должны  были  уступать  всепобеждающему
профессионализму. В первом фолио, где  собраны  пьесы  Шекспира,  ему  также
воздается Должное как актеру.  Его  прежние  собратья  Хеминг  и  КонДел  на
девятой вступительной странице фолио помещают его, и  по  понятным  причинам
вполне заслуженно, во главе списка "ведущих актеров, игравших во  всех  этих
пьесах". "Все" пьесы - увы,  слишком  расплывчато:  мы  бы  предпочли  более
точные сведения.
     Эпиграмма, посвященная "нашему английскому Теренцию, г-ну Шекспиру",  и
включенная Джоном Девисом из Хирфорда в "Бич глупости" хотя и загадочна,  но
по крайней мере достойна быть современной Шекспиру:

                   Вслед за молвой тебя пою (мой Уилл) -
                   Иль не играл ты царственных ролей, -
                   Ты с королем как с равным говорил -
                   Король средь тех, кто ниже королей {26}.

     В каком смысле Шекспир был "королем средь тех, кто ниже королей"? Каким
образом мог он "с королем как с равным говорить"? И роли  каких  королей  он
играл? Некоторые биографы полагают,  что  Шекспир  носил  скипетр  и  корону
Дункана, Генри IV и Генри VI и даже склонного к самодраматизации Ричарда II.
Все это, однако, предположения. Ему не приписывают блестящих  ролей  Лира  и
Макбета {В элегии, посвященной Бербеджу в 1619 г., о нем  говорится  как  об
исполнителе роли Лира. Уместно предположить, что  он,  играл  также  Макбета
(см. Dennis Bartholomeusz. Маcbeth and  the  Players  (Cambrige,  1969),  p.
9-11).}, в которых прославился Бербедж.
     В 1699 г. анонимный  театрал,  возможно,  антиквар  и  собиратель  пьес
Джеймс Райт в неопределенной, но не лишенной оснований  фразе  заметил,  что
"Шекспир... как поэт был куда выше, чем актер" {27}. Роу,  собирая  материал
для своей краткой биографии Шекспира, пытался узнать больше, но безуспешно:

           Его  имя  напечатано,  по обычаю того времени, в начале некоторых
      старых  изданий  пьес  среди  имен  других  актеров,  но  без  точного
      указания,  какие  именно роли он играл; и, хотя я наводил справки, мне
      не  удалось  найти иных сведений об этом, кроме того, что вершиной его
      актерской карьеры была роль Призрака в его собственном "Гамлете" {28}.

     Призрак в "Гамлете" - эта тень нам уже что-то говорит.
     К этим традиционным сведениям неаккуратный собиратель древностей  Олдис
через полвека добавил еще одну пикантную деталь. Она появилась в  бессвязных
заметках, которые великий ученый-шекспировед Стивенс спас от забвения:

           Один из младших братьев Шекспира, доживший до глубокой старости и
      даже  живший  несколько  лет,  как я полагаю, после реставрации короля
      Карла  II, в молодости приезжал в Лондон навестить своего брата Уилла,
      как  он  его  называл,  и  видел  в  качестве зрителя, как тот играл в
      нескольких  собственных пьесах. Он следовал этому обыкновению и тогда,
      когда  его  брат  приобрел  славу  и  его  драматические  произведения
      становились  основным  источником дохода нашего главного, если не всех
      театров,  и  он  продолжал  этот обычай после смерти своего брата и до
      собственной кончины.
           ...   Используя   такую   возможность,   актеры  стали  с  жадным
      любопытством  расспрашивать  о  каждой  мелкой  подробности  характера
      драматурга,  о  которых  мог  сообщить  его  брат. Но он, по-видимому,
      будучи  в годах, страдал от немощей, из-за которых казался человеком с
      помутившимся  рассудком;  память  его ослабела так, что он едва ли мог
      ответить  на интересовавшие их вопросы; и все, что им удалось выведать
      у  человека,  находившегося  в  таком  состоянии,  о  его брате Уилле,
      свелось  к смутным общим и почти стершимся воспоминаниям о том, как он
      однажды  видел  его  [Шекспира]  играющим в одной из своих собственных
      комедии,   где,  изображая  одряхлевшего  старика,  он  носил  длинную
      бороду  и  казался  таким  слабым, согбенным и неспособным ходить, что
      исполнитель  другой  роли  донес  его  до стола, за которым он сидел в
      обществе  каких-то  людей;  они  ели, и один из них пел какую-то песню
      {29}.

     Таким образом, если это сообщение верно, то Шекспир, помимо Призрака из
"Гамлета", играл еще Адама в "Как вам это понравится", то  есть  персонажей,
стоявших либо одной, либо двумя ногами в могиле. Почтенные роли.  Однако  не
следует слишком полагаться на авторитет Олдиса, поскольку ни  один  из  трех
братьев Шекспира не дожил до Реставрации.
     Чуть позже, в XVIII в., Эдуард Кейпел, справедливо  прославившийся  как
редактор текстов Шекспира, повторил то  же  самое  предание,  но  источником
сведений на этот раз был некий дряхлый старец из Стратфорда.

           В  Стратфорде несколько лет назад, по традиции, рассказывали, как
      один  очень  старый  человек  из  этих мест, слабый разумом, но все же
      имеющий  отношение  к Шекспиру, когда соседи спросили, что он помнит о
      нем,  ответил,  что  он видел, как его однажды на своей спине вынес на
      сцену  другой человек; из этого ответа слушатели поняли, что он видел,
      как  Шекспир  играл  на  сцене  роль Адама. То, что Шекспир мог играть
      такую  роль,  подтверждает  другое  предание  о  том,  что  он  не был
      выдающимся  актером  и  потому не брался ни за какие роли, кроме таких
      незначительных,  как  эта;  этому  также  должна была способствовать и
      внезапная  хромота,  которая,  как  сам  Шекспир дважды сообщает нам в
      "Сонетах"  37  и  89,  однажды  постигла  его,  не  объясняя,  как это
      случилось или какого рода хромота и насколько она была сильна; однако,
      судя по его словам, она постигла его незадолго до написания этих строк
      {30}.

     В 37-м сонете поэт жалуется на то, что "любезнейшая  неприязнь  судьбы"
сделала его хромым, а в 89-м грозит: "Скажи  о  моей  хромоте,  и  я  тотчас
захромаю".  Понимание  смысла  метафоры,  видимо,  не  самая  сильная  черта
Кейпела, однако не он один опускается до такого буквализма. Представление  о
прихрамывающем поэте показалось привлекательным Вальтеру Скотту, который сам
был хром. "Он крепкий малый по части дубины и сабли, - так Сассекс описывает
Шекспира ("игривого, безрассудного малого") в "Кенильворте", - хотя, как мне
говорили, хромой, и ему, как я слышал, пришлось вступить в жестокую драку со
смотрителями старого сэра Томаса Люси из Чарлкота, когда  он  проник  в  его
заповедник и поцеловал  дочку  лесничего"  {31}.  В  данном  случае  Сассекс
находится на том перепутье, где встречаются эти две легенды.
     Несмотря  на  выдуманный  физический  недостаток,  которым  он   обязан
отсутствию воображения у своих критиков, Шекспир ухитрялся играть не  только
в своих собственных пьесах, не  и  в  тех,  которые  его  коллеги-драматурги
писали для труппы лорд-камергера. Когда Бен Джонсон в 1616 г. напечатал свои
пьесы в первом из великих драматических фолио века, он поставил имя Шекспира
на почетное место в списке "главных актеров", игравших в пьесе "Всяк в своем
нраве", которая была поставлена в 1598 г. Играл  ли  Шекспир  роль  старшего
Ноуэлла? По-видимому, он не играл  в  следующей  пьесе,  "Всяк  не  в  своем
нраве", так как его имя  не  упомянуто  в  списке  исполнителей.  Однако  он
перечислен среди актеров, игравших трагедию того же драматурга "Сеян" (пьеса
не сделала сборов) в 1603 г. В обоих списках  названо  имя  ведущего  актера
труппы Ричарда Бербеджа, а также  друзей  и  коллег  Шекспира  -  Хеминга  и
Кондела.
     Согласно позднему преданию, Шекспир предоставил Джонсону,  который  был
на восемь или девять лет моложе  его,  возможность  начать  свою  карьеру  в
труппе лорд-камергера. Роу так рассказывает об этом:

           Его  знакомство с Беном Джонсоном началось с того, что он проявил
      замечательную  человечность  и доброту. Джонсон, который в ту пору был
      совершенно  неизвестен,  предложил одну из своих пьес актерам; лица, в
      чьи  руки  она  попала,  перелистав  ее  небрежно и поверхностно, были
      готовы  вернуть  ему пьесу, ответив, что их труппе она вовсе не нужна;
      но  тут, по счастью, она попалась на глаза Шекспиру, и некоторые места
      в  ней  ему  так  понравились,  что  он прочел пьесу до конца, а затем
      рекомендовал  Джонсона  и его сочинения публике. После этого они стали
      друзьями,  хотя  я  и  не знаю, отвечал ли Джонсон такой же добротой и
      искренностью Шекспиру {32}.

     Скрытый смысл последней  фразы  вызывает  в  памяти  знакомую  картину,
изображающую Шекспира и Джонсона как двух могучих противников, причем добрый
Уилл возбуждает завистливые чувства  в  несравненном  и  воинственном  Бене.
Этими образами, относящимися к области преданий, мы в свою очередь  займемся
так же, как и высказываниями Джонсона о Шекспире.
     Все эти  предания,  доставившие  нам  столько  маленьких  удовольствий,
меркнут перед легендой  о  встрече  в  театре  актера  и  королевы.  Не  раз
повторенная, эта история получает окончательную форму в  компиляции  некоего
книготорговца Ричарда Райана, опубликованной 1825 г.:

           Хорошо  известно, что королева Елизавета была большой поклонницей
      бессмертного   Шекспира  и  часто  появлялась  (что  было  в  обычае у
      высокопоставленных  лиц  в  те  дни)  на  сцене  перед  публикой или с
      удовольствием сидела за декорациями во время представления пьес нашего
      драматурга.  Однажды  вечером,  когда  Шекспир  играл  роль  какого-то
      короля,  зрители  узнали,  что  ее величество находится в театре. В то
      время  как  он  играл,  она  вышла  на  сцену  и, встреченная обычными
      приветствиями  публики, грациозно, стараясь не помешать, направилась к
      поэту, но тот не заметил ее! Уже находясь за сценой, она встретилась с
      ним  взглядом  и вновь направилась к нему, но он все еще был настолько
      погружен  в  свою  роль,  что не заметил ее; после этого ее величеству
      захотелось  узнать,  можно  ли как-нибудь заставить его выйти из роли,
      когда  он  находится  на  сцене.  С  этой целью в тот момент, когда он
      должен  был  уйти  со  сцены,  она  подошла к нему, уронила перчатку и
      вернулась  за  кулисы;  заметив  ее  жест,  Шекспир поднял перчатку и,
      продолжая  речь  своего  героя,  добавил  к ней от себя слова, которые
      прозвучали так кстати, как будто входили в текст:

                      Согнувшись до высот услуги сей,
                      Мы снизойдем Сестры поднять перчатку.

           Затем  он  удалился  со сцены и вручил перчатку королеве, которая
      была  весьма  довольна его поступком и похвалила поэта за находчивость
      {33}.

     Этот фантастический рассказ о  галантности  уорикширского  провинциала,
импровизирующего перед своей государыней, столь  симпатичен,  что  возникает
соблазн пренебречь  несколькими  соображениями,  опровергающими  вероятность
этого романтического эпизода {34}. Во времена Елизаветы спектакли шли  днем,
а не вечером;  на  сцене  не  было  никаких  декораций,  за  которыми  можно
королева,  насколько  известно,  никогда  не  выражала   своего   восхищения
Шекспиром; она не посещала театры и не имела склонности показываться  толпе;
к тому же она как публично, так и в интимном кругу вела себя сдержанно и  не
снисходила до заигрываний  с  подданными,  занимавшими  низкое  общественное
положение.  Эти  факты,  к  сожалению,  умаляют  веру  в  подлинность  этого
анекдота, наивно изображающего Шекспира в царственной роли  и  на  равных  с
королевой.
     Поклонницы были и у  Бербеджа,  если  верить  той  фривольной  истории,
которую Эдвард Керл, студент  "Мидл  темпла",  рассказал  своему  соседу  по
комнате Джону Мэннингэму,  а  тот  записал  ее  13  марта  1602  г.  в  свой
"Дневник". Когда (как сообщает Мэннингэм) Бербедж играл  Ричарда  III,  одна
горожанка влюбилась в него, и они договорились о свидании;  однако  Шекспир,
услышав их разговор, прибыл первым, "был принят и достиг своей цели  прежде,
чем пришел Бербедж". Когда сообщили, что Ричард III у дверей,  торжествующий
любовник не без  злорадства  велел  ответить  ему,  что  Уильям  Завоеватель
предшествовал Ричарду III. "Шекспира звали Уильям",  -  услужливо  добавляет
Мэннингам {35} {Эта история была известна задолго до  того,  как  обнаружили
"Дневник" Мэннингэма, и появилась уже детально  разработанной  во  "Всеобщем
обзоре театра" Томаса Уилкса (1709), с.  220-221.  Поскольку  версия  Уилкса
(предложенная им "ради удовольствия, какое она может доставить  читателям"),
не отмечена ни у Э.  К.  Чемберса,  ни  в  первом  варианте  "Документальной
биографии Шекспира" (Шенбаум, 1975) и поскольку она  является  самой  ранней
версией, стоит возместить это упущение, полностью воспроизведя этот рассказ:

           Как-то  вечером,  когда должны были играть "Ричарда III", Шекспир
      заметил   одну   молодую   женщину,   говорившую   что-то   Бербеджу с
      осторожностью,  возбудившей  в  нем  желание  подслушать  их разговор.
      Женщина  сообщила  Бербеджу, что ее хозяин покинул город этим утром, а
      ее  хозяйка  будет  рада  принять  его (Бербеджа) по окончании пьесы и
      хотела  бы знать, какой сигнал он подаст для того, чтобы его впустили.
      Бербедж  ответил,  что  он  трижды  постучит в дверь и скажет: "Это я,
      Ричард  III".  Она  немедленно удалилась, а Шекспир последовал за ней,
      пока не увидел, как она входит в один из домов; расспросив соседей, он
      узнал,  что  в доме проживает молодая дама, фаворитка одного старого и
      богатого  купца. Когда подошло назначенное время встречи, Шекспир счел
      уместным  опередить  Бербеджа,  и  был принят по условленному сигналу.
      Дама  была  весьма  удивлена  самонадеянностью  Шекспира,  решившегося
      играть   роль   Бербеджа;  но,  поскольку  ему  (написавшему  "Ромео и
      Джульетту"), без всякого сомнения, достало и ума, и красноречия, чтобы
      оправдать   свое   вторжение,  дама  вскоре  примирилась,  и  они  оба
      наслаждались взаимностью до тех пор, пока у дверей не появился Бербедж
      и  не  повторил  тот  же  сигнал;  тут Шекспир высунул голову в окно и
      попросил его уйти, ибо Уильям Завоеватель правил до Ричарда III.
     Отрывок из "Дневника" Мэннингэма впервые был напечатан в 1831 г., когда
Дж. Пейн Коллиер сообщил  о  своем  открытии  этого  "Дневника"  (J.  Рауne.
Collier  The  History  of  English  Dramatic   Poetry   to   the   Time   of
Shakespeare).}.
     Если  эта  история,  которая  выглядит  более  достоверной,  чем   иные
легендарные наслоения,  верна  и  ведущий  драматург  "слуг  лорд-камергера"
добивался первенства завоевывая сердца любительниц театра, то и вся труппа в
целом также (и в этом не может быть  сомнений)  прилагала  все  силы,  чтобы
сохранить свое первенство в театральном мире. В 1597 г. для труппы  наступил
самый критический момент ее истории, ибо 13 апреля истекал срок  на  который
Бербедж арендовал "Театр" в качестве постоянного помещения {36}.
     Начались переговоры о новом соглашении  между  Бербеджем  и  владельцем
земельного участка  Джайлзом  Алленом.  Сначала  казалось,  что  они  смогут
договориться. Бербедж согласился на более высокую арендную плату - 24  фунта
в год вместо 14 - и скрепя сердце даже готов был  со  временем  передать  во
владение Аллена театральное здание. Однако, когда уже через пять  лет  Аллен
потребовал права  переделать  здание  театра  для  своих  собственных  нужд,
Бербедж  категорически  отказал  ему.  Теперь  он   стал   предусмотрительно
прикидывать, где еще можно было бы найти помещение для театра, и остановился
на старой трапезной бывшего монастыря Блэкфрайарз, который, хоть и находился
в пределах городских стен, зависел от короны, а не от лорд-мэра и олдерменов
Лондона. Бербедж заплатил  600  фунтов  за  эту  трапезную  и  потратил  еще
несколько сотен фунтов на переделку помещения для театральных  нужд.  Однако
аристократические  жители   этого   фешенебельного   района,   обеспокоенные
перспективой иметь по соседству общедоступный  театр,  направили  протест  в
Тайный  совет.  Они  добились   запрещения   театра,   однако   впоследствии
шекспировская труппа получила возможность использовать  по  назначению  свое
помещение в Блэкфрайарзе. Тем временем беды одна за другой  постигали  "слуг
лорд-камергера". В конце января 1597 г. умер Джеймс Бербедж. Миновал апрель,
а новый договор об аренде так и не был  заключен.  В  июле  из-за  скандала,
вызванного  крамольной  пьесой  "Собачий   остров",   поставленной   театром
"Лебедь", Тайный совет  удовлетворил  прошение  лорд-мэра  и  олдерменов  об
"окончательном запрещении...  театральных  пьес"  и  приказал  в  дальнейшем
разрушить театральные помещения Шордича и Банксайда; при этом были конкретно
названы "Куртина" и "Театр". К счастью, окончательное решение  оказалось  не
окончательным и театральные труппы  вскоре  возобновили  свою  деятельность.
"Слуги лорд-камергера", пользуясь  терпением  землевладельца,  еще  недолгое
время играли в "Театре", но в конце года они  перебрались  в  "Куртину".  Их
прежнее здание теперь опустело, и второстепенный  сатирик  использовал  это,
чтобы создать образ запустения:

                   Смотри, вон одинокий путник,
                   Как он похож на брошенный  "Театр",
                   Чья тишь темна, безмолвье беспредельно {37}.

     Шекспировская  труппа  оказалась  без  постоянного  помещения.   Теперь
возобновить   переговоры   с   землевладельцем,   одновременно   скрягой   и
пуританином, предстояло сыну Бербеджа Катберту. Когда Аллен прибыл в город и
остановился в "Трактире Георга" в Шердиче, как он это делал  четыре  раза  в
год для того, чтобы собрать арендную плату, Катберт попытался уговорить  его
заключить новый договор об аренде и осенью 1598 г. согласился  даже  на  его
непомерные  требования,  но   Аллен   все   равно   отказался,   не   считая
поручительство Ричарда Бербеджа Достаточно надежным. Уверенный,  "что  право
на упомянутый "Театр" и по закону, и по совести полностью принадлежит"  ему,
Аллеи намеревался "снести оный театр и найти дереву  лучшее  применение...".
Слова о  "лучшем  применении"  в  достаточной  мере  свидетельствуют  о  его
предрассудках. Но Аллену так никогда и не представился случай обрушить  свой
праведный гнев на  здание  театра  ибо  слухи  о  его  нетерпении  дошли  до
Бербеджей.
     28 декабря 1598 г., когда Аллена не было  в  городе  группа  решительно
настроенных людей под покровом темноты собралась возле "Театра". При  полном
одобрении вдовы Бербедж ее сыновья Катберт и Ричард вместе со своим другом и
финансовым поручителем Уильямом Смитом из Уолтэм-Кросса,  старшим  плотником
труппы Питером Стритом и дюжиной рабочих разобрали здание "Театра":  на  это
они имели право, специально оговоренное в истекшем договоре об аренде.  Этот
эпизод описан Джайлзом Алленом, все еще  пребывавшем  в  бессильной  ярости,
через три года после происшествия. Аллен утверждал, что  Катберт  Бербедж  и
его подручные,

      как  правонарушители  собрались  и  там  же,  и  тогда же, вооруженные
      большим   количеством   всевозможного  запрещенного  законом  опасного
      оружия,  а  именно  мечами,  кинжалами,  алебардами,  топорами  и тому
      подобным,  с  этим  оружием отправились к названному "Театру". И там и
      тогда,  вооруженные,  как сказано выше, действуя как правонарушители и
      жестокие  насильники  в  обход  законов вашего величества королевства,
      стали   сносить   вышеупомянутый  "Театр".  Когда  же  различные  ваши
      подданные,   слуги   и   фермеры   пытались  миролюбиво  уговорить  их
      воздержаться  от  сего  незаконного  дела,  они, то есть вышеназванные
      правонарушители,   те