а  придет
следующий счет. Я сказал ему, что сосчитаем цыплят по осени, а сейчас не мог
бы  он  приехать  ко мне  на  обед? Будут  Брут  и  Дин,  а  Дженис  обещала
приготовить свою знаменитую капусту... не говоря уже о  еще более знаменитом
яблочном пироге.
     - Обед просто ради обеда? - Голос Харри звучал несколько скептически.
     Я сказал, что хотел бы кое о чем  поговорить с ними, но  этого лучше не
касаться даже  вскользь  по  телефону.  Харри  согласился прийти.  Я опустил
трубку на рычаг  и  подошел к окну. Хотя  мы  отработали  ночную смену, я не
разбудил ни Брута, ни Дина, да и Харри не походил на только что вернувшегося
из  страны  снов.  Наверное,  не  только я  переживал случившееся  вчера,  а
учитывая сумасбродность моей идеи, это было даже неплохо.
     Брут, живший неподалеку, приехал в четверть двенадцатого. Дин  появился
через  пятнадцать минут, а Харри,  уже  в  рабочей одежде, через  пятнадцать
минут  после  Дина.  Дженис  подала  нам  на  кухне  бутерброды  с  холодной
говядиной, салат  из капусты и чай со льдом. Еще пару дней назад мы могли бы
обедать на  веранде  и  наслаждаться  ветерком,  но  после грозы температура
понизилась градусов на двадцать, и теперь  с гор дул холодный, пронизывающий
ветер.
     - Присаживайся с нами, - сказал я жене. Она покачала головой.
     - Мне не  очень  хочется знать, что  вы тут  затеваете, я  буду  меньше
волноваться, если останусь в  неведении. Перекушу в гостиной. На этой неделе
у меня гостит Джейн Остин, а она очень хорошая компания.
     - А кто это, Джейн Остин? - спросил Харри, когда она вышла. - Кто-то из
твоих родственниц, Пол, или по линии Дженис? Кузина? Хорошенькая?
     - Это писательница,  дурак, - об®яснил ему Брут. - Умерла примерно в то
время, когда Бетси Росс пришивала звезды на первый флаг.
     - Ого!  -  Харри  смутился. -  Я не любитель читать.  В основном  читаю
инструкции к радиоприемникам.
     - Что ты задумал. Пол? - спросил Дин.
     -  Начнем  с Джона Коффи и Мистера Джинглза. - Как я и  ожидал, лица их
стали удивленными, они думали, что я хотел поговорить о Делакруа или  Перси.
Может,  про  обоих.  Я посмотрел  на Дина  и Харри.  - То,  что  с  Мистером
Джинглзом сделал Коффи, произошло очень быстро. Я даже не знаю, успели ли вы
увидеть, насколько сильно пострадал мышонок.
     Дин покачал головой.
     - Но я видел кровь на полу.
     Я повернулся к Бруту.
     -  Этот  сукин сын  Перси раздавил  его,  - сказал он просто. - Мышонок
должен был умереть,  но не умер. Коффи с ним что-то сделал. Каким-то образом
вылечил. Я понимаю, как это звучит, но я видел своими глазами.
     Тогда я добавил:
     - Он вылечил и меня тоже. Но я это не просто видел, я это почувствовал.
- И рассказал им  о  своей "мочевой"  инфекции: как она обострилась, как мне
было  плохо  (через  окно я  показал  поленницу,  за  которую  мне  пришлось
держаться, когда боль  свалила меня на колени), и как все прошло после того,
как Коффи прикоснулся ко мне. И больше уже не возвращалось.
     Рассказ мой длился недолго. Когда я  закончил, они  сидели и  задумчиво
жевали бутерброды. Потом Дин сказал:
     - У него изо рта вылетели черные штучки. Как мошки.
     - Да, это так, -  согласился Харри. - Сначала они были черными, а потом
побелели  и  исчезли. - Он посмотрел вокруг, размышляя. - Я  почти совсем об
этом забыл, пока ты не рассказал, Пол. Правда, смешно?
     - Ничего смешного или странного, - сказал Брут. - По-моему, люди всегда
забывают то, что им непонятно.
     Зачем помнить то, что не имеет смысла? Пол, а  с  тобой как? Были тогда
мошки, когда он вылечил тебя?
     - Да. Я думаю, это была болезнь... боль... то, что болит. Он втянул  ее
в себя, а потом выпустил снова наружу.
     - Где она умерла, - добавил  Харри. Я пожал  плечами. Я не знал, умерла
она или нет, и вообще, какое это имело значение.
     - Он,  что, высосал боль из  тебя? - спросил Брут. - Тогда с  мышью  он
словно высосал из нее боль или, я не знаю, смерть.
     - Нет, он только дотронулся до меня. И  я это почувствовал. Словно удар
тока, только без боли. Но я не умирал, мне просто было больно.
     Брут кивнул.
     - Прикосновение и дыхание. Прямо как у этих из леса, что поют молитвы,
     - Молитва "Отче наш, сущий на Небесах", - ска-зал я,
     - Я вообще не знаю, причем тут Бог, - сказал Брут, - но, по-моему, этот
Джон Коффи - очень сильный мужик.
     -  Да, - согласился Дин. - Если ты  говоришь, что все  это случилось, я
могу поверить. Бог творит свои таинства, и неисповедимы его пути. Но при чем
тут мы?
     Да, вот это был  вопрос вопросов.  Я набрал побольше воздуха в легкие и
рассказал, что хочу предпринять. Они слушали, раскрыв рот от удивления. Даже
Брут, который так  любил эти рассказы из журналов про зеленых  человечков из
космоса, и тот  был  изумлен.  Когда я закончил свой рассказ, все молчали, и
никто уже не жевал бутерброды.
     Наконец Брутус Ховелл сказал мягко и рассудительно:
     - Если нас поймают, Пол, мы потеряем работу, и счастье, если отделаемся
только этим. Скорее всего, мы окажемся  в числе обитателей блока "А" и будем
шить сумочки и ходить в душ парами.
     - Да, вполне возможно.
     - Я, в  общем, представляю, что ты чувствуешь, - продолжал Брутус. - Ты
знаешь Мурса лучше нас  всех, он не только твой босс,  но  и твой  друг, и я
знаю, что ты переживаешь за его жену...
     - Это самая прекрасная женщина на свете, - сказал я. - И она для него -
все.
     - Но мы ее не так хорошо знаем, как ты или Дженис, -  произнес Брут.  -
Правда, Пол?
     -  Если бы вы ее знали, вы бы тоже  ее любили. По крайней мере, если бы
вы с ней познакомились до  того, как болезнь взяла ее в клещи. Она так много
делала для общества, была хорошим другом и очень религиозной. А кроме  всего
этого,  она очень  веселая, была, по крайней мере. Она  могла такое сказать,
что вы хохотали бы  до  слез. Но  совсем не  по этим причинам  я хочу помочь
спасти ее. Нет,  то, что  с ней случилось, это  несправедливо,  до  обидного
несправедливо. Невоз-можно видеть, слышать и принять сердцем.
     -  Очень благородно,  но  я  сомневаюсь, что из-за  этого у  тебя крыша
поехала, -  сказал Брут. - По-моему, все дело в том, что случилось с  Дэлом.
Ты хочешь это как-то уравновесить.
     Он  был  прав. Конечно,  прав.  Я  знал  Мелинду  Мурс  лучше,  чем все
остальные, но все-таки  не настолько, чтобы рисковать ради нее их работой...
а  может быть, и  свободой... Или своими собственными работой  и свободой. У
меня  двое детей и  меньше всего на  свете мне хотелось, чтобы жене пришлось
сообщить  им,  что их отец  готовится предстать перед судом за... а за  что?
Точно я не знал. Скорее всего, за помощь и соучастие в попытке побега.
     Но  смерть  Эдуара  Делакруа стала самым отврати-тельным, самым ужасным
событием в моей жизни; причем не только в том,  что касалось  работы, но и в
жизни вообще, и я в этом принимал  участие. Мы все принимали участие, потому
что позволили  Перси Уэтмору остаться после того, как  поняли, что он совсем
не подходит для работы в таком месте, как блок "Г". И мы  играли в эту игру.
Даже начальник Мурс принимал в ней участие. "Все равно его мозги поджарятся,
будет  Перси в  команде или  нет",  -  сказал он,  и, возможно,  этого  было
достаточно,  учитывая  то,  что  совершил  французик, но  ведь Перси  сделал
гораздо  больше,  чем поджарил Дэлу  мозги: он выбил  ему  глаза из  орбит и
поджег лицо. А все почему? Потому  что Дэл  убил в шесть раз  больше  людей?
Нет. Потому что Перси намочил  в штаны, а маленький французик имел  дерзость
над ним  посмеяться. Мы  участвовали в  чудовищном акте,  и  Перси собирался
выйти  сухим из воды. Он перейдет в  Бриар  Ридж, довольный и спокойный, как
море, и там получит целый приют сумасшедших, над которыми можно  упражняться
в жестокости. С  этим мы ничего  не могли  поделать, но,  может быть, еще не
слишком поздно, чтобы хоть как-то смыть грязь с наших рук.
     - В моей церкви называют это расплатой, а не уравновешиванием, - сказал
я, - но, по-моему, суть одна.
     -  Ты и вправду думаешь,  что Коффи  смог бы ее спасти? - мягко спросил
Дин благоговейным тоном. -  Взять  и... что?.. высосать эту опухоль мозга из
ее головы? Словно... словно косточку персика?
     - Думаю, он  мог бы. Конечно, я не  уверен,  но после  того,  что Коффи
сделал со мной... и с Мистером Джинглзом...
     - Да, эта мышь была здорово раздавлена, - подтвердил Брут.
     - Но захочет ли он? - задумался Харри, - Захочет ли?
     - Если сможет, то захочет, - сказал я.
     - Почему? Ведь Коффи ее даже не знает!
     - Потому что он это делает. Потому что для этого его создал Бог.
     Брут  обвел  всех взглядом,  словно  давая понять,  что мы  кое  о  чем
позабыли.
     - А  что Перси? Ты думаешь, ему все сойдет? - спросил он, и я рассказал
им,  что думаю по поводу  Перси. Когда  я  закончил  рассказ,  Харри  и  Дин
смотрели  на  меня  с  изумлением,  а  на  лице  Брута   невольно  появилась
восхищенная улыбка.
     - Лихо, брат Пол! - воскликнул он. - Даже дух захватывает!
     - Вот это будет дело! - почти прошептал Дин, потом засмеялся и захлопал
в ладоши, как ребенок. - В  общем, тушите свет,  сливайте воду!  -  А  нужно
вспомнить,  что у Дина был свой  интерес к  той части плана,  где речь шла о
Перси,  ведь по милости Перси Дина чуть не  убили,  когда Перси  стоял,  как
отмороженный.
     -  Да, а что потом? - спросил Харри. Он говорил серьезно, но глаза  его
выдавали:  в них горели огоньки, как у  человека,  который хочет,  чтобы его
уговорили. - Что потом?
     - Есть  пословица,  что  мертвые не болтают,  -  пробормотал Брут, и  я
бросил на него быстрый взгляд, чтобы убедиться, что он шутит.
     - Я думаю, что он будет держать язык за зубами, - сказал я.
     -  Правда?  -  Дин  посмотрел  скептически.  Он снял  очки  и  стал  их
протирать. - Докажите.
     -  Во-первых, он не  узнает, что  происходит  на  самом деле, он  будет
судить по себе и посчитает, что все это шутка. Во-вторых, а это более важно,
он побоится что-либо говорить. На это я, собственно,  и  рассчитываю. Мы ему
скажем,  что, если он начнет строчить  письма и звонить по телефону, мы тоже
станем строчить письма и звонить по телефону.
     - Насчет казни, - добавил Харри.
     - И о том, как он застыл на месте, когда Уортон напал на Дина, - сказал
Брут - По-моему, Перси  Уэтмор больше всего боится, что люди узнают об этом,
- Он медленно и задумчиво кивнул.  - Это может сработать. Но, Пол, не  лучше
ли привезти  миссис Мурс к Коффи, чем везти Коффи к миссис Муре? Мы могли бы
позаботиться о Перси  именно так, как ты сказал,  а потом  провести ее через
тоннель, вместо того, чтобы через него выводить Коффи.
     Я покачал головой.
     - Не пойдет. Никогда в жизни.
     - Из-за начальника Мурса?
     - Именно. Он  такой  прагматик, что  из  Фомы Неверующего делает  Жанну
д'Арк. Если  привезем  Коффи к нему домой, думаю, мы удивим его  так, что он
позволит Коффи хотя бы попробовать. Иначе...
     - А чем ты предлагаешь добираться?
     - Я сначала  думал  взять  фургон, но  мы не  сможем  на нем  незаметно
выехать со  двора, к тому  же  все в округе его хорошо знают. Я думаю, лучше
взять мой "форд".
     - Подумай еще раз, - сказал  Дин, снова водружая свои очки на нос. - Ты
не сможешь затолкать Джона Коффи в свою  машину, даже если разденешь догола,
намажешь салом и применишь рожок для обуви. Ты к нему уже так привык, что не
замечаешь, насколько он большой.
     На  это  мне  было  нечего  сказать. Свое  внимание  я сосредоточил  на
проблеме  Перси  и  менее  важной, но  существенной проблеме  Буйного  Билла
Уортона. И  теперь  я понял, что с транспортом будет все не так  просто, как
надеялся.
     Харри Тервиллиджер взял остатки своего второго бутерброда, посмотрел на
него и снова положил на тарелку.
     - Если мы и вправду решимся на это безумие, - произнес он, - то, думаю,
можно  взять мой  "пикап".  Посадим  его  сзади.  В  это  время  на  дорогах
практически никого нет. Мы ведь говорим о времени после полуно-чи, так?
     - Да, - подтвердил я.
     - Вы, ребята, забыли об одной вещи,  -  сказал Дин. - Я знаю, что Коффи
ведет себя очень тихо с самого появления в блоке, ничего не делает, а только
лежит  на койке и плачет, но он -  убийца. А еще он громадина. Если он решит
сбежать из кузова "пикапа", то остановить его мы сможем только пристрелив. А
на  такого  верзилу  понадобится много  выстрелов, даже из  пистолета  сорок
пятого  калибра.  А  что  если  мы  не  сможем  его  уложить? Или  он  убьет
кого-нибудь еще? Мне  бы не  хотелось терять работу и  садиться в тюрьму - у
меня жена  и дети на руках, я  должен  кормить их, но еще больше, мне  бы не
хотелось, чтобы на моей совести была еще хоть одна убитая девочка.
     - Этого не будет, - сказал я.
     - С чего это ты так уверен в этом?
     Я не ответил.  Я просто не знал,  с чего  начать. Я не сомневался,  что
этот вопрос всплывет, без сомнения, но все равно  не представлял, как начать
рассказывать то, что я знал. Помог мне Брут.
     -  Ты не  веришь,  что  он  это  сделал, правда Пол?  -  Он недоверчиво
посмотрел на меня. - Ты считаешь, что этот громадный увалень невиновен.
     - Я думаю, что он невиновен.
     - Ради всего святого, почему?
     - Есть две вещи, - сказал я. - Одна из них - мой башмак. - Я наклонился
над столом и начал говорить.



        Часть 5. НОЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ


        1
     Господин Герберт  Уэлс написал  однажды  рассказ  о  человеке,  который
изобрел машину времени. И я вдруг понял, что,  когда писал эти воспоминания,
изобрел свою собственную машину времени. В отличие от машины Уэлса моя могла
путешествовать  только  в прошлое. В  1932-й, если уж  быть  точным, когда я
служил старшим  надзирателем в блоке "Г" Исправитель-ного  учреждения  штата
"Холодная Гора",  но действовала почти  без  помех. И  все равно, эта машина
времени напоминает  мне  старенький  "форд", который был у  меня в то время:
знаешь точно, что заведется, но никогда не можешь  сказать, хватит ли одного
поворота  ключа  или придется  вылезать и  крутить  рукоятку,  пока  рука не
отвалится.
     Много раз  моя машина  заводилась с  пол-оборота, с тех пор как я начал
рассказ о  Джоне  Коффи,  но вчера пришлось  крутить рукоятку. Наверное, это
потому, что я дошел до казни Делакруа и какая-то часть моего разума никак не
хочет успокоиться. Эта смерть была ужасной, просто потрясающе ужасной, и все
из-за Перси Уэтмора, молодого человека, который очень любил причесывать свои
волосы, но не терпел,  когда над ним кто-то смеялся, - даже наполовину лысый
французик, которому не суждено было дожить до Рождества.
     Как  во  всякой  грязной  работе,  самое   тяжелое  только  начиналось.
Двигателю  все  равно,  чем  его  заводить:  ключом  или  рукояткой, если уж
завелся, то в любом случае работает нормально. Так и со мной вчера.  Сначала
слова  выходили короткими  фразами, потом  длинными предложениями,  а  потом
потекли  рекой.  Я  обнаружил,  что писание  -  особый,  даже  пугающий  вид
воспоминаний,  в них есть что-то захватывающее, приводящее  в восторг. Может
быть,  потому, что сильно постарел  (а  это произошло как-то незаметно),  но
по-моему,  это не так. Я  думаю,  что сочетание  карандаша  и памяти создает
какое-то особое волшебство,  и волшебство это опасно.  Как  человек, знавший
Джона Коффи  и видевший, что он мог сделать - людям и мышам, - я знаю, о чем
говорю.
     Волшебство опасно.
     Во всяком случае я писал весь день вчера, и слова просто текли из меня,
солнечная  комната  этого  замечательного  дома для престарелых  исчезла,  а
вместо нее появилось помещение склада в конце Зеленой Мили, где столько моих
подопечных присели в последний раз, и  ступеньки лестницы, ведущей в тоннель
под  дорогой.  Именно  там  Дин, Брут  и  я  обступили  Перси Уэтмора  около
дымящегося тела Эдуара  Делакруа и заставили  Перси повторить  свое обещание
подать заявление о переводе в психиатриче-ский интернат в Бриар Ридже.
     В  солярии  всегда свежие  цветы, но  вчера  к полудню я  ощущал только
ядовитый запах горелой плоти мертвеца. Звук газонокосилки за окном сменил-ся
гулким  капаньем воды,  медленно сочащейся  со  сводчатого  потолка тоннеля.
Путешествие продолжа-лось. И  если не телом, то душой и разумом я был там, в
1932 году.
     Я пропустил  обед,  писал часов  до четырех,  а  когда наконец  отложил
карандаш,  рука  моя  ныла. Я  медленно  спустился  в конец коридора второго
этажа. Там есть окно, которое выходит на стоянку машин персонала. Брэд Долан
- похожий на Перси санитар, которого слишком интересовало, куда я хожу и что
делаю  на прогулке,  -  ездил  на  старом  "шевроле",  на  бампере  которого
красовалась наклейка:  "Я видел Бога,  и  его  имя Тритон". Машины  не было,
смена Брэда  закончилась, и он  отправился в какой-нибудь  садик, называемый
домом.  Я  представил себе трейлер,  на  стенах  которого скотчем прилеплены
картинки, а по углам стоят банки из-под пива.
     Я вышел через кухню, где точько начинали готовиться к ужину.
     - Что у вас в сумке, мистер Эджкум? - спросил меня Нортон.
     - Там пустая  бутылка, - ответил я. - Я нашел в лесу "родник молодости"
и  всегда  по вечерам хожу туда.  Потом пью эту воду  вечером. Она  хорошая,
уверяю вас.
     - Может, поддержит твою молодость, -  сказал Джордж, второй повар, - во
всяком случае не повредит.
     Мы посмеялись, и  я вышел. Я  все  равно огляделся, нет  ли  поблизости
Долана, назвал себя дураком за то, что позволил  ему так глубоко войти в мою
жизнь, и зашагал через поле для крокета.  За ним находится маленькая зеленая
лужайка  для  гольфа,  на картинках  в  буклетах  о  Джорджии Пайнз она  еще
прелестнее, а за ней начинается  узкая тропка, идущая через рощицу к востоку
от  дома для престарелых. Вдоль этой  тропинки стоит пара старых сараев, они
уже давно заброшены.  Я  зашел  во второй из них,  который  стоит вплотную к
каменной   стенке,   отделяющей   территорию   Джорджии   Пайнз   от   шоссе
"Джорджия-47", и пробыл там пару минут.
     В тот вечер я хорошо  поужинал, посмотрел телевизор и  лег спать  рано.
Много  раз  я  просыпался по  ночам,  пробирался  в телевизионную  комнату и
смотрел старые фильмы на канале американской  классики. Но прошлой ночью все
было не так, я спал как убитый и совсем без сновидений, которые преследовали
меня с самого начала  моих упражнений в литературе. Вся  эта писанина  меня,
должно быть, утомила, а я ведь вовсе не молод.
     Когда я проснулся и  увидел,  что полоса света,  обычно лежащая в шесть
утра на  полу,  уже перебралась  к самой спинке моей кровати, то вскочил так
быстро и в такой тревоге,  что  даже  не  заметил уколов артрита в бедренных
суставах, коленях и в лодыжках. Я  оделся как мог быстро и поспешил  вниз  в
коридор к  окну, выходящему на стоянку автомоби-лей сотрудников, в  надежде,
что  место, где Долан оставляет  свой "шевроле",  окажется пустым. Иногда он
опаздывает и на полчаса...
     Не повезло.  Автомобиль уже  стоял на месте  и  тускло блестел в  лучах
утреннего солнца.  Похоже, у  мистера  Брэда Додана была причина приезжать в
последнее  время вовремя. Да, старый Поли Эджкум куда-то  ходит рано утром и
что-то замышляет,  а мистеру Брэду Долану  очень нужно знать, что же именно.
"Что  ты там делаешь, Поли? Расскажи мне". Он  скорее всего уже наблюдает за
мной. Было бы здорово постоять именно здесь... если бы я мог.
     - Пол?
     Я повернулся так быстро, что чуть не  упал.  Это пришла Элен  Коннелли.
Она широко раскрыла глаза и выставила руки вперед, чтобы поддержать  меня. К
сча-стью для нее, мне удалось удержать равновесие: у Элен ужасная подагра, и
я  разломил  бы  ее  пополам,  как  палочку,  если  бы упал  в  ее  об®ятия.
Романтические  чувства не  умирают,  когда вы попадаете  в  странную стран