ном на ранчо.
     - Вы что, тянете время? - с подозрением взглянула на него Нелл.
     - Ничего подобного. Успеете еще научиться убивать и калечить. Правда, Гардо и Мариц преподали бы вам эту науку лучше, чем я.
     - С меня хватит и вас.
     - Не хватит. Кстати говоря, вы подумали, что с вами будет потом? Не так-то просто жить, чувствуя себя убийцей.
     - Это будет не убийство, - возразила Нелл.
     - Вот видите, вы уже сейчас занимаетесь самообманом. То, что вы намерены предпринять, - самое настоящее убийство. Вы хотите лишить жизни другого человека. Неважно, какими при этом вы руководствуетесь мотивами. Люди с вашим воспитанием приучены с самого детства относиться к акту убийства с отвращением.
     - Люди с моим воспитанием нечасто получают такой стимул, какой получила я.
     - Это верно. Вы не похожи на ту женщину, с которой я познакомился на Медасе. Но душа-то у вас та же самая. Себя не переделаешь.
     - Чушь собачья.
     - Вот как? Вы хотите быть холодной, жесткой и решительной. Но с Таней и Питером у вас, по-моему, не очень-то получилось.
     - Таня и Питер - одно, Мариц и Гардо - совсем другое.
     - Но вы есть вы.
     - Вы думаете, у меня это не получится? Ошибаетесь.
     - Хотелось бы думать, что не ошибаюсь, - устало вздохнул Николас.
     Нелл упрямо покачала головой.
     - Послезавтра в восемь утра начинаем. Будьте в спортивной одежде. Завтрак не ешьте. - С этими словами он повернулся и вышел.
     Он ошибается, сказала себе Нелл. Она не проявит слабости. Даже если не удастся сохранить холодную отчужденность, ее главную опору и защиту, обратного пути все равно нет.
     - Питер, - позвала она. - Пора идти спать...
     Оказывается, овчарка и Питер за это время успели отлично подружиться: голова Сэма покоилась на коленях мальчика, и лицо Питера лучилось счастьем.
     Значит, если чего-то очень хочешь, может произойти чудо. Танек прав.
     Нелл была очень рада за Питера. Парнишка ужасно хотел подружиться с овчаркой, и ему это удалось.
     Я тоже своего добьюсь, подумала она. Вспомнила, с какой уверенностью возражал ей Танек, и нахмурилась. Николас - человек с железной волей, он сделает все от него зависящее, чтобы прав оказался он, а не Нелл.
     Но ведь Нелл - не овчарка. Она к нему ластиться не будет.
     - Идем, Питер, - резко сказала она. - Пора спать. Поиграешь с Сэмом завтра.

***

     Отлично. Оказывается, баба сдохла.
     Мариц положил трубку и удовлетворенно улыбнулся. Все устроилось самым наилучшим образом. Правда, Нелл Калдер умерла не на Медасе, а чуть позже, но это, в сущности, неважно. Можно доложить боссу, что работа выполнена.
     А вдруг это не так?
     Довольная улыбка сползла с его лица. Гардо говорил, что баба осталась в живых. Надо отдать ему должное - ублюдок редко ошибается.
     Мариц будет выглядеть полным идиотом, если окажется, что на самом деле Нелл Калдер жива, а запись о ее смерти - липа. Гардо не любит идиотов.
     На всякий случай нужно проверить.
     Мариц сосредоточенно стал изучать собранные данные. С чего начать? С больницы?
     Нет, там слишком много народа.
     Лучше начать с погребальной конторы Джона Бирнбаума, занимавшейся похоронами и кремацией.
     Приняв решение, Марнц вновь заулыбался.

***

     - Вот подарок. - Танек бросил на диван рядом с Нелл большой сверток.
     Она удивилась:
     - Я думала, что вы поехали на ранчо.
     - Поехал. Но на обратном пути завернул в город. Разворачивайте.
     Развязывая ленту, Нелл сказала:
     - А Питер еще не вернулся.
     - Он и не вернется. Парень понравился Джину, и тот разрешил ему остаться на несколько дней. Если они споются, Джин возьмет его с собой в горы.
     - С Питером там ничего не случится?
     - С ним все в порядке. Он просто счастлив - там ему и овцы, и собаки.
     Да, подумала Нелл, перед таким искушением Питеру трудно было устоять. Наконец она развернула пакет. Холст, краски, кисти.
     - Что это?
     - Вы же сами сказали, что с Михаэлы нужно портреты писать.
     - Я не говорила, что буду заниматься этим сама.
     - Но вам ведь этого хочется.
     - У меня не будет для этого времени.
     - Ах да, мы же будем готовиться к убийству, я совсем забыл. Кстати, мои уроки небесплатны. В качестве вознаграждения вы должны написать несколько картин, которыми я украшу стены своего дома.
     - И повесите их рядом с Делакруа? - ехидно осведомилась Нелл.
     - А что такого? Я люблю и поощряю искусство родного края. Мои горы, мои слуги и все такое.
     Опять тот же инстинкт собственника.
     - Наймите себе другого художника, - сказала Нелл, кладя холст на пол.
     - А я хочу, чтобы художником были вы. Условия такие: один час подготовки к убийству за два часа работы с холстом. Договорились?
     - Зачем вам все это нужно? - возмутилась Нелл. - Вы что же, думаете, что целительная сила искусства сотворит в моей душе чудо?
     - Как знать. Хуже от этого, во всяком случае, не будет.
     - Не хочу попусту тратить время.
     - Когда-то вы не считали искусство пустой тратой времени. - Он смотрел ей прямо в глаза. - Я дал вам слово, и я его сдержу. Один час тренировки в день вы получите от меня бесплатно. Но, если хотите иметь дополнительные задания, придется расплачиваться работой.
     - На моей живописи вы не разбогатеете.
     - Но и не разорюсь. - Он улыбнулся. - Вам от этого тоже хуже не будет.
     Нелл отрицательно покачала головой.
     - Ну так что, договорились? - настаивал он.
     А собственно, почему бы и нет? Можно будет самой регулировать продолжительность тренировок. Нелл взглянула на холст и краски, сердце ее сжалось от волнения. С кухни доносился грохот посуды - Мнхаэла готовила ужин. Какое интересное у нее лицо...
     - С одним условием: вы сами убедите Михаэлу чтобы она согласилась мне позировать.
     - Ну уж нет. Вы художница, вы ее и уговаривайте.
     - Это что, очередной сеанс психотерапии?
     - Нет, просто я до жути ее боюсь, - улыбнулся Танек.

***

     Похоронная контора Бирнбаума сияла в темноте огнями, похожая на помещичью усадьбу: классические колонны были подсвечены прожектором, установленным на аккуратно подстриженном газоне.
     Пустая трата денег, подумал Мариц. К чему покойникам столько церемоний?
     Хотя, конечно, дело не в покойниках. Избавляясь от трупов, гробовщики зарабатывают кучу денег. Кровососы проклятые! Сколько на них деньжищ ушло, когда нужно было похоронить отца.
     Но у "Максвелла и сына" заведение, конечно, было попроще. Оно находилось на шумной улице в самой гуще детройтских трущоб. Мариц тогда был слишком беден, чтобы его сочли важным клиентом. Папаша Максвелл до Марица не снизошел, отправил голодранца к сыну. Мариц сидел напротив прыщавого сосунка, вознамерившегося обобрать его до последнего цента, и кипел от беспомощной ярости.
     Больше всего он хотел в тот момент вцепиться ублюдку в горло руками, пока у того глаза из орбит не вылезут.
     Тогда еще Мариц не умел обращаться с ножом.
     Двери конторы распахнулись, оттуда вышла группка скорбящих. Заплаканные глаза, приглушенные голоса, а сами, поди, не нарадуются, что возвращаются из мира мертвых в мир живых.
     Мариц взглянул на часы. Девять. Контора должна закрываться. Еще пятнадцать минут подождать, и можно приступать к делу.
     Скорбящие расселись по машинам, и через пару минут стоянка опустела. Мариц тоже когда-то был скорбящим. Ведь он любил своего отца. Жалко, что отец умер так рано. Лучше бы мамаша сдохла, подлая сука. Все произошло само собой, Мариц ни в чем не виноват. Он лишь слегка толкнул папашу, а тот уж сам грохнулся с лестницы. Эх, надо было мать-стерву спихнуть.
     Из здания вышел молодой человек в темном костюме, свернул на служебную автостоянку. Должно быть, какой-нибудь из подручных вампира. А может, у Бирнбаума тоже есть сын. Насвистывая, молодой человек уселся в голубой "олдсмобиль", припаркованный возле роскошного "кадиллака".
     Между прочим, "кадиллак" совершенно новый. Судя по полученной информации, куплен всего через неделю после предполагаемой кремации Нелл Калдер. За покупку Бирнбаум заплатил наличными.
     Интересная деталь, ее Мариц сразу отметил.
     В вестибюле погас свет.
     Мариц подождал, пока "олдсмобиль" скроется за углом, затем вышел из машины, подошел к дверям и позвонил.
     Никакого ответа.
     Он позвонил еще раз, потом, минуту спустя, еще.
     Свет в вестибюле зажегся, дверь приоткрылась. Изнутри пахнуло холодом и терпким ароматом цветов.
     Джон Бирнбаум оказался толстячком в строгом сером костюме, с прилизанными седыми волосами.
     - Вы что, хотели попрощаться с телом? Сожалею, но мы уже закрылись.
     Мариц покачал головой:
     - Нет, хочу задать кое-какие вопросы. Я знаю, что уже поздно, но все-таки позвольте войти.
     Бирнбаум заколебался. Не хочет куш упускать, подумал Мариц. - У вас утрата? - сочувственно спросил Бирнбаум и посторонился.
     Мариц вошел, плотно закрыл за собой дверь, улыбнулся.
     - Вот-вот, утрата. Об атом мы и потолкуем.

***

     Нелл стояла в дверях, наблюдая, как Михаэла орудует в кухне. Руки Михаэлы по локоть были перепачканы мукой. Она раскатывала на доске тесто быстрыми, четкими, грациозными движениями.
     - Вам что-нибудь нужно? - спросила она, не поднимая головы.
     От неожиданности Нелл ляпнула первое, что пришло в голову:
     - Что это вы делаете?
     - Бисквиты.
     - За завтраком вы угостили нас превосходным печеньем.
     - Знаю.
     Разговор обещал быть нелегким.
     - Вы очень заняты, да?
     Михаэла кивнула.
     - Очень мило с вашей стороны, что вы позволили Питеру пожить у вашего мужа на ранчо.
     - Он там никому не помешает. - Михаэла отложила скалку и стала нарезать тесто. - Если бы он мешал, его бы не оставили. У Джина нет времени на глупости. Мальчишка простоват, но он совсем не дурак. Он как ребенок, а детей можно учить. - Она говорила короткими, отрывистыми фразами, в такт движениям рук. - А что нужно вам?
     - Ваше лицо.
     Михаэла на миг замерла.
     - По-моему, ваше лицо будет получше моего, - ответила она.
     - Я имела в виду... Мне хотелось бы сделать ваш портрет.
     Михаэла уже раскладывала бисквиты на противне.
     - У меня нет времени позировать.
     - Я могу делать наброски, пока вы работаете. Это займет не так уж много времени.
     Михаэла ответила не сразу.
     - Вы что, художница?
     - Не совсем. У меня нет на это времени. Я пишу картины, только когда...
     Нелл запнулась, поймав себя на том, что автоматически дает точно такой же ответ, как в прежней жизни, до Медаса. Но ведь у нее теперь нет ни Ричарда, ни Джил. Подавив приступ боли, она поправилась:
     - Да, я художница.
     Ей самой показалось странным, как прозвучали эти слова.
     Михаэла испытующе посмотрела на нее и кивнула:
     - Валяйте, рисуйте. Только под ногами не путайтесь.
     Нелл обрадовалась:
     - Сейчас, только альбом принесу.
     - Я ради вас на месте стоять не буду.
     - Ничего, я приспособлюсь.
     Однако это было легче сказать, чем сделать. Михаэла ни секунды не стояла на месте. Для женщины с таким бесстрастным лицом она обладала слишком неуемной энергией. Испортив несколько листов. Нелл решила сделать наброски отдельных деталей лица. Начала она с глубоко посаженных глаз.
     Дело сразу пошло на лад. Потом она соединит детали вместе...
     - Что вы здесь делаете?
     Нелл вздрогнула. Впервые за последний час Михаэла разомкнула уста.
     - Ничего. Я здесь в гостях.
     Михаэла чуть качнула головой:
     - А Николас сказал, что вы останетесь до зимы. Столько времени не гостят.
     - Я постараюсь вам не мешать.
     - Мне-то что? Если Николасу так лучше, я могу и потерпеть. - Он сказал, что настоящие хозяева здесь вы и Джин.
     - Так оно и есть, но Николас постепенно обвыкнется. Должно пройти время.
     - Обвыкнется?
     Михаала пожала плечами:
     - Ему трудно прикипеть душой к месту. Но он этого хочет, а это главное. Поживем - увидим.
     - Вы хотите, чтобы он здесь остался?
     Михаэла кивнула.
     - Он нас понимает и не мешает нам. А другой хозяин может оказаться глупым и неподдающимся воспитанию.
     - Значит, вы воспитываете Николаса? - Удивилась Нелл.
     - Конечно. Его воспитывать легко. Он человек волевой, умный. Со временем приноровится.
     - А мне казалось, что сила волн мешает человеку приспосабливаться к обстоятельствам.
     - Здешняя земля слабаков не любит. - Михаала взглянула на Нелл. - Пережевывает их и выплевывает.
     Карандаш замер над листом бумаги.
     - Вы думаете, что я слабая?
     - Не знаю. А вы сами-то как думаете?
     - Я не слабая.
     - Тогда вам не из-за чего тревожиться.
     - Вы ведь не хотите, чтобы я здесь оставалась.
     - Мне все равно. - Михаэла достала из духовки противень. - Только не увозите отсюда Николаса. Можете с ним разговаривать, улыбаться, даже спать с ним. - Теперь она взялась за сковородку. - Но когда уедете, оставьте его здесь.
     Нелл возмущенно встрепенулась.
     - Я не собираюсь с ним спать! Я прнехала сюда не за этим.
     Михаэла пожала плечами:
     - Рано или поздно это произойдет. Он мужчина, а до вас ближе, чем до женщин в городе. - Она потыкала спичкой в бисквиты. - Такая женщина, как вы, не оставит мужчину равнодушным.
     - Он смотрит на меня другими глазами.
     - Все мужчины смотрят на женщин одинаковыми глазами. Естественная реакция. Уже потом они понимают, что, кроме тела, у нас еще есть и душа.
     - С вашей точки зрения, решать будет Николас, а не я?
     - Вам нравится на него смотреть. Вы все время на него смотрите.
     Неужели? Ну разумеется, Михаэла права. На Николаса трудно не смотреть. Он и в толпе-то сразу обращает на себя внимание.
     - Это неважно. Между нами ничего такого нет.
     - Ну, вам виднее. - Михаэла отвернулась. - Некогда мне болтать. Обед скоро. Нужно посуду расставлять.
     Нелл вздохнула с облегчением. Конечно, Михаэла ошибается, но разговор принял слишком уж щекотливое направление.
     - Вам помочь? - спросила она.
     - Нет. - Михаэла доставала из шкафа посуду. - Сходите лучше в конюшню, позовите Николаса.
     Нелл отложила альбом, встала.
     - Иду.

***

     Когда она вошла в конюшню, Николас чистил скребницей гнедого жеребца.
     - Пора обедать, - сказала Нелл, останавливаясь в дверях.
     - Сейчас приду.
     Нелл смотрела, как он ровными, аккуратными движениями расчесывает коню гриву. Он всегда действует так - расчетливо и эффективно, подумала она. В старых джинсах и свитере Танек выглядел не хуже, чем в смокинге. Сразу было видно, что работой конюха он ничуть не гнушается. Можно подумать, он всю жизнь только этим и занимался. Как мало был похож Танек, которого Нелл впервые увидела на Медасе, на этого ковбоя.
     - Что это вы затихли? - спросил Николас, не поднимая головы. - О чем вы думаете?
     - У вас хорошо получается. Вы разбираетесь в лошадях?
     Он улыбнулся.
     - Учусь. До того как я здесь поселился, лошадей я видел только в британском клубе по конному поло.
     - Вы состояли в британском клубе?
     - Не совсем. Мальчишкой я работал там на кухне, мыл посуду.
     - Трудно себе представить вас, моющим посуду.
     - Правда? А в то время это было для меня большой удачей. До того я мыл полы в борделе, где работала моя мать.
     - О Господи...
     Танек оглянулся через плечо.
     - Весьма вежливый комментарий с вашей стороны. Я вас смутил?
     - Нет, но я... - Нелл запнулась и тут же разозлилась сама на себя. - Это не мое дело. Я не собиралась вмешиваться в вашу частную жизнь.
     - Ничего страшного. Я свою мать почти не помню. Гораздо лучше ко мне относились другие шлюхи. Мать была американкой, приехала в Китай с другими хиппи, чтобы найти "истинный свет". К сожалению, "истинный свет" она видела, лишь когда накачивалась наркотиками, поэтому пребывала в этом состоянии почти все время. Она умерла от слишком большой дозы, когда мне было шесть лет.
     - И долго вы прожили в публичном доме?
     Танек призадумался.
     - Мне было лет восемь, когда я перебрался в клуб. А в двенадцать лет меня оттуда вышибли.
     - Почему?
     - Повар сказал, что я украл три коробки черной икры и продал ее на сторону.
     - Это правда?
     - Нет, повар сам стащил икру, но на меня свалить вину было проще. - Голос Танека звучал совершенно бесстрастно. - Я не мог за себя постоять, заступиться за меня тоже было некому.
     - И вы можете говорить об этом так спокойно?
     - Дело давнее. К тому же я получил ценный урок. Во-первых, я научился себя защищать, а во-вторых, стал осторожным.
     - Что произошло потом? Вам было куда податься?
     - На улицу. - Танек отложил скребницу и погладил жеребца по морде. - Там мне преподали еще более полезные уроки, но вам о них лучше не знать. - Закрывая двери конюшни, Танек поправился:
     - Хотя теперь мои знания могут вам и пригодиться. В основном это были всякие гнусные трюки и способы делать другим больно.
     Нелл попыталась представить, что такое - жить в гонконговских трущобах одинокому мальчику двенадцати лет.
     Танек насмешливо заметил:
     - Вы смотрите на меня так же жалостно, как на Питера. И глаза стали добрые-добрые.
     Нелл быстро отвернулась.
     - Я ненавижу тех, кто измывается над детьми. Вы, насколько я помню, того же мнения.
     - Но я, в отличие от вас, при этой мысли не раскисаю.
     - Я и не думала раскисать.
     - А то я не видел. Не думайте, что все дети похожи на Джилл. Я был маленьким жилистым ублюдком с острыми зубами и цепкими когтями. - Он смотрел ей прямо в глаза. - Вам кажется, что вы сильно изменились, но в глубине души вы остались такой же чувствительной. А чувствительность означает слабость. Слабость же приводит к смерти.
     - Значит, я избавлюсь от чувствительности. -
     Нелл направилась к дому.
     - Если обед остынет, Михаэла оторвет нам голову.
     - Этого мы не допустим. - Танек ускорил шаг. - Как вы с ней уживаетесь?
     - Неплохо. Она позволила мне рисовать ее. - Нелл поморщилась. - При условии, что я не буду путаться у нее под ногами.
     - Ну и как, получается?
     - Вроде бы ничего. - Нелл покосилась на него. - Но не надейтесь, что за этим приятным занятием я забуду о главном.
     - Надеяться никогда не вредно. Пока все идет по плану.
     - Я сегодня рисовала три часа. Это значит, что за вами должок.
     Танек саркастически улыбнулся, открывая перед ней дверь.
     - Значит, вот чем объясняется ваша любовь к искусству.
     Нелл отрицательно покачала головой. Странный человек Танек: холодный, жесткий, но в то же время с твердыми представлениями о справедливости и ответственности. Поразительное сочетание, особенно если учесть, в каких условиях формировался его характер.
     Поистине Танек - человек незаурядный.
     "Вы на него все время смотрите".
     Кажется, именно так сказала Михаэла. Нелл передернулась от одной мысли, что между ней и Танеком может возникнуть близость. Полнейший абсурд! Если Танек - человек незаурядный, это еще не означает, что она хочет с ним переспать. В ее нынешней жизни нет места для секса. Что же касается Танека, то ни в качестве любовника, ни даже в качестве друга он ей не нужен. Танек для нее - всего лишь средство расквитаться с Марицом. Не надо было расспрашивать Танека о прошлом. Чем меньше она о нем знает, тем лучше.
     Нет, это не правда. Она не случайно стала задавать ему вопросы. Ей было интересно узнать, как сформировался такой человек. Интерес, любопытство - качества естественные, ничего криминального в них нет. Тут ей в голову пришел еще один вопрос - опять из любопытства:
     - А тот повар. Вы с ним с тех пор не встречались?
     - Почему же? Встретились.
     И Танек улыбнулся.

11.

"Никто за мной не следит, все это нервы, - сказала себе Таня. - Хватит разыгрывать из себя идиотку".
     И тем не менее, въехав в ворота, она испытала неимоверное облегчение. Наконец-то дома, в безопасности.
     Какое-