- на общих основаниях,  -  словно
оправдываясь, поморщился начальник войскового наряда.
     - А его зачем в браслеты закопали? Здесь же зона...
     - Начальству виднее... - Прапорщик повернулся к дежурному по ШИЗО.
     - Четырнадцать - в первую, его - в  четырнадцатую.  -  Он  кивнул  на
Савелия и фыркнул: - Надо же, как совпало: четырнадцать в одну, а одного -
в четырнадцатую... Наручники не снимать до понедельника!
     - Как? - удивился дежурный.
     - А  так!  Сказано  -  выполняй!  -  раздосадовано  бросил  начальник
войскового наряда и быстро пошел к выходу.



        В КАМЕРЕ ШИЗО

     Камера, где оказался Савелий, была очень маленькая: метра два шириной
и три - длиной, тусклая лампочка  высвечивала  бугристые  бетонные  стены,
ведро-парашу, прикрытую крышкой, да алюминиевую кружку, валявшуюся на полу
в переднем углу. У самого потолка - окошечко с мощной решеткой. Стекла  не
было, низ  окошка  так  тянуло,  что  небольшая  толстая  труба  отопления
совершенно не справлялась с холодом.
     Савелий дыхнул, и изо рта повалил густой пар. Сбросив одеяло на  пол,
он ухватился за один его край скованными руками, на другой наступил  ногой
и, помогая зубами, оторвал изрядный  кусок.  Прикинув  на  глазок  размеры
окошка, сложил лоскут  втрое,  взобрался  кое-как  на  трубу  и  попытался
зацепить его за верхний край решетки, покрытой густым слоем  инея.  Пальцы
Савелия скользнули, и, не  удержавшись,  он  завалился  на  спину,  больно
ударившись  затылком   о   деревянный   пол.   Тряхнув   головой,   словно
восстанавливая в ней порядок мыслей, Савелий снова взобрался  на  трубу  и
осторожно, не торопясь, повторил все снова. На этот  раз  зацепить  лоскут
удалось, но попытка заткнуть его с другой стороны закончилась  падением...
Савелий падал и  упрямо  взбирался  на  батарею...  опять  падал  и  опять
взбирался, пока наконец не заткнул окошечко со всех сторон.
     Внимательно осмотрев свою  работу,  он  удовлетворенно  опустился  на
дощатый пол, отдохнул немного, потом укутался в остатки одеяла и попытался
уснуть...
     То ли от холода, то ли от воспоминаний сон не приходил...
     На следующий день рано утром Говоркова  разбудило  лязганье  запоров.
Цельнометаллическая  дверь  резко  распахнулась.  В  камеру  вошли   трое:
толстенький майор, начальник войскового наряда  и  дежурный  прапорщик  по
ШИЗО.
     - Тебя что, под®ем не касается? - закричал майор, сотрясая брюшком. -
Встать!
     Савелий  медленно  поднялся,  опираясь   на   руки   в   "браслетах".
Молоденький начальник войскового наряда с  интересом  посмотрел  на  него,
потом уткнулся в пластиковую доску, на которой отмечались все  движения  в
зоне: кто пришел этапом или ушел  на  этап,  сколько  человек  на  работе,
сколько в санчасти, сколько освобождено от работы,  сколько  на  свидании,
сколько в штрафном изоляторе и так далее.
     - Та-а-ак... - протянул майор, придирчиво осматривая камеру  с  явным
намерением найти что-либо запретное, потом, взглянув на  Савелия,  засыпал
его вопросами:
     - Почему в наручниках? Почему один в камере? С нового этапа, что  ли?
За Савелия ответил дежурный по ШИЗО.
     - С этапа он... Зелинскому нагрубил... - Он вдруг смутился.
     - А ты что молчишь? Не жалуешься? Или поделом  наказал  замком  роты?
Савелий молча смотрел в стену мимо майора.
     -  Характер  решил  показать?  Ну-ну...  Мы  тебе  его  здесь  быстро
обломаем! - усмехнулся тот. - Умник нашелся!  -  Вдруг  заметил  заткнутое
окно. - Это что такое?.. Быстро снять!.. - приказал он, выходя из камеры.
     Дежурный прапорщик  бросился  к  окошку.  Сорвав  лоскут  с  решетки,
прапорщик взглянул на окошко, из которого сразу  потянуло  морозом,  пожал
плечами и бросил его назад в камеру.
     - Смотри... осторожнее, - тихо сказал он, кивнув на лоскут, и  быстро
вышел, захлопнув дверь камеры...



        РАСПРЕДЕЛЕНИЕ

     В понедельник вновь  прибывших  привели  в  административный  корпус.
Длинный коридор сверкал чистыми, свежевымытыми полами  и  синими  панелями
стен. По обе стороны тянулись двери кабинетов со  стеклянными  табличками:
"Нарядная", "Оперчасть", "Режимчасть", "Заместитель  начальника  по  РОР",
"Заместитель   начальника   по   ПВР",    "Заместитель    начальника    по
производству"...
     В конце коридора на торцевой стене красовалось огромное  полотно:  на
фоне стройки с башенными кранами был изображен, как его называли, "мужик в
кепке" с дебильным лицом. В руке он держал красного цвета паспорт. Наверху
большими буквами было написано: "На свободу - через труд"...
     В  подтверждение  этого  лозунга  все  стены  между  кабинетами  были
заполнены различными графиками по выполнению плана, по итогам соревнования
и огромной, в три ватманских листа, стенгазетой "учреждения".
     Новоэтапников остановили перед дверью, обитой черным  кожзаменителем,
с черной блестящей табличкой "Начальник учреждения - подполковник Чернышев
И.П.".
     - Ждать вызова! - приказал прапорщик и, поправив складки  на  шинели,
вошел в кабинет.
     Все расположились привычным порядком. Савелий встал  третьим.  Одеяло
он сдернул в держал в руках. У многих были сумки, рюкзаки, мешки.
     Впереди Савелия стояли краснолицый парень и Сухонов.
     - Пойдем, - предложил Сухонов краснолицему,
     - стрельнем покурить, а то ухи опухли... - Они направились к  выходу,
и  Савелий  оказался  первым  у  кабинета,  дверь  которого  почти   сразу
распахнулась.
     - Встать  по  стенке,  не  мешать  проходу  людям!  -  бросил  строго
прапорщик. - Заходить по одному!.. Иди! - добавил он, кивнув Савелию.
     Савелий прошел на середину кабинета, спокойно опустив одеяло у дверей
на пол. Огромный кабинет был заполнен администрацией зоны. За двухтумбовым
столом  сидел  хозяин  кабинета  -  мужчина   лет   пятидесяти   в   форме
подполковника, его черные волосы припорошило сединой, лицо украшали очки в
тонкой металлической оправе золотистого цвета. Слева от него, за небольшим
столиком,  прямо  под  полкой  с  цветным  телевизором,  сидела   женщина,
встречавшая этап у вахты. Сейчас она  была  в  форме  майора.  Одиннадцать
офицеров, от лейтенанта до  майора,  разместились  полукругом  на  стульях
вдоль стен.
     - Говорков Савелий Кузьмич, статья восемьдесят восьмая, часть вторая,
девять лет строгого режима...
     - И тут  же  добавил:  -  Тысяча  девятьсот  шестьдесят  пятого  года
рождения! - Савелий доложил монотонно, но четко  и  уставился  на  портрет
Горбачева, висевший над головой подполковника.
     Женщина  быстро  отыскала  дело  Говоркова  и  протянула  начальнику,
который молча пролистал  его,  лишь  ненадолго  останавливая  внимание  на
некоторых листах, потом, не глядя на Савелия, спросил:
     - Специальность?
     - Есть... - буркнул Савелий.
     - Какая?..
     - Какая нужна?
     - Твое дело отвечать, а не  задавать  вопросы.  Ясно?  -  твердо,  не
повышая голоса, бросил подполковник.
     -  Ясно,  -  усмехнулся  Савелий,  продолжая  изучать  портрет  главы
государства,  затем  начал  перечислять:  -  Слесарь,  жестянщик,  столяр,
водитель машин и дизельных механизмов...
     - Во дает! Во лепит... Да врет  он  все!  -  с  непонятным  восторгом
воскликнул розовощекий капитан, начальник режимной части.
     Нахмурившись, хозяин кабинета снова заглянул в дело Савелия и холодно
возразил:
     - Нет, не врет, документы есть!
     - Тогда ко мне, мне жестянщик нужен... - тут же подхватил капитан лет
сорока,  туберкулезного  вида,  начальник  отряда,   осужденные   которого
работали в механическом цехе. - Мне хороший жестянщик нужен!
     - Ты всех готов забрать! В подсобках  уже  спят...  Перебьешься!..  -
буркнул начальник режимной части.
     - Может, ко мне? - неуверенно предложил старший лейтенант,  начальник
гаража.
     - Шофером?. Думай, что городишь! У него же девять лет на ушах!
     - Лет через пять, не раньше!  -  резко  вмешался  сухощавый  майор  с
тяжелым липким взглядом,  заместитель  начальника  по  режимно-оперативной
работе, или, как его называли зеки, - "старший кум".
     - Хватит! - внятно бросил хозяин кабинета и чуть хлопнул  ладонью  по
столу. Обычная перебранка, напоминающая торг  рабов,  сразу  прекратилась:
всем был известен  нрав  начальника.  Воцарилась  тишина,  н  подполковник
взглянул на Савелия: - Ящики пойдешь колотить! В 76-ю бригаду...
     Тут подтянутый капитан с бравыми усами на усталом лице как бы нехотя,
словно разговаривая сам с собой, негромко произнес:
     - Товарищ подполковник... Иван Павлович... Может... в 73-ю? У меня на
автомате кромки сбой: Селиванов и Кривошеий...
     - ...снова в штрафном изоляторе? - закончил за  него  подполковник  и
недобро усмехнулся.
     - Ну... Снова пятнадцать! Когда еще выйдут...  А  план...  -  капитан
поморщился и тяжело вздохнул.
     На  всех  сидящих  безоговорочно  действовало  сакраментальное  слово
"план".  От  выполнения  плана  зависело  их  служебное   и   материальное
благополучие. А потому подполковник мгновенно отреагировал.
     - Хорошо! - подытожил он и опустил ладонь, словно поставил печать.  -
В 73-ю... А тех двух, когда из ШИЗО выйдут, - в 22-ю, землю копать! Хватит
шутки шутить с ними! - Он недвусмысленно посмотрел на младшего лейтенанта,
совсем  молодого  парня,  начальника  второго  отряда,  который  огорченно
крякнул от  такого  "подарка"  и  пожал  плечами.  Чернышев  повернулся  к
Савелию:
     - С тобой все - свободен!
     Все присутствующие офицеры дружно рассмеялись, реагируя  на  дежурную
шутку своего начальника...



        СХВАТКА С "ШЕРСТЯНЫМИ"

     Когда закончилось распределение, новеньких отвели на  вещевой  склад,
где завскладом, из зеков, выдал им то, что положено по  прибытии  в  зону:
телогрейку ватник, шапку-ушанку с искусственным мехом, валенки,  портянки,
нательное белье, постель, матрац, кружку с  ложкой.  Те,  что  послабее  и
поскромнее, получили одежду, которая была  либо  большего,  либо  меньшего
размера и явно нуждалась в полной переделке.
     Завернув полученное в матрац, все направились в баню. Надо  заметить,
что баней то помещение, куда их  привели,  можно  было  назвать  только  в
насмешку. Из небольших окон нещадно дуло, сквозняк гулял по помещению так,
что необходимо было  сразу  открыть  все  краны  с  горячей  водой,  чтобы
"помывочная" наполнилась паром.
     Быстро раздевшись, все устремились  в  "помывочную".  Кто  блатнее  и
шустрее,  захватил  душ,   остальные   вынуждены   были   довольствоваться
тазиками...
     Раскрасневшиеся, довольные чистотой и  тем,  что  мылись  вволю,  без
постоянных окриков: "Быстро быстро! Заканчивать намывку!", без страха, что
в любой момент могут отключить воду и ты  останешься  в  мыле,  осужденные
вышли в раздевалку и с удивлением  увидели,  что  трое  зеков  невозмутимо
рылись в их вещах...
     - Чо это вы, земляки? - спросил парень со шрамом.
     - Да не боись, баш на баш хотим!  -  ухмыльнулся  в  ответ  парень  с
бычьей шеей.
     Именно  в  этот  момент  из  "помывочной"  вышел  Савелий,   решивший
растянуть удовольствие,  задержавшись  под  душем.  Не  понимая  скопления
"сотоварищей" у  входа,  он  пробрался  вперед  и  увидел  у  своих  вещей
долговязого зека с длинными руками, невозмутимо примерявшего  его  сапоги.
Савелий подошел к нему.
     - Померил? - нахмурился он.
     - Ага! - осклабился тот.
     - Ну и как?
     - Ништяк! - причмокнул парень а поднял кверху большой палец.
     - А теперь сними и аккуратно поставь на место! - тихо  сказал  сказал
Савелий и начал одеваться.
     - Ты чего, землячок? Я ж не просто так, чуни  свои  взамен  даю...  -
парень пихнул ему пару подшитых валенок.
     Все, кто находился в раздевалке,  включая  и  приятелей  долговязого,
притихли и внимательно наблюдали  за  ними.  Но  парень  со  шрамом  вдруг
решительно  вырвал  у  фиксатого  свои  кожаные  перчатки.  Крысиное  лицо
фиксатого вытянулось, он приготовился возразить, но тол влек его.
     - Сними и поставь на место! -  повторил  Савелий,  в  упор  глядя  на
долговязого, в его интонации появились металлические ноты.
     -  Гляди-ка,  Суслик,  новичок-то  борзый!  Иль  показалось  мне?   -
Долговязый яйцо скоморошничал. - Ты бы спросил его, может, показалось?
     Фиксатый, которого долговязый назвал "Суслик", прищурил  свои  и  без
того маленькие глазки, сунул руку в карман и медленно двинулся на Савелия.
     - Не советую, Суслик... Плакать будешь... - зло усмехнулся Савелий  и
вздохнул так, словно ему и в самом деле было жалко парня.
     С другой стороны к Савелию направился паренье бычьим  загривком.  Его
маленькая головка нелепо торчала на мощной шее.
     Когда зеки почти одновременно приблизились к  Савелию  на  расстояние
чуть более метра, он неожиданно выбросил правую руку в сторону  фиксатого,
второго  ударил  ребром  ладони  левой   руки   наотмашь   по   горлу,   а
поднимавшегося долговязого пнул ногой в живот.
     Все произошло настолько стремительно, что противники не  успели,  как
говорится,  даже  глазом  моргнуть,  а  прибывшие  с  этапом   замерли   в
изумлении...
     Заставший самый конец схватки  Сухонов  с  долей  восхищения  покачал
головой. И только Каленый, стоявший рядом с ним, нисколько не  удивился  и
что-то шепнул ему на ухо.
     Парень  с  бычьей  шеей  зашелся  в  натужном  кашле,  а  долговязый,
сложившись пополам, катался по полу, стоная от  боли  и  злобы...  Савелий
поднял  стальную  заточку,  выбитую  у  Суслика,  и   бросил   в   решетку
водостока...
     - Долго мылиться собира... - раздался  голос  капитана,  встречавшего
этап на вокзале, но, увидев странную картину, он грозно спросил: - Это что
такое?
     Савелий сделал шаг вперед, но его опередил парень со шрамом.
     - Гражданин начальник, хотели землячки сапоги поделить, да  на  троих
не делится! - Он хитро усмехнулся.
     - Бирюков? - заметил капитан стонущего долговязого. - Снова за  свое?
Не можешь без этого! Что ж, вставай, в ШИЗО поваляешься! И  ты,  Говорков,
кажется? Пошли на вахту...
     Пересиливая боль, долговязый поднялся, недобро взглянул на Савелия и,
заложив руки за спину, двинулся к выходу.
     - Бирюков! Снять сапоги! - оборвал  капитан.  Зло  усмехнувшись,  тот
покачал головой. Посматривая на Савелия, нехотя присел на  скамью,  скинул
сапоги, влез в свои "чуни", встал и... неожиданное пнул сапоги  в  сторону
Савелия, едва не угодив ему в  лицо.  Савелий  дернулся  к  нему,  но  был
остановлен.
     - Осужденный! - крикнул капитан и с интересом взглянул на него.
     В этот момент в  дверях  показался  прапорщик,  начальник  войскового
наряда.
     - Товарищ капитан, новый этап, по распоряжению начальника учреждения,
нужно направить в карантинный барак!
     - С чего это? Они  же  уже  на  распределении  были...  -  нахмурился
капитан.
     - Точно не знаю, но слышал, что об этом просил начальник санчасти,  -
пожал плечами прапорщик.
     - Хорошо, выполняйте! Говорков будет на вахте, кивнул  он  в  сторону
Савелия. - Пошли!



        РАЗГОВОР С ЗЕЛИНСКИМ

     Капитан привел Бирюкова  и  Савелия  в  комнату  дежурного  помощника
начальника колонии, где сидел толстенький майор.
     - Старый  знакомый?  -  поморщился  майор,  увидев  Савелия.  -  Чего
натворили? - спросил он капитана. В это время зазвонил телефон.
     - Слушаю... - Майор поднял трубку. -  Сейчас,  товарищ  подполковник.
Положив трубку, он повернулся к капитану:
     - Разберешься с ними? Или меня дождись... Чернышев вызывает...
     - Разберусь... Бланки постановлений оставь...
     - Они в столе... - майор бросил взгляд на Савелия и Бирюкова, покачал
головой и вышел.
     Капитан достал два постановления и быстро заполнил их.
     - Бирюков, распишись!
     Тот быстро пробежал листок глазами, расписался и хмыкнул.
     - Пятнадцать?! Ну-ну... - угрожающе прищурил глаза на Савелия.
     - Федорович! - крикнул капитан, и в  комнату  заглянул  прапорщик.  -
Федорович, отведи его в третью, вот постановление...
     - Руки назад!  Иди!  -  скомандовал  прапорщик  и  вывел  из  комнаты
Бирюкова.
     - А ты что скажешь? - вертя в руках постановление Савелия,  задумчиво
спросил капитан.
     - А что тут говорить? - пробурчал себе под нос Савелий.
     -  Не  успел  появиться,  уже  дважды  приходится  тобой  заниматься!
Грубишь, кулаками машешь... Савелий молчал, глядя в одну точку.
     - Небось, не в первый раз сидишь?..
     - В пятый! - с вызовом ответил он.
     - Ну вот... - капитан вздохнул с сожалением. - Родители где работают?
     - Во Внешторге! - усмехнулся Савелий.
     - Понятно... - протянул капитан, не замечая его подначивающего  тона.
- Джинсы, доллары, тряпки "маде ин оттуда", одним словом, "парад"...
     - В самую  точку,  начальник!  -  Савелий  неожиданно  разозлился.  -
Валюта, рестораны, интердевочки... Жизнь - малина!.. На всю катушку!..
     - Вот-вот, на девять лет! -  устало  подтвердил  тот.  -  Чего  тебе,
спрашивается, не хватало? Профессий, слышал, куча, а  рабочие  руки  всюду
нужны...
     - Еще за перестройку начните агитировать!.. "Рабочие руки"...  "Всюду
нужны", - передразнивая  капитана,  ухмыльнулся  Савелий.  -  После  армии
четыре месяца не мог устроиться, груши околачивал! Спасибо человеку одному
- помог...
     - На блатное, теплое местечко? - подхватил капитан, крутя сигарету. -
Что за молодежь пошла, только бы урвать, только бы  поменьше  работать  да
побольше получать!..
     - А ты как думал, начальник? У тебя, гляжу, тоже не очень  пыльная  и
тяжелая работа!.. - со злостью заметил Говорков.
     Последние слова вывели капитана из себя.  Нервно  смяв  сигарету,  он
резко встал со стула, ему захотелось поставить "мальчишку" на  место,  но,
встретившись взглядом с Савелием, он взял себя в руки.
     - Что ты знаешь... - капитан не договорил фразы  и  вдруг  неожиданно
разорвал постановление Савелия. - Санчасть благодари!..



        КАРАНТИНКА

     Карантинный барак, или карантинка, куда поместили новоприбывших,  был
пристроен к торцу административного корпуса и рассчитан на сорок человек.
     Двадцать  двух®ярусных  кроватей   тянулись   вдоль   глухой   стены.
Единственное окно с мощной решеткой было покрыто толстым слоем  наледи,  в
от него сильно тянуло морозом.
     Карантинным барак назывался потому, что там обычно до выхода  в  зону
содержались новенькие. По непонятной причине их поместили  не  сюда,  а  в
камеру ШИЗО. Возможно, это было связано с тем, что они прибыли в пятницу и
никому  не  захотелось  с  ними  возиться.  Однако   начальник   санчасти,
ознакомившись с их делами, нашел у кого-то болезнь, которая могла  вызвать
инфекцию у "спецконтингента", и потому их поселили в карантинку  до  более
точного выяснения...
     Как и все жилые бараки, карантинка была огорожена высоким  забором  с
металлической  сеткой.  Этот  огороженный   участок,   который   назывался
локальным. Зеки именовали локалкой.
     Все  локальные  участки   имели   один   вход,   который   открывался
зеком-вахтером, то есть лекальщиком, либо по специальному разрешению, либо
в сопровождении зека, облеченного соответствующими полномочиями:  завхоза,
бригадира, нарядчика и так далее.
     Локалка закрывалась на ключ, который находился у завхоза карантинки.
     В карантинном  бараке,  кроме  жилой  секции,  была  своя  умывальная
комната  с  грязновато-желтым  кафельным  полом   и   стенами,   покрытыми
никотиновой копотью от сигаретного дыма. В ней было три  крана  с  ледяной
водой. Они торчали над потресканными, обшарпанными  раковинами.  Остальные
"удобства", то есть уборная, находились "на  воздухе",  внутри  локального
участка. Сколоченная из разновеликого горбыля, с огромными щелями, уборная
представляла собой не только унылое, но и опасное зрелище...
     Внутри жилой секции было немногим теплее, чем на воздухе. В углах и