моубийству. В те годы на площадях  турецких  городов  дезертиров  вешали
десятками. Я видел их и читал своими глазами надписи на картонах  в  форме
полумесяца, повешенных  на  шею  несчастным:  "Всех  изменников  родины  -
дезертиров - ждет такая участь".
   В  кабинете  я  еще  раз  изложил  Азиз-бею  свою  просьбу.  "Ты   что,
действительно такой наивный или изображаешь из себя наивного? - спросил он
сердито. - Неужели ты ничего не знаешь о том, что творится вокруг?"  -  "А
что творится?" - "У меня даже язык не поворачивается, чтобы все рассказать
тебе... В общем, у нас в благословенной Турции люди посходили  с  ума.  Не
одолев врага на фронте, они принялись за мирных  людей,  стали  уничтожать
своих  подданных  -  армян.  Здесь,  в  армии,  под  моей  защитой,  ты  в
относительной безопасности. Но если  я  отпущу  тебя,  то  живым  вряд  ли
вернешься. Понял теперь?" - спросил он. Повесив голову, я стоял перед ним.
Я и раньше о многом догадывался. Но так уж устроен  человек:  он  всячески
отгоняет от себя все неприятное, страшное.  Наконец  я  пробормотал:  "Все
равно,  пусть  убьют!  Мне  нужно  знать  правду,  что  с  моим  отцом,  с
матерью?.." - "Все равно... Все равно"! -  передразнил  меня  Ата.  -  Ишь
какой храбрый нашелся! Что ты предпримешь, если я не отпущу тебя?" - "Уйду
так!" - ответил я. "Станешь дезертиром? А ты  знаешь,  что  тебя  ожидает,
если поймают?" Азиз-бей шагал  по  кабинету  из  угла  в  угол.  Потом  он
остановился. "Итак, решение твое твердое, - ты  обязательно  хочешь  ехать
домой, в Стамбул?" - "Твердое, - ответил я  не  задумываясь.  -  Я  должен
знать, что с моими родителями..." -  "Повесь  уши  на  гвоздь  терпения  и
слушай: выбери себе турецкое имя, а я выправлю документы на него.  У  тебя
на лбу не написано, что  ты  армянин.  Поезжай  в  Стамбул,  разузнай  про
родителей и, если разыщешь себе надежное убежище,  не  возвращайся  -  жди
конца войны. Не будет же продолжаться эта  проклятая  война  до  скончания
века... Если не найдешь, приезжай обратно. Пока я здесь, никто не  посмеет
тронуть тебя пальцем!.."
   Дня через два после этого разговора я покинул казарму  Измира,  имея  в
кармане отпускные документы на имя младшего офицера Али  Фикрета,  сел  на
пароход и направился в Стамбул. Офицерские патрули  дважды  проверяли  мои
документы и не обнаружили в них ничего подозрительного.
   Добравшись до местечка Бебек, я пустился бежать по направлению к нашему
дому. Открыл калитку и с бьющимся сердцем заглянул в сад. Там  были  чужие
люди.  Отступать  было  поздно,  меня  увидели,  и,  чтобы   не   вызывать
подозрений, я спросил не сдается ли здесь комната. "Нет, господин  офицер,
не сдается, - ответила пожилая женщина и добавила: - Мы сами недавно живем
здесь".
   Мамы здесь нет... Что с нею случилось? Шатаясь как пьяный, я  бесцельно
бродил по набережной, пока не вспомнил про дядю Яни, приятеля моего  отца,
веселого грека, содержавшего маленькую закусочную  на  берегу  моря.  Отец
любил посидеть у него, иногда брал с собой и меня.
   В закусочной никого не было. Сам дядя Яни, в белом фартуке, в рубашке с
закатанными до локтей рукавами, дремал за стойкой. Я присел за столик.  Он
нехотя встал и подошел ко мне. "Что пожелает господин офицер,  кефаль  или
скумбрию?" Он меня не узнал в военной форме.  "Дядя  Яни,  неужели  вы  не
узнаете меня?" - "Жюль! Неужели ты? Какими судьбами очутился ты здесь?"  -
"Дядя Яни, где мои родители? Где мама? Почему в нашем доме живут чужие?" -
"Ох, тяжелую задачу задаешь ты мне, сынок! - Дядя Яни вздохнул.  -  Месяца
два назад жандармы привели сюда твоего отца в наручниках,  -  они  хотели,
чтобы господин Сарьян указал место, где зарыт клад. Его жестоко  били,  но
он ничего не сказал им, а может быть, никакого клада и не было, - жандармы
выдумали... Потом забрали  твою  мать,  отвезли  ее  с  отцом  на  станцию
Скутари, там посадили всех армян в товарные вагоны и отправили куда-то,  -
куда, никто не знает... Дом ваш разграбили, потом в него переехал какой-то
чиновник со своим семейством..." Дядя Яни умолк, отвернулся от меня...
   Совершенно  подавленный  услышанным,  я  коротко  рассказал  ему,   как
добрался до Стамбула. "Видишь  ли,  сынок,  возвращаться  тебе  в  казармы
опасно, - невесело сказал он. - Сегодня командиром у вас добряк, а  завтра
на его место пришлют зверя. Мой тебе  совет  -  постарайся  перебраться  в
соседнюю Болгарию. Болгары армян в  обиду  не  дадут...  Поживешь  у  меня
несколько дней, а там подумаем, - может быть, и найдем выход".
   В течение десяти дней прожил я  в  доме  дяди  Яни.  Жена  его,  София,
кормила и  поила  меня,  старалась,  чтобы  я  не  скучал,  доставала  мне
откуда-то французские книги. Однажды вечером дядя Яни сказал,  что  сведет
меня с одним контрабандистом, - хотя и  турком,  но  человеком  честным  и
надежным. Тот обещал за определенную сумму переправить меня в Болгарию.
   В Болгарии мне пришлось жить до конца войны. Нанимался я чем  попало  -
даже грузчиком был в Варненском порту. Потом перебрался сюда, во  Францию.
По  счастью,  мой  отец  оказался  дальновидным  человеком  -  положил  во
французский национальный банк значительную сумму на мое  имя.  Эти  деньги
дали  мне  возможность  окончить  Сорбонну.  Еще   студентом   я   активно
сотрудничал в газете "Пари суар" и, совмещая учебу с  практикой,  стал  со
временем журналистом...
   - Да, нелегкую жизнь  вы  прожили!  -  сказал  Василий,  испытывая  еще
большую симпатию к Сарьяну.
   - Что и говорить!.. Но я рассказал вам  все  это  не  для  того,  чтобы
вызвать у вас сочувствие, а  для  того,  чтобы  доказать  простую  истину,
которую до сих пор многие не понимают. Фашизм -  страшное  явление  нашего
века. Звериная идеология  его  зарождается  и  развивается  параллельно  с
разнузданным шовинизмом, а впоследствии первое поглощает второе. Если люди
хотят сохранить накопленную веками культуру, если  им  претит  уподобиться
пещерному  человеку,  они  должны  самоотверженно  бороться  с   фашизмом,
преграждать ему путь всеми доступными средствами, -  иначе  будет  поздно.
Иногда мне делается страшно от одной мысли, что фашизм победит. Мне  жалко
прекрасную Францию, ставшую моей второй родиной, у меня  болит  сердце  за
все человечество!..
   Журналист умолк. Василий, разумеется, полностью разделял  его  мысли  и
чувства. Однако, соблюдая осторожность, проговорил, как бы раздумывая:
   -  Вы,  вероятно,  правы.  Но  я  деловой  человек  и  очень  далек  от
политики...  Мне  трудно  судить  о  таких  сложных  делах  и  тем   более
разобраться, с кем и как следует бороться...
   - Все так говорят, пока эта самая политика не схватит их  за  горло!  -
резко сказал Сарьян. - Вам, славянину, а тем более словаку,  следует  быть
особенно бдительным. Не хочу быть пророком, но почти уверен, что  немецкий
фашизм первый удар обрушит на вас, чтобы открыть себе  путь  к  богатствам
России!
   - Французы не допустят этого. Вы забываете, что Франция наша союзница.
   Журналист молча покачал головой.
   Раздался звонок. Вернулась Лиза, и Василий представил ей Сарьяна.
   - Очень рада познакомиться, - мне муж  рассказывал  о  вас!  -  сказала
Лиза. - Сейчас приготовлю что-нибудь, мы вместе поужинаем.
   Но Сарьян,  сославшись  на  то,  что  жена  его  одна  дома,  от  ужина
отказался.
   - Я и так засиделся у вас, рассказывая вашему мужу скучнейшие истории!
   После ухода журналиста Василий сказал Лизе:
   - Он не только приятный, но, по-моему, и надежный  человек.  Он  немало
выстрадал на своем веку и очень правильно оценивает опасность фашизма. Нам
следует сблизиться с ним!..


   Утром Василий застал Жубера в конторе.  Как  всегда  элегантно  одетый,
чисто выбритый, тот сидел за столом и что-то писал.
   - О-о, дорогой Кочек! - воскликнул он, увидев Василия. - Очень рад, что
вы наконец выздоровели. За  эти  три-четыре  дня,  что  вы  отсутствовали,
накопилась уйма дел!
   - Что ж, может быть, это и хорошо?
   - Еще бы! Поступили заказы из Лондона, Рима и Берлина. Подумать только,
наша фирма завоевывает международные рынки! Отныне банковский  кредит  нам
обеспечен. Потом новые заказы со всех концов Франции. Заказывают,  просят,
требуют, пишут  все  -  хозяева  кинотеатров,  лавочники,  даже  владельцы
казино. Вот смотрите, - Жубер показал на стопку конвертов, лежавших  перед
ним, - послушайте-ка: "Пришлите вашего представителя  для  переговоров"...
"Сообщите ваши условия"... "Примите заказ на рекламу сосисок и новые сорта
колбасы"...  "Наши  вина  лучшие  в  мире,  но  сбыт   неудовлетворителен,
необходима хорошая реклама. Перед расходами  не  постоим"...  Вчера  мы  с
Борро  подсчитали  наши  производственные  возможности.  Необходимо  снова
расширяться - в особенности сейчас, когда поступают заказы из-за  границы.
Мне хотелось бы услышать ваше мнение по этому поводу.
   Василий  задумался.  Конечно,  Жубер  прав,  -  какой   предприниматель
откажется от расширения дела, если  есть  падежные  заказы?  Что  касается
Василия, то ему новое расширение ни к чему, - и  так  в  мастерских  фирмы
работало более двухсот человек. Единственно, что привлекало  Василия,  так
это заказы из-за границы. Их он давно ждал с нетерпением. Деловые связи  с
Англией, Италией, Германией, а  в  будущем  и  с  Америкой  могли  открыть
заманчивые перспективы. И Василий ответил Жуберу:
   - Прежде чем принять решение о расширении производства  и  найме  новых
рабочих, нам  надо  взвесить  все  "за"  и  "против".  По-моему,  было  бы
целесообразно собраться нам вместе  с  директором-распорядителем  (недавно
они ввели такую должность и пригласили занять ее энергичного,  с  большими
связями в деловом мире человека по фамилии Лярош), с художниками,  старшим
мастером и посоветоваться с ними...  Сами  знаете,  чрезмерное  расширение
дела всегда связано с определенным риском. Можно потерять все за несколько
дней,  тем  более  что  деятельность  нашей  фирмы  целиком   зависит   от
кон®юнктуры рынка. Любые колебания рынка  немедленно  отразятся  на  наших
делах...
   - Но сейчас-то фирма  процветает!  Не  забывайте,  что  наш  оборот  за
прошлый  месяц  составил  кругленькую  сумму  -  двести  тысяч  франков!..
Конечно, осторожность не помешает. Я ничего не  имею  против  того,  чтобы
собраться и посоветоваться.
   - Тогда - завтра,  в  одиннадцать  утра.  Что  касается  заказов  из-за
границы, их следует принять независимо от наших завтрашних решений. Как вы
правильно отметили, дорогой Жубер, деловые  связи  с  заграницей  поднимут
престиж фирмы. Кстати, вы не хотели бы посетить  одну  из  этих  стран?  -
Василий знал, что его компаньон мечтает о путешествии.
   - С превеликим удовольствием поехал бы в Италию! Я давно обещал  Мадлен
повезти ее в Венецию. Вот удобный случай совместить приятное с полезным!
   - Ну и поезжайте! А когда вы вернетесь, я, может быть, поеду в  Лондон.
В Англии мы можем заключить выгодные сделки.  Что  же  касается  Германии,
боюсь, что немцам сейчас не до коммерции!..
   Жубер, как говорил художник Борро,  снова  приобрел  былую  "спортивную
форму" - стал шумно-приветлив, старался вникать в  дела  фирмы  и  не  раз
давал толковые советы. Несомненно, причиной такой перемены в Жубере были и
большие заработки и успех в делах. Ведь с недавних пор о  рекламной  фирме
"Жубер и компания" заговорил почти весь деловой Париж.
   Жубер был  добрый  малый  -  слабохарактерный,  без  большого  делового
размаха, но на редкость  честный,  доброжелательный  к  людям.  Как  истый
француз, он любил пожить: имел  холостяцкую  квартиру,  содержал  красивую
любовницу, делал ей  дорогие  подарки,  одевался  у  лучших  портных,  был
постоянным  посетителем  концертов  и  ресторанов.  Он  был   и   скуп   и
расточителен одновременно. Василий, хорошо  разбираясь  в  его  слабостях,
относился к нему с симпатией.
   Совещание,    созванное    Василием,    проходило    довольно    бурно.
Директор-распорядитель Лярош с пеной у  рта  доказывал,  что  в  коммерции
нельзя упускать благоприятный момент -  это  подобно  самоубийству.  Когда
заказы  сыпятся  со  всех  сторон  словно  из  рога  изобилия,   преступно
отказываться от них.
   - Финансовое положение нашей фирмы настолько устойчиво, - доказывал он,
- что для расширения дела мы не нуждаемся в банковском  кредите  -  у  нас
имеются свободные средства, не участвующие в обороте. Нужно расширяться не
раздумывая!
   Художник Клод Гомье говорил о том, что фирма не должна размениваться на
мелочи,  вроде  рекламирования  сосисок  и   откормленных   гусей.   Нужно
специализироваться на крупном - на  кинорекламе,  тематическом  оформлении
витрин  больших  универсальных  магазинов.  Это  не   только   выгодно   с
коммерческой точки зрения, но и солидно.
   Анри Борро выдвинул новую идею:
   - Почему бы нам не взяться и за изготовление театральных декораций? То,
что сейчас делается в этой области,  просто  позор!  Даже  такой  всемирно
известный театр, как Комеди Франсез, и тот стал  забывать,  что  в  доброе
старое время театры приглашали выдающихся художников. Не сомневаюсь,  что,
создавая оригинальные декорации  для  спектаклей,  наша  фирма  не  только
возродит былые традиции, но завоюет  еще  большую  популярность  в  глазах
просвещенной Франции!
   - И вылетит в трубу! - добавил Лярош.
   - Анри может возразить, что искусство требует жертв, - пошутил Жубер. -
Но  надеюсь,  он  все-таки  помнит,  что  у  нас  не  общество   любителей
сценического  искусства   и   не   благотворительное   учреждение!   Пусть
театральными   декорациями    займутся    другие,    более    компетентные
организации... Не могу не возразить также  нашему  юному  другу  Гомье:  в
коммерции мелочей не бывает. То,  что  приносит  прибыль,  уже  тем  самым
перестает быть мелочью. Конечно, оформление витрин  и  реклама  кинокартин
дело почетное, но не забывайте, друзья, что более сорока процентов доходов
наша фирма получает от заказов мелких торговцев, ресторанов и бакалейщиков
- от  рекламы  гусей,  уток,  колбасных  изделий,  и  нам  вряд  ли  стоит
пренебрегать ими!..
   В  спор  вступил  пламенный  сторонник  высокого   искусства   Доминик.
Способный живописец, не сумевший, однако, продать ни одной своей  картины,
он был убежден, что деньги дело преходящее, что  вечно  только  искусство.
Какие бы ни были созданы оригинальные рекламы  гусей  и  индюшек,  они  не
принесут славы ни художникам, ни фирме. А вот их декоративная установка  к
кинокартине  "Под  крышами  Парижа"  останется   в   истории   прикладного
искусства...
   Василию пришлось воспользоваться правом председательствующего, чтобы  и
успокоить спорщиков и подвести некоторые итоги.
   - Думаю, нам целесообразно придерживаться той же линии, что до сих пор.
Ни у кого нет сомнений  в  том,  что  именно  наши  талантливые  художника
определили лицо фирмы. Не исключена возможность, что в  недалеком  будущем
мы сумеем расширить рамки нашей деятельности и завоюем заграничные  рынки.
Не следует забывать и о конкурентах. Впереди немало  всяких  испытаний,  -
чтобы выдержать их, нужно создать солидную финансовую базу.  Поэтому  было
бы легкомысленно пренебречь уже сегодня мелкими заказами. Мои  предложения
коротко сводятся к следующему: установить  дополнительное  оборудование  и
нанять новых рабочих только в том случае, если  поступят  солидные  заказы
из-за границы. Разделить работу мастерской на три самостоятельных  отдела:
оформление витрин больших универсальных магазинов,  реклама  кинокартин  и
так  называемые  мелкие  заказы.  Сохраняя  общее  руководство  мастерской
по-прежнему за  Борро,  поставить  во  главе  каждого  отдела  способного,
инициативного художника. Первые два отдела могли бы  возглавлять  Гомье  и
Доминик. Еще и еще раз прошу не пренебрегать мелкими заказами...
   Вошел курьер и, протягивая Василию запечатанный конверт, сказал:
   - Прошу прощения, мсье, приказано вручить это письмо в ваши собственные
руки!
   Василий поспешил закрыть совещание, предложив Борро совместно с Лярошем
составить проект разделения мастерской.
   Когда все вышли из кабинета, Василий вскрыл конверт.

   "Господину Я.Кочеку
   Совладельцу рекламной фирмы "Жубер и компания", г.Париж.

   Имею  честь  довести  до  Вашего  сведения,  что  решением  жюри   Вам,
победителю в большом теннисном турнире 1932 года,  присужден  первый  приз
клуба - хрустальная ваза.
   Прошу  Вас  пожаловать  на  торжественное  заседание  правления  клуба,
имеющее быть в субботу 21 декабря с.г. в семь часов вечера, где Вам  будет
вручен приз и диплом нашего клуба.
   Примите, господин Кочек, заверения в моем глубоком  к  Вам  уважении  и
пожелания больших спортивных успехов.
   Ваш де ла Граммон, вице-президент спортивного клуба".

   Василий был рад этому письму: лишний раз подтверждалось, что не  слепой
случай руководит его жизнью...
   Давно ли он высадился с Лизой в Марселе как турист, а  сегодня  Ярослав
Кочек не просто парижанин, но и совладелец  процветающей  фирмы,  богатый,
уважаемый  всеми  человек.  Да,   богатый   -   капитал   его   измеряется
шестизначными цифрами. Лично ему принадлежит не менее  двухсот  пятидесяти
тысяч франков. И все это достигнуто собственной смекалкой, без чьей бы  то
ни было помощи, - достигнуто во имя той большой цели, служению которой  он
посвятил свою жизнь. Его, несомненно, примут  в  члены  аристократического
спортивного  клуба.  Это  -  определенное  положение,  туда  принимают  не
всякого. Ему необходимо завоевать еще симпатии  и  поддержку  церковников.
Даже  в  такой,  казалось  бы,  свободомыслящей   стране,   как   Франция,
католическая церковь - сила, и пренебрегать ею не следует. Лиза -  умница,
не пропускает ни одной воскресной мессы. Она успела завязать знакомство  с
местным кюре и хочет купить постоянные места в церкви.
   Если быть до конца честным перед самим собой, то  нужно  признать,  что
своими успехами он  наполовину  обязан  жене.  Она  -  чудо.  Трудно  даже
представить  такое  удивительное  сочетание  различных  качеств  в   одном
человеке, как у Лизы: природный ум, широкая образованность, необыкновенная
выдержка, хладнокровие, нежное сердце. Она - настоящий друг. С нею можно в
огонь и в воду, - она не отступит, не подведет. С того самого  дня,  когда
Лиза соединила свою жизнь с ним, она не знает ни  беспечных  радостей,  ни
покоя. Не всякий человек может вынести скитальческую жизнь, полную  всяких
неожиданностей...


   В субботу, за десять минут  до  назначенного  срока,  Василий  поставил
машину на стоянке в переулке и направился в клуб.
   Уже знакомый швейцар, похожий на генерала в своей  ливрее  с  галунами,
узнав Василия, поклонился и широко распахнул перед ним  массивные  дубовые
двери.
   В маленькой гостиной второго этажа  его  встретил  де  ла  Граммон.  Он
сердечно приветствовал гостя:
   - Рад видеть вас в добром здоровье! Мсье Кочек, без длинных предисловий
хочу сообщить, что нам - мне и моим  коллегам  -  было  бы  приятно  иметь
членом  нашего  клуба  такого  выдающегося  спортсмена,  как  вы.  Правда,
вступительный и годичный взносы  у  нас  довольно  обременительные,  по  я
надеюсь,  что  это  обстоятельство  не  может  служить  препятствием   для
преуспевающего коммерсанта!
   - Разумеется! Я весьма признателен вам, дорогой мсье де ла Граммон,  за
оказанную мне честь.
   - Надеюсь, вы  не  будете  возражать,  если  я  стану  одним  из  ваших
поручителей?
   - Я буду бесконечно благодарен вам! - Василий поклонился.
   - Любезно согласился дать за вас  поручительство  также  мсье  Жан-Поль
Маринье.
   - Мне весьма приятно слышать это!
   В небольшом круглом зале, за длинным столом, покрытым  зеленым  сукном,
разместились члены правления. Они чинно восседали на  стульях  с  высокими
спинками, словно судьи. Впереди - немногочисленные  гости,  среди  которых
Василий заметил своих зна