Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
ь.
- Не раньше, чем твоя воля включит механизмы. Даль еще ниже склонился
над крышкой и стал в упор смотреть на спираль, приходившуюся как раз над
ясным лбом спящей. Он вложил в свой взгляд всю силу желания помочь Инко
Тихому и его подруге, прекрасной просветительнице людей.
Но спокойное лицо спящей не дрогнуло. Недвижной осталась и крышка
гроба.
- В твоей оболочке для головы слышен голос старшего брата людей, -
сказал Инко Тихий, протягивая Далю снятый им шлем.
У Даля помутилось в глазах от напряжения. Почему же не срабатывают
автоматы? Какой требуется код? Может быть, надо решиться на вскрытие
механизмов, замкнуть накоротко сигнальную цепь, работающую от биотоков
мозга? Мало ли что могло произойти за десяток тысяч лет! Может быть,
Галактион и решится?
Даль взял у Инко свой шлем и услышал голос брата:
- Получено сообщение с Земли. Повторяю его в третий раз: "Прекратите
все попытки вмешательства в устройство анабиозной камеры. Если на Марсе не
удастся найти указания, как вывести из анабиоза спящую, будет прислан
специальный корабль, который доставит камеру всю целиком в околоземное
пространство. Ученые всего мира примут участие в оживлении спящей". Понятно?
- Что он говорит? - спросил Инко Тихий.
- Эту камеру отбуксируют к Земле. Там знатоки знания приложат все
усилия, чтобы вернуть твою Эру к жизни.
- На Земле нет нужных знаний. Я найду мариан, покажу людям вход в их
глубинный город.
- Если он населен, - издалека донесся по радио голос Галактиона
Александровича, которому Даль перевел слова Инко.
- Мариане не могли все погибнуть. Среди них найдутся те, кто по древним
письменам знает секрет "Хранилища Жизни", - уверенно сказал Инко Тихий.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. НЕОПЛАЧЕННЫЙ ДОЛГ
Итак, я, Инко Тихий, носивший на Земле имена Кетсалькоатля и Кон-Тики,
возобновляю после пробуждения свои записки - отчет перед Разумом. Переход от
сна к бодрствованию заложен в существе каждого, но требуется время, чтобы
организм начал работать нормально. В "Хранилище Жизни" автоматы, пробудившие
меня, не только отогрели мое тело, вернули силу мышцам, ввели в кровь
бодрящие вещества, но и сообщили мне угол сдвига созвездия. Я был потрясен
сознанием числа пролетевших тысячелетий. Меня разбудили люди, поднявшиеся в
космос на своей высшей ступени развития. Я сам мечтал о такой встрече с
ними, но - увы! - мое пробуждение не принесло мне полного счастья...
Не знаю, чем вызвана мучительная боль в затылке: остаточным состоянием
длительного замораживания или напряжением, с которым я старался взглядом
включить автоматы пробуждения Эры.
Эра лежит, спокойная и прекрасная, такая же, какой я видел ее на ложе
холодного сна перед тем, как самому занять место рядом. Я не только помню, я
ощущаю ее светлую прощальную улыбку.
Ее губы и сейчас полуоткрыты, готовые снова улыбнуться, ресницы
способны вздрогнуть, глаза открыться, но... моя Эра остается недвижной.
Возможно, за время сна я утратил силу взгляда, в моем мозгу произошли
какие-то изменения, и его ослабленные биотоки не в состоянии привести в
действие автоматы...
Мои новые братья, на которых я лишь и надеюсь, проявляют ко мне
участие. И мне стыдно признаться, что они кажутся мне более чужими, чем их
дикие предки, которых я стремился приобщить к добру и знанию.
Те люди древности были яснее для меня: они боялись боли и смерти, но
бывали отважны, они любили неистово и ненавидели безмерно, покорно
трудились, но стремились к богатству и власти, были жестоки и кровожадны, но
бывали нежны и сострадательны. А главное, всегда стремились узнать больше,
чем знали, шли всегда вперед, жадные к неизвестному.
Новые люди, напоминая во многом прежних, все же в чем-то другие. Если
младший брат их вождя как-то ближе и понятнее мне, то сам вождь с его
уверенностью в гибели марианской цивилизации и даже с упрямой надеждой на
это (во имя чего?!) хоть и не жесток и кровожаден, как жрецы Толлы, но
неприятен мне.
Женщины не играют, по-видимому, у них первой роли, как на Маре, но не
подчинены мужчинам, как на древней Земле, и даже каким-то способом влияют на
поведение мужчин. Сами они тоже принадлежат к изучающим, хотя и должны будут
выполнять все обязанности матерей. Эта двойная нагрузка представляется
странной. Может быть, моя Эра, проснувшись, ближе сойдется с ними, поймет
их. Но ее нет со мной...
Боль в затылке невыносима. Что предвещает она? Скорый мой конец?
Старшая из земных женщин, местная Сестра Здоровья, изучавшая окоченевший
труп фаэтессы, сомневается, полностью ли я подобен человеку и можно ли ко
мне применять знакомые ей средства?
Но боль в затылке ничтожна по сравнению с болью в сердце. Ловлю себя на
том, что я, ради любви к людям ушедший из своего времени, недостаточно
сердечно отношусь сейчас к ним.
После совместного полета с Далем (так зовут брата вождя прилетевших
людей) к "Хранилищу Жизни" и бесплодных попыток включить автоматы для
пробуждения Эры я узнал, что земляне решили переправить "Хранилище Жизни" к
Земле, чтобы изучающие могли там применить все свои знания для спасения Эры.
Я благодарен им, я не напрасно поверил в них, погружаясь в холодный сон, но
ведь у людей нет нужных знаний!..
Я охотно согласился помочь вождю прилетевших людей, Галактиону, в
попытке найти мариан. Правда, цели у нас с ним разные. Он стремится найти
лишь следы их былого пребывания на Маре, убежденный в гибели их цивилизации,
мне же нужны сами мариане, близкие мне дети моего народа, сохранившие
древние секреты холодного сна и способные пробудить Эру.
Самое трудное - это не поддаваться ужасающему одиночеству, победить
свое горе, победить самого себя. Мне удалось это сделать, потому что мое
желание спасти Эру совпало со стремлением людей разведать Мар и спуститься
на его поверхность.
Но что я увижу там? Становилось жутко. Ведь тысячелетия прошли не
только в космосе, они пролетали и на Маре. Какой они оставили след? Ведь
ничто в мире не может быть неизменным. Неужели прав холодный Галактион?
Я указал пилотам, в какое место следует посадить корабль, чтобы
оказаться вблизи Города Долга.
Город Долга! Его символом были древнейшие стихи Тони Фаэ!.. Как
хотелось мне прочесть их людям на земном языке!
У меня был пример Даля, овладевшего мертвым языком мариан и опыт
изучения живых языков древней Земли. И я принялся изучать современный язык
землян. Он назывался русским, одним из распространенных в числе многих.
Мой словно просветлевший за бесконечно долгий отдых мозг был подобен
земной высохшей губке, жаждущей влаги. Он с легкостью впитывал в себя новые
понятия. Люди радовались моим успехам и уже обменивались со мной репликами
без переводчика.
К этому времени "Поиск" (улыбка судьбы снова свела меня с этим
названием корабля) опустился на Мар.
С той же тревогой, что и люди, смотрел я на поверхность родной планеты,
которую, казалось, оставил совсем недавно.
Сколько охватывал взор, во все стороны простиралась голая равнина,
изрытая полузанесенными песком ямами. На непривычно близком (по сравнению с
Землей) горизонте виднелась серебристая башня "Поиска", а за нею - горная
гряда.
Хребты были на прежних местах, но в остальном я не узнавал Мара. Где же
оазисы, на которых работали мариане в скафандрах? Где же марианская
растительность, пусть уступающая земной, но все же живучая, сочная, вкусная?
Наконец, где же тоненькие цепочки следов остродышащих ящериц, единственных
живых существ, обитавших на поверхности Мара?
Пустыня была мертва. Поражала отсутствием знакомого кратера, в котором
прежде был оазис с утесом городских шлюзов перед ним.
В моем шлеме люди поместили электромагнитное устройство, позволявшее
мне слышать их голоса. Я уже достаточно понимал теперь каждого из них, но в
решительную минуту нам приходил на помощь Даль.
Глядя на мертвые пески, Галактион сказал:
- Анчару бы расти в этой пустыне чахлой и скупой.
- Анчар - ядовитое дерево смерти из стихов нашего великого поэта, -
об®яснил Даль.
Дерево смерти! Даже ему не было места в пустыне!..
- Оазис... здесь... был, - выговорил я на языке людей.
- Оазис? - переспросил Галактион. - Был? Это очень верно! И совпадает с
моей теорией гибели марсианской цивилизации.
Несколько дней прилетевшие люди, называвшие себя археологической
экспедицией, с помощью хитроумной машины раскапывали горы песка. Однако все
было напрасно.
Фиолетовое небо, красноватые пески, синие, словно земные, тени, горы...
"Планета Анчар", как назвал Мар Галактион, об®ясняя, почему никто не
обнаружил здесь следов жизни.
Мой скафандр фаэтов был неуклюж, и я почти не мог помогать людям. Как я
жалел, что у меня не было легкого скафандра, в каком я выбегал когда-то на
поверхность Мара!
Обе женщины были лучшими помощниками Далю, чем я.
- Галактион! - позвала старшая (Эльга) мужа. - Твердая порода.
Оплавленный гребень. На метеоритный кратер непохоже.
У меня перехватило дыхание. Я хотел об®яснить Галактиону что мы у цели!
Но все русские слова разом вылетели у меня из головы. А Даль был занят с
младшей из сестер (Таней) определением состава найденной породы. Он называл
обнаруженные вещества, которые говорили им многое (а для меня были новыми
понятиями), доказывали, что здесь когда-то произошел ядерный взрыв.
Я понял, что ядерные взрывы - это и есть распад вещества, погубивший
цивилизацию фаэтов.
- Галактион, - торжественно сказал я, - мы у цели. Вы, люди, обнаружили
занесенный песком кратер, оставшийся от войны распада между базами Фобо и
Деймо, начатой накануне гибели Фаэны. Город Долга поблизости. Его почему-то
тоже занесло песком.
- Потому что некому стало очищать скалу от наносов, - уверенно ответил
мне вождь людей.
- Стебелек! - раздался взволнованный крик младшей сестры, Тани.
- Это первая такая находка на Марсе, - обрадовался Даль. - Спасибо
тебе, Инко, без тебя мы не нашли бы.
Я с грустью рассматривал стебелек со свернувшимися трубочкой листьями.
Трудно было в нем узнать предка той самой кукурузы - дара звезд, - которая
была привезена нами на Землю. Когда-то подземная река по прорытому древними
марианами глубинному руслу питала влагой исчезнувший оазис. Но, видно, еще
действовала былая оросительная система, если стебелек рос здесь сам собой!..
Галактион сказал:
- Если и было орошение, то давно заброшено. Можно удивляться, что
потомки фаэтов так долго жили на неприютной планете. Возможно, они
переселились на Землю и какой-нибудь земной народ-завоеватель и являет собой
их потомков.
Меня покоробило это предположение:
- Мариане не способны на завоевания!
- Но твои рассказы, Инко, должны были заронить в твоих соплеменниках
желание жить под открытым небом, дышать естественным воздухом среди щедрой
природы. Ради этого можно было и потеснить на Земле малокультурные племена.
Все ясно! Очевидно, мариане и составили основу населения материка Мю! Вот
почему там была так высока культура. Моя гипотеза подтверждается, многое
становится понятным!
Что я мог возразить? Отказываться от надежды, что потомки
переселившихся на Землю мариан сохранили в древних письменах секрет
холодного сна? Я стал расспрашивать о материке Мю.
- Увы, друг, - ответил Даль. - Материк Мю если и существовал, то погиб
в одном из катаклизмов, потрясших Землю многие тысячи лет назад. Едва ли
кто-нибудь мог выжить или сохранить письмена. Но земные ученые помогут тебе,
откроют секрет холодного сна вновь.
Галактион торопил продолжать раскопки, ему хотелось добраться до утеса
шлюзов, и он все расспрашивал меня, где его искать.
Я первый заметил хорошо знакомый мне по прежней жизни на Маре зловещий
столбик песка на горизонте. Я предупредил людей о надвигающейся опасности.
- Мы не станем бросать раскопки, - упрямо заявил Галактион. - Лишь ради
них мы здесь.
- Надо спасаться, - убеждал я.
Я уже переживал подобную бурю, когда с Моной Тихой отправился в
заброшенный Город Жизни искать Тайник Добра и Зла.
Буря, как и тогда, упала прямо с неба. Люди еще не знали, что на Маре
вихревые возмущения атмосферы перемещаются не только по поверхности планеты,
но и вертикально.
Вихрь обрушился на пустыню, и она ожила в неистовом, но мертвом
движении. Ураган сбил всех с ног, кроме меня, устоявшего благодаря
неуклюжему и все же устойчивому скафандру фаэтов.
Внутрь шлемов проникал грохот бури, пересыпавшей горы песка. Небо
скрылось. Тяжелые тучи спустились к самой поверхности, а им навстречу встала
черная колонна, которую люди зовут смерчем. Упершись в небо, он словно
закрутил там тучи спиралью.
Скоро и мой скафандр не удержал меня на ногах. Я оказался рядом с
Галактионом, который пытался с помощью электромагнитной связи передать на
корабль местонахождение своей экспедиции, чтобы пилоты могли откопать нас.
Я услышал в шлеме и голос Даля, говорившего на родном мне языке. Он
тревожился, но не за себя, даже не за женщин, а за меня, свидетеля
древности.
- Нельзя, чтобы все так нелепо кончилось, - сказал он.
- Нельзя, - согласился я, думая о спящей Эре. - Будет страшно, если она
проснется, а меня не будет.
- Мы выживем, Инко! Нам нельзя не выжить!
- Ты знаешь, горячий Даль, когда меня еще не повалило, я успел
заметить, что черный смерч, пройдя вблизи: засыпанного кратера, на миг
оголил знакомый утес шлюзов.
- Вот видишь! Я говорю, мы не имеем права погибать! - воскликнул Даль,
но уже по-русски.
- Не имеем, - подтвердил Галактион.
- Как же нам выбраться? - спросила Таня. - Нас засыпало, как в могиле.
- И она замолчала.
- Не смей, Таня! Ты девушка Земли, - сказала Эльга, очевидно не желая,
чтобы люди проявляли при мне слабость.
А я и сам был слаб. Я был в отчаянии от того, что не могу что-либо
сделать, никому не могу помочь, что никогда больше не увижу ни Мара, ни
Земли, ни Эры...
И тут Даль сказал:
- Выжить - это наш долг.
Долг? И я прочитал на родном своем языке стихи о Долге:
И ветвью счастья
и цветком любви
украшен
Древа Жизни ствол.
Но корни!..
Без них засохнет ветвь, падут цветы.
Мечтай о счастье, о любви и ты,
но помни:
корень Жизни - ДОЛГ!
- Сильные слова, - помолчав, сказал Даль и добавил по-русски: - Люди в
неоплатном долгу перед марсианами, предотвратившими столкновение Земли с
Луной.
ГЛАВА ПЯТАЯ. УЧЕНИЕ СТРАХА
С горьким чувством иду я по затхлым и пыльным галереям глубинного
Города Долга. Только в ближних к шлюзам пещерах можно встретить бесшумные
тени... Да, только тени мариан! Как мало напоминают они моих современников!
Великий Жрец всюду сопровождает меня. Походя на большеголового ребенка
с тоненькими ручками и ножками, он не достает мне до плеча и говорит
дребезжащим, плаксивым голосом:
- В древней келье, которую отыщет божественный Инко, будет создан Храм,
где поклоняющиеся воздадут сердечную хвалу сыну Моны-Запретительницы.
Мне уже привелось быть богом Кетсалькоатлем на Земле, и я поклялся
никогда больше не играть подобной роли; и вот, спустя тринадцать тысяч
земных лет, помимо моей воли меня снова провозглашают божеством, но теперь
на родном Маре, не знавшем в мое время никаких суеверий.
Старичок привык к моим протестам и терпеливо раз®ясняет божественное
учение Страха.
- Как могли вы дойти до этого? - перебиваю я.
И старый Жрец не устает напоминать, что еще Великий Старец (их главный
бог!) первым наложил запрет на опасные знания. Затем его великий пророк Мать
Мона запретила полеты в космос к Земле, населенной чудовищами, которые
вырывают друг у друга сердца и стремятся в своей свирепой жестокости к
захвату чужих стран, к порабощению или уничтожению народов. И эти демоны
непременно прилетят на Мар, чтобы разделаться с марианами. У мариан одно
средство спасения: уйти навек в глубинные убежища и никогда не появляться на
поверхности. Вот почему уже тысячи циклов в пустынях Мара не найти никаких
следов мариан, все оазисы засыпаны песком, великое орошение талыми водами
полярных льдов заброшено, мариане питаются только тем, что можно получить в
недрах.
Итак, Великий Старец - первый бог, а чудесные стихи Тони Фаэ, нашего
древнейшего поэта, стали теперь бездумными молитвами. Мариане бормочут их во
время религиозных обрядов. Невежество порождено страхом, разложившим
культуру, убившим Знание. Не мудрено, что ни Великий. Жрец, изучавший больше
других, ни кто-либо другой из мариан ничего не слышали о холодном сне. Для
них я просто бессмертен, как и подобает богу. Бедная моя Эра! Кто пробудит
тебя? И когда?
С немалым трудом нахожу я в сети новых пробитых туннелей старую "пещеру
подземного дерева". Конечно, от растения не осталось и следа, но древние
кельи на месте. И сердце болезненно сжалось. Грустно смотрю я на знакомую с
детства стену. Сейчас здесь нет энергопотока и на ней не вспыхивает красками
взрыв метеорита, сразивший моего отца. На месте былой картины в каменных
натеках с трудом можно угадать древний барельеф с чудо-башней фаэтов, с
помощью которой они летали среди звезд. При виде очертаний сказочного
корабля горькие воспоминания охватывают меня. Рассматриваю сохранившиеся
фигурки в диковинных скафандрах, и они оживают в моей памяти. Вот там с краю
могла бы стоять Кара Яр, холодная и яркая, мужественная и спокойная. Рядом с
нею Нот Кри, острый, всегда споривший, ничего не принимающий сразу,
бесстрастный в суждениях, но безутешный в любви и горе. Одна нашла себе
могилу в земле инков, разверзшейся под нею, другой не пожелал выплыть из
водоворотов острова Фату-Хива. А вот справа - моя несравненная, нежная,
кроткая и самоотверженная сестренка Ива! Она осталась на Земле ради людей с
другом своей жизни, мудрым добряком Гиго Гантом. А вот эта, едва различимая
фигурка в центре, словно прикрытая каменным занавесом, могла бы быть моей
Эрой, которая не умерла, как все другие, и которая все же не жива... С
потолка кельи свисает сталактит. Его не было прежде. С полу к нему тянется
оплывший сталагмит. Здесь, на этом месте, услышал я впервые и стихи Тони Фаэ
о Долге: "Мечтай о счастье, о любви и ты, но помни: корень Жизни - ДОЛГ!
Я произнес эти знаменательные слова, когда нас с людьми засыпало песком
и уже не осталось надежды на спасение.
А жрецы Страха, оказывается, в ужасе наблюдали за действиями страшных
пришельцев, свирепых демонов Земли, ищущих вход в Город Долга, чтобы вырвать
сердца у мариан, захватить их родные пещеры.
И жрецы исступленно молили всемогущего бога. Великого Старца, спасти
мариан, послать на земные чудовища все силы Мара.
И когда, словно в ответ мольбам, тучи песка взмыли в воздух и черный
смерч засыпал песком жестоких демонов, на глазах у бледных, перепуганных
мариан навернулись слезы благодарности.
И вдруг электромагнитная связь, перехватывавшая до сих пор лишь
устрашающую речь землян, донесла до мариан слова главной их молитвы, которую
читал кто-то из пришельцев на древнейшем языке мариан, сохранявшемся в
богослужениях.
Мариане были потрясены. Ведь им напо