его  доставал,  чувствовал  запах   ее  духов  и  мне
становилось легче.
     -  Ты считаешь, что эта  мышь сжевала кусочки катушки, чтобы  вспомнить
Делакруа? Эта мышь?
     Он поднял глаза.  Мне  вдруг  показалось, что в  них стоят  слезы,  но,
наверное, я ошибся.
     - Не знаю, Пол. Но я нашел их здесь и почувствовал  запах мяты, так же,
как и ты,  - ведь  ты тоже почувствовал. И я больше не могу. Я не хочу здесь
работать. Мне кажется,  что  если я  увижу еще хоть одного человека на  этом
стуле,  то  умру.  В  понедельник я хочу  попросить, чтобы меня  перевели  в
колонию  для  малолетних.  Если  удастся  перейти до  появления  следу-ющего
узника, отлично. Если нет, я уволюсь и вернусь снова на ферму.
     - А что ты выращивал в жизни, кроме камней?
     - Неважно.
     - Я понимаю, - сказал я. - Думаю, что уйду вместе с тобой.
     Он пристально посмотрел на меня, как бы убеждаясь, что я не шучу, потом
кивнул, словно  все  решилось. Ветер  снова завыл  и задул,  на этот раз так
сильно, что заскрипели балки, и  мы с тревогой  посмотрели  вокруг на обитые
тканью стены. Мне вдруг показалось, что я слышу Вильяма Уортона - не  Крошку
Билли, нет,  для  нас  он  с первого  дня  был Буйный Билл,  когда  кричал и
хохотал,  и  говорил нам,  что  мы будем безумно  рады  от него избавиться и
никогда его не забудем. В этом он оказался прав.
     То,  о  чем мы с Брутом договорились в ту ночь в  смирительной комнате,
так  и  случилось.  Словно  мы  дали  торжественную  клятву  над  крошечными
щепочками крашеного дерева. Никто из нас больше не участвовал в казнях. Джон
Коффи был последним.




        Часть 2. МЫШЬ НА МИЛЕ



        1
     Дом престарелых,  где  я  ставлю  последние  точки  над  i,  называется
"Джорджия Пайнз". Он  находится примерно в  ста  километрах от  Атланты и на
расстоянии двухсот световых  лет от жизни большинства людей - людей, которым
меньше  восьмидесяти и которые просто живут. Вам, читающим эти строки, нужно
подумать,  не ожидает ли и вас  подобное место в будущем. Само по себе место
не  страшное, есть кабельное телевидение, кормят вкусно (хотя  человек может
так мало прожевать), но в каком-то смысле это  такая же морилка для бабочек,
как и блок "Г" в Холодной Горе.
     Здесь  даже  есть  парень,  немного  напоминающий  мне  Перси  Уэтмора,
получившего работу  на Зеленой Миле только  потому, что губернатор штата был
его  родствен-ником. У здешнего парня, по-моему, важных родствен-ников  нет,
хотя  он  ведет  себя  так же, как  Перси.  Его  зовут Долан. Он  все  время
причесывает  волосы,  как  Перси,  и   в   заднем   кармане  всегда  таскает
какое-нибудь   чтиво.  У  Перси   были  журналы  типа  "Аргоси"  и  "Мужские
приключения",  а  у  Брэда -  небольшие  тоненькие  книжечки  под  названием
"Анекдоты".  Он все  время задает вопросы  вроде таких, как: "Почему француз
перешел  дорогу?",  "Сколько  поляков нужно,  чтобы вкрутить  лампочку?" или
"Сколько  человек несут гроб  на похоронах в  Гарлеме?".  Как  и Перси, Брэд
отличается  тупостью,  и  в  его  понимании  смешно только  то,  что  отдает
злорадством.
     То,  что Брэд сказал  позавчера,  показалось  мне  остроумным,  но я не
слишком  этим  восхищался, ведь, как гласит  пословица,  даже остановившиеся
часы два раза в день показывают точное время. Он сказал мне:
     "Поли,  тебе  повезло,  что у тебя  нет болезни  Альцгеймера".  Мне  не
нравилось, что Брэд называет меня "Поли", но он все равно продолжал называть
меня так, и мне надоело просить не делать этого. Есть пара пословиц, которые
вполне применимы к Брэду Долану:
     "Можно завести лошадь в воду, но нельзя заставить ее пить" -  это одна,
а вторая: "Можно нарядить, но нельзя с ним выйти".  Своей  бестолковостью он
тоже был сродни Перси.
     Когда Брэд сказал насчет Альцгеймера, он мыл шваброй пол солярия, где я
просматривал уже  написанные страницы. Их набралось много, и я  думаю, будет
еще больше, пока я доберусь до конца.
     - Ты знаешь, что такое болезнь Альцгеймера?
     - Нет, - сказал я. - Но ведь ты мне расскажешь, Брэд?
     -  Это  СПИД  у  пожилых людей,  -  об®яснил  он и  разразился  смехом:
ха-ха-ха-ха, совсем как над своими идиотскими анекдотами.
     Я  не смеялся -  то, что он сказал, меня слегка  задело. У меня не было
болезни Альцгеймера, хотя здесь, в прекрасном местечке Джорджия Пайнз, много
страдающих  ею.  Сам же я страдал  обычным  старче-ским  склерозом.  А это -
проблема вспомнить скорее "когда", чем "что". Просматривая уже написанное, я
подумал, что помню все,  что  произошло в  далеком тридцать  втором,  а  вот
хронология событий несколько перепуталась в моей голове. Но все  равно, если
следить, то, надеюсь, смогу и это восстановить. Более или менее.
     Джон Коффи появился в блоке "Г"  и на Зеленой Миле в октябре того года,
осужденный  за убийство девятилетних девочек-близняшек  Деттерик. Это  - моя
главная веха, и если  отталкиваться  от  нее,  все  будет нормально.  Вильям
Уортон - Буйный Билл - пришел после Коффи, Делакруа - раньше. А еще раньше -
мышь, которую  Брутус Ховелл, для друзей "И ты, Брут", назвал Вилли-Пароход,
а Делакруа перекрестил в Мистера Джинглза.
     Как ни называй ее, но мышь появилась первой, даже раньше Дэла, ведь еще
стояло лето, когда он  поступил,  и  у  нас тогда  было два  заключенных  на
Зеленой Миле: Вождь - Арлен Биттербак и Президент - Артур Фландерс.
     Эта мышь. Эта  проклятая мышь. Делакруа ее  любил, а  вот Перси  совсем
наоборот.
     Перси ненавидел ее с самого начала.

        2
     Мышь появилась  снова  дня через три после того, как Перси прогнал ее в
первый раз. Дин  Стэнтон и Билл  Додж говорили о политике, а  в  те годы это
значило, что они  обсуждали  Рузвельта и Гувера -  Герберта,  а вовсе не Дж.
Эдгара. Они  ели печенье из коробки, купленной Дином  у старого Тут-Тута час
назад. Перси стоял в дверях кабинета,  слушал и отрабатывал  короткие выпады
своей любимой дубинкой.  Он вытаски-вал  ее из дурацкого самодельного чехла,
жонглировал ею (вернее, пытался, чаще всего он  ронял ее, но она не  падала,
потому что висела на петле у него на кисти), потом снова совал в чехол. В ту
ночь я не дежурил, но получил полный отчет на следующий вечер от Дина.
     Мышь прошла по  Зеленой  Миле, как и  раньше, семеня,  останавливаясь и
словно проверяя пустые камеры. Потом направилась вперед, ничуть не смущаясь,
словно знала, что впереди долгий путь, и была готова его пройти.
     На этот раз не спал Президент, он стоял у двери камеры. Этот парень был
что надо, умудрялся выглядеть опрятно даже  в тюремной робе. По  его виду мы
знали, что  Олд Спарки не для него, и  оказались правы - не прошло  и недели
после того,  как  Перси  прогнал мышь во второй раз, как Президенту заменили
смертный  приговор  пожизненным  заключением,  и  он присоединился  ко  всем
остальным.
     -  Эй, -  позвал  он. - Да  здесь  мышь!  Ребята,  что у  вас  здесь за
заведение?
     Он смеялся, но Дин сказал, что Президент был слегка возмущен, как будто
смертного приговора недостаточно, чтобы вывести его  из себя.  Он был главой
регионального  общества  под  названием Ассоциация торговцев  недвижи-мостью
Среднего  Юга,  и   ему   хватило   ума   вытолкнуть   своего   престарелого
отца-маразматика из окна третьего этажа, а потом получить двойную страховку.
Вот здесь он был неправ, хотя и не очень.
     - Заткнись, верзила, -  сказал Перси, но как-то машинально.  Его взгляд
был  прикован к мыши.  Он уже  засунул  дубинку в чехол  и  доставал один из
журналов, но теперь бросил  его на стол  дежурного и, выхватив дубинку, стал
постукивать ею по костяшкам пальцев левой руки:
     - Сукин сын, - проговорил Билл Додж. - Я никогда не видел здесь мышей.
     - Она такая симпатичная, - сказал Дин, - и совсем не боится.
     - Откуда ты знаешь?
     -  Она   приходила   раньше.  Перси  тоже  ее   видел.  А  Брут  назвал
Вилли-Пароходом.
     Перси  фыркнул,  но  промолчал. Он  все быстрее  постукивал дубинкой по
руке.
     -  Посмотри, -  сказал Дин. - Она уже  подходила  почти к самому столу.
Давай посмотрим, а вдруг опять появится.
     Она  подошла, далеко  обойдя Президента, как будто ей не нравился запах
отцеубийцы.  Она  проверила  две  пустые  камеры,  даже  залезла  под  койку
понюхать,  потом вернулась  на Зеленую Милю.  А Перси все  стоял, барабаня и
барабаня, ничего не говоря, желая проучить эту мышь, заставить пожалеть, что
вернулась.
     - Хорошо, ребята, что этого мышонка вам не надо сажать на Олд Спарки, -
заметил  Билл  с  неожиданным  интересом.  -  Вам  пришлось  бы  повозиться,
пристегивая лапки и надевая шлем.
     Перси опять промолчал, но  очень медленно зажал дубинку между пальцами,
словно сигару.
     Мышь  остановилась  там  же, где  раньше, менее  чем в  метре от  стола
дежурных, глядя на  Дина, как  узник за  решеткой.  Она взглянула  на Билла,
потом  снова  переключила внимание  на Дина. Перси  она  словно  и  вовсе не
заметила.
     - Какая смелая маленькая  чертовка, я должен ей  это дать, - воскликнул
Билл. Он слегка повысил голос. - Эй, эй! Вилли-Пароход!
     Мышь  чуть шевельнулась  и  навострила уши,  но не убежала  и  даже  не
проявила к этому ни малейшего желания.
     - Теперь  смотри, - сказал Дин,  вспоминая как Брут скормил ей  кусочек
бутерброда с солониной. - Я не знаю, повторит она это или нет...
     Он отломил кусочек крекера и уронил его прямо  перед мышью.  Она только
посмотрела  своими острень-кими  черными  глазками  на оранжевый кусочек, ее
усики  зашевелились, когда  она принюхивалась. Потом  взяла крекер  лапками,
села и начала есть.
     -  Провалиться  мне  на  этом  месте!  -  воскликнул  Билл. -  Ест  так
аккуратно, как приходский священник в субботний вечер.
     - А  мне больше напоминает негра, который ест арбуз, - сказал Перси, но
никто из охранников не  обратил  на него  внимания.  Вождь и Президент  тоже
пропустили его замечание мимо ушей. Мышь покончила с крекером, но продолжала
сидеть,  словно балансируя на пружинке своего хвоста и  глядя снизу вверх на
великанов в синем.
     - Дай я попробую.  - Билл отломил еще кусочек крекера, наклонился через
стол и аккуратно бросил его. Мышь принюхалась, но не прикоснулась к нему.
     - Да, - сказал Билл. - Похоже, наелась.
     - Не-а, - отозвался Дин. - Она знает, что ты временный, вот и все.
     - Временный, я?! Скажите, пожалуйста! Я здесь почти столько же, сколько
Харри Тервиллиджер. Может, даже больше!
     -  Не  кипятись, дружище,  не  кипятись.  -  Дин  улыб-нулся. -  Просто
посмотри и узнаешь, прав  я или нет. - Он бросил еще один кусочек  крекера в
сторону. Мышь уверенно подняла именно  этот  кусочек  и снова  при-нялась за
еду,  не  обращая  никакого внимания на угощение Билла.  Но  не  успела  она
отгрызть и кусочка, как Перси швырнул в нее дубинку, метнув ее, как гарпун.
     Мышь была небольшой мишенью, и, надо отдать должное этому черту, - удар
вышел  очень меткий, он наверняка снес  бы Вилли голову, если бы  мышонок не
среагировал так  молниеносно. Он  пригнулся - точь-в-точь  как  человек -  и
уронил кусочек крекера. Тяжелая деревянная дубинка пролетела так близко, что
вз®еро-шила шерсть  на загривке (так утверждает Дин, и я передаю  его слова,
хотя и не очень-то верю), потом ударилась о  зеленый линолеум и  отскочила к
решетке  пустой камеры.  Мышонок  не  стал  дожидаться,  пока  промах  будет
исправлен; словно вспомнив о своих важных делах, он повернулся  и умчался по
коридору к смирительной комнате.
     Перси заорал от  недовольства - он ведь подошел так  близко  - и  снова
погнался  за  мышонком.  Билл  Додж  схватил  его за  руку, словно повинуясь
инстинкту, но Перси вырвался. И все равно, по словам Дина, именно это спасло
жизнь Вилли-Пароходу, ведь тот был так  близко. Перси  хотел не просто убить
мышь, он хотел  раздавить ее, поэтому бежал широкими  нелепыми прыжками, как
олень, тяжело шлепая подошвами  черных рабочих ботинок. Мышь едва увернулась
от  двух последних  прыжков Перси, сделав зигзаг по  коридору. Потом залезла
под  дверь,  махнула  на  прощание длинным  розовым  хвостиком и  -  прощай,
незнакомец, - убежала.
     - Твою  мать! - выругался Перси и ударил по двери  ладонью.  Потом стал
перебирать ключи, чтобы войти в смирительную комнату и продолжить погоню.
     Дин  прошел по коридору  вслед за  ним, стараясь  идти медленно,  чтобы
взять  себя в руки и успокоиться. С одной стороны, как он потом рассказывал,
ему хотелось посмеяться  над  Перси, а с другой - схватить его,  повернуть к
себе лицом, прижать к двери смирительной комнаты  и избить до полусмерти. Но
прежде всего он просто испугался, ведь наша работа в блоке "Г" заключалась в
том,  чтобы свести шум к минимуму,  а  шум и Перси  были неразлучны.  Работа
вместе с ним  напоминала работу сапера, пытающегося обезвредить  бомбу, в то
время как кто-то стоит у него за спиной и все время бьет в  тарелки. Словом,
ужасно. Дин сказал,  что этот ужас он увидел в глазах Арлена Биттербока... и
даже в  глазах Президента,  хотя этот господин обычно оставался спокоен, как
катафалк.
     Но дело не только в этом. Просто Дин уже начал  привыкать к мыши. Не то
чтобы считал ее другом,  нет,  но она  стала  частью  жизни в блоке. Поэтому
Перси  был  неправ и в том, что сделал, и в том, что пытался сделать. И  то,
что   Перси  никогда  не  смог  бы  понять,   почему  он  неправ,  прекрасно
свидетельствовало о его полной непригодности выполнять эту работу.
     Когда  Дин дошел до конца коридора, он уже  успокоился и сообразил, как
лучше  уладить дело. Единственное, чего Перси не мог выносить, так это когда
попадал в глупое положение, и мы все это знали.
     - Что, следопыт, опять  сбился со следа? - сказал  он, слегка улыбаясь,
подшучивая над Перси.
     Перси смерил его презрительным взглядом и отбросил волосы со лба.
     - Выбирай выражения, очкарик. Не видишь, я злой. Как бы не стало хуже.
     - Значит, опять  перестановка,  да?  -  Дин  оставался серьезным...  но
-глаза его смеялись. - Ладно, когда все вытащишь, помой, пожалуйста, пол.
     Перси  посмотрел  на  дверь. Взглянул на  ключи.  Подумал  о  еще одних
долгих, утомительных и безрезультатных поисках  в комнате с мягкими стенами,
о том, как все будут стоять рядом и смотреть... и Вождь, и Президент... все.
     - Я лично ничего смешного не вижу, -  буркнул он. - Нам только  мышей в
блоке не хватало, и так полно всякой нечисти.
     - Как скажешь, Перси, - Дин  поднял  руки. Именно в этот момент, как он
уверял  меня на  следующий  день,  Дин  подумал,  что Перси  может  на  него
броситься.
     Подошедший Билл Додж разрядил ситуацию.
     - По-моему, это ты  уронил.  - Он  протянул  Перси  его дубинку.  -  На
сантиметр ниже, и ты сломал бы бедной твари хребет.
     В ответ на это Перси гордо выпятил грудь.
     -  Да, неплохой бросок, - сказал  он,  бережно укла-дывая свой снаряд в
дурацкий  чехол.  - Я  был  подающим  в школьной бейсбольной команде. Бросал
неотбиваемые мячи.
     -  Правда? - полюбопытствовал Билл, и его  уважительного тона (хотя  он
подмигнул  Дину, когда Перси отвернулся) было достаточно, чтобы окончательно
сгладить конфликт.
     - Да, - заявил Перси. - В Кноксвилле я отлично бросал. Эти городские не
знали, кто бросает. Сделали две пробежки. Могла бы получиться отличная игра,
если бы принимающий не стоял столбом.
     Дин мог все так и оставить, но он был  старше  Перси по должности, и  в
его обязанности  входило инструктировать  молодых,  а  в  то время - еще  до
Коффи, до Делакруа - он  считал, что Перси можно чему-то научить. Поэтому он
взял молодого человека за руку.
     - Тебе надо думать о том, что делаешь, - сказал Дин. Позже он об®яснил,
что хотел говорить  серьезно, но не  осуждающе. Во всяком случае, не слишком
осуждающе.
     Но для Перси это не годилось. Он ничему не научился... хотя со временем
ему придется.
     -  Слушай, очкарик, я знаю, что  делаю, - пытаюсь поймать  мышь. Ты что
слепой, не видишь?
     - Ты перепугал  до  смерти Билла, меня и  их. -  Дин указал  в  сторону
Биттербака и Фландерса.
     - Ну и  что? - сказал Перси, выпрямляясь. - Здесь ведь не детский  сад,
если вы помните. Хотя вы с ними все время нянчитесь.
     - Но лично мне не нравится, когда меня пугают, -  проворчал Билл, - а я
тоже здесь работаю, Уэтмор, не забывай. И я не принадлежу к твоим тюфякам.
     Перси посмотрел на него недоверчиво, прищурив глаза.
     -  И  мы не  пугаем  заключенных  без необходимости,  ведь  они  и  так
переживают стресс, - сказал Дин. Он  все еще старался говорить спокойно. - А
люди  в  стрессовом состоянии могут сломаться,  сделать себе больно. Сделать
больно другим. Иногда у нас тоже бывают неприятности.
     Перси скривил губы. Понятие "неприятности" имело над ним особую власть.
Устраивать  кому-то  неприят-ности - это нормально.  Но вот попадать в них -
увольте.
     - Наша работа разговаривать,  а  не кричать,  - наставлял  Дин.  - Если
человек кричит на заключенных, значит он потерял самообладание.
     Перси знал, кто автор  этой лекции, - я. Начальник. Перси Уэтмор  и Пол
Эджкум  всегда  недолюбливали  друг друга, а  дело  было летом,  вы помните,
задолго до начала всех событий.
     - Лучше, если ты станешь относиться к этому месту, как к реанимационной
палате, - продолжал Дин, - самое лучшее здесь - тишина...
     -  Я  считаю, что  это параша с мочой, где  надо топить  крыс, - заявил
Перси, - вот и все. А теперь, пусти.
     Он вырвал руку, прошел  между  Дином и  Биллом и  зашагал по  коридору,
опустив голову. Он прошел  слишком близко к решетке Президента - так близко.
что этот Фландерс мог дотянуться и  схватить его, а может,  отколотить своей
знаменитой  деревянной  дубин-кой,  если  бы  Фландерс был человеком  такого
плана. Но он, конечно, был не из тех, а вот Вождь, наверное, таков. Вождь не
упустил бы случая отколошматить  Перси, хотя бы для того, чтобы проучить. Об
этом сказал мне Дин,  когда на следующий день рассказывал всю эту историю, и
я помню его слова до сих пор, потому что они оказались пророческими.
     - Уэтмор не  понимает, что у него нет над ними никакой власти, - сказал
Дин. - Что бы он  ни делал, хуже  уже им не  будет, казнить  их можно только
раз. Пока  он сам этого не поймет, он  опасен и для окружающих, и для самого
себя.
     Перси вошел в мой кабинет и захлопнул за собой дверь.
     - Все я да я, - проговорил Билл Додж, - как надутое вонючее яйцо.
     - Ты не знаешь и половины, - заметил Дин.
     -  Ну,  давай  посмотрим с лучшей  стороны.  -  Билл  всегда  предлагал
посмотреть с лучшей стороны и так надоел, что хотелось щелкнуть его по носу,
когда он произносил эти слова. - Твоя умная мышь все равно ведь удрала.
     - Да,  но  больше мы ее не увидим, -  сказал  Дин. -  Представляю,  как
перепугал ее этот проклятый Перси Уэтмор.

        3
     Это было  логично, но  неверно. Мышь вернулась на  следующий вечер, как
раз в  первую из двух ночей, когда Перси не  дежурил, а потом его перевели в
ночную смену.
     Вилли-Пароход появился  около семи вечера. Я  дежу-рил и видел, как  он
пришел,  со мной  были  Дин и  Харри  Тервиллиджер.  Харри сидел  за столом.
Вообще-то  мое дежурство  было днем,  но я оставался, чтобы провести время с
Вождем,  чей  час уже  приближался.  Биттербак внешне  держался  стойко, как
полагается  людям его  племени, но я  видел:  в нем  поднимается страх перед
грядущим концом,  как отравленный цветок. Поэтому  мы разговаривали. С  ними
можно поговорить  и днем, но днем плохо: крики,  разговоры  (не говоря уже о
периодических драках), доносящиеся с прогулочного  дворика, размеренный лязг
печатных станков в типогра-фии, редкие крики охранников  с  приказом поднять
или убрать что-либо, а  то и  просто: "Пойди сюда, дерьмовый  Харви".  После
четырех становится получше, а после шести все затихает. С  шест