Стефан Цвейг.
   Мария Стюарт

   -----------------------------------------------------------------------
   S.Zweig. Maria Stuart (1935).
   М., "Художественная литература", 1991.  Пер. с нем. - Р.Гальперина.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 3 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


ВСТУПЛЕНИЕ

   Если ясное и очевидное само себя объясняет, то загадка будит творческую
мысль. Вот  почему  исторические  личности  и  события,  окутанные  дымкой
загадочности,  ждут  от  нас  все   нового   осмысления   и   поэтического
истолкования. Классическим, коронным примером того неистощимого очарования
загадки, какое исходит порой от исторической  проблемы,  должна  по  праву
считаться жизненная трагедия Марии Стюарт. Пожалуй, ни об одной женщине  в
истории не создана такая богатая литература -  драмы,  романы,  биографии,
дискуссии. Уже три с лишним  столетия  неустанно  волнует  она  писателей,
привлекает ученых, образ ее и поныне с неослабевающей силой тревожит  нас,
добиваясь все нового воспроизведения. Ибо все запутанное по самой  природе
своей тяготеет к ясности, а все темное - к свету.
   Но все попытки отобразить и истолковать загадочное в жизни Марии Стюарт
столь же противоречивы, сколь и многочисленны: вряд ли  найдется  женщина,
которую бы рисовали так по-разному - то убийцей, то мученицей, то неумелой
интриганкой,  то  святой.  Однако  разноречивость  ее  портретов,  как  ни
странно, вызвана не скудостью дошедших сведений, а их смущающим изобилием.
Сохранившиеся документы, протоколы, акты, письма и  сообщения  исчисляются
тысячами - ведь что ни год, вот уже триста с лишним лет, все новые  судьи,
обуянные  новым  рвением,  решают,  виновна  она  или  невиновна.  Но  чем
добросовестнее изучаешь источники, тем с  большей  грустью  убеждаешься  в
сомнительности всякого исторического свидетельства вообще (а стало быть, и
изображения). Ибо ни тщательно удостоверенная давность документа,  ни  его
архивная подлинность еще не  гарантируют  его  надежности  и  человеческой
правдивости. На примере Марии Стюарт, пожалуй, особенно  видно,  с  какими
чудовищными расхождениями описывается одно  и  то  же  событие  в  анналах
современников.   Каждому   документально   подтвержденному   "да"    здесь
противостоит  документально  подтвержденное  "нет",  каждому  обвинению  -
извинение. Правда так густо перемешана с ложью, а факты  с  выдумкой,  что
можно,  в  сущности,  обосновать  любую  точку  зрения.  Если  вам  угодно
доказать, что Мария Стюарт была причастна к убийству мужа, к вашим услугам
десятки свидетельских показаний; а если вы склонны  отстаивать  противное,
за показаниями опять-таки дело не станет: краски для  любого  ее  портрета
всегда смешиваются заранее. Когда же в сумятицу дошедших до  нас  сведений
вторгается еще и политическое  пристрастие  или  национальный  патриотизм,
искажения принимают и вовсе злостный характер. Такова уж природа человека,
что, оказавшись между двумя лагерями; двумя идеями, двумя мировоззрениями,
спорящими, быть или не быть, он не может устоять перед соблазном примкнуть
к той или  другой  стороне,  признать  одну  правой,  а  другую  неправой,
обвинить одну и воздать хвалу другой. Если же, как в данном случае, и сами
авторы в большинстве своем принадлежат к одному из борющихся  направлений,
верований  или  мировоззрений,  то   однобокость   их   взглядов   заранее
предопределена; в общем и целом авторы-протестанты возлагают всю  вину  на
Марию Стюарт, а католики - на Елизавету. Англичане, за редким исключением,
изображают ее убийцею, а шотландцы -  безвинной  жертвой  подлой  клеветы.
Особенно много  споров  вокруг  "писем  из  ларца";  если  одни  клятвенно
защищают их подлинность, то другие клятвенно ее опровергают.  Словом,  все
до мелочей подцвечено здесь партийным пристрастием.  Быть  может,  поэтому
неангличанин и нешотландец,  свободный  от  такой  кровной  зависимости  и
заинтересованности, более способен судить объективно и  непредвзято;  быть
может, художнику, охваченному хоть и горячим, но не  партийно-пристрастным
интересом, скорее дано понять эту трагедию.
   Конечно, и с его стороны было бы непростительной смелостью  утверждать,
будто он знает непреложную правду обо  всех  обстоятельствах  жизни  Марии
Стюарт. Единственное, что ему доступно, - это некий максимум  вероятности,
и даже то, что он по всему своему  разумению  и  всей  совести  сочтет  за
объективную точку зрения, неизбежно  будет  носить  черты  субъективности.
Поскольку источники загрязнены, ему приходится в мутных струях искать свою
правду. И так как показания современников противоречивы,  он  вынужден  на
этом процессе в каждой  мелочи  выбирать  между  свидетелями  обвинения  и
свидетелями защиты. Но как бы  ни  осмотрителен  был  его  выбор,  в  иных
случаях он поступит всего честней, снабдив  свое  суждение  вопросительным
знаком и признав, что тот или иной эпизод в  жизни  Марии  Стюарт  остался
темным, недоступным исследованию и таким, должно быть, останется навсегда.
   Поэтому автор представленного здесь  опыта  взял  себе  за  правило  не
обращаться  к  показаниям,  исторгнутым  пыткой   и   другими   средствами
запугивания и насилия: тот, кому дорога истина, не  станет  полагаться  на
вынужденные показания  как  на  заслуживающие  доверия.  Точно  так  же  и
донесения шпионов и послов (в те времена понятия почти равнозначные)  лишь
с величайшим отбором принимаются здесь  во  внимание  и  каждый  отдельный
документ берется под сомнение; и если автор держится взгляда, что  сонеты,
а также большая часть "писем из ларца" достоверны, то пришел он  к  этому,
тщательно взвесив все  обстоятельства,  а  также  основываясь  на  мотивах
внутреннего характера. Повсюду; где в архивных документах сталкиваются два
противоречивых утверждения, автор каждое из них возводил к его  истокам  и
политическим мотивам, и если бывал  вынужден  сделать  между  ними  выбор,
всегда сообразовывался с тем,  насколько  данный  поступок  психологически
созвучен характеру в целом, что и было для него конечным мерилом.
   Ибо сам по себе характер  Марии  Стюарт  не  представляет  загадки,  он
противоречив лишь во внешнем своем развитии, внутренне же монолитен и ясен
от начала до конца. Мария  Стюарт  принадлежит  к  тому  редкому,  глубоко
впечатляющему типу женщин, чья способность к бурным  переживаниям  как  бы
ограничена коротким сроком, к  женщинам,  которые  знают  лишь  мгновенный
пышный расцвет и расточают себя не постепенно, а словно сгорая  в  горниле
одной-единственной страсти. До  двадцати  трех  лет  чувства  ее  все  еще
покоятся тихой заводью, да и потом, начиная с двадцати пяти,  ни  разу  не
всколыхнутся они бурным прибоем, и только в  течение  короткого  двухлетия
клокочет  разбушевавшаяся  стихия  -   так   обычная,   будничная   судьба
превращается  в  трагедию   античного   масштаба,   великую   и   величаво
развивающуюся трагедию, подобную "Орестее" (*1).  Лишь  за  это  двухлетие
предстает перед нами Мария Стюарт поистине трагической фигурой, только под
этим давлением поднимается она над собой, разрушая в неистовом порыве свою
жизнь и в то же время сохраняя ее для вечности. Только благодаря  страсти,
убившей в ней все человеческое, имя ее еще и  сегодня  живет  в  стихах  и
спорах.
   Этой  необычайной  уплотненностью   внутренней   жизни,   сведенной   к
единственному  мгновенному  взрыву,  предуказаны  форма  и  ритм   всякого
жизнеописания Марии Стюарт; задача художника  -  воспроизвести  эту  круто
взлетающую и так же внезапно ниспадающую кривую во  всем  ее  неповторимом
своеобразии. А потому да не сочтут произволом, что таким большим  отрезкам
времени, как первые двадцать три года жизни, а также без  малого  двадцать
лет заточения, здесь отведено столько же  места,  сколько  двум  годам  ее
трагической страсти. В жизни человека  внешнее  и  внутреннее  время  лишь
условно совпадают; единственно полнота переживаний  служит  душе  мерилом:
по-своему, не как  холодный  календарь,  отсчитывает  она  изнутри  череду
уходящих  часов.  В  опьянении  чувств,  блаженно  свободная  от   пут   и
благословенная судьбой, она может в кратчайший миг узнать  жизнь  во  всей
полноте, чтобы потом, отрешившись  от  страсти,  снова  впасть  в  пустоту
бесконечных лет, скользящих теней, глухого Ничто. Вот  почему  в  прожитой
жизни идут в  счет  лишь  напряженные,  волнующие  мгновения,  вот  почему
единственно в них и через них поддается она верному описанию. Лишь когда в
человеке взыграют его душевные силы, он истинно жив для себя и для других,
только когда его душа раскалена и пылает, становится она зримым образом.



ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

   Первое место действия - Шотландия (1542-1548)
   Второе место действия - Франция (1548-1561)
   Третье место действия - Шотландия (1561-1568)
   Четвертое место действия - Англия (1568-1587)

   ШОТЛАНДИЯ

   Иаков V (1512-1542), отец Марии Стюарт.
   Мария де Гиз Лотарингская (1515-1560), его супруга, мать Марии Стюарт.
   Мария Стюарт (1542-1587).
   Джеймс Стюарт, граф Меррейский (1533-1570), внебрачный сын Иакова  V  и
Маргариты Дуглас, дочери лорда Эрскина, сводный брат Марии Стюарт,  регент
Шотландии до и после правления Марии Стюарт.
   Генрих Дарнлей (Стюарт) (1546-1567), правнук  Генриха  VII  по  матери,
леди  Ленокс,  племянницы  Генриха  VIII.  Второй  супруг  Марии   Стюарт,
возведенный ею на шотландский престол.
   Иаков VI (1566-1625), сын Марии Стюарт и Генриха Дарнлея. После  смерти
Марии Стюарт  (1587)  -  полноправный  шотландский  король,  после  смерти
Елизаветы (1603) - английский король Иаков I.
   Джеймс Хепберн, граф Босуэлский (1536-1578), позднее герцог Оркнейский,
третий супруг Марии Стюарт.
   Уильям Мейтленд Летингтонский, государственный канцлер Марии Стюарт.
   Джеймс Мелвил, дипломатический агент Марии Стюарт.
   Джеймс  Дуглас,  граф  Мортонский,  после  убийства  Меррея  -   регент
Шотландии, казнен в 1581 году.
   Мэтью Стюарт, граф  Ленокский,  отец  Генриха  Дарнлея;  обвинял  Марию
Стюарт в убийстве своего сына.
   Аргайл, Аран, Мортон Дуглас, Эрскин, Гордон, Гаррис, Хантлей,  Керколди
Грейнджский, Линдсей, Мар, Рутвен - лорды, выступающие то как  сторонники,
то  как  противники  Марии  Стюарт;  участники  бесчисленных  заговоров  и
междоусобиц, они почти все кончают жизнь эшафоте.
   Мэри Битон, Мэри Флеминг, Мэри Ливингстон, Мэри Сетон -  четыре  Марии,
сверстницы и подруги Марии Стюарт.
   Джон  Нокс  (1505-1572),  проповедник  реформатской   церкви,   главный
противник Марии Стюарт.
   Давид Риччо, музыкант, секретарь Марии Стюарт, убит в 1566 году.
   Пьер де Шателяр, французский поэт при дворе Марии Стюарт, казнен в 1563
году.
   Джордж  Бьюкенен,  гуманист,  воспитатель  Иакова  VI,  автор  наиболее
злобных пасквилей на Марию Стюарт.

   ФРАНЦИЯ

   Генрих II (1518-1559), с 1547 года французский король.
   Екатерина Медичи (1519-1589), его супруга.
   Франциск II (1544-1560), его старший сын, первый супруг Марии Стюарт.
   Карл IX (1550-1574), младший брат Франциска II, после его смерти король
Франции.
   Кардинал Лотарингский, Клод де Гиз, Франсуа де Гиз, Анри де  Гиз  -  из
дома Гизов.
   Ронсар, Дю Белле, Брантом - авторы, прославлявшие Марию Стюарт в  своих
творениях.

   АНГЛИЯ

   Генрих VII (1457-1509), с 1485 года английский король,  дед  Елизаветы,
прадед Марии Стюарт и Дарнлея.
   Генрих VIII (1491-1547), его сын, правил с 1509 года.
   Анна Болейн (1507-1536), вторая  супруга  Генриха  VIII;  обвиненная  в
нарушении супружеской верности, была казнена.
   Мария I (1516-1558), вторая дочь Генриха VIII  от  брака  с  Екатериной
Арагонской, после смерти Эдуарда VI (1553) - английская королева.
   Елизавета (1533-1603), дочь Генриха VIII и Анны Болейн, при жизни  отца
считалась незаконнорожденной; после  смерти  своей  сводной  сестры  Марии
(1558) взошла на английский престол.
   Эдуард VI (1537-1553), сын Генриха VIII от третьего  брака  в  Джоанной
Сеймур, ребенком обручен с Марией Стюарт, о 1547 года - король.
   Иаков I, сын Марии Стюарт, преемник Елизаветы.
   Уильям  Сесил,  лорд  Берли  (1520-1598),  всемогущий   государственный
канцлер Елизаветы.
   Сэр Фрэнсис Уолсингем, государственный секретарь и министр полиции.
   Уильям Девисон, второй секретарь.
   Роберт  Дадлей,  граф  Лестерский   (1532-1588),   фаворит   Елизаветы,
предложенный ею в супруги Марии Стюарт.
   Томас  Хоуард,  герцог  Норфолкский,   первый   дворянин   королевства,
претендовал на руку Марии Стюарт.
   Толбот, граф Шрусберийский, по поручению Елизаветы  был  стражем  Марии
Стюарт в течение пятнадцати лет.
   Эмиас Паулет, последний тюремщик Марии Стюарт.
   Палач города Лондона.



1. КОРОЛЕВА-ДИТЯ (1542-1548)

   Марии Стюарт  не  исполнилось  и  недели,  когда  она  стала  королевой
Шотландской; так с первых же дней заявляет о  себе  изначальный  закон  ее
жизни - слишком рано, еще не умея радоваться,  приемлет  она  щедрые  дары
фортуны. В сумрачный день в декабре 1542 года,  увидевший  ее  рождение  в
замке Линлитгау, отец ее, Иаков V, лежит в соседнем Фокленде  на  смертном
одре. Тридцать один год королю, а он уже сломлен жизнью, устал от власти и
борьбы. Истинный храбрец и  рыцарь,  жизнелюбец  по  натуре,  он  страстно
почитал  искусство  и  женщин  и  был  любим  народом.   Нередко,   одетый
простолюдином,  посещал  он  сельские  праздники,  танцевал  и   шутил   с
крестьянами, и отчизна еще долго хранила в памяти  сложенные  им  песни  и
баллады. Но, злосчастный наследник злосчастного рода,  он  жил  в  смутное
время в непокорной стране, и это решило его участь. Властный, наглый сосед
Генрих VIII побуждает его насадить у себя  реформацию  (*2),  но  Иаков  V
остается верен католицизму, и этим разладом пользуется шотландская  знать,
вечно впутывающая жизнерадостного, миролюбивого короля в войны и смуты. За
четыре года до смерти, когда он искал руки  Марии  де  Гиз,  Иаков  V  уже
хорошо понимал, что значит быть  королем  наперекор  строптивым  и  хищным
кланам. "Madame, - писал он ей с трогательной искренностью,  -  мне  всего
лишь двадцать семь лет,  а  жизнь  уже  тяготит  меня,  равно  как  и  моя
корона... Осиротев в раннем детстве [Иаков V был годовалым ребенком, когда
погиб  его  отец,  Иаков  IV],  я  был   пленником   честолюбивой   знати;
могущественный род Дугласов держал меня в неволе, и я ненавижу это  имя  и
самую память о нем. Арчибалд, граф Энгасский, Джордж, его брат, и  все  их
изгнанные родичи постоянно натравливают на нас английского короля, и нет у
меня в стране дворянина, которого он не совратил бы бесчестными посулами и
не подкупил золотом. Никогда не могу я быть уверен в своей безопасности, а
равно и в том, что воля моя и справедливые  законы  выполняются.  Все  это
страшит меня, madame, и от вас  жду  я  поддержки  и  совета.  Без  всяких
средств,  пробавляясь  лишь  помощью  французского  короля  да   нещедрыми
даяниями моего  богатого  духовенства,  пытаюсь  я  украшать  свои  замки,
подновлять крепости и строить корабли.  Но  мои  бароны  видят  в  короле,
который хочет на деле быть королем, ненавистного  соперника.  Боюсь,  что,
невзирая на дружбу французского короля и поддержку его войск, невзирая  на
преданность народа, мне не одолеть баронов. Я не отступил бы ни перед чем,
чтобы проложить моей стране путь к справедливости и  миру,  и  думаю,  что
преуспел бы, когда бы не  было  у  моей  знати  могущественного  союзника.
Английский  король  неустанно  разжигает  меж  нами   вражду,   и   ереси,
насаждаемые им  в  моем  государстве,  поражают  все  сословия  вплоть  до
духовенства и простонародья. Единственной силою, на которую я и мои предки
искони могли опереться, были горожане и церковь, и я спрашиваю себя: долго
ли еще они будут нам опорой?"
   Поистине это письмо Кассандры (*3)  -  все  его  зловещие  предсказания
сбываются, да и многие другие, еще более тяжкие бедствия  обрушиваются  на
короля. Оба сына, подаренные ему Марией де Гиз, умирают в  колыбели,  и  у
Иакова V в его лучшей поре все еще нет наследника короны, которая  год  от
года вое более его тяготит. В конце концов непокорные бароны вовлекают его
в войну с могущественной Англией, чтобы в критическую минуту  предательски
покинуть. У Солуэльского залива Шотландия узнала не только  горечь,  но  и
позор поражения [в первой половине XVI в.  столкновения  между  Англией  и
Шотландией происходили  неоднократно;  в  1542  г.  у  залива  Солуэй-Ферт
(юго-западное побережье Шотландии) англичане одержали  победу  над  армией
Иакова V] Войско, покинутое предводителями кланов,  трусливо  разбежалось,
почти не оказав сопротивления,  а  король,  мужественный  рыцарь,  в  этот
тяжкий час сражается не с  чуждым  врагом,  а  с  собственной  смертью.  В
Фокленде лежит он, измученный лихорадкой,  утомленный  постылой  жизнью  и
бессмысленной борьбой.
   В тот хмурый зимний день 9 декабря 1542 года,  когда  за  окнами  стоял
непроницаемый туман, в ворота замка  Фокленд  постучал  гонец.  Он  принес
измученному, угасающему королю весть о том,  что  у  него  родилась  дочь,
наследница. Но в опустошенной душе Иакова V нет места радости  и  надежде.
Почему не сын, не наследник?.. Обреченный смерти, видит  он  повсюду  лишь
несчастье, крушение и безысходное зло. "Женщина  принесла  нам  корону,  с
женщиной мы ее утратим", - произносит он покорно. Это мрачное  пророчество
было его последним словом. Глубоко  вздохнув,  повернулся  он  к  стене  и
больше ни на что не отзывался. Спустя несколько дней его предали земле,  и
Мария Стюарт, еще не научившись видеть мир, стала королевой.


   Однако быть из рода Стюартов и  притом  шотландской  королевой  значило
нести двойное проклятие, ибо ни одному  из  Стюартов  не  выпало  на  этом
престоле счастливо и долго царствовать (*4). Двое  королей  -  Иаков  I  и
Иаков III - были умерщвлены, двое - Иаков II и Иаков IV  -  пали  на  поле
брани, а двум их потомкам - этой еще  несмышленой  крошке  и  ее  кровному
внуку Карлу I - судьба уготовила  еще  более  страшную  участь  -  эшафот.
Никому из этого рода Атреева (*5) не было  дано  достичь  преклонных  лет,
никому не благоприятствовала судьба и звезды. Вечно воюют  они  с  врагами
внешними, врагами внутренними и с самими собой, вечно  окружены  смутой  и
носят смуту в себе. Их страна так же не знает мира, как не знают  его  они
сами. Меньше всего могут они положиться на тех своих подданных, кто должен
быть опорою трона, - на лордов и баронов, на все это  мрачное  и  суровое,
дикое и необузданное, алчное и воинственное, упрямое и  своенравное  племя
рыцарей, - "un pays barbare et une gent  brutelle"  [варварская  страна  и
жестокое племя (фр.)], как жалуется Ронсар, поэт, заброшенный в эту страну
туманов  (*6).  Чувствуя  себя  в  своих  поместьях  и  замках  маленькими
королями, лорды и бароны гонят, точно убойный скот, подвластных им пахарей
и пастухов в свои нескончаемые драки и разбойничьи набеги;  неограниченные
властители кланов, они не знают иной  утехи,  кроме  войны.  Их  стихия  -
раздоры, их побуждение - зависть, все  их  помыслы  о  власти.  "Золото  и
корысть - единственные сирены, чьих песен заслушиваются шотландские лорды,
- пишет французский посол. - Учить их, что  такое  долг  перед  государем,
честь, справедливость, благородные поступки, - значит лишь вызвать  у  них
насмешку". Драчливые и хищные, как итальянские кондотьеры,  но  еще  более
необузданные и неотесанные в проявлении своих страстей,  все  эти  древние
могущественные кланы - Гордоны, Гамильтоны,  Араны,  Мейтленды,  Крофорды,
Линдсеи, Леноксы и Аргайлы - вечно грызутся между собой из-за  первенства.
То они ополчаются друг на  друга  в  бесконечных  усобицах,  то  клртвенно
скрепляют в торжественных "бондах" [договорах (англ.)] свои  недолговечные
союзы, сговарив