того безрассудного упрямства. Он не  знал, что в
его  избраннице  говорят  поколения  фаэтесс,  заложивших  в  нее  заботу  о
потомстве.  Возможно, что страшная катастрофа Фаэны пробудила в изгнанницах,
спустившихся на Мар,  какую-то новую черту,  которая должна  была обеспечить
жизнь  мариан.  Это  выразилось   в  соблюдении  Запретов  Великого  Старца,
распространявшихся абсолютно на всех.
     Трагедия Фаэны не должна была повториться.
     Эна поняла, что Томе Поляра можно только убедить. Она села с  ним рядом
на камень близ сталактита с письменами и  тихим, грустным голосом рассказала
все, что знала от матери о гибели Фаэны.
     Но  раздосадованный Томе  Поляр  не хотел  слушать. Трагический рассказ
марианки   казался   ему   невежественной   сказкой,  полной   бессмысленных
предрассудков. Чего  стоит только одно утверждение, что  спасшиеся от гибели
фаэты якобы прилетели со своей планеты  в каком-то снаряде, который будто бы
двигался,  ни  от чего не  отталкиваясь.  Кстати, возможный  распад вещества
совершенно правильно не связывался с подобным движением.
     Томе Поляр, убедившись, что Эна ставит  выдуманный долг марианки, якобы
спасающий  население Мара  от грядущих  катастроф,  выше своей любви к нему,
решил, что она его не любит,
     Будучи вспыльчивым и самолюбивым, к тому же  не признающим полумер,  он
порвал со своей возлюбленной и один ушел из сталактитовых пещер.
     Однако поступить  так сгоряча  оказалось куда легче, чем жить потом без
Эны.
     Томе Поляр затосковал. Население глубинного Города Жизни (он  назывался
так по имени  пещерной Реки  Жизни) было не столь велико, чтобы  Томе  и Эна
могли избегать  друг  друга.  Напротив, они  постоянно  встречались,  и  Эна
казалась  Томе Поляру  еще прекраснее. Он стал искать с ней встречи,  но Эна
была далекой и  холодной. Во всяком случае, ей удалось создать у Томе Поляра
такое впечатление.
     Томе Поляр страдал. "Она просто  угнетена невежественными поверьями", -
старался он оправдать перед собой Эну.
     Вскоре  он  убедился,  что жить  без Эны  не  может.  К  этому  времени
развеялись и мечты создать себе лабораторию в далекой пещере. У него не было
сил одному оборудовать ее, а мариане, к  которым  он  обращался за  помощью,
отказывались,  ссылаясь на противодействие своих жен. По-видимому, те были в
плену тех же нелепых заблуждений, что и юная Эна.
     Томе Поляр был в отчаянии. Древние предания сжимали его кольцом, словно
перехватывая дыхательные трубки скафандра.
     Цивилизация на  Маре развивалась  своеобразно. Получив  наследие  более
древней  культуры,  мариане  в  основном  все  силы  отдавали  не  борьбе  с
представителями   животного   мира,   поскольку   атмосфера   планеты   была
неблагодатной для развития  иных  видов, а борьбе  с суровой природой.  Жить
можно  было  только  в  убежищах  с  искусственным  воздухом,   выходить  на
поверхность планеты в скафандрах. Растения хорошо  прививались в оазисах, но
их  приходилось  искусственно  орошать,  ухаживая   за   ними  опять-таки  в
скафандрах.  Борьба  разумных существ между собой  осталась только  в памяти
давних поколений, воплотившись в долге марианок.
     Эна, быть может, как никакая другая марианка, почувствовала всю тяжесть
этого долга. Она страдала больше Томе Поляра, потому что могла отказаться от
своего долга  во  имя любви. Но  она  не  делала  этого, ни на  мгновение не
усомнившись, что защищает от гибели все население Мара.
     И все-таки она первая позвала Томе Поляра в Пещеру Юных.
     Томе  Поляр  обрадовался.  Он уже  не  рассчитывал на их общую клятву у
памятника Великому Старцу. Он просто хотел видеть ее.
     Эна  явилась  к  любимому во  всеоружии хитрости  всех  своих прабабок,
живших  не  только  на Маре.  Она прекрасно знала  о  его неудачных попытках
оборудовать пещеру  и изготовить задуманные им приборы. Она принесла с собой
выращенный в оазисе цветок.
     -  Разве  не важнее сейчас все силы  мариан отдать  борьбе  за  воду? -
говорила  она, перебирая пальцами лепестки. - Я бы  хотела,  чтобы мой  Томе
(она сказала МОЙ ТОМЕ, и у него сладко сжалось сердце)  смог заложить основу
огромной работы  будущего  - создать глубинную  искусственную  реку, которая
принесет талые воды полюсов к новым оазисам. Разве это не важнее, чем поиски
условий  распада  вещества,  запрещенные  Великим  Старцем?  Листья,  цветы,
плоды!..
     У  Томе  Поляра  был  живой  ум.  Ему  было  достаточно  намека,  чтобы
представить себе грандиозные сооружения будущей ирригационной системы, столь
же  сказочной, как сказочны ледяные  покровы полюсов. Кроме того, Томе Поляр
готов был на все, лишь бы вернуть Эну.
     -  Я сдаюсь, моя несравненная Эна, -  сказал  он, беря у  нее цветок. -
Пусть уж я лучше отправлюсь  к полюсам  в  поисках  талой воды,  чем потеряю
тебя.
     Так соединились Томе и Эна, преодолев легшую между ними преграду, и так
похоронена  была внезапно возникшая среди мариан  идея  о  распаде вещества.
Завет Великого Старца был выполнен.
     ... На Фобо борьба за власть шла между Властой Сирус  и Мраком Лутоном.
Она  закончилась  в пользу непримиримой фаэтессы, когда  Мрак  Лутон,  умело
доведенный ею до сердечного припадка, скоропостижно умер.
     Вслед  за  тем  неосторожно  отравилась  плодом,  заботливо  выращенным
Властой в оранжерее, и Нега Лутон, не желавшая уступить первенства.
     Оставшиеся на Фобо  его коренные жители  Сирусы еще много циклов  жили,
опостылев друг другу.
     Когда  Доволь  Сирус  в  преклонном возрасте  заболел,  Власта,  "желая
облегчить его страдания", убавила поступление кислорода в его каюту, а потом
"сердобольно" перекрыла кран совсем.
     Власта Сирус продолжала мемуары мужа и, доведенная до отчаяния, не имея
подле себя  никого,  кем  можно  было  бы  повелевать,  покончила  с  собой,
выбросившись  без скафандра  в  космос.  Ее  окоченевший  труп,  сохраненный
абсолютным холодом межпланетного пространства, стал вечным спутником станции
Фобо и был обнаружен миллион или более земных лет спустя.


        ЭПИЛОГ. ГОВОРЯЩИЙ ЗВЕРЬ

     О предки, предки! Кто вы?
     Тони Фаэ, первый поэт мариан
     (ранний период творчества)

     Ав не достиг зрелости и все еще носил усеченное имя отца, а его младший
брат - детское имя Авик.
     Ав  был стройным и сильным мальчиком, походил на отца, унаследовав  его
длинную  и  крепкую, как ствол дерева, шею, кудрявую  голову  и решительный,
раздвоенный ямкой  подбородок. Чуть приподнятые брови и ясный  взгляд делали
его  лицо спокойным и  пытливым.  Он любил носить шкуру  пятнистого хищника,
перекидывая его зубастую голову через плечо себе на грудь.
     Ав стал  первым помощником отца,  которому все труднее было  прокормить
охотой большую семью.
     Ав ловко владел луком, без промаха пробивал любую ветку на дереве,  сам
сделал  себе  острый  каменный нож,  который  был ничем  не хуже отцовского,
металлического. Владел он и копьем  с острым, им самим обработанным каменным
наконечником.  У   него  был  еще  и   сменный  металлический  наконечник  с
серебристым острием и коричневыми  усиками.  Он  не  знал, откуда  отец взял
такой диковинный  наконечник, и берег его для особо трудных поединков, когда
требовалось метким ударом сразить опасного врага. Мать предостерегала его от
этих  схваток  и никак  не могла  приучить себя  к тому,  что  сын постоянно
подвергался опасностям в лесу на охоте.
     Но мальчик только посмеивался, восхищая сестру Ма.
     Однажды с дерева на  него  свалилось  огромное пресмыкающееся с длинным
могучим телом без лап. Оно несколько раз  обвило юношу, сдавив в смертельном
об®ятии.  Ав  охотился  один, вдали от отца, кричать  было  бесполезно, да и
невозможно, он не  мог даже вздохнуть. Тогда он поступил, как учил его отец:
напряг все мышцы, не давая змее, обвившей его, раздавить ребра.
     Борьба была молчаливой. Мальчик понял, что погибает. Не раз наблюдал он
из зарослей,  как змея  душила  свои  жертвы.  Мальчик не знал,  долго ли он
выдержит. Раздался хруст: переломилось копье, прижатое  вместе с рукой к его
боку. Зубастая  мертвая голова пятнистого  хищника,  перекинутая  через  его
плечо, служила Аву своеобразным  карманом или  сумкой.  Там между  челюстями
хранился запасной наконечник копья. Если бы дотянуться до него!
     Змея, обвившись вокруг его тела, перекатывалась вместе с ним по земле.
     Мальчик все еще был  жив, через силу  напрягая готовые сдать мышцы. При
этом  он  старался  улучить  миг,  когда  пасть  хищника  на шкуре  окажется
обращенной к земле.
     К счастью,  змея сама переворачивала жертву, чтобы измотать ее. Надежда
Ава оправдалась - запасной наконечник копья выпал.
     Он видел его совсем близко, но не мог дотянуться сдавленной рукой.
     Временами змея ослабляла свои кольца,  чтобы обмануть противника,  дать
ему  расслабиться и потом сдавить с новой силой. Ав улучил  мгновение, когда
смог шевельнуть кистью руки, и ухватил в траве  наконечник с острыми усиками
на конце.
     Тут змея, видимо, решила  разом покончить  с сопротивляющейся добычей и
сжала кольца так, что Ав потерял сознание.
     Когда  он  пришел  в  себя,  то почувствовал,  что  по-прежнему сдавлен
длинным мускулистым телом, но оно не пульсировало,  как во  время борьбы.  В
мертвой его хватке было действительно  что-то мертвое. Оказывается, даже без
сознания Ав продолжал напрягать  свое тело, сопротивляясь  сжатию. Теперь он
расслабился, стараясь стать возможно тоньше, и стал постепенно выползать  из
застывших колец мертвой змеи.
     Так,  уцелев  и  победив в единоборстве страшную змею,  Ав мог к своему
совершеннолетию получить имя, связанное с этой победой.
     Но  пока  что  он  был  мальчишкой,  смелым,  ловким   и  пытливым,  но
мальчишкой, которому  лишь  предстояло  стать мужчиной. Он  мечтал  об  этом
времени, развивая в себе отвагу и силу.
     Хотя  он  и стал охотником, он все же рос добрым  и  никогда не  убивал
зверей без крайней нужды.
     Ему доставляло наслаждение любоваться с дерева, как  резвятся маленькие
зверята около своего логова.
     Это  были четырехлапые зубастые звери, не умевшие лазить по деревьям. У
них были длинные морды, стоячие уши и  пушистые хвосты.  Нападали они только
на  мелких  зверей. Однако в  случае  надобности  стаей  вступали в бой  и с
крупными обитателями леса.
     Это навело Ава на мысль, что хорошо бы приручить таких зверенышей. Ведь
отец  рассказывал о домашних ящерицах  на  Фаэне, которая представлялась Аву
далекой, сказочной страной, откуда, как птицы, прилетели его родители.
     Маленькие зверята резвились на лужайке, хорошо видимой Аву  с  верхушки
дерева.
     Серенькие  комочки катались  по траве, кувыркались, рычали и без  конца
боролись между собой. Или гоняли без устали по поляне друг за другом.
     Ав  присмотрел  себе  щенка.  Спрыгнул  вниз не  хуже  змеи  и  ухватил
перепуганного звереныша. Тот царапался и кусался, но Ав прижал его к груди и
побежал, уткнув его зубастую мордочку в  шкуру  пятнистого  хищника, которой
прикрывался.
     Он принес притихшую от тепла его тела добычу  домой,  накормил  и  стал
приручать зверька.
     Мать очень  удивилась  его  поступку.  Младшие братья  и сестры  были в
восторге.
     Маленький звереныш  играл с ними.  Он быстро  подрастал  и привязался к
Аву. Видимо, он был нисколько не хуже домашних ящериц Фаэны.
     Ав решил научить подросшего щенка  охотиться вместе с ним. Отец смотрел
на его затею с усмешкой, но не препятствовал опытам сына.
     Ав назвал своего будущего четырехпалого помощника Динг.
     Несчастье случилось после того, как Аву присвоили на домашнем торжестве
имя в честь его победы над змеей - Змей.
     Змей настоял, чтобы мать отпустила вместе с ним на охоту Авика. Ему уже
пора становиться помощником-добытчиком.
     Младший брат  был вне  себя  от  радости,  готовый всюду  следовать  за
старшим.  Разумеется, Дингу предстояло сопровождать их. Обладая изумительным
нюхом, он чуял добычу даже раньше, чем Змей замечал ее.
     ... Вернулся с охоты Змей один.
     Мать рвала на себе волосы и в исступлении крикнула ему:
     - Ты убил его, убил моего Авика!
     Змей побледнел  при этих словах.  Они были  несправедливы. Змея  нельзя
было  обвинить  в таком преступлении, хотя  какая-то часть вины и лежала  на
нем.
     Братья шли по лесу. Динг бежал впереди. Вдруг он остановился и зарычал.
Шерсть на нем поднялась дыбом.
     И в  то же  мгновение на  него сверху свалилась огромная мохнатая туша.
Змей  только  слышал от  отца  о  фаэтообразных,  которые  в раннем  детстве
похищали его.
     И вот теперь зверь, похожий на тех, кого описывал отец,  схватил Динга.
Тот завизжал, потом захрипел и замолк.
     Мохнатый зверь помчался, унося свою добычу.
     Змей,  не  подумав о брате  (в этом  была его страшная вина!),  кинулся
преследовать похитителя.
     Все же зверь был проворнее. Однако Змей обладал характером настойчивым.
Он не хотел и не умел отступать, как в свое время юная Мада Юпи, его мать.
     Острым  охотничьим  чутьем  он   отмечал,  где  пробежал  зверь.  Пусть
медленнее, чем беглец, но он безошибочно шел по его следам.
     Змей  обнаружил  мохнатого  зверя  под  раскидистым  деревом,  где  тот
вообразил себя в безопасности и пожирал бедного Динга.
     Бешеный гнев овладел  Змеем. Он  даже  не выпустил  стрелу. Ослепленный
яростью, не в силах сдержать себя, он бросился на него и застиг врасплох.
     Зверь оказался не таким большим, как  почудилось Змею вначале. Змей был
много сильнее, а  главное, опытнее своего  противника.  Кроме того, он  знал
отцовские приемы борьбы.
     Наглый зверь  был повержен  и беспомощно  лежал  рядом с  изуродованным
трупом  Динга, которого не  успел сожрать.  Змей готов был прикончить врага,
как вдруг тот сказал:
     - Р-разве р-разумные убивают лежачих?
     Змей отскочил и в ужасе спросил:
     - Кто ты, говорящий зверь?
     - Я - р-разумный ср-реди земян.
     Зверь  говорил на  родном  для  Змея языке  фаэтов,  но  с  непривычным
раскатыванием звука "р". Но все же он говорил.
     Ошеломленный Змей отпустил  говорящего зверя.  Ему хотелось расспросить
его, откуда он, кто научил его языку фаэтов?
     Но зверь, назвавший себя разумным и умевший говорить, был к тому же еще
и хитер.
     Едва Змей отпустил  его, готовый продолжать беседу,  как  его  мохнатый
противник  вскочил на  задние лапы,  подпрыгнул  и оказался  на нижней ветке
дерева. Через мгновение он исчез в листве.
     Обескураженный Змей сначала бросился в погоню за своим собеседником, но
потом остановился в глубоком раздумье.
     И  только теперь он испугался за брата Авика: что  с ним?  Должно быть,
мальчик отстал, пока он гнался за говорящим зверем.
     Глуша тревогу,  Змей побежал  обратно по едва заметным следам,  которые
привели его сюда.
     Змей мог пробегать огромные  расстояния,  не  задыхаясь.  Но  сейчас он
чувствовал,  что ему не хватает  воздуха, легкие готовы были  разорваться, а
сердце выскочить из груди. И все-таки он не сбавил бега, пока не добрался до
злополучного места, где был похищен бедный Динг.
     Опытному глазу молодого охотника сразу стала  ясна разыгравшаяся  здесь
драма.
     Авик  показал себя настоящим фаэтом, хотя и был  еще мальчиком. Судя по
следам схватки, он отчаянно сопротивлялся.
     Но  напавших было много, и  они  справились  с мальчуганом.  Змей нашел
путь, каким они унесли его. Долгое время он преследовал похитителей, пока не
убедился, что время упущено и догнать их невозможно.
     На  лес  спустились  сумерки,  и,  спотыкаясь о  корни, Змей  в  полном
отчаянии  побрел домой. Руки его бессильно  свисали вдоль тела, голова упала
на грудь.
     Так он вернулся в этот трагический день домой один и обо всем рассказал
матери.
     ... Мада обезумела от горя и крикнула, будто он убил Авика. Она имела в
виду, что он ответствен за гибель брата, но гордый Змей вспылил. Может быть,
в нем взыграла  кровь не только матери, но и деда. Он был уязвлен  брошенным
ему обвинением. Если мать способна была на такой упрек, то он уйдет в пещеры
и будет отныне жить отдельно.
     Мада была слишком убита горем, чтобы опомниться и удержать сына.
     Она лежала на пороге дома с распущенными волосами и через пелену слез и
вечернего  тумана,  напоминавшего утраченную Фаэну, видела, как  скрылся  за
деревьями ее любимый первенец.
     Но ей грозила еще одна утрата.
     Мимо нее  проскользнула гибкая фигурка  старшей дочери Ма. Девушка,  не
раздумывая, пошла следом за Змеем.
     Вернувшись с охоты ночью, Аве был поражен унынием, с  которым встретили
его домашние.
     Узнав о двойном несчастье - гибели Авика и уходе из дома старших детей,
Аве помрачнел, запустив руку в густую седеющую бороду.
     -  Пусть я не права, и, конечно же, я не права, - говорила Мада мужу. -
Как Змей и Ма сумеют прожить одни? Ты должен вернуть их.
     - Это необходимо сделать, - ответил Аве. - Им одним не отбить нападения
фаэтообразных, возобновивших войну с нами. И первая добыча, наш бедный Авик,
только усилит их ярость и упорство.
     -  Я не хочу  этому верить! - запротестовала Мада. - Если  Гор  Зем так
долго жил с ними  и  кое-чему научил  их, они  могли похитить  нашего Авика,
чтобы он тоже учил их. Но Змея и Ма ты должен вернуть.
     -  Я  найду их, - пообещал Аве  и задумчиво добавил: - Хорошо, если  ты
права в отношении Авика.
     Как истинно мужественный  фаэт, он старался не показать жене виду,  как
убит всем случившимся.
     - Заботит меня этот говорящий зверь.
     - У  меня на него вся надежда!  - подхватила Мада. - По словам Змея, он
говорит так, как говорил наш незабвенный друг Гор Зем.
     - Это меня и беспокоит.
     - А  меня радует. Ведь чувство благодарности  было не чуждо даже  самке
Дзинь. Говорящий зверь, кто бы он ни был, может спасти Авика.
     - Это, наверное, ученик Гора  Зема. Ты сама говорила, что Гор Зем, став
вожаком, стремился многому обучить зверей.
     - Но почему они вернулись? Может быть, Гора Зема уже нет в  живых... Он
или не допустил бы их сюда, или пришел бы к нам.
     -  Кто знает,  что случилось за эти  долгие  годы  с нашим другом...  -
вздохнул Аве Мар.
     - Может  быть, им нужен новый вожак и  они пришли  за фаэтом? - сказала
Мада.
     - Я найду  Змея, и с ним вместе мы отыщем новое стойбище фаэтообразных.
Может быть, встретимся с Гором  Земом или даже  с нашим  уцелевшим Авиком. В
крайнем случае поймаем кого-нибудь из говорящих зверей и расспросим.
     Однако Аве  не удалось осуществить  свой  план. Змей и Ма ушли  куда-то
очень далеко. В ближних пещерах их не оказалось.  Хорошо, если они не  стали
добычей фаэтообразных.
     Может  быть,  где-то в  другом лесу  они положили начало  новой стоянке
потомков фаэтов на  Земе. Оскорбленный охотник  не простил матери ее упрека,
хотя в какой-то степени и заслужил его.
     Ничего не известно было и об Авике.
     Жизнь семьи Аве и Мады  продолжалась. Словно на смену погибшему Авику и
ушедшим детям у  Мады родились близнецы,  мальчик и девочка, и  мать ушла по
горло в заботы о них. Да и других забот у нее было более чем достаточно.
     Она  готовила пищу на всю семью, вместе  с младшими дочерьми выделывала
шкуры,  чтобы  сшить с  помощью  сухожилий  примитивную  одежду и обувь  для
подрастающих детей и для себя с Аве. Нужно было собрать лекарственные травы,
в которых Мада  уже знала толк не  только потому,  что была когда-то Сестрой
Здоровья.  Она выхаживала  всех членов  своей большой  семьи. Не  оставалось
времени помогать Аве в охоте.
     После трудового дня в спустившейся темноте, поддерживая огонь в очаге и
растирая  каменным пестиком  в каменной ступке собранные за день зерна, Мада
рассказывала детям сказки.
     Она ничего не выдумывала, она просто вспоминала свою жизнь на Фаэне. Но
для маленьких  земян, живших в  дремучем  лесу, р