внимательно слушал. - Из кабака мы вышли втроем: я. Тихоня и Лом,
так, слизняк один... А было за полночь, и навстречу, как на грех,  парочка
влюбленных... Идут, воркуют... А Тихоня и говорит: "Брать будем..."  Какое
брать, я и лыка не вяжу... Тихоня, зараза, перо вытащил и парню:  "Деньги,
мальчик, и без шума..." А паренек, видать, не из пугливых  попался:  хрясь
ему в морду - тот в осадок! Лом меня выпустил и сзади на него навалился, а
я кулем на асфальт, сучу ногами, встать пытаюсь... Какое там!.. Девчонка в
крик... А Тихоня вскочил и пацану тому в грудь финкой: он и осел  сразу!..
Девка, видно, кровь увидала, завизжала и деру. Тихоня за ней, а  тут  люди
показались... Он назад, сунул мне в руки платок и шепчет: "Сдашь -  из-под
земли достану!" - и за Ломом... Они смотались, а меня повязали...
     - Ну и?..
     - Тринадцать лет!.. Пацан коньки отбросил, а девка, видно, со  страху
не видала, кто его... А может, и видала, да просто не сказала...
     - И ничего нельзя было сделать?
     - Как?.. Финку ту я мастерил, платок у меня в руках, а Тихоня  всегда
нож тряпкой  обматывал,  чтоб  следов  не  оставлять...  Экспертиза  нашла
ворсинки от платка на ручке финки... Куда ни кинь... - Федор махнул рукой.
- Хорошо еще, что парника в больнице  окочурился:  могли  и  зеленкой  лоб
смазать...
     - И после всего ты с ним... Как же ты мог?
     - Знаешь, пока крестили меня, я много  передумал:  решил,  отзвоню  и
махну куда на Крайний Север... Хотел  сначала  жить  начать,  да,  видать,
сначала-то невозможно: вновь судьбинушка с Тихоней столкнула... По мокрому
он засыпался, но и в этот раз отвертелся от зеленки... И как  нарочно,  на
ту же командировку, что и меня, бросили. Увидел  меня  и  лисицей...  Сука
позорная! Вонючка!.. Тогда-то я и решил сам извести эту гниду, коль  закон
не смог!.. Побег-то я придумал:  за  все  хотел  отплатить  сполна,  ох  и
попрыгал бы я на нем! Да Бог, видно, пожалел -  не  позволил  душу  кровью
замарать, сам прибрал паскуду...
     - Слушай, Федор, тебе есть смысл вернуться назад, в зону!
     - Ты как хочешь, - Беше... тьфу, черт, Савка, но я сам себя  посудил:
нет моей вины и не за что срок этот тащить... Не за что! Вот  кабы  пришил
его, то сам бы вернулся с повинной, а так...
     Говорков  смотрел  на  Федора  и  всей  душой  пытался  понять,  даже
оправдать этого изломанного  жизнью  человека.  Если  правда  то,  что  он
рассказал,  а  ему  почему-то  казалось,  что  правда,  то  Савелию   было
откровенно,  по-человечески  жаль  парня,  но  как  помочь  и   чем,   что
посоветовать орлу, он не знал... Самому бы кто посоветовал...
     - На зоне я снюхался с одним... Браконьер, помнишь,  говорил  тебе  о
нем? Так вот, он из здешних мест: трешник оду вляпали, за браконьерство...
Смешно даже! Нашли браконьера! Мужику под шестьдесят и лет тридцать  живет
в тайге, один! Умнейший мужик, между прочим! Сколько про тайгу знает! Куда
тем ученым! Сечешь? За эти годы, живя один в тайге, ни разу не обращался к
врачам! Ни разу! А ты говоришь...
     - Что, не болел, что ли?
     - Да нет, сам себя всегда лечил! Тайга,  говорит,  от  всех  болезней
вылечить может, только знать многое нужно... А он  знает  тайгу  как  свои
пять пальцев! Сюда бы  его  сейчас,  живо  вылечил  бы...  -  Федор  снова
застонал.
     - Ничего, сейчас сделаю тебе перевязку  -  легче  станет!  -  Савелий
взялся за край тампона. - Ты уж потерпи,  братишка,  больно  будет!  -  Он
рывком вырвал тампон из раны.
     Громко вскрикнув, Федор потерял сознание. Рана была ужасной:  гной  с
кровью потек по телу Федора, края опухли и покраснели.
     Савелий вытащил из кармана  Федора  пакетик  со  спичками,  разложил,
чтобы просохли, снял костюм и направился к воде простирать бинты. Развесив
их сушиться на солнце, вернулся к Федору и промыл рану от гноя. Как он  ни
старался не причинять ему боли, но  раненый  снова  вскрикнул  и  очнулся.
Воспаленными,  ничего  не  соображающими  глазами  посмотрел  на  Савелия.
Постепенно все осмыслил  и  вспомнил.  Скосив  глаза  на  грудь,  обречено
выдавил:
     - Что, каюк мне?
     - Ну что ты, Федор, все будет "хоккей",  как  говаривал  наш  боцман,
большой его любитель... Сейчас бинтики просохнут, а я тем  временем  лопух
поищу...
     - Какой здесь лопух?
     - Встречается... А нет, так дикой  смородинки  или  еще  чего...  Сам
говорил, что тайга от всего лечит! - Савелий  старался  говорить  Бодро  и
весело, чтобы хоть немного успокоить Федора, а у самого  сердце  сжималось
от жалости...
     Вернувшись к воде, выстирал вторично  остатки  своей  майки,  которой
обрабатывал рану, и тоже повесил сушиться. Тревожно  посмотрел  в  сторону
пещеры и стал подниматься по оврагу,  высматривая  какое-нибудь  растение,
могущее облегчить страдание Угрюмого...



        ПОБЕГ ОБНАРУЖЕН

     Вот уже несколько часов на плацу под ярким палящим солнцем стояла вся
зона. Зеки,  выстроенные  доя  экстренной  проверки,  все  сильнее  начали
роптать: то с одного места, то с другого раздавались недовольные возгласы:
     - Сколько можно парить нас?..
     - Ты, хамло усатое, булками шевели!.. Засадить бы тебе,  чтобы  лучше
бегал!..
     - Чего это они,  сколько  можно  проверять?  -  спросил  старый  зек,
поминутно вытирая обильно струящийся по лицу пот.
     - Собачка вагон облаяла... - вякнул кто-то.
     - Не шлепай, коль не знаешь! - зло бросил краснолицый зек. -  Зеленый
прокурор кого-то в дорогу позвал...
     Начальники отрядов и прапорщики проверяли каждого осужденного  своего
отряда по личным карточкам. Несколько в  стороне  стояло  все  руководство
зоны и высокое  начальство  из  Управления.  Начальник  зоны  подполковник
Чернышев со злостью поглядывал на спецконтингент и виновато на начальство.
     - Ну что, выяснили, кого нет? - спросил седой  высокий  полковник  из
Управления подошедшего к ним капитана Зелинского.
     - Так точно, товарищ  полковник!  -  ответил  капитан  и  доложил:  -
Данилин, Угрюмев и... - он поморщился, - и Говорков!
     - Говорков? - недоуменно воскликнул Чернышев.
     - Мне это тоже непонятно: по  оперативным  данным.  Говорков  не  был
знаком с ними...
     - Способ побега? - хмуро спросил полковник.
     - Предположительно, под опилками, вывезенными из первого  цеха...  На
штыре, которым протыкали опилки, обнаружена кровь, к сожалению, с  большим
опозданием... - вздохнул Зелинский.
     - Организуйте поиск по маршруту состава, свяжитесь с машинистом.



        ГРУППА ПОИСКА

     Спустя некоторое время к месту, где с состава прыгали в воду беглецы,
заикаясь на каждом обороте  колеса,  под®ехала  автодрезина,  на  которой,
тревожно  поглядывая  в  разные  стороны,  сидели  пять  человек:  капитан
Зелинский и четыре автоматчика. С ними была черная с белой грудью немецкая
овчарка.
     - Где-то в районе этого моста машинист  слышал  то  ли  крик,  то  ли
рев...  -  сказал  капитан,  но  его  перебил  солдат   с   благообразным,
интеллигентным лицом, смешливо подхватив:
     - То ли человек, то ли бык, то ли тур...
     - Во всяком случае, рядовой Подосин, мы обязаны проверить этот  факт!
- нахмурился Зелинский. - Левашов, проверить мост! Семенов, Полосни - вниз
справа, а ты, Коля, пока здесь сиди со своим Бодрым...
     Он, хоть и оборвал солдата, сам считал это пустой тратой времени:  не
могли беглецы прыгать в реку на такой скорости, если верить  машинисту,  -
60 километров... Но приказ есть приказ, он не обсуждается!.. Капитан  тоже
решил спуститься к реке, но слева. Не успел он дойти и до края насыпи, как
услышал тревожный крик с моста:
     - Товарищ капитан! Товарищ капитан! Сюда! Скорее, сюда!
     Выхватив на ходу пистолет,  Зелинский  устремился  на  крик.  За  ним
поспешили и остальные.
     - В чем дело, Левашов? Что случи... - Капитан  осекся  на  полуслове.
Побледневший прапорщик стоял рядом с кровавым месивом...
     Зелинский вытащил из планшетки фото бежавших в склонился над  трупом,
но лицо было  так  сильно  изуродовано,  что  узнать  погибшего  оказалось
невозможным. Удалось рассмотреть бирку, хотя капитан успел уже понять, кто
иерея ними, так как и  Савелий  Говорков  и  Федор  Угрюмев  были  гораздо
рослее,  чем  тот,  что  лежал...  Зелинский   вздохнул   с   облегчением,
порадовавшись про себя, что это несчастье произошло не с Савелием...
     - Это Данилин!.. - Зелинский внимательно осмотрел  арматуру  моста  и
обнаружил пятна крови. - Видно, не вписался при прыжке с состава:  струсил
в последний момент и запоздал с прыжком...  Однако  кровь,  найденная  под
брезентом в вагоне, не его: на теле нет колотых ран... Значит,  кто-то  из
двух оставшихся... - У капитана промелькнуло: не Савелий ли?
     - Вавилов! - приказал он. - Бери Бодрого и вниз... Направо идите, там
ищите следы!
     - Почему направо, ведь  течение...  -  удивленно  начал  Полосни,  но
Зелинский нравоучительно пояснил:
     - Верно, течение,  но  небольшое,  а  прыгали  они  справа,  по  ходу
поезда... Об этом, кстати, и труп говорит.
     - Может, и нам с Вавиловым?
     - Нет, пока не нужно... Не нужно следы затаптывать.
     Зелинский смотрел вслед проводнику, а думал о Савелии Говоркове, виня
себя... Зачем он ударил его по больному месту? Зачем стал расспрашивать  о
Ларисе? С одной стороны, он всеми силами хотел помочь парню избавиться  от
иллюзий... С самого начала, как только Зелинский узнал о том, что  Савелий
"афганец", он не поверил в то, за что его  посадили...  Не  мог  "афганец"
сесть за валюту! Не мог! За драку, за неподчинение властям,  за  грубость,
за убийство, наконец, но за валюту? Когда там, в Афганистане,  через  руки
любого солдата проходили деньги разных стран... Конечно, были и такие, кто
занимался контрабандными делами, но они  не  подставляли  свою  шкуру  под
пули, опию получали орденов, не геройствовали, а изо  всех  сил  старались
держаться в тени и остаться в живых... Неужели именно он своей активностью
подтолкнул Савелия на  этот  дурацкий  и  опасный  побег?  Как-то  ему  не
верилось, что из-за  той  женщины,  которая  была  многолетней  любовницей
такого типа, как Александр Пургалин,  трижды  судимого  за  мошенничество,
Савелий решился рисковать своей жизнью! Но  если  не  из-за  нее,  то  что
побудило его на такой шаг? Что или кто? Но  что-то  же  произошло  за  тот
время, как они расстались с Савелием! Может, это связано с фотографией,  о
которой рассказывал напарник Савелия? Паренек сказал, что  даже  испугался
за него: "Такое лицо было, что жутко стало!" Надо будет еще раз поговорить
с  пареньком,  кажется,  он  очень  хорошо  относился  к  Савелию.  Почему
относился? Относится!
     Его мысли прервал вернувшийся проводник с собакой, капитан недоуменно
взглянул на него.
     - В чем дело, товарищ капитан. Бодрый идет по следу! Он  следы  сразу
отыскал, и они ведут сюда...
     - Ничего не понимаю!  -  пожал  Зелинский  плечами.  -  Они  что,  за
составом пошли, чтобы к  поселку  выйти?  Но  это  же  километров  двести!
Хотя... попробуй!
     - Дальше не идет!
     Собака, дойдя до места, где лежал труп Тихони, виновато  смотрела  на
своего хозяина. Тщетно он пытался заставить ее искать след. Бодрый жалобно
заскулил, но остался на месте.
     -  Может,  кто-то  из  них  решил  вернуться  на  крик?  -  рассуждал
Зелинский. - Увидел труп, понял, что ничем не поможет уже,  а  тут  позвал
тот, кто ранен штырем...
     - И он с моста да в воду?! - усмехнулся  Подосин.  -  Здорово!  Но...
маловероятно!
     - Может быть,  вы,  рядовой  Подосин,  своей  версией  поделитесь?  -
недовольно бросил Зелинский. - Или вам кажется, что он  просто  взял  и...
взлетел с моста?
     Все рассмеялись, а сконфуженный Подосин пожал плечами.
     - Судя по вашему виду, вы ничего не можете предложить  оригинального,
не так ли? Тогда позвольте уж мне поразмышлять  дальше?..  Спасибо!..  Нам
очень повезло со строительством эстакады...
     - Зато ему не очень! -  снова  влез  неугомонный  Полосни,  кивнув  в
сторону трупа.
     - Нашел кого жалеть! - фыркнул прапорщик. - Убийцу! А если бы он твою
сестру или мать...
     - Человек все-таки...
     - Хватит! - оборвал капитан. - Семенов, Полосни -  отнесите  труп  на
дрезину и за мной, справа реки! Остальные - слева...  Хотя  нет!  Со  мной
пойдут Левашов и Вавилове Бодрым... Вряд ли они могли  долго  плыть:  один
раненый! Где-то они вылезли на берег? Если вылезли,  то  кровь  или  следы
какие да оставили... - Он задумался. - Один из  них  -  моряк,  значит,  и
плавает хорошо, могли и далеко отплыть,  если  не  он  ранен...  Да,  надо
искать вниз по течению, должны мы найти следы...
     Втроем они спустились к реке, а оставшиеся погрузили тело  Тихони  на
дрезину и пошли по мосту, чтобы спуститься с другой стороны...
     Когда прошли около километра. Бодрый вдруг зарычал и бросился в  воду
и через несколько минут вытащил на берег окровавленную  рубашку  Угрюмого,
зацепившуюся за куст Рассмотрев ее, Вавилов задумчиво покачал головой:
     Да-а! С такой-то раной он вряд ли доплыл до берега...
     Товарищ капитан! - крикнул Полосни  с  другого  берега.  -  Мы  здесь
куртку поймали! На бирке фамилия Говоркова... в крови куртка!
     - В крови?! -  поморщился  Зелинский,  значит,  Савелий  ранен,  жаль
парня...
     Да, на боку! На уровне живота...  Капитан  наклонился  над  рубашкой,
предусмотрительно расстеленной сержантом.
     Значит, и тот и другой ранены! Эх, сержант, сержант!
     - Что, товарищ капитан? - Вавилов подумал, что тот обращается к нему.
     - Да нет, это я не о тебе - о другом сержанте. Неужели не выбрался?..
Есть еще какие следы?
     - Нет, товарищ капитан! Пусто!
     - Ладно, с километр еще пройдем и будем возвращаться... -  Капитан  с
грустью посмотрел на рубашку. - Захвати, Левашов...



        ПОДВОДНАЯ ОХОТА

     Перевязанный выстиранными бинтами, Федор  быстро  заснул,  беспокойно
вздрагивали мышцы лица, нервно сучили пальцы рук. Савелий вздохнул: должно
раненому полегчать - он обложил рану листьями дикой  смородины...  Нещадно
чесалось тело, и Савелий быстро разделся.  По  всей  потной  коже  налипли
опилки, не смытые во время переправы. Он разбежался и нырнул в воду.  Вода
была теплая, что парное молоко, а чистая  настолько,  что  просматривалось
самое дно. Плавал он долго, с охотней. Хорошо! В зоне  часто  вспоминалось
море, тосковал по воде. Иногда он даже плавал во сне...
     Сейчас, отдыхая на спине, Савелий попытался разобраться во всем,  что
произошло. Наконец ему удалось обрести то, чего он так страстно добивался:
свободу, волю... Если захочет, может  пойти  куда  душе  угодно!..  Может?
Свободно? Да ни черта подобного!.. Даже сейчас он похож  на  затравленного
зверя, окруженного красными флажками. Каждый час,  каждый  миг  он  должен
быть начеку. Опасность может подстерегать в любом месте: там,  где  ты  ее
даже не ждешь...
     Он вдруг подумал о таежнике, который тридцать лет  живет  в  тайге...
Один!.. Живет? Сидит в зоне! И все потому, что столкнулся с людьми!  Нашли
браконьера! Много ли нужно человеку мяса  для  жизни?  Господи!  Да  можно
вообще обойтись без мяса: мало ли всякой пищи  в  тайге?  Грибы,  ягоды  и
другое. Что "другое", он и сам толком не знал. Да он  никак  завидует?  Об
этом ли нужно думать? Нашелся Робинзон Крузо! - Для этого разве  подвергал
себя риску? Вот что значит хмельной воздух воли! Даже забыл о цели побега!
Хоть на минуту, а забыл! Нет, не забыл...  Позволил  себе  расслабиться  и
помечтать... Разве можно такое забыть, тем более простить? Нет, никогда!
     Интересно,  как  они  могли  послать  это  ему,  Савелию?   На   что,
спрашивается, рассчитывали? Что он напугается и лапки задерет?  Плохо  они
его знают! Он еще посмотрит, кто будет лапки задирать!  Главное  сейчас  -
чуть выждать, чтобы осаду сняли, раз, чтобы волосы немного  отросли,  два,
да надеждой неплохо разжиться, как и деньгами,  три...  С  деньгами-то  он
выкрутится, когда до Москвы доберется, но не в таком же виде?  Ладно,  все
это - круги по воде! Первым делом нужно выжить! А там будет видно:  спешка
может только навредить... Разве что на тот  берег  сплавать?  А  зачем?  И
здесь хорошо! Усталость совсем прошла, и Савелий,  широко  раскинув  руки,
распластался спиной на воде а смотрел в ярко-синее  небо.  Ему  стало  так
хорошо и спокойно. Высоко в небе пролетела какая-то стайка птиц.  Провожая
их взглядом, Савелий нарушил равновесие и погрузился в воду с головой. Под
водой он всегда  плавал  с  открытыми  глазами  и  теперь  с  любопытством
наблюдал за подводным миром реки...
     Вот промелькнула быстрая тень большой щуки - жаль, удочки  нет,  -  и
серебряные плотвички шарахнулись в разные  стороны,  исчезли,  испарились,
словно их и не было. Жук-плавунец деловито продефилировал на  дно,  смешно
шевеля длинными усами...
     Неожиданно Савелий заметил  небольшого  рака,  который,  почувствовав
опасность, суетливо устремился, точнее сказать,  попятился  к  затопленной
коряге. Однако все его усилия были напрасными,  и  бегство  не  увенчалось
успехом: волна схватил его за панцирь рукой.  Вынырнув,  он  с  огорчением
обнаружил, что тот гораздо меньше, чем выглядел  в  воде.  Завязав  его  в
куртку, чтобы не сбежал, Савелий снова ушел под воду. Второго рака  поймал
достаточно быстро, и этот успех окрылил, возбудил охотничий  азарт,  но...
Говорков, уже совсем  выбился  из  сил,  обследовал  почти  все  коряги  и
неровности дна, до которых удавалось донырнуть, все было  тщетным:  словно
почуяв угрозу, раки ушли в глубину... Когда он, совсем  обессиленный,  уже
хотел  бросить  свою  охоту,  неожиданно  заметил  странное  шевеление   в
водорослях и приметил это место. Вынырнув, вдохнул  несколько  раз  полной
грудью, набрал воздуха ненова нырнул. На этот раз его  настойчивость  была
вознаграждена, третий рак оказался едва ли  не  больше,  чем  оба  первые,
вместе взятые...
     С полчаса отлеживался Савелий на берегу, отдыхая,  затем  поднялся  и
насобирал кучу сухих сучьев.  Сначала  хотел  просто  поджарить  раков  на
костре как шашлыки, но вспомнил детдомовские времена, когда они  во  время
летних каникул ловили каких-то небольших птиц, название которых он  забыл,
обмазывали их глиной, прямо в перьях, и укладывали под костер.  Те  хорошо
запекались, и было очень вкусно. Может, и с раками стоит попробовать? Да и
от огня не обгорят...
     Замуровав каждого пленника в  мокрые  глиняные  комочки,  он  выкопал
небольшую ямку, уложив в нее получившиеся "яйца",  заложил  их  сучьями  и
сухими  листьями,  разжег  костер,  благо  спички  уже  просохли.   Устало
раскинувшись на песке, Савелий закрыл глаза.
     Мир вокруг него был наполнен  лесными  звуками.  Перекликались  между
собой  птицы.  Назойливо  стрекотал  кузнечик,  и  этот  стрекот   забавно
вписывался в шум речной воды, почти беспрерывно накатывающейся  на  берег.
Неожиданно затрещали сучья,  Савелий  насторожился,  приподнялся,  пытаясь
определить  опасность,  но,  видно,  это  был  какой-то   крупный   зверь,
бросившийся за добычей, а может, и сам чего-то напугавшийся...  Убаюканный
непривычными для его слуха звуками. Савелий крепко заснул...  И  приснился
ему странный сон.



        СТРАННЫЙ СОН

     Только что его ввели в зал судебных заседаний, который был переполнен
людьми. Пересилив себя, он медленно взглянул на присутствующих и  едва  не
вскрикнул от изумления: в  первых  рядах  сидели  его  погибшие  родители,
воспитательница  Марфа  Иннокентьевна,  старый  тренер   Укеру   Магасаки,
приятели по  траулеру,  их  капитан,  "афганцы",  среди  которых  и  ранее
погибший Баса, и Шалимов, и сержант Варламов... Савелий хочет заговорить с
ними, спросить, как они оказались в суде, но тело,  скованное  цепями,  не
отрывается от скамьи подсудимых, язык не хочет подчиняться, и только глаза
его все видели и запом