асно  проголосовал  за  сопротивление  огораживанию.
Через два месяца члены совета, от которых откололся только один-единственный
олдермен Коудри, согласились использовать все законные  средства  для  того,
чтобы воспрепятствовать планам Мэйнуоринга  относительно  луговины  Уэлкомб.
Тем  временем  Шекспир  благоразумно  заключил  соглашение  с  родственником
Мэйнуоринга Уильямом Реплингемом из Грейт-Харборо,  который  был  юристом  и
выступал  в  качестве  представителя  Мэйнуоринга.  В  соответствии  с  этим
соглашением, составленным 28  сентября,  Реплингем  обязался  компенсировать
Уильяму Шекспиру, его наследникам или  его  правопреемникам  "все  возможные
потери, ущерб и помехи", связанные  с  годовым  доходом  от  его  десятинных
земель, "будь то по причине огораживания или упадка пахотного земледелия  на
этих землях, если это огораживание будет введено и распространено  названным
Уильямом Реплингемом". По рекомендации  Томаса  Лукаса,  адвоката  Шекспира,
стороны включили в текст соглашения имя Грина.
     Это, однако, отнюдь не  успокоило  Грина.  В  ноябре  он  разыскивал  в
Лондоне Комба и, не найдя  его,  обратился  к  Шекспиру,  который  прибыл  в
столицу из Стратфорда. Меморандум Грина от 17 ноября указывает  на  то,  что
Шекспир пытался успокоить его.

           Мой  кузен  Шекспир  прибыл вчера в город, и я посетил его, чтобы
      узнать,  как он себя чувствует. Он сказал мне, что они [то есть Комбы]
      заверили  его,  будто  они  намерены произвести огораживание не дальше
      Госпнл-Буша, а оттуда, не захватывая части лощин, выходящих в поле, до
      ворот  в  ограде  Клоптона, включительно до участка Солсбери; а также,
      что они намереваются в апреле обмерить землю, и только тогда они дадут
      ответ, не раньше {11}.

     Грин добавляет, что и Шекспир, и его зять  доктор  Джон  Холл  заверили
его, что ничего не будет предпринято. Однако межевание было проведено  не  в
апреле, а гораздо раньше - в декабре, и, когда секретарь корпорации  услышал
об этом 10 декабря, он отправился разыскивать Реплингема на постоялом  дворе
"Медведь" и в Нью-Плейс. Но ни в том, ни в другом месте Грин не застал его.
     Однако Грина поддерживали члены  корпорации.  Они  робко  обратились  к
Комбу, отправив депутацию из шести человек, "чтобы выразить свое уважение  и
пожелать, чтобы он соизволил воздержаться от огораживания, а также  выразить
желание и готовность заслужить его уважение".
     Комб  поблагодарил  их  за  уважение,  но  не  отступил  ни  на  шаг  -
огораживание было ему выгодно; Мэйнуоринг зашел уже  слишком  далеко,  чтобы
поворачивать назад. Наступила оттепель,  и  он  мог  начать  рыть  канаву  и
высаживать живую  изгородь.  23  декабря  корпорация  отправила  подписанные
"почти всеми" ее членами письма Мэйнуорингу и Шекспиру. "Я  также  переписал
от себя, - добавляет Грин, - для моего  кузена  Шекспира  копии  всех  наших
клятвенных  обязательств,  сделанных  тогда,  а  также  отметил  неудобства,
которые будут умножаться в связи с огораживанием". В тот день совет  пытался
заручиться поддержкой в этом деле других местных держателей  земли  -  Эндрю
Арчера из Тэнворта, обладателя поместья и общинных земель Бишоптона, и  сэра
Фрэнсиса Смита, владевшего землей в Уэлкомбе {12}.  Эти  письма  к  Шекспиру
исчезли, однако сохранилось письмо корпорации Мэйнуорингу. Члены  корпорации
умоляли его вспомнить о пожарах, опустошивших  Стратфорд,  и  предупреждали,
что огораживание, которое приведет  к  разорению  города,  навлечет  на  его
голову проклятья 700 местных бедняков.
     Все было бесполезно. В декабре наступила оттепель, и люди Комба  начали
рыть канавы, на отвалах которых  высаживалась  живая  изгородь.  Вскоре  она
протянулась "по крайней мере на 50 перчей" -  250  метров.  Городской  совет
предпринял контратаку. По совету Грина 6 января 1615  г.  Уильям  Уолфорд  и
Уильям Чандлер купили разрешение на аренду  земли  в  Уэлкомбе,  став  таким
образом арендаторами с правами на общинную  землю.  Через  три  дня,  выслав
вперед своих землекопов, они начали тайно засыпать канаву Комба. Когда весть
об этом дошла до Комба, он, как и следовало ожидать,  пришел  в  ярость.  На
глазах у собравшейся толпы люди Комба швырнули на землю Уолфорда и Чандлера,
а их хозяин, "сидя верхом на лошади, смеялся  и  говорил,  что  они  дрыгают
ногами, как заправские футболисты" {Во времена Шекспи футбол считался  игрой
для простонародья. Так что слова  Комба  выражают  помещичье  высокомерие.}.
Кроме    того,    он    оскорблял    членов    корпорации,    называя     их
"мошенниками-пуританами" и мелкой сошкой со всеми их законными правами (имея
в виду  юридический  предлог,  использовав  который  они  выдавали  себя  за
владельцев общинной земли)". И все же, несмотря на свой праведный гнев, Комб
предложил Грину 10 фунтов, чтобы тот купил себе мерина,  а  в  благодарность
примирил бы его с городским советом. Но  Грин  был  не  из  тех,  кто  берет
взятки. На следующий день женщины и дети из Стратфорда и Бишоптона закончили
работу по засыпке канавы.
     28 марта суд присяжных Уорика в ответ на ходатайство бейлифа и  главных
горожан Стратфорда отдал распоряжение, запрещавшее Комбу и кому-либо другому
проведение  какого-либо  огораживания,  которое   противоречило   за   конам
королевства,  за  исключением  случаев,   когда   они   смогут   представить
достаточные  основания  для  своих  действий   открытому   суду   присяжных.
Мэйнуоринг и Реплингем признали свое поражение,  но  Комб  был  вне  себя  и
упорствовал. Он грозил и бранился, избивал бедных арендаторов, заключал их в
тюрьму и конфисковывал их свиней и овец. Скупив землю и дома,  он  избавился
от всех жителей Уэлкомба, разумеется за исключением обитателей  собственного
дома. В сентябре Грин сделал в своем дневнике наиболее озадачивающую запись:
"У. Шекспир говорит Дж. Грину, что я не потерплю огораживания  в  Уэлкомбе".
Дж. Грин был братом автора дневника Джоном. Но зачем  Шекспиру  понадобилось
сообщать Джону Грину факт, о котором тот не  мог  не  знать?  И  зачем  Джон
затруднял себя передачей этого сообщения брату? Наконец, почему  Томас  счел
это известие настолько интересным, что отметил  его  в  дневнике?  Возможно,
"я", является опиской и означает "он" [he].  Или,  может  быть,  Грин  хотел
написать  bar  [отменять]  {Тогда   фраза   звучала   бы:   "Я   не   отменю
огораживания...". - Прим. перев.}, а не bear [выносить, терпеть]. Сначала он
написал to he...; возможно, он собирался продолжить слово и написать to help
[помочь], затем передумал, желая избежать возможной двусмысленности: to help
могло означать или to aid [помогать], или to remedy  [исправлять,  исцелять]
{13}. В таком случае слово bear тоже  можно,  было  понимать  двояко  -  как
endure [выносить] или как justify [оправдывать]. Всякая  попытка  толкования
этой. записи не более чем догадка.
     Несмотря на решение суда, дело тянулось еще, целый год. Затем во  время
великопостной сессии суда присяжных в  1616  г.  главный  судья  королевской
скамьи сэр Эдуард Кок посоветовал Комбу утихомириться; пока глав  ный  судья
служит своему королю, ему запрещается огораживать  и  присоединять  общинные
участки к своим пахотным землям. В апреле Комб убедился в действенности  ре.
шения  суда   присяжных:   он   "потерял   надежду   когда-либо   произвести
огораживание". Но если он и потерял надежду, то ненадолго. В июне  он  вновь
предложил  своим  "возлюбленным  друзьям  и  добрым  соседям"  новую   серию
проектов, более приемлемых; но члены корпорации не попались на приманку. Они
просто попросили Комба оставить их в покое {14}.  Но  он  этого  не  сделал.
Шекспира, который, видимо, никогда не испытывал пристрастий ни  к  одной  из
противоборствующих сторон, теперь это не могло заботить. Его уже не  было  в
живых.
     В течение последних лет  жизни  ушедший  на  покой  драматург  проживал
вместе со своей семьей  в  Стратфорде.  Насколько  известно,  жена  Шекспира
никогда не отлучалась из города, но в сведениях о ней  существует  пробел  -
между крещением ее детей и завещанием поэта, если не  считать  упоминания  в
завещании пастуха Уиттингтона  40  шиллингов,  находившихся  у  Энн  Шекспир
(Shaxspere). Биографии се дочерей документированы более обстоятельно.
     Судя по надгробной надписи, старшая дочь Шекспира была "более  разумна,
чем это свойственно ее полу", а также "умудрена в путях спасения".  "В  этом
было нечто от Шекспира", - добавил неизвестный автор надписи. Независимо  от
того, была ли она разумной и умудренной, Сьюзан могла  надписать  свое  имя,
что, очевидно, было не под силу ее сестре. После записи о крещении Сьюзан  в
стратфордской приходской книге ее имя вновь  появляется  в  документах  лишь
весной 1606 г., как раз перед тем, как ей исполнилось 23 года. В  мае  этого
года  она  упомянута  в  протоколах  церковного   суда,   имевшего   "особую
компетенцию" в приходе. Суд этот собирался в среднем один  раз  в  месяц  во
главе с приходским священником, восседавшим на своем престоле в  церкви  св.
Троицы, в присутствии нотариуса, записывавшего судебные решения. В  тот  раз
двадцать один  ответчик,  о  которых  сообщили  староста  и  его  помощники,
обвинялись в том, что не причастились  перед  пасхой,  которая  в  том  году
приходилась на 20 апреля. Этот проступок  может  показаться  незначительным,
действительно, он таковым и считался; однако всего за пять месяцев до  этого
небольшая  группа  фанатичных  католиков   вознамерилась   силой   свергнуть
правительство, и парламент, который едва не был взорван во время  порохового
заговора отнюдь не был расположен проявлять терпимость. В отместку он принял
несколько постановлений, включая одно, направленное против "лиц, находящихся
под  папистским  влиянием",  которые  иногда  посещали  церковь,  "чтобы  не
подпасть под действие закона против не  посещающих  церковь",  но  при  этом
избегали причащаться по-англикански. Их называли  церковными  папистами,  и,
согласно новым законам о непричащающихся, они наказывались крупными штрафами
от 20 фунтов стерлингов, если уклонялись от причастия в течение года,  и  до
60 фунтов, если  не  причащались  три  года  и  дольше.  В  такой  атмосфере
прихожан, пропускавших причастие, подозревали в католицизме. По крайней мере
третью часть непричастившихся перед пасхой 1606 г. действительно  составляли
католики или лица, связанные с "уклоняющимися". Например, Маргарет Рейнольдс
или Сибил Коудри. Муж  Маргарет  платил  ежемесячный  штраф  за  непосещение
церкви; однажды эта чета приютила беглого священника-иезуита.  У  Сибил  был
сын, принадлежащий к тому же ордену, что и этот священник,  и  ее  семейство
подозревали в укрывательстве священников из католических семинарий.  В  этом
списке также фигурируют давние друзья Шекспира Сэдлеры, которым  требовалось
время (согласно ходатайству Гамнета) на то,  чтобы  очистить  свою  совесть,
Сьюзан не явилась в приходский суд, несмотря на то,  что  ее  лично  вызывал
служебный исполнитель. (В такой же  нерадивости  были  повинны  и  Сэдлеры.)
Позже в протокольной записи, относящейся к  Сьюзан,  было  прибавлено  слово
"dimissa" ["отпущенная"], указывающее на то, что, когда она предстала  веред
судом, ее дело было прекращено. Вероятно,  за  это  время  она  причастилась
святых даров, подобно десяти ответтчикам, вызывавшимся в суд вместе с ней, о
которых вам это известно, или дала согласие на причастие {15}. Через год,  5
июня, "Джон Холл, джентльмен, и Сьюзан Шекспир" сочетались браком  в  церкви
св. Троицы. Жениху было тридцать с лишним  лет,  и  он  был  безукоризненным
протестантом.
     Сын преуспевающего врача из Актона в графств  Мидлсекс,  Холл  вырос  в
небольшой  деревушке   Карлтон   в   графстве   Бедфордшир.   В   Кембридже,
расположенном 45 километрах от этой деревушки, он в 1594 г.  получу  степень
бакалавра искусств в Куинс-Колледже, а через три года там же получил степень
магистра искусств. Около 1600 г.  Холл  поселился  в  Стратфорде,  где  стал
весьма успешно практиковать как врач. Никаких сведений  о  том,  получил  ли
Холл когда-либо медицинскую степень, не найдено. У него не было лицензии  от
королевского медицинского колледжа, не получал он и епископского  разрешения
на медицинскую практику. Однако в те дни право  заниматься  этой  профессией
контролировалось весьма небрежно. Как бы то ни было, Холл был хорошим врачом
и имел много клиентов. "Я по опыту знаю, что он  превосходнее  всех  в  этом
искусстве", - сообщала г-жа Тиррел г-же Темпл, когда  муж  последней  -  тот
самый Томас Темпл, который так хотел получить саженцы лозы из шекспировского
сада, - стал жертвой несчастного случая.  Преподаватель  Линакер-Колледжа  в
Кембридже доктор Джон Берд говорил, что  Холл  "был  широко  известен  своим
искусством", в том числе и среди "лиц знатных, богатых  и  ученых",  которым
пошло на пользу его лечение. Холл лечил также и простой народ, детей,  слуг,
цирюльников - католиков, равно как и протестантов. Он без колебаний поскакал
верхом за 60 километров в  замок  Ладлоу,  когда  граф  Нортгемптон  слег  с
плевритом, обострившимся во время псовой охоты в холодный сырой день. Дважды
стратфордская корпорация избирала Холла в муниципальный совет, и  дважды  он
отказывался от должности, ссылаясь на занятость практикой. Когда его избрали
в третий раз, ему пришлось  платить  штрафы  за  пропущенные  заседания,  на
которых  он  отсутствовал,  занимаясь  своими  пациентами.  Один  из,   этих
пациентов,  Сидни  Давенпорт,  высказал  доктору   недовольство   городскими
чиновниками, которым не следует  "возлагать  на  вас  это  бремя,  ибо  ваша
профессия почти все время требует вашего  отсутствия"  {16}.  Холл  отклонил
предложение и о возведении в дворянское достоинство,  сделанное  в  1626  г.
новым монархом, королем Карлом I, и предпочел заплатить штраф  в  10  фунтов
стерлингов.
     Доктор Холл лечил всевозможные недуги - от кори до  меланхолии,  в  том
числе дизентерию, рак, воспаление  глаз  и  "французскую  болезнь".  Он  вел
медицинский дневник, в который записывал истории  болезни  своих  пациентов.
Самым знаменитым пациентом Холла был поэт из Уорика Майкл Дрейтон,  которого
он именует  poeta-laureatus  [поэт-лауреат].  Дрейтон  часто  наведывался  к
Рейнсфордсам в Клиффорд-Чемберсе, всего в  трех  километрах  от  Стратфорда;
возможно, именно там Холл пользовал его рвотной настойкой, сдобренной ложкой
фиалкового сиропа.  Некоторые  снадобья,  в  которые  добавлялись  петушиные
потроха, паутина и экскременты,  могут  поразить  нас  теперь  и  показаться
скорее угрожающими здоровью, нежели  способными  принести  облегчение,  зато
этот доктор реже других пускал кровь и обогнал свое время в лечении цинги, к
которой елизаветинцы были склонны из-за  обильного  потребления  солонины  и
соленой рыбы и недостатка во фруктах и овощах. Эту болезнь Холл  одолевал  с
помощью своего цинготного пива. Он смешивал водяной кресс,  вороникуисточник
и цинготную траву с разными травами и кореньями, кипятил полученную смесь  в
пиве,  приправленном  сахаром,  корицей  или  ягодами  можжевельника.   Пиво
помогало, в нем было много аскорбиновой кислоты {17}.
     Девиз "Здоровье - от господа"  должным  образом  предваряет  английское
издание латинского журнала для записи историй болезни доктора Холла, куда он
время от времени вписывал благодарения богу  за  удачные  исцеления.  Но  он
никогда не проявлял столь  пылкого  благочестия,  как  в  рассказе  о  своем
собственном чудесном исцелении от изнурительной лихорадки. "Ты спас  меня...
- говорит он, обращаясь к своему творцу, - вырвав меня из  когтей  смерти  а
вернув мне прежнее здоровье, за что я славлю имя твое, о милосерднейший боже
и отец господа вашего Иисуса, Христа, умоляя тебя дать мне сердце, способное
на величайшую благодарность за благодеяние сие, давшее мне повод восхищаться
тобой" {18}. Холл выказал свою набожность, более  осязаемо,  подарив  церкви
св. Троицы украшенную резьбой кафедру и служа в ней церковным старостой.  Он
сочувствовал пуританам и ревностно порицал прихожан опаздывающих в  церковь,
спавших во время службы сквернословивших, носивших шапки или совавших руки в
карманы дамских  юбок.  Холл  сблизился  с  приходским  священником  Томасом
Уилсоном из  Ившема  (доктор  купил  в  1612  г.  "небольшой  участок  возле
Ившемской  дороги"),  который  настроил  против   себя   корпорацию   своими
пуританскими  взглядами.  Они  вместе  подали  в  канцелярский  суд  иск  на
муниципалитет, в котором Холл заявлял, что он продал  городу  разрешение  на
аренду десятинных земель "по крайней мере" на 100 фунтов дешевле  стоимости,
чтобы за этот счет обеспечить жалованье приходскому священнику,  у  которого
на руках было шестеро маленьких детей {19}. Двумя годами раньше, в 1633  г.,
девятнадцать членов городского совета проголосовали за исключение  Холла  из
совета "за намеренное нарушение  его  распоряжений  и  разного  рода  другие
проступки, противные долгу члена корпорации...  и  за  постоянное  нарушение
спокойствия на наших заседаниях".
     Господь  благословил   Холла   одним-единственным   ребенком,   дочерью
Элизабет, крещенной 21 февраля 1608 г. О ней есть  одна  запись  в  дневнике
отца. Он описывает, как лечил ее от "судорог рта" в январе и апреле 1624 г.,
и месяцем позже от "блуждающей лихорадки", "порой ее охватывал жар, она то и
дело потела, потом опять холодела - все это в продолжение  получаса,  и  так
она часто мучилась в течение дня". Холл очистил ей кишечник и  смазал  мазью
спину. Отцовская забота сделала свое.  Она  была  спасена  от  смерти  и  от
смертельных недугов и вновь обрела здоровье на много лет {20}.
     Надпись  на  могильной  плите  Джона  Холла  характеризует  Сьюзан  как
вернейшую супругу (fidissima conjux), но это не совпадает с тем, что говорил
о ней Джон Лейн-младший в 1613 г.  15  июля  Сьюзан  предъявила  Лейну  иск,
обвиняя его в клевете перед консисторским судом  в  Вустерском  кафедральном
соборе, из-за того, что пять недель назад  ответчик  утверждал,  что  у  нее
"истечение из почек" "что она грешила  с  Ралфом  Смитом  у  Джона  Палмера.
("Истечение из почек" означало гонорею ("reins" - "почки"  или  "поясница");
однако  гонорея  в  те  времена  не  обязательно   обозначала   инфекционную
венерическую  болезнь,  хотя  в   данном   контексте   слово,   по-видимому,
употреблено именно в этом смысле. Лейн, в то время молодой человек  23  лот,
выходец из добропорядочной семьи  мелкопоместных  дворян  из  Олвстона,  сам
попадал в переделки. Его вызывали в  суд  за  бесчинства  и  за  клевету  на
приходского священника и  олдерменов.  Церковные  старосты  обвиняли  его  в
пьянстве. Возможно, од спьяну  и  со  зла  порочил  г-жу  Холл.  Ралф  Смит,
тридцатипятилетний сын виноторговца, был шляпочником и  галантерейщиком;  он
приходился племянником Гамнету Сэдлеру. Сестра  Лейна  Маргарет  была  женой
Джона Грина, брата известного нам секретаря городской корпорации, а старшему
из его двоюродных братьев предстояло жениться на Элизабет Холл. В июле  1613
г. его дядя Ричард Лейн  назначил  Томаса  Грина  и  Джона  Холла  опекунами
имущества, которое он скреплял за сыном и дочерью  {21}.  Жители  Стратфорда
были  тесно  связаны  друг  с   другом,   и   весть   о   скандале,   быстро
распространившись, так же быстро забывалась.  В  консисторском  суде  Роберт
Уоткотт, впоследствии засвидетельствовавший завещание нашего поэта, выступил
на бороне истицы. Лейн вообще не показался на суде и  менее  чем  через  две
недели был отлучен от церкви. Дело было прекращено.
     Местное предание утверждает, что семейство  Холл  проживало  в  большом
доме из дерева и кирпича в Старом городе поблизости от храма  св.  Троицы  и
еще ближе к Нью-Плейс. Рядом с вместительным жилищем был просторный сад, где
Холл выращивал различные