ой точкой  планеты  было  ясным, потому и виден  был  сверху
берег океана. Теперь  с меньшей высоты и мариане увидели белокаменные храмы,
которые они приняли с орбиты за Город Солнца.
     Увы, это  был  не  Город Солнца... Хотя Страна  Храмов, как  назвали ее
потом  мариане,  находилась на  берегу  океана  невдалеке от впадения в  нее
могучей реки.
     Корабль плавно опустился на землю, качнувшись на выпущенных лапах. Тучи
дыма  разлетелись по  обожженной  траве, смолк  грохот  двигателей,  исчезло
пламя. Настала тишина.
     Мариане знали, что теперь им не подняться, кроме как для возвращения на
Мар.
     Полуголые  люди, во  всем  похожие  на мариан,  только  более крепкие и
рослые,  с высокими белыми  повязками  на головах пали ниц перед  посланцами
небес,  спустившихся  на "Летающей  колеснице" (они здесь  знали колесо!), в
"вимане", как они ее назвали.
     Это не были инки или люди Толлы, не знавшие колеса. Они даже никогда не
слышали о таких народах.
     Все  это с  горьким чувством скоро выяснили  для себя  "посланцы неба",
сумевшие быстро освоить язык детей Земли.
     Поправить дело было невозможно. Оставалось ждать  известий от Инко... и
начинать общение  с  людьми.  Так  решила Мать Мона,  приняв на себя  задачу
Миссии Разума своего сына.
     Линс Гордый ни словом не напомнил о своем "упрямстве". Он даже старался
оправдать Кира  Яркого изменениями, происшедшими  на Земе из-за сближения  с
Луа:
     -  Здесь  поднялись  горные кряжи и  опустились  в  океан  материки.  Я
высчитал,  что  именно  так  мог  измениться лик планеты.  Мы  предотвратили
столкновение Земы с Луа, но не могли смягчить их притяжения.
     Но  бедный Кир всю тяжесть  вины принял на себя. Потрясение было  столь
велико, что силы покинули его.  Он  не мог даже спорить с  Линсом, возражать
ему. Слабость,  наступавшая на него еще в полете,  теперь сломила  не только
его тело, но и дух. Сказалось облучение!
     Линс  Гордый и  Мона  Тихая понимали,  что оно  было  для  Кира  Яркого
смертельным.
     Линс  Гордый ухаживал за горбатым Киром, как  заботливый Брат Здоровья.
Но  ничто уже не  могло  спасти юношу, который не задумывался о последствиях
разведки. Он  заплатил своей  яркой и  короткой жизнью  за  взрывы спасения,
удержавшие Луну от столкновения с Землей.
     Кир  Яркий  умер... умер тихо, совсем не споря и даже улыбаясь Линсу  и
всем, кто оставался жить.
     По  древней традиции  Мара  прах  бедного  Кира нужно  было  развеять в
пустыне.
     Пустынь здесь, на Земе, не было, все цвело и буйно разрасталось.
     Мона Тихая  решила развеять  прах Кира над могучей  рекой,  протекавшей
через Страну Храмов.
     Люди, узнав о решении Моны, которой поклонялись, столпились в  ожидании
на обоих берегах реки.
     В тот день свирепый ураган пришел на помощь Моне Тихой. Наивные же люди
думали,  что  богиня, какой  они считали  Мону, просто вызвала бурю себе  на
помощь.
     И в час, когда валились в джунглях  вырванные  с корнем великаны, когда
над берегом  реки  взвивались захваченные вихрем тучи песка,  Мона бросала с
обрыва  горсть за горстью то,  что  осталось от  жалкого тела, от страстного
стремления служить Добру, от жажды жизни, знаний, правоты...
     Над простором  реки с  тучами  песка смешался прах марианина, отдавшего
жизнь  людям,  который желал счастья всем,  но  не  изведал его  сам...  (По
древней,  неизвестно почему  зародившейся  традиции  в Индии  и ныне принято
развеивать прах умерших над Гангом.)
     Люди в белых тюрбанах  благоговейно наблюдали  за  посланцами  небес, о
которых сложили потом сказания, звучавшие в веках.


        ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЗАОБЛАЧНОЕ МОРЕ

     - Горе инкам, горе! - послышались крики на палубе. - Солнце гаснет!
     Мы с  Эрой и  Тиу Хаунаком, задыхаясь,  выбежали из кабины управления и
увидели  в  проеме облаков настоящее  солнце, но словно  остывшее,  бледное,
покрытое причудливыми тенями.
     - Пусть успокоятся инки, самое страшное позади, -  переводя дух, сказал
Тиу  Хаунак.  -  Дождь наконец стих,  а в небе видно не  гаснущее  Солнце, а
подлетевшую и оставшуюся у Земли звезду.
     Таким мы  увидели  после  прекратившегося  ливня первое  полнолуние  на
Земле.
     - Это очень странно,  - тихо заметил мне  Тиу  Хаунак. - Все вычисления
доказывали, что Земля не способна захватить себе в подруги чужое космическое
тело. Она могла лишь столкнуться с ним.
     - Тиу Хаунак не  учитывал прежде спасительных взрывов,  толчок  которых
удержал Луну от падения на Землю.
     - Только постороннее вмешательство могло сделать  Луну спутником Земли,
-  согласился  земной  звездовед  и  с  отсутствующим,  напряженным взглядом
углубился в вычисления, которые непостижимо  как умел  производить  в уме. -
Мощь таких  взрывов должна на  столько  же  превосходить силу  проснувшегося
около Города Солнца вулкана, на сколько море больше корабля.
     - Тиу  Хаунак мог бы  быть вычислительной  машиной фаэтов, - попробовал
пошутить я, но наш ученик был настроен серьезно.
     - Мудрость фаэтов сделала их сильнее самой Природы, - сказал он.
     - Беда  их  была  в  том,  что знание вещей  опередило  у  них познание
Справедливости.  Потому сыны  Солнца  стараются прежде  всего передать инкам
учение Справедливости.  Познание вещей придет к их потомкам, не  будучи  уже
опасным.
     - Хотелось бы поверить этому, - вздохнул Тиу Хаунак.
     Я  почувствовал  его  сомнение  и тревогу. Был  ли я полностью уверен в
своих  словах? Мог ли предвидеть  все пути  развития  будущих народов Земли,
пытливых и  незнакомых? А если  бы опасное познание вещей спустя тысячелетия
пришло,  скажем, к тем  же обитателям  материка Заходящего Солнца, носящим в
себе  наследственные  черты людей Толлы? Разве трагедия  Фаэны  не могла  бы
повториться и здесь, на Земле?
     Я  ни с кем не  стал делиться  своими тревогами. Все равно путь мариан,
развивавшихся  под  знаком  Запретов  Великого  Старца,   представлялся  мне
неверным.  Мне  казалось,  что истинный  свободный  разум  не  должен  знать
запретов и сам найдет правильное применение знания.
     ... Первое  полнолуние совпало с  радостным  событием на корабле. У Имы
родился сын. В честь нового ночного светила его назвали Лун Хаунак.
     Небо  почти  очистилось от облаков,  и в  нем  сияло  волшебное  ночное
светило, заливая море серебристым светом.
     Когда  на  него набегали  полупрозрачные  облака,  они  заставляли  его
мелькать в  непостоянной  дымке. И тогда  казалось, будто не облака,  а сама
Луна мчится по небу.
     Наша любовь  с  Эрой началась,  когда Луна выглядела  изогнутым  ножом.
Теперь она  была  сверкающим  диском. Инки думали,  что такой  она останется
навсегда.  Однако  уже  в следующие  ночи  край светлого диска стал темнеть,
словно кто-то прикрывал его.
     Инки  испугались.  Не  новыми ли  бедами грозит  такое  изменение  лика
ночного светила? К  тому же  зловещие, низкие тучи черным туманом  ползли по
морю, сливаясь с серой пеной волн.
     Тиу  Хаунак  об®яснил  своим  соплеменникам,  что  ничего  страшного  в
происходящем нет. Луна светит  не  сама,  а  лишь  отражает  солнечные лучи.
Солнце же всегда освещает лишь половину лунного шара, который теперь обегает
вокруг Земли. И временами с Земли будет  видна или  полностью вся освещенная
половина Луны, или только  ее часть, которая будет выглядеть изогнутым ножом
при своем приближении
     Инки слушали  своего знатока знаний настороженно.  Но  за  время нашего
долгого  плавания   они  убедились  в  правильности  его  предсказаний.  Это
пробудило  среди инков необычайное к  нему  уважение,  а у нас - гордость за
своего ученика.
     И мы были счастливы,  что  инки ставили Тиу Хаунака в один  ряд с нами,
сынами Солнца.
     Так началась для нас жизнь Земли с ее новым спутником - Луной.
     Погода стала ясной. Инки выбрались из  трюмов на палубу, боясь, однако,
подходить к бортам, чтобы не опрокинуть корабль.
     Среди них появилась и  Има с  ребенком на  руках  и неизменным попугаем
гаукамайя на плече.
     Только  теперь я понял,  почему она, дитя лесов, не расставалась с ним.
Оказывается, у племени кагарачей был своеобразный обычай: по случаю рождения
ребенка отпускать на  волю рыбу или птицу. И  Има  трогательно заботилась  о
попугае, не расставаясь с ним ни  при землетрясении, ни во время наводнения.
Ей нужно было сохранить его, чтобы в нужный момент отпустить на свободу.
     Теперь на корабле должно было состояться это маленькое торжество.
     Мы с Эрой и Тиу Хаунаком стояли в толпе инков рядом с Имой. Гиго Гант с
Ивой, как всегда, находились в  кабине управления, удерживая корабль хотя бы
против волны, поскольку неизвестно было, куда плыть.
     Има, держа  на руках  золотоголового сынишку, дала ему вволю покричать.
Это было как бы сигналом.
     Она  перерезала охотничьим  ножом золотистый шнурок,  сплетенный из  ее
волос, подбросила освобожденную птицу над волнами и звонко крикнула:
     -  Нет большего счастья, чем свобода!  Пусть гаукамайя  получит  ее, но
даст взамен счастье маленькому Луну Хаунаку, будущему мужчине!
     Попугай радостно взмахнул яркими крыльями, заигравшими всеми цветами на
солнце, сделал круг над кораблем, словно выбирая место, куда бы сесть, потом
передумал, и полетел в сторону... неизвестно куда.
     Впрочем!..
     Мы с  Эрой переглянулись, ведь  мы  научились понимать друг  друга  без
слов. Птица  могла  полететь... только к берегу!  К  желанному  для всех нас
берегу...
     Однако было странно,  что суша  лежала в противоположной  Городу Солнца
стороне. Об этом говорило само солнце в небе!
     И все-таки птица полетела несомненно к суше!
     Я тотчас отправился к Гиго Ганту.
     Там уже был Тиу Хаунак, он, как и мы, заметил направление полета птицы.
     - Надо поднимать паруса! - обрадовалась Ива, узнав новость.
     - Еще больше удаляться от Города Солнца? - нахмурился Гиго Гант.
     - Тиу  Хаунак подсчитал, - сказал наш земной  друг, -  что время, какое
может  продержаться  в  полете  попугай,  не  так велико. Берег, который  он
почуял, а может выть, и увидел сверху, где-то совсем близко.
     - Земля на горизонте!
     Сколько раз  этот  крик моряков будет  звучать  надеждой на  спасение в
грядущей истории человечества!
     Полоску суши увидел с мачты Чичкалан.
     - Пьяная Блоха заслужил свою чарку пульке! - радостно кричал он оттуда,
отплясывая на перекладине "танец пульке" и неведомо как сохраняя равновесие.
     Мы не ошиблись. Попугай  гаукамайя,  наш крылатый  разведчик, верно вел
нас за собой. Скоро полоска на горизонте стала различимой уже и с палубы.
     Трудно передать всеобщее ликование на корабле.
     Даже  Нот Кри поднялся на  палубу. Но,  мрачно взглянув на спасительную
полоску, пожал плечами и спустился снова в трюм.
     По  мере   приближения  к  желанному   берегу  все  большее  недоумение
овладевало  нами.  Всюду виднелись  только голые угрюмые  скалы  без единого
дерева на них.
     Неужели штормовые бури  вырвали все  с корнем?  Но  тогда  остались  бы
лежать поваленные стволы.
     С большими предосторожностями корабль подошел к голым скалам.  Спустили
лодку. Мы  с Эрой и Тиу  Хаунаком и несколькими инками на веслах отправились
исследовать землю. Может  быть, это был  вулканический остров, поднявшийся с
морского дна?
     Предположение  это  как  будто подтвердилось,  когда мы  обнаружили  на
шершавых илистых утесах не успевшие еще засохнуть водоросли.
     Бесплодный берег не сулил спасения.
     С этим горьким известием мы вернулись на корабль.
     Первое, что  мы увидели там, была  Има Хаунак с  ребенком на руках и...
попугаем на плече.
     Гаукамайя сам вернулся к людям. Он не нашел свободы на мертвом острове.
     - Это не остров, - сказал Гиго Гант, тяжело дыша.
     Тяжело дышал не только он, вышедший нам навстречу, но  почти все  инки,
за исключением тех, кто спустился в Город Солнца с высоких гор.
     Как  вестник бедствия появился на палубе Нот  Кри и об®явил  сдавленным
голосом,  что  ему  удалось  установить  с  помощью  хитрого  опыта, что  мы
находимся сейчас  на  высоте  по меньшей мере  пяти тысяч  шагов над уровнем
прежнего моря. Известие это ошеломило нас,  но помогло сделать верные выводы
о происшедшем.
     Еще  на  Маре  я,   как  уже  признавался  вначале,  грешил  различными
гипотезами,  восстанавливая  против  себя  уважаемых  знатоков  знания.  Эта
склонность помогла мне теперь.
     - Море  не  могло  целиком подняться  на такую высоту,  -  решил  я.  -
Очевидно, лишь часть его стала заоблачной. Должно  быть, материк, где все мы
жили, под воздействием проснувшихся из-за приближения Луны внутриземных  сил
выпучился. Но  такое поднятие земной  коры в одном  месте  непременно должно
быть связано с опусканием другой ее части.
     - Что хочет сказать мудрый Кон-Тики? - спросил Тиу Хаунак.
     - Если бы это поддавалось расчету, Тиу Хаунак мог бы проведенными в уме
подсчетами  доказать,  что  соседний материк,  лежащий  к заходу Солнца,  на
котором жили белые бородачи, опустился в морскую пучину.
     - И на нем погибли единственные зачатки разума, проявившиеся у потомков
фаэтообразных зверей, населивших Землю, - об®явил появившийся в двери кабины
управления Нот Кри, слышавший мои слова.
     - Решить это  можно, лишь поднявшись  снова в космос  и наблюдая земной
шар со стороны. Мы могли  бы сравнить очертания знакомых  материков с  теми,
которые увидели бы теперь, - логично заключил Гиго Гант.
     - Гиго, мой Гиго укажет выход, - сказала Ива.
     - Выход  прост, - продолжал  Гиго Гант.  -  Если мы находимся  в  море,
поднятом  за  облака,  то  перед  нами не  мертвый  остров,  а  новая  часть
поднявшегося мертвого  материка. Чтобы найти леса и плодородные края,  нужно
вернуться к Городу Солнца.
     - Как? Снова плыть через море? - ужаснулась Эра.
     -  Гиго Гант  прав, -  согласился  я  со  своим  другом. -  Перед  нами
находится та преграда, которая, поднявшись со дна,  заперла заоблачное море,
сделав его озером.
     Гиго Гант уверенно вел под парусами наш корабль.
     Озеро   Тики-кака  (инки  сохранили  за  ним  название  былого  залива)
оказалось  не  столь  уж  большим. Попугай мог  бы  перелететь его в поисках
свободы. Но он уже не хотел улетать от Имы.
     Наконец мы достигли  руин  Города  Солнца  -  Каласасавы.  (Современное
высокогорное озеро Титикака расположено в Андах, на  границе  Перу и Боливии
на высоте четырех тысяч  метров над  уровнем  моря. На берегах его находятся
морские раковины и окаменевшие  морские водоросли. Близ  развалин Каласасавы
удивляют остатки портовых  сооружении морского  типа.) Здесь сохранился мол,
защищавший  гавань от океанских вод. К нему и направился наш  корабль, чтобы
ошвартоваться.
     К  нашему  изумлению  и  радости,  набережная и мол были  полны  людей,
вышедших нас встречать.
     Мудрый вождь Хигучак,  правивший  инками в самую тяжкую  для них  пору,
потеряв часть  людей и  вместе  с ними старого вождя  Акульего  Зуба,  сумел
сохранить   племя   и  привести   его   обратно  в  город  после   окончания
землетрясения.
     Гордая  и сдержанная Има молча  припала к груди седого отца,  который с
нежностью взял от нее своего внука.
     Потом мы осматривали залитые застывшей лавой улицы с выступавшими прямо
из новых скал руинами домов.
     Самым удивительным оказалось,  что Ворота Солнца уцелели. Ничего, кроме
возникшей  от  первого  толчка  трещины,   не   выдавало  перенесенных   ими
катаклизмов.
     Тиу Хаунак, скрестив руки на груди, любовался ими.
     Мы с Эрой подошли к  нему  и  увидели Иву,  бежавшую со  стороны Города
Солнца, словно на марианском состязании в беге без дыхания.
     Еще издали она крикнула:
     - Мама! - и, добежав, упала без чувств.
     Когда нам удалось привести ее в себя, она прошептала:
     - Электромагнитная связь... Мама на корабле "Поиск-2".
     - Где, где она?
     -  Опустилась  далеко...  на другом  материке... в  стране великолепных
храмов...
     - Почему же они не летят сюда?
     - У них ни топлива... ни пилота...
     - А Кир Яркий?
     - Излучение распада вещества... Он нашел на Луне заряды фаэтов... И еще
топливо звездолета гигантов... Все это ему  удалось взорвать. Потому  Луна и
не упала на Землю...
     - Почему они не сели на наш материк?
     -  Все  на земном  шаре изменилось... Соседний с нами материк утонул...
Они  опустились  на другой материк...  Кир Яркий  ошибся...  Его  уже больше
нет... Излучение...
     - Бедный Кир Яркий! - прошептала Эра.
     - Мы должны лететь к ним на выручку, - решил я.
     Тиу Хаунак вопросительно  смотрел на  меня, не понимая  языка мариан. Я
об®яснил ему все.
     - Мы вернемся, - пообещал я.
     -  А  мы с Гиго останемся, - твердо об®явила Ива. - Ты, Инко, привезешь
маму сюда, к нам... на нашем "Поиске".
     В тот  же день Чичкалан отправился  в горы  проверить состояние  нашего
корабля.
     Вернулся он веселый.
     -  Пусть Пьяная Блоха никогда  не попробует больше пульке,  если он  не
видел замечательного зрелища!
     - Чичкалан видел корабль? - хором спросили мы его.
     Он замотал головой:
     - Нет! Небесная Чаша превратилась в огнедышащую яму. Из нее поднимается
огонь и дым, раз®едающий глаза. Через край выливается Огненная река.
     - Отчего же так весел Чичкалан?
     - Пьяная Блоха знает, что стоит Кетсалькоатлю только приказать Огненной
реке вернуться обратно, как он приказал  сделать это морю, и  Небесная  Чаша
всплывет невредимой из дымящейся ямы.
     Чичкалан  заслужил свою пульке, наслаждаясь  ею в  стороне, а  мы, сыны
Солнца, беспомощно глядели друг на друга.
     Только Тиу Хаунак понимал наше бессилие.


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ. МЫ ВЕРНЕМСЯ!

     Инки восстанавливали Город Солнца.
     Тиу Хаунак, Хигучак, Чичкалан работали наряду с каменотесами. Каждый из
людей Каласасавы принял на себя добровольное обязательство,  помимо  обычной
своей  работы для общины, еще отдать и часть  своих сил  на  расчистку улиц,
уборку гор щебня и постройку новых зданий.
     Помогали разбирать развалины  и восстанавливать дома и мы, сыны Солнца.
Гиго Гант вызывал всеобщее восхищение, поднимая еще более тяжелые камни, чем
могучий Чичкалан.
     Я  тоже  таскал  камни, но меня угнетала  иная,  ни с  чем не сравнимая
тяжесть. И не только меня одного.
     По необ®яснимой  связи  явлений и чувств вид  восстанавливаемых зданий,
постепенно оживающий Город Солнца пробудили во мне, в Эре, Иве и Гиго Ганте,
не говоря уже о Ноте Кри, щемящее чувство тоски по родному Мару.
     Если бы  хоть часть этой совсем не нужной  для Земли в таком количестве
воды можно было бы перенести на  Мар, если бы создать на Маре атмосферу и не
жить  там  в замкнутых пещерах, дыша искусственным воздухом!  Какая чудесная
стала бы планета!
     Пусть  Мар бесконечно беднее  и суровее Земли, он  все же был родным  и
звал к себе. Но на возвращение домой уже не оставалось надежды.
     Материк  со  страной  великолепных храмов, где  опустился корабль  Моны
Тихой, был  отрезан от  нас беспредельным океаном,  на  дне которого  утонул
материк. Мы назвали его по имени Моны Тихой - материк Мо.
     Тоска!.. Я, всегда восхищавшийся роскошной природой Земли, искал сейчас
пустынных мест, каменных россыпей, где не росло бы ни травинки, и там  сидел
в безысходном раздумье.
     Эра знала, где меня найти.
     - Инко, - сказала  она,  садясь  рядом на  камень, -  мне кажется,  что
все-таки можно добраться до Моны Тихой. Вспомни о корабле Гиго. Разве мы  не
сможем плыть на нем через океан, как он сам собирался перед "потопом"?
     Я  горько усмехнулся. Милая, милая Эра!..  Ей так хочется утешить меня.
Но она упрямо продолжала:
     - Я понимаю, что залив Тики-кака стал озером,  поднятым  за  облака. Но
разве нельзя разобрать корабль по дощечкам и попросить наших друзей спустить
их к нов