Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
неузнанным. Он берет у матроса платье - уж лучше сойти за пирата,
чем за разыскиваемого короля Шотландии. Однако вскоре дознаются, кто он.
Босуэла пересылают с места на место и в Дании даже отпускают на свободу;
он уже радуется счастливому избавлению. Но тут лихого сердцееда настигает
Немезида: положение его резко ухудшается, оттого что какая-то датчанка,
которую он в свое время обольстил, пообещав на ней жениться, подала на
него жалобу. Между тем в Копенгагене дознались, какие ему вменяются
преступления, и с этой минуты над его головой занесен топор.
Дипломатические курьеры мчатся взад и вперед. Меррей требует его выдачи,
особенно неистовствует Елизавета, которой важно заручиться свидетелем
против Марии Стюарт. В свою очередь, французские родичи Марии Стюарт тайно
хлопочут, чтобы датский король не выдал опасного свидетеля. Заточение
Босуэла становится все более строгим, однако только тюрьма и защищает его
от возмездия. Человек, который на поле брани не дрогнул бы и перед сотнею
врагов, должен каждый день со страхом ждать, что его в цепях пошлют на
родину и после страшных пыток казнят как цареубийцу. Одна темница
сменяется другой, все суровее и теснее его заключение, точно опасного
зверя, держат узника за стенами и решетками, и вскоре он уже узнает, что
только смерть освободит его от оков. В ужасающем одиночестве и бездействии
проводит неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом этот сильный,
брызжущий энергией человек, гроза врагов, кумир женщин, живьем гниет и
разлагается исполинский сгусток жизненной энергии. Хуже пытки, хуже смерти
для бесшабашного удальца, который только в преизбытке сил и в безбрежности
свободы дышал полной грудью, который вихрем носился по полям во главе
охоты, вел своих верных навстречу врагу, дарил любовь женщинам всех стран
и познал все радости духа, - хуже пытки и смерти для него это жуткое
праздное одиночество среди холодных, немых, угрюмых стен, эта пустота
уходящего времени, сокрушающая жизненную энергию. По рассказам, которым
охотно веришь, он как бесноватый бился о железные прутья своей клетки и
жалким безумцем кончил жизнь. Из всех многочисленных спутников,
претерпевших ради Марии Стюарт пытку и смерть, на долю этого горячо
любимого выпало самое долгое и страшное покаяние.
Но помнит ли еще Мария Стюарт о Босуэле? Действует ли и на расстоянии
заклятие его воли или медленно и постепенно расступается огненный круг?
Никто не знает. Как и многое другое в ее жизни, это осталось тайной. И
только одному удивляешься. Едва встав после родов, едва сбросив с себя иго
материнства, она уже вновь исполнена женского очарования, опять источает
соблазн и тревогу. Опять - в третий раз - вовлекает она юное существо в
орбиту своей судьбы.
Приходится все снова и снова с прискорбием повторять это: дошедшие до
нас портреты Марии Стюарт; написанные большей частью посредственными
мазилами, не позволяют нам взглянуть в ее душу. Со всех полотен глядит на
нас с будничным безразличием милое, спокойное, приветливое лицо, но ни
одно из них не передает того чувственного очарования, которое, несомненно,
исходило от этой удивительной женщины. Надо полагать, она излучала
какое-то особое обаяние женственности, ибо всюду, и даже среди врагов,
приобретает она друзей. И невестою, и вдовой, на каждом троне и в каждом
узилище умела она создать вокруг себя эту атмосферу сочувствия, так что
самый воздух вокруг нее как бы пронизан теплом и ласкою. Едва появившись в
Лохливене, она сразу покорила молодого лорда Рутвена, одного из своих
стражей; лорды вынуждены были убрать его. Но не успел Рутвен покинуть
замок, как ею покорен другой юный лорд, Джордж Дуглас Лохливенский.
Понадобилось лишь несколько недель, и сын ее тюремщицы готов на любые
жертвы - во время ее побега он самый ревностный и преданный ее помощник.
Был ли он только помощником? Не был ли юный Дуглас для нее чем-то
большим в эти месяцы заточения? Осталась ли эта склонность рыцарственной и
платонической? Ignorabimus [мы никогда не узнаем (лат.)]. Во всяком
случае, Мария Стюарт, не стесняясь, использует чувства молодого человека и
не скупится на хитрость и обман. Кроме личного очарования, у королевы
имеется еще и другая приманка: соблазн добиться вместе с ее рукой и власти
магнетически действует на всех, кого она ни встречает на своем пути.
Похоже, что Мария Стюарт - но тут можно отважиться лишь на догадку -
поманила польщенную мать юного Дугласа возможностью брака, чтобы купить ее
снисходительность, ибо постепенно охрана становится все более нерадивой и
Мария Стюарт может наконец приступить к делу, к которому устремлены все ее
помыслы: к своему освобождению.
Первая попытка (25 марта), хоть и искусно подготовлена, терпит неудачу.
Каждую неделю одна из прачек замка вместе с другими служанками
переправляется в лодке на берег и обратно. Дуглас взялся уломать прачку, и
она согласилась обменяться с королевой платьем. В грубой одежде служанки;
под густым покрывалом, скрывающим ее черты, Мария Стюарт благополучно
минует охрану у замковых ворот. Она садится в лодку, отплывающую к берегу,
где ее поджидает с лошадьми Джордж Дуглас. Но тут одному из гребцов
вздумалось пошутить со стройной прачкой, накинувшей на голову вуаль. Под
предлогом, что он хочет поглядеть, какова она лицом, он пытается сорвать с
нее покрывало, и Мария Стюарт в страхе хватается за нее своими узкими,
белыми, нежными руками. И эта тонкая аристократическая рука с холеными
пальчиками, какие трудно предположить у прачки, выдает ее. Гребцы
всполошились и, хоть разгневанная королева приказывает им грести к
противоположному берегу, поворачиваются отвозят ее обратно в тюрьму.
О случае этом немедленно доносят властям, и охрану узницы усиливают.
Джорджу Дугласу запрещено появляться в замке. Но это не мешает ему
поселиться поблизости и держать с королевой постоянную связь; как
преданный гонец, он несет почтовую службу между ней и ее сторонниками.
Ибо, сколь это ни странно, у королевы-узницы, объявленной вне закона и
уличенной в убийстве, после года правления Меррея опять появились
сторонники. Кое-кто из лордов, Сетоны и Хантлеи в первую голову, отчасти
из ненависти к Меррею все время хранили верность Марии Стюарт. Но что
особенно удивительно, самых рьяных приверженцев находит она в Гамильтонах,
своих заклятых противниках. Дома Гамильтонов и Стюартов искони враждовали
между собой. Гамильтоны - самый могущественный род после Стюартов -
ревниво оспаривали у Стюартов корону для своего клана; теперь им
представляется удобный случай, женив одного из своих сынов на Марии
Стюарт, возвести его на шотландский престол. Эти соображения заставляют их
- ибо что политике до морали! - стать на сторону женщины, чьей казни за
мужеубийство они домогались всего лишь несколько месяцев назад. Трудно
предположить, что Мария Стюарт серьезно (или Босуэл уже забыт?) подумывала
о том, чтобы выйти замуж за одного за Гамильтонов. Очевидно, она изъявила
согласие из расчета, надеясь этим купить себе свободу. Джордж Дуглас,
которому она тоже обещала свою руку - двойная игра отчаявшейся женщины, -
служит ей посредником в этих переговорах, кроме того, он руководит всей
операцией в целом. Второго мая приготовления закончены; и, как всегда в
тех случаях, когда отвага призвана заменить осмотрительность, Мария Стюарт
бестрепетно встречает неизвестность.
Побег этот необычайно романтичен, как и подобает романтичной королеве.
Мария Стюарт или Джордж Дуглас заручились в замке помощью мальчика Уильяма
Дугласа, который служит здесь пажом, и сметливый, проворный подросток с
честью выполнил свою задачу. По заведенному строгому порядку все ключи от
Лохливенских ворот на время общего ужина кладутся для верности рядом с
прибором коменданта, а после ужина он уносит их с собой и прячет под
изголовье. Даже за трапезой хочет он их иметь перед глазами. Так и сейчас
тяжелая связка лежит перед ним, поблескивая металлом. Разнося блюда,
смышленый мальчуган пострел неприметно бросает на ключи салфетку, и,
пользуясь тем, что общество за столом, изрядно приложившись к бутылкам,
беззаботно беседует, он, убирая со стола, прихватывает с салфеткой и
ключи. А потом все идет как по-писаному. Мария Стюарт переодевается в
платье одной из служанок, мальчик спешит вперед и, открывая дверь за
дверью, тщательно запирает их снаружи, чтобы затруднить преследователям
выход, а потом всю связку бросает в озеро. Он уже заранее сцепил все
имеющиеся на острове лодки и выводит их за своей на середину озера: этим
он отрезает дорогу погоне. После чего ему остается одно: в сумерках
теплого майского вечера быстрыми ударами весел править к берегу, где их
ждут Джордж Дуглас и лорд Сетон с пятьюдесятью всадниками. Королева
немедля садится в седло и скачет всю ночь напролет к замку Гамильтонов.
Едва она почувствовала Себя на свободе, как в ней снова пробудилась ее
обычная отвага.
Такова знаменитая баллада о побеге Марии Стюарт из омываемого волнами
замка, побеге, который стал возможен благодаря преданности любящего юноши
и самопожертвованию отрока; обо всем этом при случае можно прочитать у
Вальтера Скотта, запечатлевшего этот эпизод во всей его романтичности.
Летописцы смотрят на дело трезвее. По их мнению, суровая тюремщица леди
Дуглас якобы больше была осведомлена о побеге, чем считала нужным показать
и чем это вообще показывают, и всю эту прекрасную повесть она сочинила
потом, чтобы объяснить, почему стража так кстати ослепла и проявила такую
нерадивость. Но не стоит разрушать легенду, когда она так прекрасна. К
чему гасить эту последнюю романтическую зорю в жизни Марии Стюарт? Ибо на
горизонте уже сгущаются тучи. Пора приключений приходит к концу. В
последний раз эта молодая смелая женщина пробудила и познала любовь.
Спустя неделю у Марии Стюарт уже шеститысячное войско. Еще раз как
будто готовы рассеяться тучи, снова воссияли на какое-то мгновение
благосклонные звезды над ее головой. Не только Сетоны и Хантлеи -
вернулись все старые ее сподвижники, не только клан Гамильтонов перешел
под ее знамена, но и, как это ни удивительно, большая часть шотландской
знати, восемь графов, девять епископов, восемнадцать дворян и более сотни
баронов. Поистине странно - а впрочем, ничуть не странно, если вспомнить,
что никто в Шотландии не может править самовластно, не восстановив против
себя всю знать. Жесткая рука Меррея пришлась лордам не по нраву. Лучше
присмиревшая, хоть и стократ виновная королева, нежели суровый регент. Да
и за границей спешат поддержать освобожденную королеву. Французский посол
явился к Марии Стюарт, чтобы засвидетельствовать ей, правомерной
властительнице, свою лояльность. Елизавета послала нарочного выразить
радость по поводу "счастливого избавления". Положение Марии Стюарт за год
неволи значительно окрепло и прояснилось, опять ей выпала счастливая
карта. Но, словно охваченная недобрым предчувствием, уклоняется
шотландская королева, доселе такая мужественная и воинственная, от
вооруженной схватки - она предпочла бы кончить дело миром; когда бы брат
оставил ей хоть робкий глянец королевского величия, она, так много
пережившая, охотно отдала б ему всю власть. Какая-то часть той энергии,
которую крепила в ней железная воля Босуэла, надломилась - ближайшие дни
это покажут; после пережитых тревог, забот и треволнений, после всей этой
неистовой вражды она мечтает лишь об одном - о свободе, умиротворенности и
покое. Но Меррей и не думает хотя бы частично поступиться властью. Его
честолюбие и честолюбие Марии Стюарт - дети одного отца, а тут нашлись и
советчики, старающиеся закалить его решимость. В то время как Елизавета
посылает Марии Стюарт поздравления, английский, государственный канцлер
Сесил, со своей стороны, всячески нажимает на Меррея, требуя, чтобы он
разделался наконец с Марией Стюарт и католической партией в Шотландии. И
Меррей не долго раздумывает. Он знает: пока Мария Стюарт на свободе, в
Шотландии не быть миру. Перед ним великий соблазн раз навсегда поквитаться
с лордами-смутьянами и преподать им памятный урок. С обычной своей
энергией он быстро собирает войско, уступающее, правда, по численности
противнику, но зато лучше управляемое и более дисциплинированное. Не
выжидая подмоги, выступает он в направлении Глазго. И тринадцатого мая под
Лангсайдом настает час окончательного расчета между королевой и регентом,
между братом и сестрой, между одним Стюартом и другим.
Битва при Лангсайде была короткой, но решающей. Ни долгих колебаний, ни
переговоров, как это было в битве при Карберри; в стремительной атаке
налетает конница Марии Стюарт на неприятельские линии. Но Меррей хорошо
выбрал позицию; еще до того, как вражеской кавалерии удается штурмовать
холм, она рассеяна жарким огнем, а потом смята и разгромлена в контратаке.
Все кончено в каких-нибудь три четверти часа. Бросив все орудия и триста
человек убитыми, последняя армия королевы обращается в беспорядочное
бегство.
Мария Стюарт наблюдала сражение с высокого холма; увидев, что все
потеряно, она сбегает вниз, садится на коня и с небольшим отрядом
провожатых гонит во весь опор. Она больше не думает о сопротивлении,
панический ужас охватил ее. Сломя голову, не разбирая дороги, несется она
через пастбища и болота, по полям и лесам - и так без отдыха весь этот
первый день, с одной мыслью: только бы спастись! "Я изведала все, -
напишет она позднее кардиналу Лотарингскому, - хулу и поношение, плен,
голод, холод и палящий зной, бежала неведомо куда, проскакав девяносто две
мили по бездорожью без отдыха и пищи. Спала на голой земле, пила прокисшее
молоко, утоляла голод овсянкой, не видя куска хлеба. Три ночи провела я в
глуши, одна, как сова, без женской помощи". Такой, в освещении этих
последних дней, отважной амазонкой, романтической героиней и осталась она
в памяти народа. В Шотландии ныне забыты все ее слабости и безрассудства,
прощены и оправданы все ее преступления, внушенные страстью. Живет лишь
эта картина - кроткая пленница в уединенном замке и вторая - отважная
всадница, которая, спасая свою свободу, скачет ночью на взмыленном коне,
предпочитая тысячу раз умереть, чем трусливо и бесславно сдаться врагам.
Уже трижды бежала она под покровом ночи - первый раз с Дарнлеем из
Холируда, второй раз в мужской одежде к Босуэлу из замка Бортуик, в третий
раз с Дугласом из Лохливена. Трижды в отчаянной, бешеной скачке спасала
она свою корону и свободу. Теперь она спасает только свою жизнь.
На третий день после битвы при Лангсайде достигает Мария Стюарт
Дандреннанского аббатства у самого моря. Здесь граница ее государства. До
последнего рубежа своих владений бежала она, как затравленная лань. Для
вчерашней королевы не найдется сегодня надежного прибежища во всей
Шотландии; все пути назад ей отрезаны; в Эдинбурге ее ждет неумолимый Джон
Нокс и снова - поношение черни, снова - ненависть духовенства, а возможно,
позорный столб и костер. Ее последняя армия разбита, прахом пошли ее
последние надежды. Настал трудный час выбора. Позади лежит утраченная
страна, куда не ведет ни одна дорога, впереди - безбрежное море, ведущее
во все страны мира. Она может уехать во Францию, может уехать в Англию, в
Испанию. Во Франции она выросла, там у нее друзья и родичи и много еще
тех, кто ей предан, - поэты, посвящавшие ей стихи, дворяне, провожавшие ее
к шотландским берегам; эта страна уже однажды дарила ее гостеприимством,
венчала пышностью и великолепием. Но именно потому, что ее знали там
королевой во всем блеске земной славы, вознесенную превыше всякого
величия, ей претит вернуться туда нищенкой, просительницей в жалких
лохмотьях, с замаранной честью. Она не хочет видеть язвительную усмешку
ненавистной итальянки Екатерины Медичи, не хочет жить подачками или быть
запертой в монастыре. Но и бежать к замороженному Филиппу в Испанию
кажется ей унизительным; никогда этот ханжеский двор не простит ей, что с
Босуэлом соединил ее протестантский пастора что она стала под
благословение еретика. Итак, остается один лишь выбор, вернее, не выбор, а
неизбежность: направиться в Англию. Разве в самые беспросветные дни ее
пленения не дошел до нее подбадривающий голос Елизаветы, заверявший, что
она "в любое время найдет в английской королеве верную подругу"? Разве
Елизавета не дала торжественную клятву восстановить ее на престоле? Разве
не послала ей перстень - верный залог, с помощью которого она в любой час
может воззвать к ее сестринским чувствам?
Но тот, чьей руки хоть однажды коснулось несчастье, всегда вытягивает
неверный жребий. Впопыхах, как обычно при ответственных решениях,
принимает Мария Стюарт это, самое ответственное; не требуя никаких
гарантий, она еще из Дандреннанского монастыря пишет Елизавете:
"Разумеется, дорогая сестра, тебе известна большая часть моих злоключений.
Но то, что сегодня заставляет меня писать тебе, произошло так недавно, что
вряд ли успело коснуться твоего слуха. А потому я должна со всей
краткостью сообщить, что те мои подданные, которым я особенно доверяла и
которых облекла высшими почестями, подняли против меня оружие и недостойно
со мной поступили. Всемогущему вершителю судеб угодно было освободить меня
из жестокого заточения, в кое я была ввергнута. С тех пор, однако, я
проиграла сражение и большинство моих верных погибло у меня на глазах.
Ныне я изгнана из моего королевства и обретаюсь в столь тяжких бедствиях,
что, кроме Вседержителя, уповаю лишь на твое доброе сердце. А потому прошу
тебя, милая сестрица, позволь мне предстать перед тобой, чтобы я могла
рассказать тебе о моих злоключениях.
Я также молю бога, да ниспошлет тебе благословение неба, а мне -
кротость и утешение, которое я больше всего надеюсь и молю получить из
твоих рук. А в напоминание того, что позволяет мне довериться Англии, я
посылаю ее королеве этот перстень, знак обещанной дружбы и помощи. Твоя
любящая сестра Maria R." [Maria Regina (лат.) - королева Мария].
Второпях, словно не давая себе опомниться, набрасывает Мария Стюарт эти
строки, от которых зависит все ее будущее. Потом она запечатывает в письмо
перстень и передает то и другое верховому. Однако в письме не только
перстень, но и ее судьба.
Итак, жребий брошен. Шестнадцатого мая Мария Стюарт садится в рыбачий
челн, пересекает Солуэйский залив и высаживается на английском берегу
возле небольшого портового городка Карлайла. В этот роковой день ей нет
еще двадцати пяти, а между тем жизнь для нее, в сущности, кончена. Все,
чем судьба может в преизбытке одарить человека, она пережила и
перестрадала, все вершины земные ею достигнуты, все глубины измерены. В
столь ничтожный отрезок времени ценой величайшего душевного напряжения
познала она все крайности жизни: двух мужей схоронила и утратила два
королевства, побывала в тюрьме, заплуталась на черных путях преступления и
все вновь всходила на ступени трона, на ступени алтаря, обуянная новой
гордыней. Все эти недели, все эти годы она жила в огне, в таком ярком,
полыхающем, всепожирающем пламени, что отблеск его светит нам и через
столети