поддержал Дин. - А кто останется в блоке. Пол? Будем тянуть
жребий?
     - Нет, сэр, - произнес я. - Никакого жребия. Останешься ты.
     - Вот так? И ты  это мне говоришь? - сердито и обиженно воскликнул Дин.
Он стащил очки и стал тереть их о рубашку. - Что за идиотская затея?
     - А вот такая затея. Твои дети еще в школу ходят, - сказал Брут. - Мы с
Харри холостяки. Пол женат, но его дети уже взрослые и живут самостоятельно.
А мы затеваем сумасшедший  трюк,  я думаю, что мы все почти уверены, что нас
поймают. -  Он  спокойно глядел на меня. - Ты только, Пол,  не сказал вот  о
чем: если даже нам и удастся вытащить его из-за решетки, но потом исцеляющие
пальцы  Коффи  не сработают,  Хэл Мурс первый посадит нас всех. - Он дал мне
время  ответить на это, вероятно, даже опровергнуть, но  я не мог  и поэтому
промолчал. Брут повернулся к Дину и продолжал: - Не пойми меня превратно, ты
тоже  можешь потерять работу, но по крайней  мере у тебя останется шанс уйти
чистеньким,  если поднимется  шум.  Перси подумает, что это  шутка. Если  ты
будешь за столом дежурного, то  сможешь сказать, что тоже так подумал, а  мы
ничего другого и не говорили.
     - Мне все равно это не нравится, - не сдавался Дин, но было ясно, что с
этим придется все-таки смириться. Мысль о  детях убедила его. -  И все нужно
сделать прямо сегодня ночью? Вы уверены?
     - Если  что-то предпринимать, то  сегодня, -  сказал  Харри.  -  Начать
думать об этом, нервов не хватит.
     - Давайте  я возьму  на себя лазарет, - предложил Дин - По крайней мере
тут я могу помочь?
     - Ты можешь делать  все, при  условии, что не  попадешься, - согласился
Брут.
     Вид у Дина был обиженный, и я похлопал его по плечу.
     - Как только заступишь, лови момент... хорошо?
     - Будь спокоен.
     Моя жена просунула голову в дверь, словно я подал ей сигнал.
     - Кому еще чая со льдом? - весело спросила она. - А тебе, Брутус?
     - Нет, спасибо, - ответил он, - чего бы я сейчас  хотел, так это глоток
виски, но при нынешних обстоятельствах, пожалуй, не время.
     Дженис взглянула на меня: губы улыбаются, а глаза в тревоге:
     -  Во  что  это  ты  впутываешь  ребят,  Пол?  Но прежде  чем  я  начал
придумывать ответ, она подняла руку и сказала:
     - Не обращай внимания, мне не нужно этого знать.

        3
     Позже,  когда  все давно  ушли  и когда я уже  одевался на работу,  она
тронула меня  за  плечо,  повернула  к себе лицом и  пристально посмотрела в
глаза.
     - Мелинда? - спросила она. Я кивнул.
     - Ты что-то  можешь для нее сделать, Пол?  Действительно что-то сделать
или это все несбыточные мечты, вызванные тем, что ты видел вчера ночью?
     Я вспомнил глаза  Коффи, руки  Коффи и то  состояние гипноза, в котором
вошел к нему,  когда он позвал. Я вспомнил, как  он протягивал руки к тельцу
раздавлен-ного, умирающего Мистера Джинглза. "Пока еще есть время", - сказал
он. И те черные мушки, ставшие белыми и пропавшие.
     - Я  думаю,  что  это,  наверное,  единственный ее шанс,  -  вымолвил я
наконец.
     - Тогда  используй его, -  сказала она,  застегивая  мою новую  осеннюю
куртку. Она  висела  в шкафу с моего  дня  рождения  в  начале сентября,  но
надевал я ее всего два или три раза. - Попробуй.
     И она почти вытолкала меня за дверь.

        4
     В ту ночь -  по многим причинам  самую странную  ночь в моей жизни -  я
заступил на дежурство в двадцать минут седьмого. Мне казалось, что я все еще
ощущаю в воздухе слабый запах горелой  плоти. Должно быть, мне померещилось:
двери на улицу,  в  блоке и  в помещении  склада  были  открыты весь день, в
течение  двух предыдущих смен все  вымыли и выскребли,  но  мой нос этому не
верил,  и  я  не  смог  бы  с®есть  ничего,  даже  если  бы  безумно  боялся
предстоящего вечера.
     Брут появился в  блоке без пятнадцати семь, Дин - без десяти. Я спросил
Дина, не сходит ли он в лазарет за пластырем для моей спины, а то  она болит
с того утра, когда пришлось тащить тело Делакруа в тоннель. Дин согласился с
радостью. Я даже думаю, что он хотел подмигнуть мне, но сдержался.
     Харри заступил на дежурство без трех минут семь.
     - Как грузовик? - поинтересовался я.
     - Он там, где договорились.
     Что ж, неплохо. Потом какое-то время мы стояли у стола дежурного и пили
кофе, избегая говорить о том, на что все мы надеялись: что Перси опаздывает,
и  возможно,  вообще  не  придет.  Учитывая  отзывы  о  том, как  он  провел
электроказнь, такой вариант был вполне вероятен.
     Но  Перси, по-видимому,  придерживался  известного правила о  том,  как
снова оседлать лошадь, которая тебя  сбросила, потому что  вошел  в двери  в
шесть минут восьмого во  всем  великолепии своей синей формы: одна  рука  на
бедре, в другой - деревянная дубинка в смешном самодельном  чехле. Он пробил
свою карточку, потом осторожно оглядел нас.
     - У меня стартер сломался, - об®яснил он. - Пришлось крутить рукоятку.
     - Ах, - проговорил Харри, - бедный малыш.
     - Надо было остаться дома и  отремонтировать, - мягко  заметил  Брут, -
Зачем ты нужен тут с онемевшей рукой, правда, ребята?
     - Да, вам бы это  понравилось, точно? - фыркнул Перси, а я подумал, что
он  немного  успокоился, услышав такую спокойную реакцию Брута.  Это хорошо.
Ведь еще несколько  часов надо будет  как-то  общаться  с ним  - не  слишком
враждебно, но и  не  очень дружески.  После прошлой ночи ему  все похожее на
дружелюбие  покажется   подозрительным.   Мы  не  собирались  брать  его  во
всеоружии,  но думали,  что, если сыграем  правильно,  удастся хоть  немного
захватить его  врасплох. Важно было  действовать быстро,  но еще важнее,  во
всяком  случае  для  меня, чтобы  при  этом не пострадал никто,  даже  Перси
Уэтмор.
     Вернулся Дин и слегка кивнул мне.
     - Перси,  -  распорядился  я,  -  нужно,  чтобы  ты пошел  в  складское
помещение и вымыл там пол. А еще лестницу в тоннель. А потом напишешь рапорт
о прошлой ночи.
     - Очень творческая  работа, - заметил Брут, засунув большие  пальцы рук
за ремень и глядя в потолок.
     - Смешные вы ребята, - сказал Перси, однако воз-ражать не стал. Даже не
указал на очевидное,  что пол там мыли уже дважды - как  минимум.  Думаю, он
про-сто обрадовался возможности побыть подальше от нас.
     Я  просмотрел  рапорт  предыдущей смены, не увидел  ничего  касающегося
меня,  а  потом прошел к камере Уортона.  Он сидел на койке, обхватив руками
колени, и улыбался мне широко и неприязненно.
     - Кто к нам идет -  большой начальник, -  протянул он.  -  Большой, как
жизнь,  и столь же неприглядный.  Ты был  бы  счастливее по колено в дерьме,
босс Эджкум. Тебе что, жена задала трепку перед выходом? А?
     -  Как дела,  Крошка?  - спокойно отреагировал  я, но в  этот момент он
просто просиял. Он спустил ноги, встал и потянулся. Улыбка его стала шире, и
неприязни в ней поубавилось.
     - Черт  подери,  - обрадовался  он.  -  Наконец  хоть  раз назвал  меня
правильно. Что с тобой, босс Эджкум? Ты заболел или как?
     Нет, не заболел.  Я был  болен, но Джон Коффи  позаботился об этом. Его
руки не помнят, как  завязывают  шнурки,  если вообще знали,  но  они  умеют
многое другое. Конечно, умеют.
     - Слушай, друг, - сказал я ему. - Если хочешь быть Крошкой Билли вместо
Буйного Билла, мне все равно.
     Он надулся  от гордости, как  та пресловутая  рыба,  обитающая  в реках
Южной Америки, которая может  ужалить до  смерти иглами на спине и по бокам.
За  время работы на Миле  я имел  дело со  многими опасными людьми, но таких
отвратительных знал мало,  если  вообще  они были.  Этот Вилли Уортон считал
себя большим преступником, но его поведение в  тюрьме  не выходило  за рамки
мелких  пакостей  вроде  плевков  или  пускания струйки  мочи через  решетку
камеры. Поэтому  мы и не оказывали ему  того  уважения, которого  он, по его
мнению, заслужи-вал, но именно в ту ночь я хотел, чтобы  он был сговорчивым.
Даже если это означало намыливание его мягкого  места мылом, я бы с радостью
намылил.
     - У  нас с  Крошкой очень много  общего, можешь мне  поверить, - сказал
Уортон.  - Я  ведь попал  сюда не за кражу леденцов  из дешевой лавочки. - И
гордо,  словно его внесли  в героическую  бригаду французского  Иностранного
легиона,  а  не  шлепнули  задницей  об  пол  камеры  в семидесяти шагах  от
электрического стула, он спросил: - Где мой ужин?
     - Ладно тебе, Крошка, в рапорте сказано,  что ты поел в пять пятьдесят.
Мясо с подливкой, пюре и бобы. Меня так легко не проведешь.
     Он заливисто рассмеялся и снова уселся на койке.
     - Тогда включи радио. - Он произнес "радио" так, как в те далекие годы,
в шутку рифмуя  его с "дэдди-о" (любовник). Удивительно,  как человек  может
столько помнить  о времени, когда  его нервы  были натянуты так,  что  почти
звенели.
     -  Чуть  позже, парень.  - Я отошел  от его  камеры и  посмотрел  вдоль
коридора.   Брут  прошел  вниз  в   дальний  конец,  чтобы   убедиться,  что
смирительная комната  закрыта на один замок, а не  на два.  Я  знал, что  на
один, потому что уже проверил. Позднее нам понадобится открыть эту дверь как
можно  быстрее.  Времени перетаскивать барахло,  накопившееся там  за долгие
годы, не будет, поэтому мы его вынесли,  рассортировали и разложили в разные
места вскоре  после того, как Уортон присоединился к нашей веселой компании.
Нам казалось,  что  комната с  мягкими  стенами  - очень  полезная вещь,  по
крайней мере пока Крошка Билли не пройдет Милю.
     Джон Коффи, обычно в это время уже лежавший, свесив длинные полные ноги
и отвернувшись лицом к стене,  сидел на  краю койки, сложив  руки и глядя на
Брута с  тревогой - проницательностью, - что на него не походило. И слезы не
бежали из его глаз.
     Брут  проверил  дверь  в  смирительную  комнату,  потом вернулся назад.
Проходя мимо камеры Коффи, он взглянул на него, и  Коффи произнес любопытные
слова: "Конечно. Я поеду". Словно ответил на то, что сказал Брут.
     Мой взгляд встретился со  взглядом  Брута.  "Он знает, - почти произнес
он. - Каким-то образом знает".
     Я пожал плечами и развел руками, словно говоря:
     "Ну конечно, он знает".

        5
     Старый  Тут-Тут сделал последний  заход на  блок "Г"  со своей тележкой
где-то без четверти девять. Мы  купили  у него достаточно  снеди,  чтобы  он
улыбался.
     - Ну что, ребята, видели мышь? - спросил он. Мы покачали головами.
     - Может, Красавчик  видел, - Тут  качнул головой в сторону  склада, где
Перси то ли мыл пол, то ли писал рапорт, то ли чесал свой зад.
     - А зачем тебе? Это  совсем не твое  дело, - осадил его  Брут.  - Крути
колеса, Тут. Ты провонял уже весь коридор.
     Тут улыбнулся  своим  неприятным  беззубым и  впалым ртом, потом сделал
вид, что нюхает воздух.
     - Это не мой запах, - сказал он. - Это "прощай" от Дэла.
     Хихикая,  он выкатил свою тележку  за  дверь в  прогулочный  дворик.  И
продолжал ее катать еще десять лет уже после моего ухода - да что там, после
закрытия Холодной Горы, - продавая шоколад и ситро охранникам и заключенным,
кто мог это себе  позволить. Даже сейчас я  слышу иногда его в моих снах, он
кричит, что жарится, жарится, что он жареный индюк.
     После ухода Тута время стало тянуться, стрелки часов словно замерли. Мы
полтора  часа слушали радио, и Уортон визгливо хохотал над Фредом  Алленом в
передаче  "Аллея  Аллена", хотя  я очень сомневаюсь,  что он понимал  многие
шутки. Джон Коффи сидел на краю койки, сложив руки и не сводя глаз с сидящих
за столом дежурного.  Так иногда люди ожидают,  когда об®явят нужный автобус
на автостанции.
     Перси  вышел из помещения  склада примерно без  четверти одиннадцать  и
вручил мне рапорт,  густо  написанный карандашом. Клочья  ластика тут  и там
лежали на листе. Он увидел, как я провел по ним пальцем и торопливо сказал:
     - Это только черновик. Я потом перепишу. Как ты думаешь, сойдет?
     Я думал, что это самое наглое очковтирательство из всех, какие я только
читал. Но сказал, что все нормально, и он, удовлетворенный, удалился.
     Дин и  Харри  играли в карты, при этом чересчур громко разговаривали  и
слишком часто спорили из-за счета, каждые пять секунд поглядывая на медленно
ползущие стрелки часов. Кажется, в одной из партий в ту ночь они сыграли три
кона  вместо  двух.  В  воздухе  было  слишком  много  напряжения,  мне даже
казалось,  что его можно лепить, как глину, и не  чувствовали этого лишь два
человека: Перси и Буйный Билл.
     Когда часы показали без десяти двенадцать, я уже больше не мог ждать, и
слегка кивнул Дину. Он пошел в  мой  кабинет  с бутылкой "колы", купленной у
Тута, и  через пару минут  вернулся.  "Кола" была налита  в  жестяную чашку,
которую заключенный не мог разбить, а потом порезаться.
     Я взял чашку и огляделся. Харри, Дин и Брут наблюдали за  мной. Смотрел
на меня и Джон Коффи. А Перси нет. Перси вернулся в  склад, где именно в эту
ночь  ему было  легче.  Я принюхался к содержимому  чашки и  не почувствовал
ничего  друго-го,  кроме  запаха  "Колы  ъS",  в те годы  приятно  пахнувшей
корицей.
     Я  понес  ее к  камере  Уортона. Крошка  Билли лежал  на  койке.  Он не
мастурбировал,  хотя его  шорты  здорово  оттопыривались, и  он периодически
пощипывал это место, как искусный контрабасист самую толстую струну.
     - Крошка, - позвал я.
     - Не трогай меня, - отозвался он.
     - Ладно, - согласился я. - Я принес тебе  "колы", чтобы ты вел себя как
человек всю ночь,  ведь  уже скоро и твой черед, но, если не хочешь, я выпью
ее сам.
     Я сделал вид, что пью, подняв  жестяную кружку (смятую по бокам многими
сердитыми ударами о многие прутья решеток) к  губам. Уортон соскочил с койки
в мгновение ока, что  меня не удивило. Этот трюк  был не  очень рискованным,
большинство заклю-ченных - убийцы, насильники, приговоренные к Олд Спарки, -
сходят с ума по сладостям, и этот не был исключением.
     - А ну-ка, дай  сюда, дурак. - Уортон произнес это  таким тоном, словно
он был кучером, а я простым крестьянином. - Отдай это Крошке.
     Я  держал кружку недалеко от прутьев решетки,  позволяя ему дотянуться.
Если  сделать  наоборот  -  может случиться  катастрофа,  это  скажет  любой
охранник, прослуживший в тюрьме достаточно долго.  О та-ких  вещах мы всегда
думали, иногда просто маши-нально: так же,  как знали, что  нельзя позволять
заключенным называть нас  по именам  и  что  быстрый  звон  ключей  означает
тревогу  на блоке, потому что это  звук  бегущего охранника,  а охранники  в
тюрьме  не бегают никогда,  разве что в  случае тревоги на этапе. Людям типа
Перси Уэтмора этих премудростей не постичь.
     Сегодня, однако, Уортон скорее всего собирался вести  себя  смирно.  Он
схватил жестяную кружку, вылакал "колу" в три длинных глотка, а потом звучно
отрыгнул.
     - Отлично, - сказал он.
     Я протянул руку:
     - Кружку.
     Он подержал ее секунду, дразня глазами.
     - Думаешь, возьму себе? Я пожал плечами.
     - Мы придем и отберем. Ты отправишься в маленькую  комнату. И это будет
твоя последняя "кола". Если только ее не подают в аду, вот и все.
     Его улыбка погасла.
     - Не люблю шуток насчет ада, козел. - Он швырнул кружку через решетку.
     - Вот вам. Забирайте.
     Я поднял кружку. За моей спиной Перси сказал:
     - Какого черта ты вдруг решил дать этому идиоту содовой?
     "Потому что  там столько зелья из лазарета, что хватит, чтобы  проспать
двое суток и ничего не почувствовать", - подумал я.
     - У  Пола, - заметил  Брут,  -  запас  милосердия  не ограничен, и  оно
падает, словно дождь с райских небес.
     - Чего? - спросил Перси, нахмуриваясь.
     - Я говорю, у  него  доброе  сердце. Всегда было, таким и останется. Не
хочешь сыграть в "безумные восьмерки", Перси?
     Перси фыркнул:
     - Только не в "Пьяницу" и не в "Ведьму", это самые глупые игры в мире.
     - Поэтому  я думал, что тебе будет интересно сыграть в несколько рук, -
сладко улыбнулся Брут.
     -  Умные все какие, - сказал  Перси и шмыгнул в мой  офис. Мне не очень
нравилось, что эта мелкая крыса сидит за моим столом, но я промолчал.
     Время  тянулось  медленно. Двенадцать двадцать,  двенадцать тридцать. В
двенадцать сорок Джон Коффи  поднялся с койки и стал у двери камеры, держась
руками за прутья решетки. Мы с Брутом прошли до камеры Уортона и заглянули в
нее.  Он  лежал на  койке,  улыбаясь  в потолок. Глаза его были  открыты, но
напоминали стеклянные шарики. Одна рука лежала на груди,  вторая свесилась с
койки, пальцы касались пола.
     - Боже, - проговорил Брут, - от Крошки Билли до Вилли Плаксы - всего за
один час. Интересно, сколько таблеток морфина Дин положил в этот тоник?
     - Достаточно.  -  Мой  голос слегка  задрожал.  Брут  этого  мог  и  не
заметить, но я услышал. - Пошли.
     - Ты не хочешь подождать, пока этот красавчик отключится?
     - Он уже отключился, Брути. Он просто слишком под кайфом, чтобы закрыть
глаза.
     - Ты начальник, тебе  виднее. - Он оглянулся,  ища  Харри, но Харри был
уже рядом.  Дин сидел прямо  за столом дежурного, перетасовывая  колоду карт
так сильно  и  быстро, что было странно,  что они не  загораются, при каждом
перехвате колоды бросая взгляд налево, на мой кабинет. Следя за Перси.
     - Уже пора? - спросил  Харри. Его длинное лошадиное лицо казалось очень
бледным над синей форменной блузой, но вид у него был решительный.
     - Да.  Если мы хотим успеть, то  пора. Харри  перекрестился и поцеловал
большой палец. Потом отправился в смирительную комнату, открыл ее и вернулся
со смирительной  рубашкой.  Он подал ее Бруту.  Мы втроем  прошли по Зеленой
Миле. Коффи у двери своей камеры проводил нас взглядом и не сказал ни слова.
Когда мы дошли до стола дежурного,  Брут спрятал рубашку  за спину, что  при
его комплекции было довольно легко.
     - Повезло, - сказал Дин. Он  был так же бледен, как и Харри, но и столь
же решителен.
     Перси сидел за моим столом,  именно так, на моем стуле, и хмурился  над
книгой, которую таскал повсюду с собой последние несколько  ночей: не "Арго"
или "Для  мужчин",  а  "Уход  за  душевнобольными в лечебницах".  Но  по его
виновато-встревоженному взгляду, брошенному на нас, можно было подумать, что
это "Последние дни Содома и Гоморры".
     - Чего еще? - спросил он, быстро захлопывая книгу. - Что вам нужно?
     - Поговорить с тобой, Перси, - сказал я. - Вот и все.
     Однако  по  нашим  лицам  он  понял, что  мы  явились  вовсе не  только
поговорить, поэтому вскочил и бросил-ся -  почти бегом - к открытой двери  в
помещение склада.  Он подумал, что мы пришли  рассчитаться  с ним и надавать
оплеух.
     Харри отрезал ему путь к отступлению и стал  Вт дверях, сложив на груди
руки.
     - А ну! - Перси повернулся ко мне в тревоге, но стараясь  не показывать
ее. - Что это еще?
     - Не спрашивай,  Перси.  - Я думал, что все пройдет нормально, я буду в
норме, раз уж мы начали эту  безумную аферу,  но что-то  не получалось. Я не
верил,  что  делаю это.  Словно в плохом сне.  Мне все казалось, что вот-вот
жена  разбудит меня и скажет, что  я стонал во сне. - Лучше, если ты с  этим
смиришься.
     -  А  что  у Ховелла  за  спиной? - срывающимся голосом спросил  Перси,
поворачиваясь, чтобы лучше рассмотреть Брута.
     - Ничего.
     - Ну, это, я думаю... -  Брут вытащил смирительную рубашку и помахал ею
у бедра, словно матадор мулету перед броском быка.
     Перси вытаращил глаза и рванулся. Он хотел бежать, но Харри схватил его
за плечи, и получился лишь рывок.
     -  Отпустите меня? - закричал Перси, пытаясь вырваться из  рук Харри, -
но  тщетно.  Харри  был  тяжелее фунтов на  сто,  и  мускулы у него,  как  у
лесоруба,  однако  у  Перси хватило сил  протащить Харри почти  до  середины
комнаты и смять неприятный зеленый ковер,  который я все собирался заменить.
На секунду я  даже подумал,  что он вырвет  Харри  руку