стоит
белоснежный "Мерседес", прекрасная машина! - ухмыльнулся Савелий. - В  ней
вы найдете его... И мой совет - внимательно осмотрите  машину:  ключи  под
левым задним колесом...
     - Вы можете назваться? - спросил тот, но  Савелий  осторожно  положил
трубку и вышел из телефонной будки.
     Он не стал лишний  раз  рисковать  и  дожидаться  последствий  своего
звонка: остановив проходившее мимо такси, сел в машину и уехал. Стада  ему
было знать, что машина Воланда оснащена специальным "маяком", по  которому
на  него  быстро  вышли  его  "сподвижники"?  Через  несколько   минут   к
"Мерседесу"  под®ехал  милицейский  "Мерседес",   из   которого   выскочил
подполковник милиции. Торопливо подбежав к белой машине, он рассмотрел  на
заднему сиденье связанного приятеля и попытался  открыть  дверцы...  Потом
торопливо вытащил отмычку... Когда сотрудники КГБ выскочили из здания,  то
на указанном месте обнаружили лишь ключи от машины.
     Всего этого Савелий не знал,  да  и  мало  его  волновали  дальнейшие
события: он почувствовал себя легко и  свободно,  словно  сбросил  тяжелый
груз с плеч, который давил его последние месяцы...
     Накупив подарков для Вари и Егоринки,  Савелий  взял  билет  и  перед
самым отходом поезда позвонил своим новым друзьям. Сергея дома не было,  и
Шура была очень огорчена тем, что Савелий не зашел к  ним  попрощаться,  а
Розочка чмокнула его на прощание в трубку и сказала, что очень любит его и
будет ждать "хоть всю жизнь"'...



        К ВАРЕ

     Приехав на станцию, Савелий  решительно  пошел  к  начальнику  и  без
обиняков сказал:
     - Юрий Юрьевич, мне нужно сегодня добраться к Варе...
     - Савелий? - обрадовался тот, словно увидел лучшего друга. Он  крепко
пожал ему руку. - Она уже несколько  раз  звонила:  спрашивала  о  тебе...
Сегодня тоже... Может, предупредить?
     - Не надо: сюрприз хочу сделать!
     - Как, знаешь! - согласился тот и нажал  кнопку  селектора.  -  Маша,
вызови ко мне Захара.
     - Так он в приемной! Сейчас... В кабинет бочком втиснулся  старенький
мужичонка в латаном тулупе.
     - Вот что, Захарыч, отвези-ка его на заимку Калиты.
     - Так вы же хотели... - скрипуче напомнил тот, но начальник перебил:
     - Это потом! Потом! Давай, жми скорее, там человека ждут! - Он  хитро
подмигнул на прощанье и пожал Савелию руку.



        ВОЗВРАЩЕНИЕ

     Когда до заимки оставалось не так далеко, Савелий  предложил  старику
"сбросить" его, но дать свои снегоступы.
     - Потом как-нибудь заберешь - сказал,  он.  Старик  явно  обрадовался
такому неожиданному  предложению:  дома  его  ожидала  бутылочка,  которую
удалось выпросить у старухи,  однако,  зная  крутой  нрав  начальника,  он
"сумлевался"...
     - Так эта, можа, довезти тебя: час-другой - не более  осталось-то?  -
неуверенно  произнес  он,   однако   чуть   придержал   лошадь,   которая,
почувствовав своего хозяина, еле-еле поплелась, утопая в глубоком снегу.
     - Да ты не сомневайся: никто не узнает! -  улыбнулся  Савелий.  -  Ты
меня довез до самой заимки! - Он подмигнул деду.
     - А дорогу-то найдешь?  -  деловито  спросил  старик,  предлагая  ему
передумать.
     - Здесь уже найду: знакомо все! - заверил  Савелий  и  протянул  руку
старику. - Спасибо тебе, отец!
     - Чего уж, давай! - Ответив на рукопожатие, он кивнул на  снегоступы.
- А их в подарок возьми: сам мастерил... Тут, однако, все прямо идтить, не
сворачивай никуда! Прощевай!
     Он стал медленно разворачивать свою кобылу назад...
     -  Но,  милая!  -  прикрикнул  он,  и   лошадь,   почувствовав,   что
возвращается к своему теплому стойлу, побежала резвее.
     Савелий шел медленно, довольно часто спотыкаясь, но это его нисколько
не расстраивало, скорее забавляло. Он обрел душевный  покой  и  чувствовал
себя  почти  счастливым.  Все  беды  и  несчастья,  произошедшие  с   ним,
отодвинулись куда-то в прошлое. Казалось даже, что все это произошло не  с
ним, а с кем-то другим, а возможно, и приснилось в страшном сне...
     Неожиданно вспомнилась Лариса, внутри  что-то  защемило.  Видимо,  ее
образ еще долго будет преследовать его.
     Савелий остановился, чтобы перевести дыхание,  тяжелое  от  морозного
воздуха. Неожиданно он увидел метрах в тридцати от себя зайца-беляка. Стоя
на задних лапках, он обгладывал кору осины. Насторожившись от легкого шума
скрипучих снегоступов, косой оставил в покое  дерево,  встал  вытянувшись,
смешно скрестив передние лапы на груди,  как  грешник  перед  молитвой,  и
начал водить, словно  локаторами,  своими  длинными  ушами  из  стороны  в
сторону. Заметив неподвижно замершего Савелия, косой, вероятно,  решил  не
испытывать судьбу: заложив уши за спину, стремительно исчез в густой чаще.
Чего напугался ушастый? Вроде он стоял не шелохнувшись...  И  тут  Савелий
услышал какой-то странный звук, доносившийся  откуда-то  сверху:  виновник
заячьего страха сидел на дереве и ловко вылущивал сосновые шишки. Это  был
клест-сосновик. Его крючковатый клюв, похожий на  попугаев,  позволял  ему
ловко и быстро извлекать из шишек вкусные семена...
     Стемнело очень быстро, и ударил такой  мороз,  что  Савелию  пришлось
энергичнее работать ногами и руками, чтобы не замерзнуть. Он даже  пожалел
в какой-то момент, что отпустил Захара. Яркая  луна  хорошо  освещала  все
вокруг, и Савелий легко ориентировался. В тайге  все  погрузилось  в  сон,
стояла такая тишина, что при дыхании Савелий - слышал  странный  звук:  он
вспомнил рассказ Вари об этом звуке...
     Он назывался "шепотом звезд". Дело в том,  что  дыхание  при  сильном
морозе,  точнее,  выдыхаемый  воздух  моментально  превращается  в  мелкие
кристаллики. Эти кристаллики трутся  друг  о  друга,  издавая  характерный
шорох, который и прозвали местные жители "шепотом звезд", потому что такой
сильный мороз бывает только по ночам.
     К заимке Савелий добрался далеко за полночь, а в окнах дома  все  еще
горел свет. Когда Савелий открывал калитку, она предательски скрипнула,  и
на крыльце мгновенно показалась Варя, а Мишка бросился, к нему навстречу с
радостным лаем.
     - Господи, я уж волноваться начала: все нет и нет, нет и нет! Что  же
так долго-то? А где Захар? - Она подошла к Савелию и прижалась к груди.
     - Да я...  это....-  растерянно  говорил  Савелий,  с  трудом  шевеля
замерзшими губами. - Я решил пешком добраться.
     - Горе ты мое! Мигом в баньку: я ее загодя раскочегарила!
     - Банька - это здорово! - обрадовался Савелий. - Я шел и  думал:  как
хорошо бы сейчас в баньке оказаться! Но откуда ты узнала? Неужели  станция
оповестила?
     - Он долго отмалчивался, но  я  догадалась  и  вытянула  из  него!  -
рассмеялась Варя. - Вот не знаю, успела ли нагреться, как ты любишь...
     - Я так продрог, что любое тепло покажется чудом!..
     - Иди прямо туда: все уже там - и  во  что  переодеться,  и  квас,  и
мята...
     - А веники?
     - А как же! - усмехнулась она.
     - Ты просто клад, а не женщина! - Он ткнулся носом в ее щеку.
     - Иди уж, клад! - смутилась Варя и подтолкнула в сторону бани.
     На скамейке предбанника лежало выглаженное нижнее белье, рядом -  два
веника, как он и любил: березовый  и  дубовый  с  веточкой  можжевельника.
Банька была хоть и небольшая, но очень умело выстроенная. Видно, тот,  кто
строил  ее,  разбирался  в  этом  непростом  деле:  внутри  всегда   стоял
удивительный хвойный запах, что зависело от правильного выбора  дерева,  с
одной стороны, и его аккуратного распределения - с другой. Кроме того, при
сравнительно небольшой площади внутри было даже просторно.
     Раздевался  Савелий   медленно,   стараясь   постепенно   подготовить
продрогшее тело к жару. Когда комфорт почувствовал и внутри, то  начал  не
торопясь заниматься вениками. Это был целый ритуал: сначала он замочил оба
веника в кипятке, а в большом специальном ковше запарил листья мяты, после
чего немного посидел на нижнем полке, дождавшись, пока не выступит  первый
пот, затем перебрался на средний, где пробыл недолго, чуть склонив голову.
Прочувствовав,  что  тело  хорошо  прогрелось,  саднел  вниз,   нахлобучил
фетровый колпак на голову (это была потерявшая форму старая Барина шляпа),
натянул брезентовые  рукавицы,  зачерпнул  ковшиком  кипятка  из  котла  и
плеснул на раскаленные камни...
     Вихрем пронесся по парилке пар, обжигая тело, но  Савелий  передернул
плечами от удовольствия. Процедив сквозь марлю раствор мяты, разбавил  его
водой - кипятком из бака - и снова плеснул на камни: по  баньке  мгновенно
распространился благоуханный запах мяты. Вынув из тазика веники,  обмакнул
их несколько раз в холодную воду, тщательно  отряхнул  и  полез  на  самый
верхний полок...
     Савелий был заядлым парильщиком, любителем русской бани, у  него  был
выработан целый комплекс приготовлений не только к самой процедуре,  но  и
четкий ритуал, которого он придерживался. Он не стал хлестать  себя  сразу
веником, как обычно это делают непосвященные. Нет, он начал  с  того,  что
легкими, осторожными движениями нагонял вениками на кожу горячий пар, едва
прикасаясь,   "лаская"   раскаленными   листьями   кожу,   постанывая   от
необ®яснимого удовольствия, которое можно  получить  только  в  русской  и
никакой другой бане. И только потом, когда обжигающий пар несколько ослаб,
принялся вовсю хлестать себя обоими вениками.
     Нахлеставшись вволю,  спустился  вниз,  немного  отдохнул,  безвольно
распластавшись  на  широкой  скамье,  охладился  в  предбаннике   холодным
кваском, крякнув от удовольствия, потом снова  набрал  и  разбавил  мятную
настойку водой, зашел в парилку и вновь брызнул на  камни,  вновь  горячий
аромат травы облетел баньку, и дышать  снова  стало  легко.  На  этот  раз
Савелий парился долго, как говорится, "до седьмого пота"... Отдых тоже был
продолжительным, до полного восстановления дыхания и покой. После этого он
тщательно, не торопясь, промыл тело, чуть не сдирая кожу огромным мочалом,
ополоснулся холодной  водой  и  снова  полез  наверх,  чтобы  чистые  поры
открылись и вышли остатки пота...



        ПРИГОВОР ОТМЕНЕН!

     -  Что  с  тобой,  Саша?  Какой-то   ты   возбужденный...   Случилось
что-нибудь? - встревожено спросила Зелинского жена, когда  он  вернулся  с
работы.
     - Случилось... - задумчиво отозвался он и неожиданно  чертыхнулся.  -
Помнишь, я тебе рассказывал о группе, которая  втянула  Говоркова  в  свои
игры?
     - Да, ты говорил, что все арестованы и дело  Савелия  затребовали  на
доследование... Что, есть новости?
     - Еще какие! Сейчас говорил с Москвой...
     - С Богомоловым? - сразу догадалась она.
     - Новостей хоть пруд пруди!  -  кивнул  он.  -  Во-первых,  об®явился
Говорков...
     - Поймали? - нахмурилась она.
     - Нет! Судя по всему, он сам решил действовать.  Одному  из  заправил
этой преступной группы удалось избежать ареста,  и  была  известна  только
кличка - Воланд...
     - Надо же, начитанный жулик пошел: Булгакова читает... И что же?
     - Каким-то образом Савелию удалось выйти на него...
     - Погиб? - невольно  воскликнула  она,  почувствовав  в  голосе  мужа
странные ноты сожаления. Зелинский вдруг рассмеялся.
     - Знаешь, что удумал этот шутник, по прозвищу Бешеный? Доставил  пред
окна госбезопасности... День был не рабочий,  и  Богомолова  на  месте  не
оказалось... Замначальника управления, который  был  на  месте,  слышал  о
Воланде, но ничего не знал о  Савелии  и  когда  разговаривал  с  ним,  то
подумал, что кто-то разыгрывает или  хочет  пустить  по  ложному  следу...
Короче говоря, послал трех сотрудников проверить сигнал... Когда они вышли
из здания, то нашли только след от "Мерседеса"... У замначальника все-таки
хватило ума связаться с Богомоловым, и тот моментальное выехал  на  место,
но, кроме ключей от "Мерседеса", о которых говорил Савелий, ничего.
     Была сразу же подключена оперативная группа, организованы поиски,  но
Воланд, как в Савелий, словно в  воду  канул...  Удалось  найти  таксиста,
который отвозил Савелия  на  Казанский  вокзал.  Куда,  зачем?  Ничего  не
известно, следы обрываются... О Воланде, кроме его клички и возраста - его
успел рассмотреть один  из  опрошенных  свидетелей,  -  так  ничего  и  не
известно... Единственный, кто может помочь в его розыске, -  Савелий...  А
он  уверен,  что  Воланд  арестован.  Теперь  Савелию  грозит  смертельная
опасность: наверняка тот постарается расправиться с ним...
     - Неужели ничего нельзя сделать? - тяжело вздохнула Зелинская.
     - Эта тварь не остановится ни перед чем: Богомолов уверен, что смерть
адвоката Савелия и самоубийство Петровой Ларисы, подруги Савелия,  -  дело
его рук... Жаль парня... Получить полную реабилитацию
     - Его реабилитировали? - обрадовалась она. - А побег?
     - Наказали пока в счет ранее отсиженного срока...
     - Как же я рада за него! Господи, неужели ничего нельзя сделать?
     - Работаю я тут над одним человеком, но... он чем-то явно запуган! Ты
его должна помнить: из местных... Помнишь,  еще  сокрушалась,  что  такого
старика за браконьерство посадили...
     - Конечно, помню. Нашли преступника! -  возмутилась  Зелинская.  -  А
он-то при чем?
     - Его несколько раз видели с одним из бежавших, наверняка тот выбивал
из него маршрут... А он лет тридцать в тайге живет и имеет  свои  укромные
жилища!..
     - Может, мне с ним поговорить, как женщине?
     - Не знаю, познаю: не спугнет ли его это?
     - А что мы теряем? Все равно молчит!
     - Вот что, завтра попробую поговорить -  с  Королем...  он  наверняка
что-нибудь да знает...
     - Да ты что? - Она встала и начала нервно ходить по комнате. -  Нашел
кого на откровенность вызывать.
     - Откровенности я от него не жду...  -  вздохнул  Зелинский.  -  Хочу
использовать ситуацию: что-то не совсем ладно в стане  уголовников...  Ох,
не ладно...



        ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ "ДЕНЬ ПЕЧЕНЬЯ"

     Варя  окинула  придирчивым  взглядом  праздничный  стол  и   довольно
улыбнулась. Такому столу мог позавидовать не один городской ресторан. Чего
только здесь не было: с особыми секретами консервированные овощи и фрукты,
сохранившие свежий вид, несколько разнообразных салатов, варенья  с  давно
забытыми вкусами, черная и красная икра, рыба нескольких сортов...  И  над
всем этим богатством возвышались две бутылки марочного вина  и  графинчике
голубичной  настойкой.  Свежая  зелень  освежала   стол,   придавая   орлу
действительно праздничный вид.
     Варя улыбнулась: очень удачно вышло с банькой, а то  сюрприза  бы  не
получилось... Как он сказал? Клад? Нашел клад? Но его слова были,  конечно
же, приятны ей... Савелий вернулся каким-то другим, успокоенным,  что  ли.
Вероятно, поездка  оказалась  удачной.  Вроде  начал  отогреваться...  Она
вспомнила, с каким воодушевлением и волнением  рассказывал  он  о  детском
доме? Говорят, в трудные  минуты  своей  жизни  человек  вспоминает  самое
дорогое или  самое  отвратительное  в  своей  жизни!  Интересно,  к  какой
категории он относит детский дом?.. Стоп! Кажется, идет...
     Савелий вошел в комнату и остановился,  пораженный  увиденным.  Глаза
Вари смущенно и радостно поблескивали.
     - Что за праздник? - выговорил он наконец.
     - Как? Ты забыл, какой сегодня день? Это твой праздник, дружочек!
     - Мой?! - Он даже несколько испугался.
     - Да, твой, Савушка, твой! Сейчас... - Она открыла  шкаф  и  вытащила
охотничий карабин. - С рождением тебя!
     - Тьфу, а я и забыл что сегодня - четвертое  ноября!  -  в  радостном
возбуждении воскликнул он, потом помолчал минут  и  поднял  глаза,  полные
слез. - Варя... Варечка... Спасибо  тебе...  никогда  не  забуду...  всего
этого... Ты даже не представляешь, что ты для меня сделала!
     - Ну что ты, Савушка! - Варя смутилась и не знала куда деться, потом,
желая замять неловкость, шлепнула себя, по лбу. - Совсем ты  меня  сбил  с
толку: минутку! - Она метнулась на кухню и внесла в комнату  целый  поднос
домашнего печенья.
     -  Боже  мой,  печенье!  -  совсем  по-детски  воскликнул  Савелий  и
неожиданно чмокнул Варю в щеку.  -  Вот  это  праздник  так  праздник!  Ты
знаешь, у меня никогда не было  ничего  подобного!  Варечка,  милая!  -  с
нежностью говорил он, впервые называя ее так ласково, но это вырвалось как
бы случайно, от нахлынувших воспоминаний о  прошлом:  о  жизни  в  детском
доме, об Афганистане, о госпиталях, в которых он валялся после ранений,  о
трудной работе на траулере, когда они забывали обо всех юбилеях и памятных
датах, перенося их празднование на время возвращения из  долгого  плавания
на берег...
     Вспомнил он и о тех дорогих ему людях,  которые  помогали  в  трудные
минуты его жизни, о своих потерянных  боевых  друзьях...  Многое  вспомнил
Савелий, взволнованный вниманием этой удивительной женщины по имени  Варя.
Вспомнил даже родную тетку, сумевшую перед смертью подняться над  какой-то
семейной обидой... Не вспомнил  только  имя  женщины,  предавшей  его!  Не
вспомнил, хотя  и  ее  конец  Оказался  трагичным!  Не  вспомнил!  Значит,
вычеркнул ее из своей памяти. Вычеркнул навсегда!..
     Возникшая было некоторая  неловкость  исчезла  после  первого  тоста,
который произнесла Варя пожелав ему "огромного счастья на долгой и трудной
дороге жизни"... Потом вытащила из комода бутылок странной формы и  налила
в рюмки.
     - За такой тост нужно пить только эту настойку!
     - Какой необычный вкус? - удивился Савелий. - На чем она?
     -  О-о!  Это  большой  секрет!  -  таинственно  произнесла   Варя   и
речитативом продолжила с некоторым пафосом: -  Это  великая  тайна  нашего
древнего рода, уходящая своими корнями к давним тайнам  тибетских  монахов
Но  тебе,  о,  чужеродный  странник,  прошедший  тяжкие  испытания,   дабы
достигнуть нашей далекой земли, я  открою  эту...  -  она,  заговорщически
понизив голос, приставила палец  к  губам,  -  тайну  напитка...  Великого
Напитка Жизни!
     И выскользнула из комнаты... Заинтригованный, Савелий с  любопытством
и нетерпением поглядывал на дверь, за которой  скрылась  Варвара.  Наконец
дверь широко распахнулась и впустила девушку в комнату.
     Савелий остолбенел от удивления, даже  раскрыл  рот,  а  потом  шумно
зааплодировал... Варя была одета в национальный костюм одного  из  народов
Дальнего Севера какого - Савелий не знал - расшитую оленью тунику, которая
дополнялась  всевозможными  металлическими  украшениями,  издававшими  при
малейшем движении своеобразные мелодичные  звуки.  Голову  украшали  яркие
ленточки и побрякушки. В зубах  она  держала  длинную  деревянную  трубку,
украшенную затейливой резьбой, в руках - гитару.
     - Это единственная вольность, которую я  себе  позволила,  -  кивнула
Варя на гитару. - Так и не смогла научиться играть на тамтаме.
     Легко пробежав пальцами по струнам, она  проверила  настройку,  затем
вырвала какой-то замысловатый аккорд,  вытащила  изо  рта  трубку  и  тихо
запела.
     Это была странная песня, скорее баллада. Сначала ему показалось,  что
слова взяты из какой-то сказки или легенды,  но  потом  песня  поведала  о
событиях, которые ему  уже  были  известны:  о  гибели  доброго  человека,
самоотверженно преданного своему делу, о девушке, покинувшей родной  город
ради большой любви к этому человеку, об умной и сильной  собаке  по  имени
Мишка. Говорилось в песне и о тайге,  о  том,  какое  огромное  количество
секретов здоровья сокрыто в ее травах и плодах...
     Слушая Варю, Савелий вдруг вернулся к мысли, не отвернется ли от него
Варя, узнав, что он - бежавший из колонии зек, что осужден на долгий  срок
заключения? Это же не год, не два, даже не пять лет! Девять!!! Да за побег
три года! Двенадцать лет!! Двенадцать... Целая жизнь!
     Нет, хватит ему испытывать судьбу!  Хватит!  Довольно!  Нужно  что-то
предпринимать... и чем скорее, тем лучшего каждым днем будет все  труднее:
по жив