стычка  между
строптивым новичком и  завхозом,  которого  многие  побаивались:  от  него
зависела  жизнь  в  отряде.  Он  мог  "отмазать"   у   начальника   отряда
провинившегося от наказания, а мог, наоборот, "устроить"  наказание,  если
кого-то невзлюбил. Короче говоря, с ним старались не портить отношений.
     - И что дальше? - ухмыльнулся Савелий, продолжая одеваться.
     - Смотри: тебе жить... - многозначительно  произнес  завхоз  и  снова
закричал: - Чего уставились? Быстро выходим! - Потом повернулся к  Савелию
и негромко, но чтобы слышали окружающие, бросил с ехидной усмешкой:  -  До
отбоя переберешься на третий ярус! Ясно? Вот так... - Он пошел к выходу.
     Савелий хотел что-то возразить, но покачал головой и промолчал: вот и
реакция на ночные события... Интересно! Завхоз спит у себя в  каптерке,  а
ему уже все известно! Разведка... Но  Савелий  удивился  другому:  блатные
получили отпор, а "сука" вдруг недовольна... Есть о чем подумать...
     Когда он едва не последним выходил из  секции  на  проверку,  к  нему
подошел завхоз.
     - Говорков, на вахту! - крикнул он, словно Савелий находился в  конце
секции, а не в двух шагах от него.
     - Зачем?
     - Там узнаешь! - многозначительно ухмыльнулся тот...
     Постучав в дверь комнаты дежурного  помощника  начальника  колонии  и
услышав "Войди!", Савелий переступил ее порог, прикрыл дверь и невозмутимо
доложил - капитану Зелинскому:
     - Осужденный Говорков! Вызывали?.. Завхоз сказал...
     - Вот ручка, бумага... садись, пиши! - После ночного дежурства  глаза
у капитана были красные и воспаленные.
     - Что писать? - искренне удивился Савелий.
     - Об®яснительную...
     - Какую?
     - Что ты ваньку валяешь? - Зелинский устало хлопнул по столу.  -  Что
произошло сегодня ночью?
     - А что произошло сегодня ночью? - невозмутимо спросил Говорков.
     Поведение заключенного вывело капитана из себя, и он зло начал:
     - Та-а-ак... Значит, ничего? Ты спокойно отработал, пришел, лег спать
и спал до самого под®ема, не просыпаясь?
     - Так...
     - И никто к тебе не приходил? Никто не хотел свести с тобой счеты?
     - Никто...
     - И ты так спал, что не заметил целой группы осужденных? И Аршин,  то
есть Бирюков, сам упал с крылечка и сломал себе челюсть?.. А вместе с  ним
упали еще трое, сломав ребра и получив тяжелые  сотрясения  мозгов?!  Так,
что ли?
     - Но я-то при чем? На мне-то нет  ничего  подобного:  ни  ушибов,  ни
синяков... Могу раздеться...
     - А это мысль! - воскликнул капитан, уверенный, что  сейчас-то  он  и
сможет изобличить лгуна. - Раздевайся!
     Савелий, пожав плечами, начал оголяться. Раздевшись по пояс и спустив
брюки, спросил:
     - Трусы снимать?
     - Повернись! - приказал Зелинский, внимательно  оглядывая  его  тело.
Заметив страшный шрам на спине, нахмурился.
     - Откуда шрам?
     - На спине, что ли? - не спеша одеваясь, равнодушно спросил  Савелий.
- Это по пьяни, в драке одной...
     - Сила есть - ума не надо!
     - А что, битие определяет сознание!
     - Да ты, гляжу, философ!
     - Это ваша философия, не моя...
     - Наша?
     - Ну, тех, кто в погонах! Прав тот, у того больше прав, а не тот, кто
прав! Не ваша  ли  это  мысль?  -  нервно  застегивая  телогрейку,  бросил
Савелий.
     - Не все так думают... - тихо заметил Зелинский.
     - Бросьте! Не все думают, да все поступают.
     - Вот что, философ, до прихода режима посидишь в ШИЗО! Это, кстати, в
твоих же интересах...
     - И все-то вы за меня знаете: что лучше, что хуже.
     Зелинский пристально посмотрел на него и крикнул:
     - Федор Федорович! В комнату заглянул пожилой прапорщик.
     - У нас четырнадцатая свободна?
     - Там же Игумнов!
     - Игумнов? Не освободился еще? - поморщился капитан, но вдруг,  хитро
улыбнувшись, предложил: - А что, даже интересно! Вот к нему и посади...  К
этому рецидивисту...



        В ШИЗО С "РЕЦИДИВИСТОМ"

     В четырнадцатой камере Савелий уже сидел, когда их этапом доставили в
зону. Тогда он был в наручниках и в камере был жуткий холод. Сейчас в окно
вставили стекло, и в ней было сравнительно тепло.
     В самом углу у трубы отопления сидел маленький старичок. На  вид  ему
было за семьдесят. Сморщенное, похожее на моченое яблоко  лицо  напоминало
старушечье. Совершенно беззубый рот был плотно закрыт, и подбородок  почти
касался носа. Глаза у него слезились то ли от старости, то ли болели.
     - Привет, отец! - проговорил Савелий.
     - Ага... Курить фто е? - прошамкал тот.
     - Не курю, отец...
     - Фудо, шовшем фудо... - тяжело вздохнул старик.
     - Это правда, что ты  рецидивист?  -  спросил  Савелий,  присаживаясь
рядом.
     - Шишнадцатый раж шижу... - согласно кивнул дед. - Шорох ходов вже...
     - Сколько же тебе лет?
     - Жа шипадешат... мышлю... - Он еще больше  наморщил  лоб,  вспоминая
что-то. - В шорок третям пощадили, так и гуляю...
     - В сорок, третьем? За что же тебя?  Ведь  и  пятнадцати,  верно,  не
было? - удивился Савелий. - Так жа  Шталина,  милай,  жа  его  родимого...
Двачать пять и дали...
     - Как же ты умудрился-то за него в тюрьму сесть? Или родители были  в
чем замешаны?
     - Не-е-е... Родителев не было: широта я... На  монштрачии  неш  ображ
Шталина и уронил в гряжь: меня и забрали...
     - А потом что же, разбойничать начал или воровать?
     - Нет, милай... Какой с мени ражбойник аль вор?.. Жа  пашпорт  папку,
жа него, милай, шнжу, гажу...
     -  Ты  хочешь  сказать,  что  пятнадцать  раз  сидишь  за   нарушение
паспортного режима? - догадался вдруг ошарашенный Савелий.
     - Почему хочу, посажал уж...
     - А в ШИЗО за что попал?
     - Так шрок у меня кончатша шереж два  дня,  а  куды  мне  итать?  Нет
никого - ни родных, ни ближних... Напишал  я  в  Кремль,  Горбашову,  чтоб
разрешил,  значит,  оштатьша  ждешь,  в  жове,  жима  же,  куды  мне...  А
начальство и прознало,  што  мимо  них  пишмо  отправил  на  волю,  вот  и
жашадали...
     - Правда, что ли?
     - Эй, щинок, щинок  -  покачал  он  маленькой  головой  и  с  грустью
отвернулся и теплой трубе...
     Савелий снял с себя  куртку  спецовки  и  прикрыл  ею  иссохшее  тело
старика.
     -  Шпашибо,  щинок...  -  благодарно  прошепелявил  тот,  купаясь   в
неожиданный подарок. - Как думаешь, дождусь ответа из Кремля? Савелий  лег
на голые доски и прикрыл глаза... Поспать, однако, не пришлось: вскоре его
отвели к начальнику режимной части - розовощекому капитану.
     - От кого решил в ШИЗО спрятаться? - хмуро глядя на него, спросил  он
Савелия.
     - И не собирался! - буркнул Говорков. - Сам не знаю, за  что  в  трюм
опустили...
     - Так уж и не знаешь? - Капитан хитро посмотрел ему в глаза,  но,  не
дождавшись ответа, сказал: - Ладно, иди на работу, нечего прохлаждаться...
Коль припечет - сам прибежишь...



        У КЕШКИ

     Потянулись медленные  и  однообразные  дни.  Окружающие,  поняв,  что
Савелий не склонен допускать кого-либо в свою душу, оставили его в  покое,
предоставив возможность "вариться в собственном соку". Именно  это  ему  и
было нужно, об этом они мечтал: остаться одному со  своими  переживаниями,
со своими мыслями...
     Однако в зоне были и те, кто не хотел мириться с его независимостью и
при любом удобном случае старался "ткнуть мордой в  грязь",  "поставить  в
стойло"...
     Нет, это были не блатные: Король выполнил свое обещание, и  никто  из
них не задевал Савелия. Как ни странно,  его  независимость  не  нравилась
другому "лагерю" - к нему относился завхоз, который не  упускал  ни  одной
возможности, чтобы не состряпать на Савелия докладную, не послать  его  на
внеочередные хозработы  как  нарушителя  режима  содержания.  Бесстрастная
реакция  Савелия  еще  больше  озлобляла  самолюбивого   завхоза.   Другим
человеком этого "лагеря" был заместитель командира роты капитан Зелинский,
для него Савелий стал об®ектом "усиленного внимания", и при каждом удобном
случае он проявлял особую "заботу".
     Правда, одно событие несколько улучшило положение Говоркова  в  зоне,
несколько смягчило завхоза. Как-то незадолго до утреннего под®ема  Савелия
разбудил завхоз и шепотом предложил зайти к  нему.  Его  заискивающий  тон
настолько, удивил Савелия, что он быстро оделся и пошел в каптерку.
     Завхоз молча протянул ему увесистый сверток и, увидев  недоумение  на
лице Савелия, многозначительно проговорил:
     - От кого, надеюсь, понятно?..  Савелий  пожал  плечами  и  развернул
сверток: новый костюм черного цвета, спецовка вольного покроя  с  двойными
швами,  шапка  с  натуральным  мехом,  шерстяной  шарф  и  белью   вязаные
перчатки...
     С этого дня он с удивлением обнаружил, что относиться  к  нему  стали
более уважительно. Любой коллектив, в том числе и людей, лишенных свободы,
представляет собой точную копию общества в целом. Только в местах  лишения
свободы все пороки более  обнажены,  более  изощрены.  Сильный  -  значит,
правый. Хорошо одет - значит, имеет возможности и т.д.,  а  такого  больше
уважают или завидуют ему...
     Однако ничто не изменило Савелия, он продолжал держаться особняком не
только в жилой зоне, но и на работе. Хотя на  работе  уединиться  труднее:
приходится разговаривать в силу "служебной необходимости". У  Савелия  все
легко получалось, и к нему часто обращались за  помощью  то  бригадир,  то
мастер, зависящий, как и все, от выполнения плана.
     Заметив его безотказность, мастер чуть  подобрел  к  своему  тезке  и
старался по возможности поощрять его:  то  в  приказе,  то  дополнительным
отовариванием в магазине зоны. Конечно, он был  весьма  скуден:  не  самые
лучшие рыбные консервы да каменные пряники, но и это  выручало  в  трудную
минуту...
     Чтобы ни о чем  не  думать,  Савелий  полностью  окунулся  в  работу,
прихватывая и вторую, а то и третью смены. Труднее было,  когда  наступали
праздники. В  эти  "свободные"  дни  ничего  не  отвлекало,  и  начиналось
самокопание, на. Савелия накатывало такое, что  в  пору  волком  выть  или
биться головой об стенку... К счастью для Савелия, таких дней выпадало  не
очень много.
     Поначалу Савелий избегал общения со своим бывшим  сослуживцем  Кешкой
Сахно. Почему-то Кошка вызывал в нем раздражение, бередил душу,  напоминая
о счастливом и радостном прошлом, заставлявшем сжиматься  сердце.  Но  шли
дни, и Савелию неожиданно захотелось удариться в эти воспоминания.
     Он стал чаще появляться  в  "мастерской",  как  претенциозно  называл
Кошка свою комнатушку. Надо  заметить,  что  толком  поговорить  им  почти
никогда не удавалось: каждый раз кто-нибудь да мешал -  то  завхоз  зайдет
что-то надписать, то комендант зоны с  заданием  начертить  или  расписать
какой-либо "уголок" обязательств, сатиры или санитарии и гигиены, а то  из
администрации  кто  пожалует  для  проверки,  "шмона",   обычно   "визиты"
заканчивались просьбой переплести книги или журналы...
     - Что делать? - говорил в таких случаях Кошка.
     - Хочешь жить - умей вертеться Сейчас-то еще ничего... Вначале трудно
было: то режимник заскочит, то кум нагрянет, то из роты, то из  батальона,
и каждому дай... Сколько красок, кистей, сколько  книг  зашмонали.  Увидит
детектив: "Дай почитать!" Попробуй, не дай! Раз дал,  два,  а  возвращать,
так нет, потерял, говорит... Э-э, думаю, шалишь! Хватит!  Хрен  вы  больше
что возьмете...
     - Так и сказал? - ухмыльнулся Савелий.
     - Что ж я, дурак, что ли? Я поумнее придумал...
     - Он хитро прищурился. - Пару раз столкнул их лбами, сразу зауважали!
     - Как это?
     - Очень даже просто!  Пришел  как-то  режим...  Ну,  этот,  Цитрамон.
Кличку эту дали острословы за его пагубную страсть к зеленому змию. Причем
пьет он все, что горит и имеет градус или с ног сшибает, по его выражению.
И, естественно, после принятия какой-нибудь гадости утром  от  него  несет
всякими парами, и голова трещит, как пустой орех, для поправления  которой
он и  ныряет  перся  проверкой  в  санчасть,  глотает  обычную  свою  дозу
цитрамона: пять таблеток. Так вот, повадился он ко мне и  тащил  все,  что
можно было загнать на опохмелку. А тут как-то кум дал мне переплести Агату
Кристи... -
     - А Цитрамон увел ее, и ты "не стал молчать  об  этом"?  -  догадался
Савелий и фыркнул: Представляю их душевный разговорчик!
     - Таким образом, еще кое-кого так наказал... С тех пор и зауважали...
Да  и  с  левыми  работами  приставать  перестали...  По   крайней   мере,
бесплатно... Хозяин мне - сделай то-то и  то-то,  а  я  ему  -  не  успею,
такой-то приказал сделать ему... Тот на дыбы: "Посылай всех  ко  мне,  кто
мешает исполнять мои поручения!" С тех пор только по  его  записке  теперь
работаю, если мне не выгодно или не хочется делать кому-нибудь...  Правда,
стараюсь не очень борзеть: вмиг скушают... А ты что такой смурной?  Устал,
что ли?
     - С Зелинским цапанулся... - буркнул Савелий.
     - Опять? Чего он к тебе привязался: мужик вроде  неплохой...  Что  на
этот раз?
     - Неплохой! Самая настоящая мразь! -  вспылил  Савелий.  -  Снимаемся
вчера с промзоны, кричит: "Осужденный Говорков, почему пуговица верхняя не
застегнута?"
     - Он что, на с®еме вчера был? - озабоченно спросил Кошка. - Ну и что?
     - Что-что! Ларек, вот что!
     - Второй раз ларьком хлопает! Да ладно, не бери в голову: видно,  под
руку попался!
     - Ага, под руку! А в прошлые разы тоже под руку? Когда же они оставят
меня в покое?
     - Ты, Савелий, главное - держись: нервы береги
     -  может,  они  того  и  добиваются,  чтобы  срок  нам  продлить!  Не
поддавайся!
     - Пойду я! - Савелий встал, раздраженный, непримиримый.
     Кешка хотел остановить, но понял, что приятелю  лучше  сейчас  побыть
одному, пожал ему руку и добродушно улыбнулся:
     - Ты заходи почаще...



        ВСТРЕЧА С АРШИНОМ

     От перенапряжения или просквозило в  цеху,  но  Савелий  почувствовал
сильную головную боль, и все тело  ломало,  как  при  гриппе.  Помучившись
несколько дней, он решил наведаться в санчасть.
     В небольшом  коридоре  санчасти  народу  было  много:  три  скамейки,
стоящие в предбаннике,  занимали  в  основном  и  кто  не  мог  стоять,  -
загипсованные ноги, ранения в живот,  некоторые  с  перевязанной  головой.
Савелий пристроился за парнем с рукой в гипсе. От температуры он настолько
ослабел, что стоял с огромным трудом, на бледном лице проступили бисеринки
мелкого пота. Дверь в коридор санчасти приоткрылась, и на пороге показался
молодой упитанный зек в белом халате, санитар санчасти.
     - Кто к врачу? - важно произнес он.
     - Я на перевязку...  -  заявил  парень  с  перевязанной  рукой,  чуть
посторонившись, пропустил Савелия вперед.
     - Записан? - подозрительно спросил санитар.
     - Нет! У меня температура... Грипп, думаю...
     - Ну и что?! Грипп у него!  Записаться  нужно  было,  не  примет,  не
положено! - Он безразлично отвернулся от Савелия. - Кто записан к врачу?
     - Ты, мразь... - тяжело дыша, тихо выдохнул Савелий. - Я тебя  сейчас
запишу, сука! - Он Шагнул к нему.
     - Ты что, земляк? Я же ничего... Это же не я... - залепетал санитар и
тут же посторонился. - Заходи, Бешеный, может,  примет...  -  Взглянув  на
бирку, суетливо спросил: - Говорков?
     В кабинете терапевта  стояла  медицинская  кушетка,  рядом  с  ней  -
похожая  на  торшер,  с  мощной   подставкой,   сильная   электролампа   с
рефлектором, соллюкс, используемая здесь не только для светолечения, но  и
для  вспомогательного  освещения  больного.  За  столом  восседал  бледный
круглолицый  врач,  с  интересом  листавший  "Советский   экран".   Сквозь
тщательно  отутюженный  зеками  белоснежный  халат   просвечивали   погоны
капитана. Чуть выждав, когда тот соизволит оторваться от чтива, Савелий не
выдержал и зло бросил:
     - У меня температура!
     - Ну и что? - едва взглянув на него, безразлично проговорил доктор  и
буркнул, вновь углубляясь в журнал. - Записан?
     - У меня температура! - почти выкрикнул Савелий.
     - Санитар, принеси карточку... - Врач продолжил свое чтение.
     - Вот, гражданин капитан. - Санитар положил перед ним карту Савелия.
     - Подойди! - проговорил врач,  взял  его  руку  и,  сделав  вид,  что
считает пульс,  тут  же  добавил:  -  Ничего  страшного  -  не  высокая...
выживешь. - Он ехидно посмотрел на Савелия и приоткрыл окошечко  в  Стене,
соединявшее кабинет врача с, процедурным кабинетом. - Танечка, дай ему три
таблетки кальция и  две  аспирину...  За  ночь  пройдет  -  и  на  работу!
Следующий!
     Савелий наклонился и посмотрел на него в  упор,  потом  повернулся  и
пошел прочь.
     - Не понял? - наморщился капитан. - Осужденный!
     - Где вас таких  только  делают?  -  не  останавливаясь,  пробормотал
Савелий.
     -  Осужденный!..  Говорков,  таблетки  возьми!  -  крикнул   вдогонку
капитан.
     - Да засунь ты их себе... - бросил Савелий хлопнул дверью.
     Напяливая в предбаннике верхнюю одежду, Савелий уже не сдерживался  и
поносил капитана от души:
     - Костолом паршивый!..  Коновал  в  погонах!..  Расселась,  падла,  и
картинки смотрит!.. В Афгане бы тебя  повстречать,  суку!  При  выходе  из
санчасти его догнал санитар:
     - Говорков!.. Бешеный, погоди!
     - Да пошел ты! - обрезал Савелий.
     -  Да  погоди...  вот!  -  Он  сунул  Савелию   пачку   таблеток.   -
Температурные, от гриппа... У меня в заначке были... Бери-бери... - Он тут
же ушел, прикрыв за собой дверь.
     Глядя  ему  вслед,  Савелий  немного  постоял,  потом  повернулся   и
столкнулся нос к носу  с  Аршином...  Он  явно  шел  к  врачу.  Жалкий,  с
перекосившимся лицом. Казалось, что его длинный  рост  укоротился.  Увидев
Говоркова, он вздрогнул, вжал голову в плечи и стал  еще  ниже  сообразив,
что опасность не грозит и Савелий не собирается бить его,  Аршин,  шамкая,
как старик, - то ли челюсть неправильно срослась, то ли  из-за  отсутствия
передних зубов, - прищурясь, процедил:
     - Благодари Короля, а то бы давно ногами вперед вынесли...
     - При чем здесь Король? Это же не он, а я  тебя  вразумил,  -  тяжело
дыша, отрезал Савелий.
     - На дурака косишь, что ли? Если бы не он, то... И тут Савелий понял,
что стоящего перед ним  злобного,  опустившегося  до  животного  состояния
человека, у которого инстинкт  преобладает  над  разумом,  уже  ничего  не
сможет исправить. Этот человек признает только  силу.  В  нем  великолепно
уживаются  два  противоположных  начала:  рабское  и  хозяйское.   А   что
преобладает, зависит не от его разума, а от сиюминутной ситуации.  Покачав
головой, Савелий, приблизившись к нему, почти шепотом произнес:
     - У меня свои законы: один раз - предупреждаю, второй - учу, третий -
убью!
     Последнее слово он произнес настолько просто и обыденно,  что  именно
поэтому оно и прозвучало жутко и  страшно.  Аршин  невольно  попятился  от
него, словно сейчас именно тот, третий раз...



        "БЫТ" ЖИЛОЙ ЗОНЫ

     Жизнь брала  свое,  и  Говорков  вроде  бы  даже  начал  привыкать  к
однообразной лагерной жизни: работа, иногда  небольшой  отдых  за  книгой,
телевизором, потом сон, и так каждый День... Но иногда происходило  что-то
такое, чего он более всего боялся: по капельке набиралась, искала  выхода,
но не находила какая-то сила.
     Как-то на фабрике отключилась  электроэнергия,  произошла  авария  на
подстанции, и всех работающие загнали в жилую зону по баракам (жилая  зона
имела автономную электростанцию - не очень мощный движок, которого хватало
на освещение периметра зоны и жилых помещений). Провалявшись пару часов на
кровати (завхоз все-таки изменился  к  нему  и  снова  перевел  на  нижнее
место), Савелий попытался читать, но мысли жужжали, роились, словно пчелы,
хотелось выплеснуть их кому-нибудь, но идти к Кошке не хотелось, а другого
человека не было...
     В  отличие  от  Савелия   с