ментов  (угроза  фальсификации  доказательств при этом
игнорируется).  Несостоятельность такого довода очевидна.  Незаконный способ
получения  вещественных  доказательств  всегда  будет вызывать сомнение в их
достоверности,  поскольку  нарушение  закона  при  проведении   следственных
действий   в   той   или   иной  мере  облегчает  возможность  фальсификации
доказательств.  Но  дело  не  только  в   этом.   Игнорирование   надлежащей
процессуальной формы доказательства,  по словам известных английских юристов
Ковена и Картера,  "равносильно признанию принципа,  согласно которому  цель
оправдывает  средства,  и  государство  само может потворствовать совершению
одного преступления, чтобы доказать другое". Надо отметить, что в материалах
многочисленных комиссий и комитетов, создаваемых конгрессом и правительством
США в интересах сохранения престижа высших органов  государства,  собраны  и
опубликованы  неопровержимые  данные  о  произволе и беззакониях полиции при
собирании "доказательств виновности".  Так,  многотомный доклад Национальной
комиссии  по  соблюдению  и  исполнению законов (комиссия Уикершема) обобщил
практику незаконных методов допроса  и  других  форм  насилия,  применяемого
полицией   якобы  в  интересах  борьбы  с  преступностью.  При  этом  доклад
констатировал не только массовый масштаб полицейских  беззаконий,  но  и  их
"специальную"   направленность,  т.  е.  тот  факт,  что  насилие  и  другие
незаконные методы применяются главным образом против представителей наиболее
угнетаемых  слоев  населени  Последующие  комиссии,  изучавшие  деятельность
полиции,  также получали в свое распоряжение материал,  прямо  или  косвенно
свидетельствующий о массовых нарушениях законности полицией.  Однако никаких
реальных мер по  пресечению  или  хотя  бы  ограничению  подобной  практики,
разумеется,  принято не было.  Весьма примечательным в этой связи "зигзагом"
была позиция Верховного суда США по рассматриваемому  вопросу.  Еще  в  1964
году  Верховный  суд  США  в  решении  по  делу Уика сформулировал следующее
правило:  в тех случаях,  когда при получении  доказательств  были  нарушены
конституционные  гарантии  прав  граждан  и  потерпевший от такого нарушения
своевременно (до начала судебного  заседания)  заявил  об  этом,  суд  может
признать  доказательство,  полученное  с  нарушением  закона,  недопустимым.
Одновременно с решением по делу Уика  действовали  и  прямо  противоположные
прецеденты,  в силу которых,  во-первых,  признавалось,  что судебные органы
штата не связаны решением по делу Уика  а  во-вторых,  оспаривалась  и  сама
возможность  исключать  доказательство  на  том основании,  что оно получено
незаконными методами.  Так,  при рассмотрении Верховным судом  США  дела  по
обвинению  Уолфа  (1949  г.  ) была сделана попытка доказать,  что нарушение
закона,  в том числе и конституции,  не является нарушением должной судебной
процедуры.  Высказывавшийся  по  этому  делу  от  имени большинства судья Ф.
Франкфурте?  утверждал,  что исключение незаконно  полученных  доказательств
будет  служить  на  пользу  лишь  тем лицам,  у которых обнаружены уличающие
предметы или документы.  Под влиянием критики с конца 50-х годов в  решениях
Верховного  суда США стала проявляться противоположная тенденци В частности,
как уже отмечалось,  в течение 60-х годов Верховный  суд  США  распространил
гарантии билля о правах,  закрепленные в поправках к федеральной конституции
на судопроизводство в штатах.  Кроме того,  был положительно решен вопрос  о
связи   между   способами   получения   доказательства  и  возможностью  его
использования в судебном процессе.  В силу этого в ряде  решений  Верховного
суда  были  признаны  недопустимыми доказательства,  полученные с нарушением
установленных правил обыска, ареста, допроса и других действий, производимых
полицией.  На первый взгляд могло показаться,  что доктрина,  предписывающая
исключение незаконно полученных доказательств,  одержала,  по крайней  мере,
частичную   победу.   Однако  в  действительности  ограничения,  вводившиеся
Верховным  судом  США,  не  были  по  существу  реализованы.  В   литературе
отмечалось,  что  "когда  полиция  не  столько стремится возбудить уголовное
преследование против гражданина, сколько его запугать, правила об исключении
доказательств  не  имеют  никакого эффекта".  Подчеркивалось также,  что и в
других случаях решени Верховного суда не изменили  существующую  полицейскую
практику.  Вместе с тем даже декларативные решения, усиливавшие требования к
допустимости  доказательств,  подверглись  во  второй  половине  60-х  годов
резкому осуждению.  Их критиковали и практики,  и теоретики,  и политические
деятели,  и журналисты.  В ряде случаев эти решения рассматривались даже как
фактор,  влияющий  на  рост преступности.  Одним из наиболее рьяных критиков
правила об исключении незаконно полученных доказательств  является  нынешний
председатель  Верховного суда США Уоррен Бергер.  По его мнению,  правило об
исключении незаконно полученных доказательств преследовало определенную цель
-  предупреждение нарушений закона со стороны должностных лиц.  С этой точки
зрения оно показало свою неэффективность,  так как не вызвало  существенного
сокращения   незаконных   действий  полиции.  В  то  же  время  "общество  и
отправление правосудия получили бы пользу  от  значительного  сокращения  и,
если    возможно,   ликвидации   необходимости   исключать   из   уголовного
судопроизводства относимые и обладающие доказательственной  силой  сведения,
что  с  неизбежностью  наносит ущерб деятельности суда по отысканию истины".
Таким  образом,  по  мнению  Бергера,  ущерб  истине  наносит  не  нарушение
процедуры   доказывания,   а   ее   соблюдение.   Следует  подчеркнуть,  что
использование незаконно полученных доказательств и при  наличии  действующих
прецедентов  представляет  собой  распространенную картину.  Поскольку,  как
отмечалось,  допустимость рассматривается буржуазными  юристами  как  своего
рода   "правовая   относимость",   решение   о   принятии   или   исключении
доказательства  считается  вопросом  права   и   относится   к   единоличной
компетенции председательствующего (профессионального судьи).  Таким образом,
если судья отвергает доказательство,  то присяжные лишены  возможности  дать
ему ту или иную оценку,  и оно автоматически устраняется из дела.  Напротив,
допущенное судьей в дело доказательство  так  или  иначе  должно  влиять  на
решение,  принимаемое  присяжными.  О  том,  как  использовалась эта система
правил о допустимости, в частности, юстицией США и как она изменялась, можно
судить  по  следующим примерам.  Так,  в течение долгого времени в уголовном
процессе США действовало правило, согласно которому показани подозреваемого,
по  крайней  мере  теоретически,  признавались недопустимым доказательством,
если они были получены в период его незаконного содержания  под  стражей.  В
1968  году  был  принят  федеральный  закон  о  контроле над преступностью и
безопасностью   на   улицах,   согласно   которому   "в   любом    уголовном
преследовании... сознание, сделанное лицом, являющимся обвиняемым по данному
делу,  в период,  когда оно находилось под арестом  или  иным  образом  было
заключено под стражу..,  не будет признано недопустимым доказательством лишь
на том основании,  что имело  место  промедление  с  его  доставлением...  к
должностному  лицу,  управомоченному  предъявлять  обвинение  в  совершенном
преступлении" Таким образом,  нарушение формально не отмененного  требования
закона  о  немедленном  доставлении арестованного в судебный орган,  которое
было направлено на ограничение полицейского произвола,  оказалось отнесенным
к числу "безвредных", "технических" ошибок.
      В этом  законе   указывается   также,   что   единственным   критерием
допустимости   сознания   является   его   добровольность.  Затем  формально
декларируется,  что для определения добровольности  сознания  судья  "должен
принять  во  внимание  все  обстоятельства,  сопровождавшие  его  получение,
включая:  (1) время, прошедшее между арестом и предъявлением обвинения, если
сознание  было  получено  в  этот период;  (2) осведомленность обвиняемого о
существе инкриминируемого ему преступления;  (3) был ли  обвиняемый  извещен
или знал,  что он не обязан давать какие-либо показания и что все, сказанное
им, может быть использовано против него; (4) был ли обвиняемый извещен о его
праве  на  помощь  адвоката;  (5)  имелся  ли у обвиняемого адвокат в момент
допроса и  признания  вины".  Однако  закон  1908  года  устанавливает,  что
"наличие  или  отсутствие  любого из указанных выше моментов,  которые судья
должен  принимать  во  внимание,  не  является  решающим   при   определении
добровольности  сознания".  Таким  образом,  решение  вопроса о допустимости
сознания полностью отдается на усмотрение судьи,  и нарушение  установленных
правил  производства  допроса не влечет обязательного исключения полученного
незаконным путем сознани Многие буржуазные  юристы  прямо  высказываются  за
допустимость  показаний  обвиняемого,  полученных  в результате применения к
нему насилия,  если не  будет  установлено,  что  примененное  насилие  было
подлинным  мотивом сознания,  или по крайней мере в сугубо нейтральных тонах
констатируют наличие соответствующей практики как неизбежность. Эти суждения
получили  достаточно  широкое  хождение  в  практике  буржуазной  юстиции  в
качестве довода, подтверждающего "допустимость" показаний, добытых с помощью
угроз,  незаконного задержания,  лишения пищи и сна, побоев и т. п. Заведомо
пагубные для  интересов  истины  последствия  подобного  подхода  к  решению
вопроса   о  допустимости  доказательств  усугубляются  тем,  что  признание
обвиняемого само по себе может быть допустимым и достаточным для  обосновани
обвинения;  допустима "замена" признания показаниями полицейского о том, что
оно якобы было дано вне суда.  Ряд процессуалистов  и  практика  ряда  судов
капиталистических  государств  признают  допустимыми  и  фактические данные,
полученные в результате истолкования данных так  называемого  "разоблачителя
лжи"  (лай-детектора),  или по крайней мере - приемы допроса,  основанные на
угрозе его использовать.  Между тем известно,  что физиологические  явления,
регистрируемые приборами такого типа,  могут свидетельствовать о наличии или
отсутствии волнения,  но не о его причине,  а следовательно,  не в состоянии
достоверно  установить  факт  дачи  ложных  или правдивых показаний.  В ряде
судебных решений признаются допустимыми и  признания  обвиняемых,  сделанные
после  введения  наркотиков,  а  многие  процессуалисты  прилагают  усилия к
обоснованию этой чудовищной практики, попирающей элементарные права человека
и,  по  существу,  окончательно  стирающей  грань  между  законными методами
ведения судопроизводства и пыткой,  превращающей  обвиняемого  в  бесправный
объект  полицейского произвола.  Доказательственное право буржуазных стран в
открытой или скрытой форме санкционирует использование в уголовном  процессе
показаний   платных   осведомителей   и   полицейских  агентов-провокаторов.
Буржуазные юристы признают,  что  "органы  правосудия  часто  полагаются  на
сообщения  осведомителей  как  на  основу для производства расследования или
ареста лица,  обвиняемого в  преступлении".  При  этом  полицейскому  агенту
предоставляется  "гарантия неразоблачения".  В силу этой гарантии обвиняемый
лишен  возможности  оспорить  достоверность  доказательств  обвинения  путем
допроса  лица,  давшего  против  него уличающие показани Это является прямым
нарушением VI поправки к конституции США,  провозгласившей право обвиняемого
на  очную  ставку  со  свидетелями обвинени Использование платной агентуры в
качестве  свидетелей  официально  допускается  и  доказательственным  правом
других буржуазных государств. Так, ст. 337 УПК Франции прямо предусматривает
возможность допроса платного осведомителя в судебном заседании. Американский
теоретик  права  Джером  Фрэнк  в  своей  книге  "Не  виновен" на конкретных
примерах показал,  что  использование  в  качестве  доказательств  показаний
платных  полицейских  осведомителей  является  одной  из существенных причин
осуждения невиновных.  Подчеркивая опасность  такого  рода  "доказательств",
Фрэнк  ссылается на признание одного из платных осведомителей в том,  что он
обвинил сорок невиновных.  Известный английский юрист и общественный деятель
Деннис  Притт  в  книге  "Шпионы  и  осведомители  на свидетельской трибуне"
убедительно показал те неисчислимые бедствия, которые приносит использование
в   качестве  доказательства  показаний  платных  осведомителей  и  подобных
"свидетелей".  Притт подчеркивает,  что показания  осведомителей  еще  более
сомнительны,  чем  показания  соучастников.  Осведомители  работают на тех и
оплачиваются теми,  для кого они добывают нужные сведени Их "успех в работе"
определяется тем, как много людей можно засудить на основании сообщенных ими
данных.  "Если таких данных в отчете нет,  то они ничего не заработают... Но
более  того,  многие  осведомители,  возможно даже большинство,  не избирают
подобного рода профессию  добровольно,  а  принуждаются  к  этому  властями,
имеющими  в  своем  распоряжении такие сведения,  на основании которых может
быть возбуждено уголовное преследование,  грозящее этим лицам  осуждением  и
длительным  лишением  свободы"  Исключительное  значение придаетс показаниям
осведомителей в деятельности политической полиции.  Многочисленные  судебные
процессы  против  коммунистов и других прогрессивных деятелей убеждают,  что
показания  платных  осведомителей  были   единственными   "доказательствами"
виновности  подсудимых  Показания  платных  агентов  ФБР  были единственными
"доказательствами"  обвинения  и  на  состоявшемся  в  1965  году   процессе
Коммунистической  партии  США.  Член Верховного суда США У.  Дуглас в особом
мнении по делу Левиса так охарактеризовал существующую практику:  "Мы быстро
вступаем    в   такие   времена,   где   отсутствует   право   личности   на
неприкосновенность ее частной жизни,  где  каждый  человек  может  быть  под
наблюдением,   где   нет   тайн   от  правительства.  Агрессивные  нарушения
правительством права человека на неприкосновенность частной жизни возрастают
в геометрической прогрессии". Наглядной иллюстрацией этих слов могут служить
и принятые в последние годы нормативные акты, которые легализовали практику,
признаваемую ранее незаконной.  Например, упоминавшийся закон о контроле над
преступностью  1968  года  признал   подслушивание   телефонных   разговоров
допустимым способом получения доказательств по широкому кругу уголовных дел.
Расширение прав полиции  имеет  место  и  при  производстве  иных  действий,
направленных   на   получение   вещественных   и  письменных  доказательств.
Специфической чертой англо-американского доказательственного права  является
трактовка  эксперта  как  "сведущего свидетеля",  приглашаемого в процесс по
инициативе  либо  обвинения,  либо  защиты.  Сторона,  вызвавшая   эксперта,
оплачивает  все  необходимые  расходы  и  фактически  бесконтрольна в выборе
эксперта. Состязательная форма экспертизы приводит к тому, что в одном и том
же деле могут быть проведены две экспертизы:  одна - обвинением,  а другая -
защитой.   Практические   последствия   состязательной   формы    экспертизы
проявляются   прежде   всего   в   двух  отношениях.  Во-первых,  финансовая
зависимость эксперта от пригласившей  его  стороны,  безусловно,  влияет  на
объективность его заключени "Мнение эксперта, - пишет известный американский
адвокат А.  Катлер,  - иногда колеблется под.  влиянием той стороны, которая
больше платит,  чтобы получить это мнение". Другим следствием состязательной
формы экспертизы является ее фактическа недоступность неимущему обвиняемому.
Дело в том,  что расходы на производство экспертизы, как правило, составляют
крупную сумму, уплатить которую может далеко не каждый. По свидетельству Дж.
Фрэнка,  стоимость  производства  экспертизы  колеблется  от  1000  до  5000
долларов  Из  всего  сказанного  видно,   что   общий   кризис   законности,
переживаемый  в  настоящее время империалистическими государствами,  находит
яркое проявление в доказательственном  праве  и  теории  доказательств  этих
стран.

         * ГЛАВА III  ЦЕЛЬ,  ПРЕДМЕТ И ПРЕДЕЛЫ ДОКАЗЫВАНИЯ

        N 1. СОДЕРЖАНИЕ ИСТИНЫ КАК ЦЕЛИ ДОКАЗЫВАНИЯ

     В гл.  II настоящей работы была показана целенаправленность  уголовного
судопроизводства на достижение объективной истины;  было показано также, что
в судопроизводстве созданы оптимальные  условия  для  этого.  Вместе  с  тем
характеристика   объективной   истины   как  цели  доказывания  предполагает
необходимость  более   детального   исследования   особенностей   содержания
(структуры)   последней  с  учетом  целей  и  задач  уголовно-процессуальной
деятельности  в  системе  социалистического  правосуди   В   ст.   2   Основ
законодательства   о  судоустройстве  указывается,  что  правосудие  в  СССР
призвано охранять от всяких посягательств: а) закрепленный Конституцией СССР
и    конституциями   союзных   и   автономных   республик   общественный   и
государственный  строй  Союза  ССР,  социалистическую  систему  хозяйства  и
социалистическую собственность; б) политические, трудовые, жилищные и другие
личные и  имущественные  права  и  интересы  граждан  СССР,  гарантированные
Конституцией СССР и конституциями союзных и автономных республик; в) права и
охраняемые  законом  интересы   государственных   учреждений,   предприятий,
колхозов,  кооперативных и иных общественных организаций.  Правосудие в СССР
имеет своей задачей обеспечение точного  и  неуклонного  исполнения  законов
всеми учреждениями организациями,  должностными лицами и гражданами СССР.  В
первой части  ст.  2  Основ  законодательства  о  судоустройстве  называются
объекты,  охране  которых от всяких посягательств должно служить правосудие.
Перечень  подлежащих  охране  объектов  являетс  общим  для   всех   органов
Советского  государства.  В  этом отношении цели правосудия не отличаются от
целей других  видов  государственной  деятельности.  Цели  социалистического
правосудия также подчинены общим задачам Советского государства.
      Во второй  части  ст.  2  Основ  формулируется  специфическая   задача
правосудия  с учетом природы этой деятельности,  характерных для нее путей и
средств защиты указанных в законе объектов.  Осуществля ее, социалистическое
правосудие  обеспечивает охрану общественного и государственного строя СССР,
социалистической системы хозяйства и социалистической собственности,  прав и
интересов  граждан,  государственных и общественных организаций.  Всей своей
деятельностью суд воспитывает граждан СССР в духе преданности Родине и  делу
коммунизма,  в  духе  точного  и  неуклонного  исполнения советских законов,
бережного отношения к социалистической собственности,  соблюдения дисциплины
труда,  честного отношения к государственному и общественному долгу, уважени
к правам, чести и достоинству граждан, к правилам социалистического общежити
Выступая  в  качестве  самостоятельной  задачи  правосудия  (ст.  3  Основ),
правовое и нравственное воспитание  советских  граждан  служит  одновременно
средством решения задачи точного и неуклонного исполнения законов. Названные
в ст.  ст.  2,  3 Основ законодательства  о  судоустройстве  цели  и  задачи
являются общими для правосудия по уголовным и гражданским делам в целом. Ими
определяются цели  и  задачи  уголовного  судопроизводства.  "Основная  цель
уголовного  судопроизводства  состоит в обеспечении охраны социалистического
общества,  охраны прав и законных интересов граждан, в обеспечении всемерной
защиты   трудящегося   человека,   его  жизни,