комых - Ганса Вебера и Сарьяна.
   Де  ла  Граммон  открыл  заседание.   Первым   он   предоставил   слово
председателю жюри, который огласил решение и  вручил  Василию  хрустальную
вазу и грамоту в сафьяновой папке.
   - Я счастлив, - сказал Василий, - что удостоен чести  быть  принятым  в
число членов спортивного клуба, в котором  собраны  выдающиеся  спортсмены
Франции. Позволю себе заверить  вас,  господин  президент,  господа  члены
правления и уважаемые гости, что постараюсь высоко держать знамя -  теперь
я могу уже сказать - нашего клуба и свято блюсти честь спортсмена!
   По существующим традициям был дан банкет в честь победителя  турнира  и
нового члена клуба.
   Позднее, когда Василий направлялся к своей машине, его догнал Сарьян  и
взял под руку.
   - Вам здорово повезло! - сказал он. -  Быть  принятым  в  число  членов
спортивного клуба Парижа - этого удостаиваются не все смертные, не  говоря
уж об иностранцах.
   - Чем же это об®яснить?
   - Прежде всего тем, что  вы  показали  отличную  игру,  а  клубу  важно
заполучить первоклассного игрока. Да и личное обаяние играет не  последнюю
роль почти во всех делах...
   Мимо прошел Ганс Вебер и попрощался, приподняв шляпу.
   Когда он удалился на достаточное расстояние, журналист, понизив  голос,
сказал:
   - Учтите, Ганс Вебер хоть и немец, но достойный человек. Он  убежденный
антифашист, но вынужден это скрывать...
   - Откуда вы знаете?
   - Я знаю многое, не только о Вебере. Такова уж моя  профессия...  Между
прочим, по словам Вебера, - а его словам можно верить, - вопрос о  приходе
в Германии к власти Гитлера предрешен. В последние дни ведутся  переговоры
между представителями фон Папена и  Гитлера.  Как  предполагают,  в  самое
ближайшее время они организуют личную встречу и договорятся обо всем...  И
знаете,  что  самое  пикантное?  Французское  правительство,  не  встретив
поддержки у англичан и боясь оказаться в изоляции, очутившись лицом к лицу
со страшным врагом, заранее примирилось с возможностью фашизации Германии.
Вчера поздно ночью состоялось закрытое  заседание  французского  кабинета,
где было решено не предпринимать ничего, что могло бы раздразнить главарей
национал-социалистского движения  в  Германии.  Уже  даны  соответствующие
инструкции французскому послу в Берлине Франсуа Понсэ...
   - Но это же равносильно самоубийству!..
   - Видите ли, есть во Франции политики, которые  надеются,  что  Гитлер,
придя к власти,  будет  искать  жизненные  пространства  для  Германии  на
Востоке. Другими словами,  национал-социалисты,  ярые  враги  большевизма,
прежде всего нападут на Советский Союз. А это на руку кое-кому во Франции.
   - Я, кажется, имел случай говорить  вам,  что  плоховато  разбираюсь  в
политике. И все же я боюсь, как бы  со  временем  все  это  не  обернулось
против самой Франции.
   - Ах, боже мой, все может быть! - Журналист остановил проезжавшее  мимо
такси, попрощался с Василием и сел в машину.
   Уныло падал мокрый снег с дождем, пронизывал  холодный  ветер.  В  этот
поздний час, когда окончились спектакли  в  театрах,  погасли  лампочки  в
концертных залах, опустели кафе и рестораны, пешеходов  было  сравнительно
мало. Но зато машины разных марок,  окрасок,  форм  и  размеров  запрудили
центральные   улицы,   и   Василию   приходилось   соблюдать    величайшую
осторожность, - он двигался со скоростью но более пятнадцати километров  в
час, проклиная тесноту современных городов.
   Сидя за рулем и напряженно, до рези в глазах, следя за мигающими фарами
ползущих впереди автомашин, Василий думал о том, что отныне  он  регулярно
будет получать по почте корреспонденцию - письма, приглашения  клуба  -  и
это немаловажное обстоятельство в его  положении.  Обилие  корреспонденции
поднимет его престиж в глазах соседей, особенно  в  глазах  консьержки.  И
теперь он сможет добавить к слову "коммерсант" на своей визитной  карточке
еще слова - "член спортивного клуба". Это уже звучит:  весь  Париж  знает,
что в этот привилегированный  спортивный  клуб  несостоятельных  людей  не
принимают, - там членские взносы  составляют  годовой  заработок  рабочего
средней квалификации.
   На площади Согласия образовался небольшой затор, и Василий вынужден был
затормозить. Он вспомнил слова Сарьяна: Вебер хоть и немец,  но  достойный
человек, убежденный антифашист... Вчера поздно ночью  состоялось  закрытое
заседание кабинета... Удивительная осведомленность! Положим,  если  судить
трезво, в этом  нет  ничего  из  ряда  вон  выходящего:  журналисты  народ
пронырливый, у них нюх на сенсации, как у охотничьей собаки на  дичь.  Все
это так, но почему Сарьян считает возможным делиться  новостями  именно  с
ним, с Василием?
   Ажан на перекрестке,  отчаянно  жестикулируя,  восстановил  порядок,  и
машины медленно тронулись с места.
   Почему!.. Неужели он, Василий, неплохо разбирающийся в людях, ошибся  в
Сарьяне? Но  понял  его  истинную  сущность...  Если  так,  то  ему  нужно
немедленно собирать манатки, возвращаться на родину и заняться  чем-нибудь
другим, - скажем, слесарить, ремонтировать машины и не соваться  больше  в
дела, требующие смекалки и проницательности... А почему не предположить  и
такое: проницательный журналист  разгадал,  что  Ярослав  Кочек  такой  же
словак, как сам Сарьян японский микадо, и ищет теперь  путей  сближения  с
ним, как со своим единомышленником? В этом тоже мало радости:  значит,  не
сумел сыграть свою роль до  конца  или  сболтнул  такое,  что  дало  повод
журналисту строить всякие предположения... А вообще-то в одиночку  многого
не сделаешь, - нужны помощники. О  лучшем  же  помощнике,  чем  Сарьян,  и
мечтать нельзя, тем более что  он,  как  видно,  в  близких  отношениях  с
Вебером. Секретарь генерального консульства Германии в Париже - убежденный
антифашист! Это же источник такой информации... Главное -  не  горячиться,
действовать  расчетливо.  Прежде  чем  рискнуть  открыться  журналисту   и
установить связь с Вебером, следует связаться с  "отцом"  и  получить  его
согласие на такой шаг.
   Увлекшись своими мыслями, Василий чуть не поехал  на  красный  свет,  -
хорошо, что у его машины  отличные  тормоза,  иначе  не  избежать  бы  ему
об®яснений с блюстителем порядка!..
   Открыв двери своим ключом, Василий тихонько вошел  в  квартиру.  Так  и
есть. Лиза мирно посапывает в спальне. Он разделся и на цыпочках прошел  в
кабинет.

   "21.XII 1932 года, Париж.
   Дорогой отец!
   Извини, что долго не писал, - был очень занят, да и особых новостей  не
было. Но сегодня у меня большая радость. Сейчас хоть и поздно,  час  ночи,
все же решил поделиться ею с тобой.
   Итак, о моих успехах: недавно в большом турнире по теннису,  устроенном
Парижским клубом, мне повезло: я занял первое место. Мне  вручили  приз  -
хрустальную вазу. Это не все, - сегодня, всего несколько  часов  назад,  я
был удостоен большой чести - принят в члены спортивного клуба. Вижу улыбку
на твоем лице: "Подумаешь, большое дело, приняли в члены какого-то  клуба,
есть чему радоваться". Это не так, отец. В этот парижский  клуб  принимают
далеко не всякого, и членство в этом клубе создает  человеку  определенное
положение  в  обществе.  Знаешь,  кто  были  моими  поручителями?   Весьма
уважаемые люди - директор-распорядитель большого универсального  магазина,
отпрыск аристократической фамилии де ла Граммон, о котором  я  писал  тебе
раньше.  Второй  поручитель  -  генеральный  секретарь  министерства  мсье
Жан-Поль Маринье.
   Мои коммерческие дела тоже в отличном состоянии.  От  заказчиков  отбою
нет. К чести наших молодых художников  должен  отметить,  что  они  вполне
оправдали мои надежды: у них бездна выдумки, вкуса, неисчерпаемая энергия.
Шутка сказать, наша фирма добилась  монопольного  положения  на  рынке  по
части об®емной и тематической рекламы.  Правда,  есть  дельцы,  пытающиеся
конкурировать с нами, но пока они нам не опасны. Недавно начали  поступать
заказы из-за  границы  -  из  Англии,  Италии  и  Германии.  На  днях  мой
компаньон, мсье Жубер, выедет в Рим  для  оформления  заказов  и  изучения
итальянского рынка. После его возвращения я,  возможно,  поеду  в  Лондон.
Нужно расширять международные связи нашей фирмы. Отец, мне очень  хотелось
бы услышать твое мнение по всем этим вопросам.
   Здесь я познакомился с одним журналистом, Жюлем  Сарьяном.  Ты  знаешь,
отец, я трудно схожусь с людьми, но с ним, кажется, подружился всерьез.
   А еще хочу тебе сказать, что у  меня  накопилось  некоторое  количество
свободных денег: то, что мы берем с компаньоном из кассы  на  наши  личные
расходы, я полностью не трачу, - ты ведь знаешь, какая  хозяйка  Марианна.
Так вот напиши, - если тебе нужны деньги, могу  выслать  на  первых  порах
тысяч десять - пятнадцать франков.
   Пиши, пожалуйста, подробно, что делается у нас дома. Как здоровье  тети
Клары? Не собирается ли кто из наших родичей к нам в гости? Мы с Марианной
приняли бы дорогого гостя с великой радостью. Показали бы Париж.  Ты  даже
не можешь себе представить, как мы соскучились по вас и по  дому.  Весною,
если ничто не помешает, обязательно приедем навестить вас.
   Передай привет всем. Тебе и всем нашим кланяется Марианна.
   Остаюсь твой любящий сын
   Ярослав Кочек.

   Р.S.  Отец,  совсем  забыл:  в  клубе  я  познакомился   с   секретарем
генерального консульства Германии в Париже господином Гансом  Вебером.  По
словам мсье Сарьяна, Вебер приличный человек. На меня он  тоже  производит
благоприятное впечатление, хотя не знаю, бывают ли  среди  дипломатических
работников  приличные  люди.  По-моему,  на  то  они  и  дипломаты,  чтобы
притворяться. Вообще-то мне это абсолютно безразлично, просто  не  хочется
ошибаться в людях, а потом винить себя самого. Вот и все.
   Я.К."

   Закончив письмо, Василий достал из тайника бесцветные чернила и  особую
ручку с тоненьким пером. Между строк письма он написал  "отцу"  обо  всем,
что узнал сегодня от Сарьяна о заседании французского кабинета,  связанном
с опасностью прихода к власти нацистов, о том, что Ганс  Вебер  убежденный
антифашист, и попросил разрешения установить тесную  связь  с  Сарьяном  и
Вебером. В конце Василий добавил, что, поскольку события в Германии  могут
принять стремительный характер,  а  у  него  появятся  надежные  источники
информации, было бы целесообразно наладить более  надежный  способ  связи.
Может быть, даже через специального курьера.
   Когда Василий кончил писать, за окном брезжил серый рассвет.
   Он встал, устало потянулся. Спать не хотелось, но нужно было  заставить
себя уснуть, - утром предстояло много дел и голова должна быть свежей.



        6

   До сочельника оставалось еще  около  недели,  но  уже  весь  Париж  был
охвачен  предпраздничной  лихорадкой.   Торговцы   елочными   украшениями,
игрушками, поздравительными открытками,  свечами,  бакалейщики,  владельцы
больших гастрономических магазинов и рестораторы, соревнуясь между  собой,
старались оформить витрины как можно затейливее.
   Месяца за три до праздников рекламная фирма  "Жубер  и  компания"  была
завалена заказами со всех концов страны. Художники работали день и ночь  и
все же не успевали к сроку. Василий,  твердо  усвоивший  одно  из  главных
правил коммерции: принял заказ - выполняй в  срок,  нервничал,  -  ему  не
хотелось ронять авторитет фирмы.
   Улицы были полны людей с покупками в  руках.  Хозяйки  сбились  с  ног,
запасаясь продуктами к праздничному столу. Казалось, все думают только  об
одном - как бы веселее провести праздник,  совершенно  забыв,  что  по  ту
сторону Рейна назревают события, таящие в себе  смертельную  опасность  не
только для Франции.
   Столичные  газеты,  вначале  с  нескрываемой  тревогой   сообщавшие   о
возможности прихода к власти в Германии  Гитлера  и  национал-социалистов,
словно бы успокоились, - они, как по команде, перестали  писать  об  этом.
Больше того, реакционная пресса старалась внушить  обывателю,  что  ничего
особенного  не  случилось;  какая,  мол,  французам  разница,  кто  правит
Германией? Иногда в статьях на политические темы проскальзывали и кичливые
нотки: не надо забывать, что у Франции есть неприступная крепость -  линия
Мажино!..
   Василий заказал на праздничный вечер столик  у  "Максима"  и  пригласил
Сарьяна с женой.
   Вечером в сочельник они встретились в вестибюле  ресторана.  Василий  и
Лиза  познакомились  с  женой   Сарьяна   Жаннет,   веселой   голубоглазой
француженкой. Как все парижанки, она была одета с большим вкусом, казалась
значительно моложе своих лет. Впрочем, и Лиза сегодня ничем не  отличалась
от парижских модниц. Чтобы не ударить лицом в грязь,  жена  преуспевающего
коммерсанта заказала специально к этому дню  платье  у  дорогой  портнихи.
Тоненькие нитки  жемчуга  и  бриллиантовые  серьги  дополняли  ее  туалет.
Мужчины были в вечерних костюмах.
   Метрдотель,  во  фраке,  с  белым  цветком  в   петлице,   похожий   на
опереточного артиста, спросив фамилии  гостей,  провел  их  к  заказанному
столику.
   Когда официант, приняв заказ, удалился, дамы обнаружили под  салфетками
рождественские подарки. Лизе досталась маленькая  обезьянка,  а  Жаннет  -
плюшевый медвежонок.
   Ровно  в  двенадцать  послышался  бой  часов,  передаваемый  по  радио,
зажглись свечи на громадной елке посреди  зала.  Все  встали  с  бокалами,
наполненными шампанским, и осушили их, пожелав друг другу счастья.
   Заиграла музыка, Сарьяны  остались  за  столиком,  но  Василий  и  Лиза
танцевали,  что  называется,  до  упаду.  Он  -  крупный,  высокий,  ладно
скроенный, она - изящная, стройная - обращали  на  себя  внимание.  Каждый
раз,  когда  после  очередного   танца   они   возвращались   к   столику,
раскрасневшиеся, возбужденные, Жаннет встречала их  аплодисментами,  а  ее
муж спешил наполнить их бокалы.
   - Чтобы узнать французов, - сказал Василий, когда они с Лизой  отдыхали
от танцев, - нужно с®есть  не  пуд,  а  тонну  соли!  Казалось  бы,  народ
приветливый, общительный, а между тем не очень-то гостеприимный!..
   - На основании каких фактов вы  пришли  к  такому  выводу?  -  улыбаясь
спросил Сарьян.
   - Скоро два года, как я живу в этой стране, и за все это время  не  был
приглашен ни в один дом! Тот же мой компаньон, который многим обязан мне и
знает, что у нас здесь нет ни родных, ни близких друзей,  не  счел  нужным
пригласить нас даже в праздник!..
   - Вы правы, мсье Кочек! Французы могут уважать  вас,  дружить  с  вами,
угощать в самом дорогом ресторане, но пригласить к себе домой... Для  того
чтобы удостоиться такой чести, нужно очень близко сойтись с ними, быть  на
короткой ноге.
   - У нас все гораздо проще. Словаки народ гостеприимный!..
   - Чтобы вы не думали, что я тоже окончательно  офранцузился,  приглашаю
вас с супругой. Прошу пожаловать к нам в любое  время,  когда  вам  только
захочется. Хоть на Новый год, хоть позже!..
   - Вот и получилось, что ты напросился в гости! - смеясь сказала Лиза.
   Василий охотно принял приглашение  журналиста,  поблагодарил  его.  Ему
нужно было только получить ответ от "отца".
   В пятом часу утра, когда веселье в ресторане было еще в полном разгаре,
Василий с Лизой и чета Сарьянов раз®ехались по домам.
   На  следующий  день,  решив,  что  лучшего  времени   для   отправления
религиозных обязанностей, чем рождество, трудно придумать, Василий пошел с
женой в церковь. Терпеливо прослушав торжественную мессу,  они  дождались,
когда кюре освободится, и подошли к нему. Он тотчас узнал их и  приветливо
улыбнулся.
   - Я очень рад, что в моем приходе появились добрые католики,  -  сказал
он. - Как я заметил, вы постоянно посещаете воскресную мессу...
   - Конечно, отец мой! - воскликнул Василий. - Мы с женой хотели  узнать,
можно ли купить два постоянных места у вас в церкви. Ну, скажем, в третьем
или в четвертом ряду.
   - Вы хотите иметь постоянные места? Что ж, это похвально... Вы могли бы
располагать свободными местами в третьем ряду. Четвертое и  пятое  кресла.
Но известно ли вам, что места в нашей церкви стоят дорого?
   - Не думаю, что это заставило бы нас отказаться от своего намерения...
   - На жесткой скамейке в третьем ряду место стоит триста франков в  год,
а если хотите кресла с бархатной обивкой, то пятьсот франков.
   - Думаю, мы удовлетворимся жесткой скамейкой. Не так  ли,  Марианна?  -
Василий повернулся к жене.
   - Конечно, - ответила  Лиза.  -  Не  все  ли  равно,  на  какой  скамье
беседовать с богом...
   Василий достал из бумажника шестьсот франков.
   - Благодарю вас! - Кюре спрятал деньги в карман  брюк  под  сутаной.  -
Квитанций  мы  не  выдаем,  но  в  книге  нашей   церкви   будет   сделана
соответствующая запись о закреплении этих мест за вами.
   Пожелав друг Другу счастливого рождества, они расстались.
   - Вот черти полосатые, - шепнул Василий Лизе, беря ее под руку, -  даже
местами в божьем храме торгуют!
   - Значит, придется исповедоваться этому старому фарисею?
   - Самым исправным образом, не реже раза в месяц!
   - Ах ты господи! Придумывай теперь грехи, чтобы получить  отпущение!  -
Лиза вздохнула.
   - Да, дорогая, выдумывать грехи, пожалуй, труднее, чем совершать  их!..
Впрочем, когда соберешься на исповедь, я придумаю тебе  такие  грехи,  что
все завидовать станут!..
   Дома,  среди  разных  программ,  проспектов  из  спортивного  клуба   и
пригласительных билетов, их ожидало письмо "отца". Он  поздравлял  сына  и
невестку с рождеством Христовым и  с  Новым  годом.  После  многочисленных
пожеланий он выражал свою радость по  поводу  коммерческих  успехов  сына.
Передав поклоны от родных  и  сообщив  о  здоровье  тети  Клары,  которая,
благодарение богу, поправляется, "отец" писал, что ее сын, Юзеф  Холек,  в
самое ближайшее время собирается  на  студенческие  каникулы  во  Францию.
"Юзеф позвонит тебе по телефонам, номера которых ты мне сообщил, и я очень
прошу - повстречайся с ним, помоги ознакомиться с  достопримечательностями
столицы мира. Если же ты очень занят и не можешь  уделить  ему  достаточно
внимания, пусть им займется Марианна. Он, как ты знаешь, парень хороший  и
вполне заслуживает того, чтобы его приняли как следует.  Деньги  присылать
мне не надо, лучше пустить их в оборот.
   Не пишу подробно, в надежде, что Юзеф расскажет вам обо всем..."
   Они читали и перечитывали письмо "отца".  Было  ясно:  курьер,  который
приезжает к ним, имеет достаточные полномочия. Что другое  могли  означать
слова: "Юзеф парень хороший и заслуживает  того,  чтобы  его  приняли  как
следует"? Значит, этому Холеку можно доверить все. В письме нет ни единого
слова ни о Сарьяне,  ни  о  Вебере.  Последние  строки  письма:  "Не  пишу
подробно, в надежде, что Юзеф расскажет вам обо  всем"  -  вот,  наверное,
ответ и на этот вопрос.
   Вскоре после Нового года раздался телефонный звонок.
   "Квартира Ярослава Кочека?" - "Да..." - "Здравствуй, брат, говорит Юзеф
Холек. Твой отец обещал написать обо мне, -  ты  получил  его  письмо?"  -
"Получил. Где же ты, Юзеф, почему не едешь к нам?" - "Чтобы не  беспокоить
вас, я остановился в гостинице.  Но  если  вы  дома,  могу  приехать  хоть
сейчас". - "Мы  дома  и  ждем  тебя.  Постой,  с  тобой  хочет  поговорить
Марианна, передаю ей трубку". - "Здравствуй,  Юзеф!  Как  тебе  не  стыдно
останавливаться в гостинице?" - "Я уже сказал, - не хотел беспокоить вас".
- "Ну ладно, приезжай скорее, мы тебя ждем. Наш адрес ты знаешь...  Возьми
такси и приезжай, мы с Ярославом так соскучились по дому..."
   - Василий, как ты думаешь, наш телефон  на  подслушивании?  -  спросила
Лиза, положив трубку.
   - Не думаю, но быть осторожным не мешает. Береженого и бог бережет!
   - Знаешь, почему я спрашиваю? Мы  -  словаки,  подданные  Чехословацкой
республики. Но ни словацкий,  ни  чешский  язык  не  удосужились  изучить.
Ленивые мы с тобой  люди.  К  нам  приезжает  бл