество и даже за проклятого попугая.
Второй  была  мысль  о  розах:  я  аккуратно   поставил   пакет   к   дверям
бездействующего лифта и присмотрелся к подозрительной фигуре. Кажется, стоит
спиной? еще и наклонился? Удачная позиция для атаки! Вспомнив, как  покойный
Боб с Бартоном раскалывали деревяшки, я ринулся к незнакомцу и  стукнул  его
ребром ладони под череп.
   Он мешком свалился мне на руки. Придерживая его одной  рукой,  я  вытащил
ключ, повернул в замке, распахнул дверь,  занес  свою  добычу  в  спальню  и
бросил на кровать. Потом вернулся за розами, поставил их на кухне,  у  окна;
они, как пять голубоватых лун, таинственно мерцали  в  полумраке,  взывая  к
миру, не к войне. Я направился в спальню, включил лампу и  увидел  на  своей
кровати пожилого джентльмена лет  шестидесяти,  прилично  одетого,  с  седой
шевелюрой и благообразным академическим лицом. Что-то в  нем  намечалось  от
великих, от Менделеева и Лобачевского, от Нильса  Бора  и  Эйнштейна,  может
быть, даже от директора Промата, который, в сущности, был неплохим мужиком и
математиком не из последних.  Этакая  сановитость  и  вальяжность,  спутница
успехов на научном поприще? А еще - росчерк прямых бровей, твердый абрис рта
и тяжеловатый подбородок:  они  говорили  о  быстром  уме,  решительности  и
упорстве. Лицо его, правда, выглядело в данный момент бледноватым.
   Мой пленник зашевелился, и пришлось закончить экскурс в физиогномику.
   - Э-э? кхгм? воды? прошу вас, воды? пожалуйста?
   Голос  его  дрожал,  но  раскатистое  грассирующее  ?эр?  звучало  вполне
отчетливо. Я принес стакан воды, помог ему сесть, напиться, потом проводил в
другую комнату - в рабочий кабинет, где находится компьютер -  и  устроил  в
кресле. Мой гость, опустив веки, замер, расслабился, размеренно  втягивая  и
выдыхая воздух - кажется, делал дыхательную  гимнастику.  Через  пару  минут
щеки его порозовели, он  помассировал  шею  под  затылком,  открыл  глаза  и
твердым голосом произнес:
   - Что это было, молодой человек?
   - Это был я. Прошу простить, что принял вас за вора. Или за соглядатая. -
Соглядатые - там, во дворике, на лавочке.  Дремлют?  А  я  -  не  вор  и  не
соглядатый,  сударь  мой.  Я  -  Косталевский  Александр   Николаевич,   шеф
лаборатории экспериментальной псионики,  доктор  медицины,  профессор,  член
десяти академий на трех материках. Но главное - врач! -  Он  подчеркнул  это
слово, будто оно  стоило  всех  его  титулов,  вместе  взятых,  затем  опять
помассировал шею и добавил:
   - Вы что же, батенька, врача от жулика отличить не можете? - Темно  было,
- я с виноватым видом развел руками. - Готов искупить? Он посмотрел на меня,
усмехнулся, зыркнул глазами на компьютер и вдруг сказал:
   - Не знаю, как сложится  у  нас  беседа,  Дмитрий  Григорьевич,  но  хочу
заметить, что я тоже не беззащитен. Отнюдь не беззащитен. Вот? В его  ладони
появились два футлярчика - белый и  желтый.  Продемонстрировав  их  мне,  он
что-то сделал с желтым: крышка его приподнялась, выпустив мерцающее  облако,
будто сотканное из мириадов крохотных кристалликов цитрина. Я не мог отвести
от него глаз, а облако стремительно росло,  сияло,  расширялось,  струилось,
пока не накрыло меня с головой. И в тот же момент все  мириады  кристалликов
впились в мою кожу, обратившись в маленьких юрких пчел;  укусы  их  не  были
болезненны, но отзывались невероятным, нестерпимым зудом. Мои руки дернулись
к шее, к плечам, к груди, потом вниз; чесалось  всюду,  даже  в  местах,  не
поминаемых в приличном обществе, и в них-то чесалось сильнее всего.  Пока  я
раздумывал, откуда начать, крышка футляра щелкнула, облако  исчезло,  а  сам
футлярчик скрылся в профессорском кармане.
   - Кажется, мы квиты, - пробормотал я и  перевел  дух.  Потом  выглянул  в
окошко. В тусклом свете фонарей на скамейке по-прежнему дремали две фигуры -
ни дать ни взять алкаши-кореша  после  доброй  попойки.  -  А  этих  вы  чем
заворожили?  Белым?  -  Мне  пришлось  наклониться,  чтобы  разглядеть  лицо
Косталевского. Он улыбался.
   - Есть много способов, батенька мой.  Меня  пытаются  найти  -  ходят  по
знакомым, расспрашивают? Не так это просто! Они упорны, но и я  упрям.  Было
слабое звено - Сергей Петрович, мой ассистент? Было, и нет. К сожалению? или
к счастью. Но остались вы. Вернее, осталось нечто, попавшее к вам по  чистой
случайности.
   Он замолчал, будто давая мне время поразмыслить над  сказанным,  обдумать
его слова и сформулировать догадку. Она  витала  в  воздухе,  и  я,  еще  не
спросив, уже предчувствовал ответ.
   - Вы знали, что Сергей скрывается на моей даче?
   Профессор опустил веки. Видимо, этот жест выражал согласие.
   - Вы знали, где хранится ключ?
   - Да. Сергей Петрович сказал об этом тайнике, когда  мы  приняли  решение
исчезнуть. Окончательное решение? Но в тот последний раз мы с  ним  общались
не лично, а по телефону. В противном случае  я  бы  все-таки  изъял  у  него
гипноглифы или  заставил  их  уничтожить  При  мне.  Но,  понимаете,  Сергей
Петрович был слишком нервозен и тороплив,  а  также  не  лишен  определенной
меркантильности. Большой недостаток для психолога? Я чувствовал, что  он  не
хочет расставаться со своим контейнером. Я не смог  его  переубедить.  Ну  а
после? после его убили, о чем сообщалось в криминальных новостях. Я узнал об
этом от знакомых. От  тех  людей,  у  которых  я?  э-э-э?  -  У  которых  вы
скрываетесь?
   Он  угрюмо  кивнул.  Видимо,  мысль  о  том,  что  приходится  таиться  и
скрываться, была ему глубоко антипатична.
   - Выходит, коробку? этот пенал? забрали вы?
   Его веки снова дрогнули.
   - Мы называем его контейнером. Стандартный контейнер на семь гипноглифов.
   Семь довольно  распространенных  реакций  человеческой  психики.  Ярость,
похоть,   смех,   способность   забывать    и    вспоминать,    определенные
физиологические ощущения? Ну, вы их испытали, сударь мой.
   - Кажется, я и  другое  испытал,  профессор.  Лишь  вспомнить  ничего  не
удалось.  -  Это  золотистый  гипноглиф.  Инициирует  память   и   абсолютно
безопасен. Если хотите, я вам его подарю. В благодарность за сотрудничество.
   Подражая ему, я опустил веки. Затем поинтересовался:
   - Вы назвали шесть реакций. Какая же седьмая?
   - А этого, батенька мой, я вам не скажу. Пока. Видите ли, гипноглифы, как
и человеческие реакции, различны: есть безобидные, есть неприятные.  А  есть
весьма  опасные!  Конечно,  все  зависит  от