Куда смотреть?
Чему приказывать открыться?
     - Собери всю силу воли, - певуче сказала Лада Луа, - представь себе все
то, что сейчас увидишь, когда падет стена.
     - Устройство  для распада вещества? Но на что оно  похоже,  хотел  бы я
знать! На остродышащую ящерицу или на мой несчастный горб?
     - Сейчас увидишь. В  предании сказано, что все зависит от  силы желания
дерзающих и от чистоты их замысла.
     - Тогда стена не устоит!
     Обе Матери сели на камень поодаль. Лада Луа тихо сказала:
     - Без нашей помощи, пожалуй, он скорее откроет.
     Мона Тихая усмехнулась:
     - Вспоминаешь, как я мешала сыну?
     - Нет, почему же? Ты сама привела нас сюда, решилась.
     Марианин стоял перед стеной и пристально смотрел перед собой, вкладывая
во взгляд всю силу своего желания.
     И  опять, как  несколько  циклов назад,  сработали  древние  механизмы,
настроенные на излучение мозга. Не  понадобилось даже помогать противовесам.
Стена сама собой упала внутрь. Марианин, чуть волоча ногу, бросился вперед.
     - Здесь пусто! -  закричал он. - Ничего  нет! Обе Матери переглянулись.
Разгневанный юноша стоял перед ними:
     -  Ты  обещала,  Мона Тихая, что мы возьмем отсюда  готовое устройство,
чтоб сразу же лететь на Луа! Кто взял его?
     Мона Тихая развела руками.
     - Я обвиняю! - вне себя от гнева бросил ей в лицо юноша.
     Никогда  еще не было на Маре такой смуты.  Кир  Яркий в своей работе на
"подвиг зрелости"  доказал, что планета Луа  и Зема  столкнутся раньше,  чем
определили  Инко  Тихий и Нот Кри и  как  считал  старейший звездовед  Вокар
Несущий. Старец был задет за живое и  наотрез отказался признать совершенным
подвиг  зрелости  своего  ученика.  Пылкий,  невоздержанный,  в  отличие  от
спокойной и холодной старшей сестры Кары Яр, тот готов был  - впрочем, как и
она, - во имя истины смести все на своем пути.
     Природа  сурово  обошлась с ним.  Он  был  горбат и  хром  от рождения.
Сознание ущербности развило в нем честолюбие, чрезмерное даже среди  мариан.
Он  гордился Карой Яр.  Она  была для  него воплощением  красоты  и примером
поведения. Он мечтал, подобно ей, посвятить себя спасению людей на Земе.
     И, несмотря на физические недостатки, готовился к полету на Луа.
     Его  необыкновенные  способности поразили Вокара  Несущего.  Сочувствуя
гордому юноше,  он поначалу отнесся к нему  с особым вниманием и даже прощал
коробящую всех резкость его  суждений обо  всем на свете. Но когда  тот стал
опровергать его  собственные выводы, оскорбленный  старец  пришел поделиться
обидой с своим давним другом Моной Тихой.
     Он  застал ее в знакомой каменной келье,  на стене которой переливалась
красками картина трагического  взрыва  метеорита в пустыне,  а перед  входом
чудесно росло в пещере настоящее дерево.
     Мона Тихая была занята завершением каменного изваяния сказочного фаэта,
начатого ею еще в Городе  Жизни. Вокар Несущий застыл пораженный. Скульптура
олицетворяла ожившее предание.
     Продолжая  работу, неуловимыми движениями делая  каменное лицо чутким и
выразительным, Мона Тихая выслушала старого звездоведа.
     Отложив резцы, она пристально посмотрела на него, потом перевела взгляд
на  скульптуру, словно  стараясь  прочесть ответ  на думы гостя  в  глубоких
морщинах умного, застывшего в скорбной печали лица.
     - Не горевало бы сердце мое, - сказала она, - ежели бы прав оказался не
ты, Вокар Несущий, оплот Знания  на  Маре, а юный Кир  Яркий. Не обижайся  и
узнай, что передано Совету Матерей по электромагнитной связи с Земы.
     И  Вокар  Несущий выслушал печальную  историю  изгнания  из Толлы  бога
Кетсалькоатля и злодеяний в Городе Солнца.
     - Ответствуй мне, можно ли признать  разумными людей, столь кровожадных
и   коварных?  Там,  возможно,  все  женщины  жестоки  и  ревнивы.  Кровавые
преступления  -  обыденность.  Могли  бы   стать  такими  извергами  потомки
просвещенных фаэтов? Могли ли так одичать? Не земные ли это чудища, обретшие
зачатки разума, чтобы стать свирепее и страшнее всех зверей планеты?
     Вокар  Несущий не мог отделаться от ощущения, что в их беседе принимает
участие и этот третий, с высоким лбом, нависшими бровями и вьющейся каменной
бородой.  Ему хотелось угадать,  что  сказал бы он,  побывавший  на Земе? Но
изваяние молчало.
     - Ты права.  Первая  Мать, - после раздумья  произнес  Вокар Несущий. -
Вмешательство в судьбу  планет  не было бы оправдано Великим Старцем. Думаю,
что он, заботясь о марианах,  ради которых  наложил свои Запреты на  опасные
области Знания,  предложил бы сейчас  Миссии Разума вернуться  с Земы на Мар
прежде, чем планеты столкнутся.
     Мона Тихая проницательно посмотрела на звездоведа:
     - Так вещал бы древний Старец? Но ты, хранитель Знания, заложенного им,
ты сам-то ведь считаешь, что предстоящее противостояние не так опасно и твой
новый ученик не прав?
     - Сближение планет рождает  взрыв  стихий.  Не  счесть всех бедствий на
Земе. Марианам надобно вернуться.
     - Тогда истинно жаль, что ты, первый звездовед Мара, не согласен с юным
Киром  Ярким, - сказала Мона Тихая, углубляя резцом складки между бровями на
изваянии Великого Старца.
     - Почему? - изумился Вокар Несущий.
     - Увы, тебе дано познать лишь звезды, а не сердца мариан.
     - Сердца и звезды?
     - Пойми,  разгул  стихий лишь  привлечет к себе тех,  кто ищет подвига.
Будь твое мнение о скором столкновении планет таким же, как у дерзкого юнца,
оно могло бы убедить Инко Тихого скорей вернуться к  нам на Мар. А  его ведь
ждет мать.
     Вокар Несущий задумался,  искоса  глядя на  скульптуру  и  ваятельницу,
нервно перекладывающую резцы.
     -  Математический  расчет  порой  зависит  от  того,  как  пользоваться
вычислительными   устройствами,  -   неуверенно  начал  он.  -  Первая  Мать
подсказала новый подход, - уже решительнее продолжал он. -  Я проверю выводы
своего юного ученика,  и пусть он будет  прав, дабы я мог  присоединить свой
голос к предостережению участникам Миссии Разума.
     - Значит, мы понимает друг друга, - закончила Мона Тихая, набрасывая на
скульптуру кусок  ткани. - Когда вернутся  с  Земы мариане,  распад вещества
должен остаться тайной навеки, как завещал Он.
     Так неожиданно  для Кира Яркого его "подвиг зрелости" был вдруг признан
содеянным, а  он  сам - достойным  участия в  полете  на космическом корабле
"Поиск-2", сооружение  которого  по чертежам  древних  фаэтов  завершалось в
глубинных мастерских Мара.
     Кир  Яркий  в  запале  молодости приписал успех  себе  и  направил  всю
присущую ему энергию на снаряжение корабля, которым будет управлять.
     Велико  же было его потрясение,  когда он  узнал,  что  готовый корабль
будет  бесполезен  для полета  к Луа,  потому  что  самого  главного  в  его
снаряжении - устройства распада вещества - на нем нет...
     Глубинный город мариан жил своей повседневной жизнью.
     Бесчисленные  галереи  на  разных  уровнях  пересекались сложной сетью.
Вереницы  худощавых, быстрых мариан шли по ним  друг  за другом, редко рядом
(узкие  проходы затрудняли  встречное движение пар, и  у мариан выработалась
привычка  ходить вереницей). Каждый  шел по своему делу, но со стороны могло
показаться, что всех ведет одна цель.
     Кир Яркий из-за  горба и  хромоты резко выделялся в общей толпе. Многие
знали  его,  одолевшего  в споре  самого  Вокара  Несущего,  и  с  интересом
провожали  взглядами. У  него было  много  сторонников, в  особенности среди
молодежи.  Немало мариан готовы были разделить с ним все опасности полета  в
космос.
     Но сейчас только один Кир Яркий ковылял в бесконечной веренице  мариан,
влекомый мыслью о Луа. Он даже неприязненно смотрел на тех, кто сворачивал в
пещеры предметов быта. Ему казалось чуть ли не кощунством заниматься  сейчас
выбором необходимых для повседневной жизни вещей, настойчиво предлагаемых  в
пещерах быта  каждому,  казалось  невозможным  спокойно есть,  спать, читать
письмена, учиться в пещерах Знания, мимо которых он проходил, или  увлеченно
трудиться в  глубинных  мастерских, куда вели  крутые спуски,  заполнявшиеся
марианами лишь перед началом или после окончания работы.
     У  Кира  Яркого времени  в  запасе  было достаточно. Желая совладать  с
волнением, охватившим его перед встречей с самой Моной Тихой, Первой Матерью
Совета Любви и Заботы, он решил спуститься в глубинные пещеры, увидеть,  где
будут осуществляться  замыслы, которым он решил себя  посвятить.  Он считал,
что это завещано ему сестрой.
     Кир Яркий ощутил характерный запах машинного производства. Ветер глубин
дул в лицо и заставлял расширяться ноздри.
     Кир Яркий и прежде бывал  здесь. Громады самодействующих  машин  всегда
поражали и  даже чуть угнетали его. Но сейчас они  представились ему  совсем
иными - могучими и послушными, призванными осуществить его замысел.
     Он поговорил с глубинными инженерами.  Они сочувственно  и  с уважением
выслушивали  его,  не  подавая  виду,  что  несколько  озадачены.  Ведь   им
предстояло  делать  нечто совершенно  незнакомое,  и  даже  неизвестно,  что
именно.
     Однако техника  Мара  была  столь высока, что никто не  сомневался в ее
возможностях.
     У Кира  Яркого оставалось время, и  он забрел  еще и в  пещеры знатоков
вещества. Нагромождение пирамид,  сфер,  кубов. Загадочные, труднопонимаемые
опыты, которые  велись здесь, на миг заставили Кира Яркого пожалеть,  что он
не  стал учеником  этих знатоков  Знания. Гигантские  аппараты доставали  до
нависающих сводов. Они казались сказочными.
     Но ведь и задание, которое им готовится, тоже сказочное! До сих пор обо
всем этом говорилось только в сказках.

        x x x

     Мона Тихая приняла взволнованного юношу не у  себя в келье, а  в пещере
Совета Матерей.
     Кир   Яркий   оглядел  своды   с  начинающими   образовываться  на  них
сталагмитами,  потом  стену с натеками,  около  которой  когда-то стояла его
сестра, не ожидая приговора, а обвиняя Совет Матерей. Он поступит так же!
     Мона  Тихая пристально рассматривала  невзрачного юношу.  Глаза его так
горели из-под нависшего лба, что казалось, могли бы светиться в темноте.
     - Что  привело тебя сюда, Кир Яркий? Я  убедила твоего учителя признать
твой подвиг зрелости. Чего же ты еще хочешь?
     -  Только  равнодушие  может  подсказать  такой  вопрос!  -  запальчиво
воскликнул Кир Яркий.
     Мона Тихая нахмурилась:
     - Незрелые слова не могут ранить сердце. Дано ли марианам заподозрить в
равнодушии Матерей?
     - Дано?  Глубинами разума  дано!  Как  лететь на  Луа, если  устройства
распада вещества для изменения взрывами ее орбиты еще нет и тайна фаэтов так
и не открыта?
     - Мыслишь ты, юноша дерзкий, что только истинное равнодушие  к грядущим
судьбам мариан могло бы преждевременно раскрыть опасную тайну?
     - О какой  преждевременности можно говорить,  когда  остались считанные
циклы до столкновения планет! Даже сам  Вокар  Несущий согласился в этом  со
иной. А устройство распада вещества нам, марианам, надо еще научиться делать
в своих мастерских.
     - Кто скажет мне, что учиться этому необходимо?
     - Как это понимать?
     - Любой предмет мы  ощущаем с двух  сторон. Ты можешь  вспомнить, что в
тайнике, раскрытом при твоей сестре, нашлись не только чертежи, но и готовое
оборудование корабля. Того же надо  ожидать и в тайнике распада.  Узнай, что
ни твоей сестры, ни ее спутников  не останется на Земе, Совет Любви и Заботы
вызовет их на Мар, когда опасность станет близкой.
     - Но, кроме них, на Земе живут люди, совсем такие же, как мы! Не группу
мариан, открывших их, хотели мы спасать, а тех, кто подобен нам разумом!
     - Увы, - вздохнула Мона Тихая. - Земных животных, внешне схожих с нами,
нельзя признать разумными.  Спасение их от катастрофы лишь позволит им самим
вызвать в грядущем подобную катастрофу.  Не  лучше ли предоставить их  своей
судьбе?
     - Позор!  - закричал  Кир  Яркий. - Не верю, чтобы  так могла  говорить
Первая Мать Совета Любви и Заботы! К кому любовь? О ком забота?
     Мона Тихая словно слилась со  сталагмитом, о который оперлась. Черты ее
стали недвижны.
     - Только Мать и может извинить твои слова.
     - Юность,  юность! - кричал Кир Яркий, размахивая руками.  -  Почему  я
родился на этой планете глубинных  нор? Лучше  бы  мне  погибнуть на  берегу
безмерного  сверкающего  моря  среди  себе  подобных,  простирающих  руки  к
огромному  слепящему  солнцу, чем прозябать  здесь  в затхлой  глубине,  где
бескрылы мысли и бездумны запреты!
     - Запрет опасных  Знании -  забота о грядущем. Потому и существует раса
мариан, что стала непохожей на фаэтов.
     - Убогое племя, лишенное Знаний, которые открыли бы им весь мир! Истина
не в запрете, а в служении Знания благу Жизни.
     - Слова, подобные шуршанию камня, сорвавшегося с высоты.
     - Пусть  я  сорвусь,  но скажу,  что Великий  Старец ошибся, по крайней
мере, дважды.
     Мона Тихая укоризненно покачала головой:
     - Даже Великий Старец?
     - Да. В первый раз,  когда открыл  всем тайну распада вещества, надеясь
страхом  примирить безумных. Второй  же раз,  когда,  поняв  свое  бессилие,
напуганный трагедией Фаэны, он отшатнулся от Света Знания, навечно  запретив
искать ярчайший  всплеск его  своим потомкам!  Нет! Только в Знании  свет. И
тьма Незнания не может стать одеждой счастья!
     - Ты говоришь жарко, но убедить меня не сможешь.
     - Тогда пусть твой сын с Земы скажет слово!
     Это  слово с  Земы было  получено Советом Матерей  и потрясло мариан до
глубины души. Три марианина и три марианки, претерпевшие столько испытаний и
узнавшие  людей с  самых плохих  сторон, наотрез отказались возвращаться  на
Мар, требуя изменений орбиты Луа, как было договорено перед их отлетом.
     Моне Тихой пришлось сдаться. Этому способствовал еще и упрек  Лады Луа,
которая напомнила, что если у нее на Земе - дочь Эра, то у Первой Матери там
и сын и дочь. И если Первая Мать хочет быть матерью всем марианам, то прежде
всего должна показать себя матерью своих детей.

        x x x

     ... И вот Кир Яркий бросил ей в лицо:
     - Я обвиняю!
     Он  не  знал,  что  в  тайнике  не  было устройства  распада  вещества.
Последние заряды, которыми располагали фаэты, обитавшие на космических базах
близ Фобо и Деймо, были использованы ими в попытках уничтожить друг друга.


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВОРОТА СОЛНЦА

     Солнце  едва  поднялось  над  горизонтом. Его косые  лучи  отбросили на
утрамбованную желтую почву непомерно длинную тень новых священных ворот. Она
достигала крайнего строения Храма Знания Каласасава.
     Это было знаком начала брачной церемонии.
     Пышное шествие возглавляли жрецы Знания, последователи Тиу Хаунака. Они
были одеты в яркие одежды и шли попарно - один в цветастом головном уборе из
перьев птиц, а другой в маске ягуара, вождя зверей.
     Закинув  головы назад,  словно  наблюдая небо, они взбирались по крутой
тропе и пели странную песню, которую любила когда-то петь Има. Голоса  их то
взвивались ввысь звенящими руладами, то падали до рокота сердитых волн.
     За ними в строгом молчании  шествовали воины в подбитых хлопком куртках
из  чешуйчатой  кожи  гигантских водных  ящериц,  с нарукавниками  из  витых
металлических спиралей. На головах  у них  красовались шлемы из той же кожи,
прошитой  металлическими  прутьями,  разрубить которые деревянными мечами  с
обсидиановыми остриями даже  воинам далекой  Толлы  было невозможно. В руках
они держали мечи  черного  металла,  выплавлять  который  научили инков сыны
Солнца.
     Потом  шли поющие женщины  в  длинных  нарядах.  Другие,  почти  нагие,
плясали под их пение.
     И, наконец, в окружении виднейших инков шли новобрачные. Он -  в пышных
одеждах. Она  - лишь  со шкурой ягуара за плечами. Он  шел, гордо  расправив
плечи,  выпятив  грудь,  она -  понуро опустив голову,  украшенную  цветами,
скрывающими отсутствие волос.
     Процессия огибала  Ворота Солнца с обеих  сторон, и только  новобрачные
шли прямо на них.
     Жрецы  Знания и воины выстроились шеренгами возле проема ворот, ожидая,
когда новобрачные своими силуэтами закроют в Воротах взошедшее Солнце.
     Проем  был узким,  и  новобрачным понадобилось  тесно  прижаться друг к
другу, чтобы пройти через него.
     Крик жрецов и воинов  подхватили  женщины, стоявшие  по  другую сторону
Ворот.
     Супружеская  пара, освященная самим Солнцем, ступила  на  утрамбованную
золотистую землю.
     Теперь  горбоносое  лицо Тиу Хаунака  излучало  радость, как  солнечный
свет, который он словно впитал, проходя через Ворота.  После сока гаямачи он
обрел новую жизнь!
     Сок гаямачи!
     Он губил кровь, заставляя ее свертываться в жилах.
     Действие его можно было лишь ослабить  на  некоторое  время, впрыскивая
через  поры  кожи,  разжижающее  кровь,  лекарство  с  Мара.  Тромбы  все же
продолжали возникать, закрывая сосуды, грозя поражением мозгу и сердцу.
     Только полная замена крови могла бы спасти  сведенную  судорогой  Эру и
культурнейшего из людей, нашего лучшего ученика Тиу Хаунака.
     Я видел страдальческие глаза прощавшейся со мной Эры Луа. Так же умирал
за стеной и Тиу Хаунак.
     Серьезной особенностью  мариан  был  состав  их  крови.  Они  не  могли
обмениваться ею с людьми, но давно научились передавать кровь друг другу.
     После ранения осколком метеорита я потерял  много  крови.  Не кто иной,
как Нот Кри, с помощью Вокара Несущего тогда в пещере звездоведения  дал мне
свою кровь.
     Друзья поняли меня без слов.
     Эра лежала на возвышении.  Рука ее  свисала, и из вскрытой вены  на пол
стекала струйка густой темной крови.
     Другую ее руку я сжимал в своей. Мое сердце гнало кровь в ее жилы. Гиго
Гант,  облегчая ток  крови,  держал меня на  руках,  чтобы я находился  выше
лежащей Эры.
     Моя сестренка умело проводила операцию!
     Я  чувствовал,  как  постепенно  слабею,  но  невыразимое   наслаждение
наполняло меня. Эра была спасена.
     Где-то вдалеке, словно за перегородкой из  хлопка, слышался  голос Имы,
которой  отец в  знак  горя  и  позора отсек топором  ее роскошные  огненные
волосы. Сейчас  она настаивала, чтобы для спасения Эры  взяли  не  мою, а ее
кровь.
     Сестренка Ива  об®яснила  ей, что  кровь человека  способна спасти лишь
человека, но не пришельца с другой звезды.
     Тогда Има с  отцом и Чичкаланом выбежали  на половину дома,  где умирал
Тиу Хаунак. Там была Кара Яр,  которая всегда знала, как  надо поступать. Ей
предстояло еще судить по Справедливости Иму за ее злодеяние.  Но прежде надо
было спасти первого из жрецов Знания Тиу Хаунака.
     Последнее, что я увидел перед обмороком, - это красное море на каменном
желтом полу с причудливым багровым заливом, напоминавшим наш Тики-кака в час
заката, если смотреть на него с горы.
     Когда  Нот  Кри  с  Ивой  убедились,  что  я без  сознания,  а Эра  вне
опасности, они уложили меня  на ее место и  второй раз в жизни Нот Кри отдал
мне часть своей крови.
     Придя  в себя, я увидел его над собой на руках Гиго Ганта. Оказывается,
я судорожно сжимал теперь, его кисть, а не пальцы Эры Луа.
     Повернув  голову,  я увидел ее. Она  сидела на ложе  рядом и держала  в
своей  другую мою руку, следя за моим пульсом. Но нет,  не только как Сестра
Здоровья прикасалась она ко мне...
     Гиго Гант осторожно положил Нота Кри рядом со мной, а сам вместе с Ивой
выбежал к Тиу Хаунаку на помощь Каре Яр.
     Она, как всегда,  была на  высоте, расчетливо распорядившись, чтобы Има
отдала Тиу  Хаунаку лишь часть своей крови, а  остальное возместил бы ему ее
отец.
     Великан  из  Толлы,  вождь  игрового   отряда  священной  игры  в  мяч,
попеременно держал на руках то дочь, то отца.
     Потом  получилось  так,  что не  я  выхаживал отравленную соком гаямачи
девушку с глубокими темными глазами, а